Камикадзе в бигудях

Не имея никаких идей, как устроить Уильяму ужасный день, девочка решила послушать Грелля и вести себя достойно. Больше часа они бродили по парку, потом сходили в кафе, в котором охранник странно смотрел в сторону Уильяма, и в конце путешествия — в магазин за тканями и платьем. — Мама, дядя сказал, чтобы ты выбрала платье подороже. — Меня и это вполне устраивает, — вздохнув, сказала женщина. Несколько портних сбились в небольшую стайку, рассматривая покупательниц. Они были похожи на тех самых Мари и Аманду, родственниц самого Грелля Сатклиффа. Девочка увидела несколько детей, сидящих на диванах в ожидании родителей, и направилась к ним. Увы, говорили они на немецком, и это было грустно, ведь половину слов Аманда не понимала. — Как тебя зовут? Где твои родители? —Элеон, Господин, отойдите от простолюдинки, я все понимаю, вы… — Меня зовут Элеон, — мальчик отважно игнорировал слова гувернантки. Он единственный говорил на английском, причем как на родном. — А меня Аманда. — Элеон Свонсон! Я требую, чтобы вы… — Я никуда не отойду. У меня и так друзей нет, а Аманда возможно из Англии. Она говорит на английском. Гувернантка поджала губы. Аманде стало совсем жаль мальчика в дорогой одежде. — Ну так, где твои родители? — гувернантка мельком заметила приличное по цене платье, но все равно сыну барона общаться с кем попало — так себе затея. И угораздило же попасть в этот магазин вместе Элеоном, который удрал от камердинера. — У меня только мама… — девочка вздохнула: так, дядя сказал, что мышиный писк не услышат. Нужно стать ровно и показать, что она достойная племянница. — Мой дядя — Грелль Сатклифф, золотой голос Австрии, и если вы передо мной не извинитесь, я все ему расскажу! Гувернантка уронила на пол свертки. Одна из портних застыла, услышав звонкий детский голос. Уильям закатил глаза — все, кажется, спокойная жизнь только что закончена. — Аманда! — шикнула Мари, увидев мальчика с гувернанткой. Так, одежда сопровождающей очень дорогая, ребенка — тоже. Аристократы. Черт, ну как так вышло, на минутку отвлеклась — и на тебе! — Бред какой-то, — заворчала женщина, поднимая покупки с пола, — Иди к своей матери живо, иначе позову полицейского. Аманда укусила себя за щеку. Ну и страшная женщина, ничего не скажешь. — Я не понял! — дверь открылась от сильнейшего толчка, — Какого черта я должен вас искать по всей Вене? — Грелль, кажется, был всем на свете недоволен. Мельком глянув на магазин, увидел бледную как стена племянницу, застывшую Мари с отрезком ткани в руках и гувернантку, что почти отталкивала свертком девочку. — Дядя! — Он самый, ну, что случилось? — Она сказала, что позовет полицию. — Да? А что ты натворила? — Хотела подружится с Элеоном. — Герр Сатклифф, понимаете, это сын барона, и мой долг оберегать его от общения с простолюдинами и… — С каждым словом вы делаете только хуже, — пробормотала Мари, беря девочку за руку. Грелль посмотрел на мальчика за спиной гувернантки, который тщетно пытался избавиться от ее руки. — Это правда! Я услышал английский, подумал, она из Англии, и захотел познакомиться. — А, ну раз так, общайтесь. О, это у нас семейное — всем голову кружить вне зависимости от сословия и статуса, — хмыкнул Грелль. Аманда недоуменно глянула на дядю. Тот, закатив глаза, ухмылялся с видом всезнающего человека. Сын барона побагровел так, что слился по цвету с костюмом дяди. — П-простите, я п-просто подумал, — мальчик заикался, с каждой минутой все сильнее тушуясь перед взрослыми. — Не бойся, Аманда не кусается, верно, племянница? Девочка отрицательно мотнула головой. Мальчик уставился в пол. — Эй, все в порядке, это же просто поздороваться, я бы тоже подошла. Элеон вздохнул, отважно поднял голову, увидел ехидный взгляд Грелля и пулей выскочил из торгового зала. — Первая любовь, — патетично сказал Грелль, — Бессмысленная и беспощадная. Поздравляю, Аманда, запиши где-то на своем счету первого поклонника. За сотню перейдешь — может, дядю когда-то догонишь. — Обязательно догоню, — азартно сказала девочка, вызывая смех у Сатклиффа и удивленный взгляд у Мари. Мужчина поднял девочку на руки и вышел из магазина. — Ох, беда, за ним-то все увиваются: и девушки, и даже мужчины, говорят, с ума сходят, — заведующая магазином тяжело вздохнула. Мари подпрыгнула от удивления: откуда только женщина позади взялась? — За дочку вашу головы так же сносить будут. Ох и учитель, повезло вам с родственником. Такой талант, такой знаменитый. А может и дочь тоже занимается музыкой? Мари отрицательно мотнула головой. Женщина вздохнула. — Ну, может еще будет у золотого голоса помощница, а что вы тут стоите? Ох, да берите все бесплатно. Вживую герр Сатклиффа увидела, да так близко, чудо-чудо. На концерты за бешеные деньги не попасть, а тут племянница, сам Грелль, — заведующая кивнула работникам зала, те быстро начали собирать все, что присмотрела женщина, — Да ткани получше! Что вы там ей подсовывали, хотите магазин мой опозорить? ********** Грелль отставил чашку с кофе. Глава полиции, еще раз извинившись, удалился и, виновато глядя на Мари и девочку, ушел из роскошной квартиры. — Врач та еще дрянь. Решил вас подставить. Нет, подумать только, выставить тебя воровкой! Ну, теперь все улажено. — Я никогда столько драгоценностей не видела, — Аманда в упор смотрела на шкатулку, забитую украшениями. Почти все были с рубинами. — Глава полиции, похоже, так же был удивлен моей маленькой коллекции. Ну как, племянница, вымотала Уильяма? — Мы были в парке. Потом в кафе. Там такие странные люди, им почему-то мистер Спирс не понравился. — Только не говори, что кафе возле театра, лиловая вывеска… — Да-да, я увидела там в витрине пирожные. Сатклифф рассмеялся. Забавная девочка, интуиция у нее отменная. Привезти Уильяма в то кафе, где совсем недавно он попал в неприятности с австрийским отделом жнецов — талант. — Нравится тебе быть моей племянницей? — отсмеявшись, спросил Грелль. Блондинка закивала, все еще не веря, что это происходит с ней. — Тогда у тебя проблемы. Большие возможности не даются просто так. Хочешь, чтобы тебя так же баловали, придется работать. Много работать. — Я умею! И платья подшивать, и… — Немецким заняться немедленно. От этого говора мне не по себе, половина букв проглатывается, мерзость, — жестко сказал Грелль, доставая книги из настенного шкафа. Аманда притихла. Такого она не ожидала. — Манеры. Французский и немецкий. Нотная грамота и танцы. А это — для развлечений, — последний томик был со сказками. — Но… — А ты как думала, я дам тебе себя позорить? Молись и радуйся, что я настолько занят, что от скуки тебя за инструмент не посадил. Помню Гробовщика и того довел, а он непрошибаемый. Аманда вздохнула. Дядя очень странный. То балует: буквально на руках вынес из магазина и целый час они объедались пирожными. То учеба… Но он прав. Если она не будет учиться, то ему будет за нее стыдно. — Не устраивает, тогда… — Я очень-очень постараюсь, чтобы тебя не расстраивать, — девочка быстро схватила тяжелые томики и понесла к себе. Грелль даже угрозу, что отправит ее из своей квартиры куда подальше вместе с матерью, не успел договорить. Оптимизма в Аманде было на пятерых. И как эта девочка убила виконта? Нет, как она после этого не обзавелась десятком психологических травм? Забавная, ничего не скажешь. — Смотри, что я нарисовала. Знаю, это жалко… Грелль увидел на альбомных листах нечто очень абстрактное, но красного цвета. Если очень присмотреться и включить все воображение, это напомнило ему человека. Аманда застыла. Нет, глупая была затея. Дяде точно не понравилась такая неточная копия самого себя. — Буду считать это шедевром абстракционизма, Пикассо тоже не для простых обывателей писал, — Грелль поставил альбомный лист на рабочий стол, прислонив к книгам, — В следующий раз рисуй меня справа, это у меня рабочая сторона. Аманда, изумленно посмотрев на мужчину, закивала. Ее не отругали и… Вроде даже не назвали это глупостью? Грелль же еще раз задумчиво посмотрел на рисунок. — Ты понял, что я тебя нарисовала? — Ага, ты достаточно точно уловила, что красное в этом доме лучше всего смотрится на мне, — с иронией сказал мужчина. — Это правда, маме больше идет зеленый или розовый. Но мне тоже нравится красный. Такой хороший цвет. Когда я выстрелила в виконта и увидела красный, я сразу поняла, что все спасены. Сатклифф перевел взгляд на девочку. Та, улыбаясь, пригладила бант на платье. — Но ты же убила человека. — Я не дала издеваться над мамой и Госпожой Лэррой, это большой-большой секрет, но раз мама сказала, что ты ее брат, значит тебе можно знать. — А ты знаешь, что за убийства наказывают? — Да. Конечно, так поступать нельзя. Но если меня накажут, я не против. Скажи, а ты когда-то так поступал? Ну, убивал? Грелль промолчал, но по ухмылке было ясно, что он думает на этот счет. Аманда просияла. Мама всегда боялась даже вспоминать об этой истории, боялась крови… Проговорившись дяде, девочка даже поверить не могла, что ее поймут. — Когда-нибудь мы кого-нибудь защитим и убьем вместе плохого человека. Только не говори маме, — прошептала девочка, — Договорились? Это будет наш большой секрет. — Иди учись, убийца, иначе я с тобой такие темы даже обсуждать не буду. Больно нужна мне помощница необразованная и несуразная. — Я буду очень хорошо учиться, — счастливо пообещала Аманда, убегая из кабинета. Грелль посмотрел на рисунок. Вспомнил абсолютно счастливый детский взгляд и обещание. Это же надо, мотивировать ребенка не угрозами или похвалами, а вероятным совместным убийством. Сатклифф засмеялся. Нет, ему решительно повезло, что он решил повеселиться и ворваться к идиоту-доктору. ************* Тилль убрал бинты, задумчиво глядя на рану. Та не спешила затягиваться, но уже хотя бы немного стала меньше. Обработав все необходимыми препаратами, Орсини ушел в соседнюю комнату за бинтами. — Уверен, что за тобой не следят? — Да, герр Эдлер. Сейчас им не до этого. Начался австрийский отбор, герр Сатклифф все время проводит с Вагнером и Ноксом. — О, забрал Рональда? — Да, временно. Пока ничего не ясно, но точно, что герр Нокс будет с нашим отделом на всех состязаниях. — Знаешь, я знаю Грелля очень хорошо. Он мог что-то заподозрить. — Ну что вы, герр Эдлер. Он сейчас так завален работой — слов нет. Мало ему австрийского отбора, так еще и за Амандой следить надо. — Это еще кто? Тилль пожал плечами. — Никто не знает, откуда она взялась. Только утром в газетах появились громкие заголовки, что герр Сатклифф нашел свою старшую сестру с дочкой. До этого он ввязался в историю с незаконными исследованиями на детях, но что там произошло — как обычно, никто не знает. Нам было велено нормально относится к Аманде, это просто ребенок. Но Вагнер сказал, что девочка по каким-то причинам нравится начальнику. Гробовщик уставился на Орсини с таким удивлением, что стажер даже засмеялся. Эдлера трудно было удивить до такой степени, что он даже выходил из образа уставшего от всей жизни старца. Нынешний Гробовщик совершенно не был похож на того блистательного мужчину, которого знали в Австрии. Вымотанный, черные круги под глазами, небрежно расстегнутая рубашка, темные брюки — он больше походил на сбежавшего с каторги безумца, чем на того элегантного, пусть и немного экстравагантного, загадочного мужчину. — Аманда совсем маленькая, ей, кажется, десять лет. Вагнер говорил, что она чем-то походит на начальника. Я пока ничего такого не заметил, но знаете, очень забавно было, когда герр Сатклифф сказал, чтобы Аманда трепала нервы мистеру Спирсу. Тот попытался взбрыкнуть, но герр Сатклифф что-то ему тихо сказал и мистер Спирс послушно, как собачонка, пошел выполнять приказ. Все-таки я не понимаю, зачем он приехал. — Так значит Греллю лучше? Тилль вздохнул. — Нет. В какой-то степени да, но… Я не знаю. Он ведет себя достаточно уверенно, в разы лучше, чем раньше. Вот только мы переживаем. Особенно Вагнер. Вы же знаете, Филлип хорошо с ним общается, сейчас они даже работают в паре. — Он взял в отдел Нокса, но работает с Вагнером? Тилль кивнул, вставая, чтобы опять уйти на кухню. Нужно было принести еду в комнату. Гробовщик уставился в стену. Вагнер — умный, хитрый и всегда настолько тепло относился к Греллю, что порой Гробовщик невольно чувствовал легкую ревность. У них много общего, включая общие интересы касательно убийств. Вагнер мог понять, Грелль в такой патовой ситуации будет привязан к Уильяму, цепляясь за старые близкие отношения. Все что угодно, только бы стало легче. И, разумеется, Филлип скорее прикончит Уильяма и будет упорно добиваться Грелля, только бы спасти Сатклиффа. Иногда уважение и… Это трудно назвать просто уважением. Оно по отношению к Греллю переходило многие границы. Филлип не допустит, чтобы Сатклифф изменился в худшую сторону. Даже с учетом, что Вагнеру нравится Тилль, потерять Грелля тот не сможет. Слишком уж он уважает Джека Потрошителя, слишком почитает начальника и слишком уж близок Сатклифф и дорог Филлипу. Вишенка на торте. Напарники. Было у Грелля негласное правило: он всегда, абсолютно всегда выбирал в напарники только учеников или тех, к кому питает исключительную симпатию. Он не выбрал Нокса, хотя тот при должной подготовке себя отлично покажет. Взять ту же Атлантику, он проявлял себя с лучшей стороны. Но взял Вагнера. Что же… Гробовщик сцепил зубы. Ревность — худшее, чем можно было отравлять себе время, пока он гниет в этой квартире, зализывая раны как зверь. Еще одна монетка в копилку сомнений. Ребенок. Вагнер отлично относился к детям, это их общая черта с Греллем, оба часто подтрунивали друг друга, называя «папашка на полставки», когда один опекал Тилля или пока второй, разумеется с капризами и нытьем, но вел уроки у сирот, помогая самым талантливым. — Кулинар из меня так себе, но это лучше, чем бутерброды, — Тилль поставил на стол суп и чай. Сбоку в пакете были пирожки. — Спасибо. Выручил. Скажи, а как Вагнер к Аманде относится? — Отлично, он ей помогает, она чем-то больна. Я видел, как он ей читал сказки на немецком, у него дар находить общий язык со всеми, — улыбнулся Тилль. Гробовщик хмыкнул. Нет. Какие уж тут чувства, надо вылечиться и добить ублюдков, которые могли бы достать Грелля. — А у вас с Филлипом все нормально? — Странные какие-то у вас вопросы, — Орсини снял передник, — У меня все замечательно. Вы бы думали, как извиняться будете. Не думаю, что начальник вас так просто простит. — Смотри за Филлипом в оба, мой тебе совет. Я все сказал, спасибо за помощь. Тилль опустил взгляд в пол. Что имел в виду мужчина? Невольно вспомнился тот эпизод у окна. Да, Вагнер всего лишь помог, видя, что Греллю не по себе, и нужно переводить тему. Но с другой стороны, они действительно иногда были даже слишком близки. Множество интересов — от оперы до убийств, да и Филлип единственный, кто знал Грелля лучше всех в отделе. — Понятия не имею, о чем вы, — выдохнул Орсини, вспоминая, что Гробовщик тот еще манипулятор и мог попытаться их стравить с Вагнером для каких-то своих целей. ********* Чем отличается начальник от руководителя? Руководитель может быть самоуверен, местами ленив и капризен, экстравагантен, и о воды святейшей Леты, невероятно высокомерен. Но он прекрасно знает своих подчиненных и всегда, когда это необходимо, станет в строй рядом со своими ребятами, принимая любой удар на себя больше, чем кто-то другой. Тилль не знал, как поступить. Попросту немел, видя, как работают коллеги. Он видел и прежде, как сражаются те же жнецы, но в этот раз они использовали новое построение, и сейчас на огромном ринге, походящем на римский колизей, весь пятый отдел стоял не как обычно, клином, а почти в одну линию. Это значило нечто новое. — Это стратегическая ошибка, мало места для маневра, — хмыкнул Кински, предвкушая нечто интересное. — Посмотрим-посмотрим. В чем, но в мозгах нашей алой принцессы я уверен, — ухмыльнулся Берштейн. Звание алой принцессы — слегка издевательское, но даже тут уважительное — Сатклифф приобрел совершенно случайно, когда на очередном дежурстве случилось ЧП и он примчался прямо с театра в каком-то невообразимо шикарном костюме с королевскими регалиями и даже короной, вплетенной в высокий хвост заколкой, которая чудом держалась на голове. В таком изумительном виде его и увидел Берштейн вместе с Вагнером, когда тот отбивался от обезумевшего жнеца с косой пятого ранга. Эдлер так же успел вовремя: он-то и брякнул по дурости про принцессу. — О, нашелся. А что ты там один стоишь, — Берштейн подвинулся, давая бледному Тиллю сесть удобнее. — Но там же место пятого отдела. — Место пятого отдела на ринге. За тобой надо присмотреть, на случай, если герр Сатклифф победит, и остальные остолопы захотят мести. Может достаться в толчее, — к Орсини, как ни странно, Кински относился достаточно неплохо. — Тогда наверное и мистеру Спирсу не поздоровится. — О, этот, — Берштейн закатил глаза, — Ну сходи приведи, только шустрее. Безгранично удивленный Тилль умчался за Спирсом, и оба вернулись в ложу главы департамента. — Все, спасательная операция проведена, Кински? Платочки выдашь, таблеточки принесешь, что там еще для чувствительных натур? — недовольно-язвительно фыркнул Флориан. — Я просто хочу избежать лишней крови, глава, — слегка склонив голову, недовольно произнес Кински. — Прошу прощения, но… — Про ваши вероятные неуставные отношения в курсе все, так же как и о ваших способностях. Второй отдел самый многочисленный: на ринге пять человек, на трибунах — сорок. Вас порвут на британский флаг, как только герр Сатклифф победит. И тогда эта алая бестия будет мстить. Нам не нужен бешеный пес с командой обученных подчиняться только ему сволочей. Спирс даже не понял, радоваться ему или, наоборот, ненавидеть данную ситуацию, ведь по сути его унизили как специалиста. Берштейн посмотрел влево, вправо. Одним точным прыжком очутился на перилле ложи. — Я мог бы долго прочищать вам мозг на тему, зачем нам эти сборы. Вы все знаете правду, зачем мы собираемся здесь — выявить ошибки, наказать слабых и наградить лучших. Это все. Удачи, — голос прокатился по рингу и трибунах. Флориан взмахнул косой. То ли золото, то ли медь — не понять, она была такая же старинная, как и косы Гробовщика и Вагнера, те же ручка и лезвие — недаром смертные изображали смерть именно такой. Изящная коса, украшенная множеством старинных завитушек, неизвестных узоров, словно это был какой-то язык, была узкой, лезвие едва ли превышало ладонь, а ручку, казалось, бы мог взять в руки даже стажер. Но сила, заключенная в ней, огонь, которым она была объята, слепил тех, кто был в ложе, а всем остальным даже с самых дальних углов было видно синее пламя. Задорный смех Грелля прокатился по рингу — он первым выступил вперед, прокрутив словно игрушку в руках меч. Вагнер, переглянувшись с руководителем, ухмыльнулся лукаво, довольно. Подал руководителю руку. Мгновение — и ситуация переменилась. Берштейн сам не ожидал такого поворота событий. Обычно монстры Сатклиффа кичатся своими изящными приемами и маневрами, а сейчас же все встали спинами друг к другу, подняв косы. Это значило только одно — силовое наступление. Так и вышло, изящный Грелль ударом рукояти меча в висок заставил первого, кто подошел к нему, упасть на четвереньки — удар сапога под дых — минус один, не терять никого из виду. Сатклифф увернулся от удара сбоку и ринулся в самую гущу. Тишина на трибунах стояла гробовая. — Что? Как… — Кински подошел прямо к краю ложи, даже Берштейн и тот во все глаза смотрел на то, как на ринге вместо привычного, почти театрального сражения происходит кулачный бой, практически врукопашную, без кос. Уильям и тот, наплевав на то, что глава будет явно против такого близкого соседства, стал рядом. Почти не дыша, глядя на то, как такой изящный, казалось бы, слабый без косы Грелль, ловкостью, сильными и точными ударами убирает с пути противников. Кто доволен таким стилем боя, так это Бергер. Тот явно, вспомнив солдатское прошлое, боролся как разъяренный медведь, вышибая ударами огромных кулаков всех, кто посмеет к нему сунуться. Второй отдел пораженно переглядывался. Они надеялись на трюки, на косы, но тут, в ближнем кулачном бою, косы бессильны, а они не готовы к силовым приемам. — Герр Валеску, — Грелль был на голову ниже ростом главы второго отдела, что как затравленный волк раздавал удары направо и налево, видя панику своих людей и не зная, что делать. — Убью! — рявкнул немец, бросаясь на Сатклиффа без косы. Грелль отбросил свою косу в сторону, вызвав у трибун изумление. — Его же придушат! — Берштейн! — рявкнули откуда-то со стороны ложи. Сбрасывая амулет невидимости, из угла широкими шагами к перилам направился Гробовщик. Берштейн достал косу, Кински последовал его примеру. — Он самоубиться хочет, неясно? — С Вельзевулом значит один на один не самоубьеться, а тут раз — и сдохнуть от рук ничтожного главы отдела? — рявкнул Флориан. Трибуны закричали, зашумели. Грелль, схватив за руку Валеску, не стал обороняться, — наоборот, потянул его на себя и в одном прыжке, обхватив ногами шею, начал душить ошеломленного немца. — Шикарная у тебя смерть, не находишь? — сплевывая кровь с разбитой губы, прошипел Грелль. Побагровевший от недостатка воздуха Валеску пытался сбросить вцепившегося в него как клещ Грелля, но все тщетно: он задыхался, а Сатклифф и не думал ослаблять хватку. Валеску упал прямо на Сатклиффа. Тот ушибся спиной, но так же не отпустил. — Пятый отдел победил! — рявкнул Берштейн, опять возникая на перилле ложа. — Прошу слово, — Грелль слегка задыхался. Флориан кивнул. Сатклифф, слегка пошатываясь, встал. Вагнер и Бергер, как обычно, были у него за плечами, готовясь ловить своего начальника, если тот рухнет. — Итак, кто там свой жалкий писк поднимал в сторону, что дело в косах или актерстве? Если надо, любой жнец должен за глотку взять, без косы и красивых выкрутасов. Вцепится клещом, собственными руками, без магии и прочей мишуры убить демона, ангела, любую тварь, помешавшую нам выполнять свою работу. Это мое мнение. Мнение Грелля Сатклиффа и каждого, кто сегодня со мной на ринге без силы кос! Гробовщик оцепенел так же, как и Кински. Флориан моргнул: он был так поражен, что опустил голову, обдумывая услышанное. Грохот сотен кос об трибуны, без аплодисментов, — высшая степень уважения. Как бы не ненавидели Грелля, но все прониклись этими словами. Старый обычай — оставьте хлопки для торжественных чинных-современных мероприятий. Здесь, дома, в Вене, многие если не смогли наконец понять, что нужно смотреть чуть дальше алых волос или дорогих костюмов, то как минимум поняли, что и под горячую руку без косы лучше Греллю не попадаться. — Вагнер, свет мой, скажи мне, есть какое заклинаньице, чтобы ребро сломанное быстрее починить? — Что-то придумаю, — прошептал в ответ Филлип. — Я точно знаю одно. Помните, герр Сатклифф, я вас после Атлантики латал? Тогда еще и обморожение было, помогло, — прошептал Нокс, стоящий сразу за Вагнером. — Умница, Нокси, а теперь элегантно уходим, пока я не упал, — улыбаясь, забормотал Грелль. — Ребро какое? — уточнил Филлип. — Левое нижнее. Филлип, улыбаясь еще шире, подхватил Грелля на руки и под аплодисменты своих коллег понес в раздевалку. В хохоте Бергера, где он хвалил Нокса за «ну может и не убили бы тебя в армейке-то», и недовольном бурчании Гайдена — опять пиджак испачкан и китель, китель новый на выброс! — никто из посторонних не заметил, что руководителю плохо.