Камикадзе в бигудях

Профессор уронил пенсне на пол. Золотой голос Австрии стоял на пороге его кабинета рядом с изумленной матерью пациентки. — Мари, подвинься. О, матерь Божья, ты уже и так натворила достаточно. У тебя же есть как минимум брат, почему ты скрывала беду в семье от меня? — Герр Сатклифф? Глазам не верю. — Да, собственной огорченной персоной. Дело сугубо семейное, надеюсь вы понимаете, — Грелль без лишних слов сел в кресло доктора, одним взглядом давая понять камердинеру, что сейчас нужно мигом устроить лучшее обслуживание. — Я пока не совсем понимаю… — Моя племянница у вас? Аманда здесь? Мари, молчи, ради всего святого, мне все равно на то, что наша семья так и не признает твоего замужества и мою племянницу. Но твой святой долг был тот час же, как случилось несчастье, прийти ко мне! — Аманда Ворст ваша племянница? Мари Ворст… Доктор, разинув рот, смотрел то на женщину у порога, то на Грелля. — Да, ужасная история. Наша семья отреклась и от нее, и от меня. Вот такие мы сироты. Я никогда не отрекался от своей старшей сестры, но я морально уничтожен тем, что все сложилось подобным образом. — В больнице она… — Моя племянница в больнице? Надеюсь, уход соответствующий? Так что же мы с позволения герр Гольштейна тут сидим? — Так поздно уже, я опоздала к Аманде, — удивляясь не меньше профессора, пролепетала женщина. Грелль посмотрел на прислугу так, что без лишних слов стало ясно — если Мари Ворст не станет подыгрывать, она лишится такой серьезной поддержки. — Прости меня, что не сказала. Я и найти тебя не могла, в театре адреса не дали, сочли за сумасшедшую, — дрожащим голосом произнесла Ворст, получая одобрительный взгляд оперной звезды. — Но как тогда нашли? — Ma Belle, это судьба. Иначе и не назвать. Мой достопочтенный, ох, я думаю все в курсе моих вольностей, — намекая на отношения с мужчинами начал рассказ Грелль, — Случайно привел ко мне новую экономку в дом, и когда я увидел документы, у меня ноты из рук выпали! Это просто судьба. Ну так что же мы сидим! Я хочу увидеть племянницу, я требую этого, в конце концов! — Больница закрыта. — И для меня? — Грелль шокировано посмотрел на профессора, — Для меня в этом городе что-то закрыто? Мари улыбнулась: то, с каким комически-детским выражением Грелль глянул на профессора, словно узнал нечто невообразимое, просто не могло вызвать иной реакции. А вот Сатклифф почуял неладное. Он просто хотел разыграть забавную сценку, повеселиться. Любой доктор, профессор, да хоть светило медицины, не держал бы такого гостя в кабинете в ситуации, так сказать, воссоединения семьи. А здесь профессор явно заволновался, и дело было не в благоговейном трепете театрала перед кумиром, было здесь что-то иное. — Мне трудно говорить, но состояние Аманды ухудшилось и навещать ее попросту опасно, она изолирована от посетителей, неизвестный вирус… — Хорошо! Я все понял, у меня есть все, что необходимо! Я сейчас же позвоню Пьеру Онаро, он лучший вирусолог-инфекционист! Он нам поможет! — Да, я слышал о трудах герра Онаро, но герр Сатклифф, понимаете, я боюсь, что ситуация уже непоправима. — Тогда я должен попрощаться! — И стать следующим? — это было последнее, на что мог надавить перепуганный профессор, который буквально молился, чтобы чертов исполнитель ушел, и история не была предана огласке. Сатклифф, опустив плечи, печально посмотрел на сестру. — Давай позвоним Филлипу. Он старший брат, он должен знать. Но потом, вы же даете слово, что мы попрощаемся? — Д-да, — кивнул доктор. До Мари, онемевшей от услышанного, не донеслись последние слова. Женщина не кричала, не плакала, она попросту смотрела в стену, даже не чувствуя, как по щекам текут ручьи слез. Все еще не было осознания, принятия, что дочери стало хуже, и ее судьба незавидна. — Идем, Мари. Мы не имеем права погибнуть, у нас в семье еще дети. Но доктор сказал, — в голосе появилась трагическая нотка, и аловолосый потащил «сестру» к выходу, держа за локоть. ******* Девочка отложила потрепанный молитвенник на тумбочку. Доктор сказал, что мамы не будет несколько дней, но она передала, что как только справится с работой — тут же навестит. Мама — единственный родной человек, как же она старалась, дом продала и все вещи, чтобы ей помочь. Было очень стыдно, столько усилий — и все без толку. Но доктор сказал, она может помочь маме, и пусть уколы были жутко болезненными, если маме станет платить легче, а значит работать меньше, то она с радостью и сотню уколов стерпит, как бы не было после этого плохо. Правой рукой вести дневник самочувствия было уже невозможно. Место, куда кололи, — кажется, доктор называл это веной, — опухло и гноилось. Но она прилежно старалась писать левой рукой, там ситуация обстояла лучше. — Плохо, Аманда, плохо, — на ломаном английском сказала медсестра, — Ты совершенно не стараешься. Да, пишешь неверной рукой, но посмотри, здесь много пациентов — и все стараются. Твой почерк трудно разобрать! — Матильда, беда! Беда! Записи, все записи… Нужно немедленно уничтожать всех подопытных! — вторая медсестра ворвалась в комнату, бросив коллеге чемодан с ампулами. — Матерь божья! — взвизгнула Матильда, видя, как одна из стен рушится на глазах. На обломках появился мужчина с темной книгой в руках. — Уберите яды на место. Ждите полицию и давайте показания, фрау Сингски и фрау Эттель. Не надо доставать пистолет, вы усугубите свое положение. Шатен спрятал книгу, поправив очки в круглой оправе. В полной тишине он спустился по обломкам на пол, прямо к перепуганной девушке. — Мой английский не так хорош, но ты можешь не волноваться, пока я здесь. — Что вы делаете? Меня лечат, я должна писать дневник, я… Медсестры уже слышали шум толпы, поднимающейся по лестнице. Это был конец. Нужно было убивать девочку, но этот мужчина, просто по волшебству появившийся тут, пугал настолько, что даже Эттель, служившая санитаркой во времена войны, ощущала мороз по коже. Хотя какое волшебство? Наверное, разработки секретных лабораторий. Да, именно так. В любом случае — они пропали. Выломанная дверь с грохотом упала на пол. Глава полиции города вместе с помощником мэра, сонные и злые, держали в руках пистолеты, за ними — толпа офицеров, чей-то галдеж и крики. — Да что вы делаете? Да, опыты! Но все это — лабораторные крысы, это все расходники ради науки! Их ничтожные жизни могут быть полезны ради тысяч других! Девочка не разобрала этих слов на немецком. Она левой рукой сжимала тонкое больничное покрывало, не понимая, что происходит. — Глава полиции, да пустите же меня к племяннице! И никаких допросов, потом все выясним! — Грелль уклонился от мужчины, что явно был против присутствия певца здесь. — Родственница герр Сатклиффа? — едва ли не хором воскликнули медсестры. Матильда во все глаза смотрела на мужчину в алом пиджаке. Увы, ее любимый исполнитель, на чьи концерты она по крохам собирала на самый дешевый билет, выглядел ужасающе. Роскошный исполнитель стоял в шаге от нее, яростно полыхающий от гнева. Он смотрел прямо на нее, пронизывая насквозь изумрудным взглядом. Она проводила опыты над его племянницей? Возможно такой же талантливой и… — Да что вы, — нервно засмеялась Матильда, — Вы ошибаетесь, это английский мусор. Маленькая крыса, дочь служанки, как она и вы, как… Вы же свет Австрии, вы же… Глава полиции посторонился, пропуская вперед своего помощника. Мужчина видел — исполнитель после услышанного на несколько мгновений изменился настолько, будто перед ними стоял кто-то другой. Опытный детектив тут же почувствовал, что Грелль Сатклифф, капризная оперная звезда, известная талантом и восхитительной внешностью, не так уж и прост. Он убийца. Скорее всего, жестокий палач, аккуратный и осторожный. Может не сейчас, но когда-то убивал, и не один раз. Мужчина, стоявший у девочки — такой же. Шатен смотрел на крикнувшую так же, словно примеряя в образ жертвы. Но, судя по всему, это в прошлом, иначе бы Грелль не поднимал такой шумихи. Звери, глядящие так, обычно сами избавляются от жертв. — Следи за обоими, — незаметным отработанным жестом дал знак своим подчиненным глава полиции. — Я родом из Бристоля, — на английском ответил Грелль, вынуждая женщину залиться холодным потом. Герр Сатклифф. Ее кумир, свет, надежда. Тот, чьи пластинки она заслушала до дыр, чей голос ободрял, когда сомневалась в том, стоит ли помогать экспериментам доктора. — Вы же понимаете, вряд ли выжившие медсестры скажут правду. Половина убила и себя, и детей. — Герр Сатклифф, простите, я не знала, я бы никогда… — Расскажи все что знаешь полиции. Поняла? — Да, конечно, герр Сатклифф, конечно! Я дам все показания, я буду полезной! — совершенно безумно пообещала медсестра, вызывая у своей подруги шок и ступор. Прежде Эттель была уверена — Матильда никому и никогда бы не выдала ни единой тайны. — Кто вы? — О, это мой друг. Он был возле больницы, я попросил его защитить мою племянницу, пока мы будем в пути. Герр Вагнер, благодарю. — Всегда рад помочь. Признаться, подумать не мог, что ваша семейная драма закончится так. Вы долго искали своих родных. — Аманда! — наконец и мать пробилась сквозь толпу полицейских, за ней торопилось несколько врачей. — Семейная история? — посторонился глава полиции. — Да, типичная для многих творческих людей. Я сбежал из дома будучи ребенком, и моя семья отреклась от меня за любовь к театру. Ну и не только к театру, мои родные ужасные ханжи. Моя сестра так же сбежала, правда не от любви к театру, а к будущему мужу. Родные отреклись и от нее, и от меня. Я искал ее очень давно, близкие мне люди знали об этом. — Вот как? — Да, именно так! Вы что, не верите? Да стал бы кто-то другой поднимать столько шума ради двух бродяжек? — Аманда поняла: надо набираться наглости и срочно помогать своему работодателю. — Но герр Сатклифф знаменит хорошими поступками, ну… — глава полиции замялся, стараясь вспомнить что-то, не связанное с театром. — Да как вы смеете, мой брат почти святой человек, если учитывать, что в бога я не верю! А сам он в детстве вылетел из воскресной школы за скандал с хористами. — Скандал с хористами? — О, глупая история, — отмахнулась женщина, — За него вечно все дрались, вот настоятель и не выдержал. — Мари, позволь напомнить, не я в мужской одежде воровал шоколад у того же настоятеля, — Грелль начал смеяться, подначивая женщину. Давно он не встревал в подобные авантюры, выражения лиц аудитории надо было видеть. — Как ты смеешь, я же леди! — Ты не леди, ты моя сестра, — отмахнулся Грелль. — Действительно, как-то неуважительно по отношению к фрау, герр Сатклифф, — хмыкнул глава полиции, все еще недоумевая: сейчас ему показалось, что эти двое действительно родственники. Тогда звериный взгляд можно объяснить. Может ему показалось? После войны везде видишь только животных… — А вы какое право смеете отчитывать моего младшего брата? Это ужасно, нет, я поверить не могу, где манеры, где хоть что-то? — Вы это мне про манеры говорите? Да вы себя сами ведете как черт в юбке! Я за вас заступился, между прочим, перед вашим братом! — Моя благодарность не знает границ, — съязвила женщина. — Она настолько велика? — хмыкнул глава полиции. — Границы есть у всего, кроме того, что не существует, — припечатала главу полиции Мари и, фыркнув, отправилась к своей дочери. Жнецы старались не хохотать. У Грелля по щекам текли слезы сдерживаемого смеха: настоящая трагикомедия, нет, как же повезло! — Ваша порода, герр Сатклифф. Я не удивлюсь, если узнаю, что она красит свои волосы, чтобы скрыть алый цвет. Да вот только характер не спрячешь. Как только она попала в такие неприятности… — Пойду и я к племяннице. А, и в следующий раз не оскорбляйте мою сестру, я ведь вступлюсь. Пусть в кулачном бою я слабее бывшего вояки, но ударить чем-то тяжелым сможет даже оперный исполнитель. Глава полиции закурил. Точно показалось. Был бы убийцей — так бы не сказал. Хотя бы оружием пригрозил. ************ Ситуация, случившаяся ночью, прогремела на всю Вену. И, разумеется, с утра толпа журналистов жаждала встретить лично и Грелля Сатклиффа, и его сестру, и племянницу, чтобы любым способом узнать подробности семейной драмы. Сколько было построено предположений предприимчивыми писаками — слов не было. Аманда, спавшая в комнате, в которой когда-то прятался Тилль, проснулась от того, что в комнату кто-то попытался сунуть свой любопытный нос. Но, благо, мать спала рядом, и писака получил по носу от представителя блистательной семейки Сатклифф. Уильям, невыспавшийся от трезвона в двери с раннего утра, пил уже третий кофе. Вот тебе и слава сожителя звезды. Поесть нельзя, поспать нельзя, пока он мылся — звон стоял на всю квартиру. — Благодарю, Мари. Что там с Амандой? Вчера ее осматривал мой хороший знакомый. Сегодня покажем Вагнеру, он лучший медик из тех, кого я знаю. Греллю было все равно на тревожащих покой. Он уже не первый раз становился звездой масштаба маленькой, но страны: уже и похитить пытались, и напасть, а вмешиваться в личную жизнь сколько попыток? — Вашими стараниями, — только и сказала немного уставшая и счастливая женщина, — Как вы только поняли, что там беда? Я ничего не смыслю в медицине, а он говорил так убедительно. — Так что там случилось? — вмешался Уильям. — Ублюдок. Эхо войны. Доводил до ума опыты нацистов, причем на деньги своих жертв. Половина медсестер и детей уничтожены, но некоторых спасли. Я не думал, что все настолько плохо, так, хотел кому-то нервы потрепать, скучновато мне в последнее время, — сонный, но довольный всем Сатклифф проигнорировал недовольную мину Уильяма и удивленную Мари. — Я все понял, когда он мне отказал в мелочи — навестить родственницу слегка позже отбоя. Мне. Сатклиффу. Отказать, — Грелль с возмущением принялся за кофе, одной фразой давая понять, что попросту невозможно так вести себя по отношению с великим. — Я совершенно перепугалась, плохая с меня актриса, — молодая женщина положила на стол горячие штрудели. — О, сначала да, все было настолько ужасно, что с таким успехом я мог бы позвать Бергера. Но потом вы главу полиции поставили на место, да еще так неплохо, что он признал, что мы родственники. Уморительная ситуация, Уилли, ты бы это видел! Спирс попытался сделать вид, что происходящее ему нравится. Задорный, веселый Грелль — идеальный, даже будучи таким сонным — очень нравился. Но вся эта шумиха, вся история изначально — просто глупость, и единственным желанием было рявкнуть на них, заставляя закрыть рты. — Почему ты бежала из Англии? Молодая женщина без мужа, с больной дочкой на руках, странно… Нет, здесь больше медиков, но в Германии еще больше. Словно от чего-то скрывалась. И список послужной идеальный: поместье Гарстоуд, имение Шервос. Женщина побледнела, мурашки побежали по коже, но она выдержала взгляд своего работодателя. Грелль хмыкнул. — Моего мужа убили во время войны. Документы, многое пропало. Мой маленький домик пришлось продать из-за болезни дочки. — Это был первый раз, когда ты солгала мне без наказания. Второго не будет. Ты работала в поместье Сиэля Фантомхайва. Недолго, но он кого попало не берет. — Фантомхайв? Не верю, я проверял ее документы! — Поместье Гарстоуд в двух шагах от Бристоля — тайная резиденция Фантомхайва. Я жил там три года. В том имении находились не особо важные тайники, сам граф раз или два был в этом доме. Но прислугу подбирал Михаэлис, так что рассказывай, Мари. — Что? — эхом спросила женщина, понимая: ее вот-вот уволят. — За что тебя уволили? — За профнепригодность. Меня взяли как старшую горничную поместья, но однажды сам граф приехал поздно вечером. И его личная охрана. Здание штурмовали. Я оказалась бесполезной… Меня конечно учили и с оружием управляться, и… Я в последний момент промахнулась. Дворецкий графа уволил меня лично с десятком девушек, но мне дали рекомендации для работы в Флористон-роял. — Флористон-роял? Не слышал даже. — Имение виконта. Я попала в особое расположение Господина, родила дочь, обо всем узнала его жена и… — Ты ее убила? — Нет, — женщина выдохнула, с ужасом глядя в сторону двери — она явно вспоминала увиденное в том доме, — Аманда. В него выстрелила Аманда, когда увидела плачущую Госпожу после пыток мужа. Малышка не понимала, что делает. Она просто… Пожалела Госпожу. Аманда часто играла с мальчишками, она видела оружие у охраны, возможно это повлияло. Я не знаю. Жнецы изумленно смотрели на горничную, комкающую кружева передника. В слова не верилось. — Затем я выстрелила в Госпожу, и мы разбили окно, имитируя ограбление. Слуги и охрана увидели избитых женщин. Мало кто знал, как издевался над супругой и ее личными слугами виконт, так что все поверили в грабителя. Госпожа жаловала мне дом, сама продала поместье и больше мы никогда не виделись. Горничная убрала грязную чашку Спирса, безразлично продолжая рассказывать свою историю. — Те, кто знал, думали, Господин не зря пытает жену и ее слуг. Это наказание за ее бесплодность. Да вот только были бы нужны ему так сильно дети, то забрал бы мою дочь и воспитал бы с Госпожой. Нет, виконт просто был садистом. Это вся правда. Дом я продала и приехала в Австрию, потому что здесь с документами проще. В Германии сейчас особый режим, могли бы задавать много лишних вопросов, а я торопилась — Аманде с каждым днем становилось хуже. Грелль засмеялся, вызвав у женщины удивление. — Малютка убийца. А по ней не скажешь. — Она добрая девочка, очень хорошая. Ее поступок… — Правильный. Мне нравится. Приведешь и себя, и ее в порядок. Вагнер — отличный врач, он будет ее осматривать. Одень и ее, и себя прилично, не хватало, чтобы думали, что родственники золотого голоса Австрии бедствуют, а он сам не может сделать женщинам подарок. — Вы так заботитесь… — горничная, кажется, подумала о чем-то предосудительном и сейчас потрясенно ожидала, когда от нее потребуют выполнения дополнительных обязанностей. Ну да ладно она, только бы дочку не обидели… — А вот этого взгляда не надо, ни ты, ни твоя дочка мне не нужны. Я ценитель мужской красоты, авантюр и крайне эгоистичная личность. Успокоилась? Выполнять. Кстати, на улице можешь капризничать, мне только на руку будет: реклама, перед тем как вернусь в театр, — читая испуг на лице женщины, тут же прояснил Грелль. — Вы уходили? — Да, а теперь такой благовидный предлог вырисовывается. Люди и так в оперу толпами валили, а сейчас мое имя на первых полосах газет. Я — несчастный младший брат, нашедший свою семью в такой беде. О, да это на драму тянет. Надо позвонить Георгу, пусть сочинит что-то интересное на эту тему, недурственная пьеса может выйти. А, и дочери не говори, пусть думает, что семья, дети могут проговориться репортерам. — Но вы же понимаете, она… — Пусть считает меня своим родственником, я к детям нормально отношусь. Подарки на Рождество и день рождения выберешь сама за мой счет. В школе ей будет кем хвастаться перед подругами. Мари, иди займись делом. — Да, герр Сатклифф, — удивленно произнесла горничная. — Так этот цирк — реклама? — Спирс все еще был поражен. — Думай, что хочешь, главное — что мне весело. Черт, надо пойти Нокса забрать, он уже должен быть на перроне. — Понятно, — зевнул Спирс. Он явно собирался вздремнуть хотя бы в подобии тишины. Грелль поставил пустую чашку из-под кофе. — Уильям, ты плохо слышишь? Я кажется сказал, надо Нокса забрать, — в голосе появились ледяные нотки. — А я тебе слуга? — Моей божественной красоте надо выбрать костюм и заняться работой. Веди Нокса сразу ко мне и не сиди без дела, — игнорируя угрозу в тоне Спирса, произнес Грелль, вставая с кресла. Уильям сцепил зубы. Ну вот же тварь, вот же… Брюнет молча пошел одеваться. Как бы он сейчас не ненавидел Грелля, он был, пусть, разумеется, очень глубоко в душе, но доволен. Сатклифф видел — приказной тон идеально подходит Уильяму. Попроси тот его иным, опять бы «вышел из образа». Жаль, что иначе не выходит, и их дружбы хватает на пару вечеров. Грустно, что ему опять приходится играть какую-то роль, чтобы просто выжить.