Камикадзе в бигудях

Наше время. Австрия. Вагнер прекрасно помнил их знакомство. Особенно те, немного забавные, но искренние отношения Грелля и Гробовщика. Сатклифф был слабее, не таким опытным, и уж тем более не таким известным. Но он был счастливым. Все было иначе. А теперь они оба сломаны. Или нет? Могут ли сломаться два сильных жнеца, два зверя из-за предательства любимых? Это же так глупо. — Дядя? Аманда приоткрыла дверь. Вагнер и Сатклифф лежали на диване. — У меня с немецким маленькая проблема… — Вагнер, поучаствуй в воспитании. Я пока просто полежу, — Грелль прикрыл глаза. — А может дядя? — Аманда, он когда-то меня немецкому учил, так что дерзайте. Мое алое высочество устало и хочет просто греться на диване. Я заслужил. У меня еще вечером попытка в налаживание личной жизни. — С кем? С ним? — Филлип кивнул в сторону гостевой спальни. — Было бы жестоко, не дай я ему никакого шанса. — Это глупо. Поддерживать его игру, давать ему, что надо. Дарить хороший пинок, когда это необходимо… Содержать и терпеть выходки. Теперь что, шанс? Сатклифф рывком встал, опустив ноги на пол. Негодование Филлипа опять толкнуло его на опасения, что он зря пустил в свою жизнь Спирса. Вагнер глаз не сводил с мужчины в алом. — Достаточно. Ты очень близкий друг, но в своей жизни я буду копаться сам! Надо заняться учениками Мотси. Этот старый идиот преувеличивает их значение. Посмотрим, за что он будет прятаться, когда я их уничтожу. Вагнер хмыкнул. Хорошо. Пусть так. Сейчас. Но у него был план на крайний случай, который он обязательно использует. ************ Спирс старался скрыть восторг, рассматривая Грелля напротив — идеального даже в мелочах — в ресторане в самом сердце Вены. Сатклифф, улыбаясь, смотрел то на бокал, который изящно держал в своей руке, то на Спирса, который весь вечер пожирал его голодным взглядом. Как же отличался этот Уильям, улыбчивый и понимающий, от той твари, которая называла его алой потаскухой, валяясь на полу, прибитый, как гвоздем, каблуком сапога. Нет, не отличался. Плевать ему было и на прекрасный весенний вечер, и на изысканный десерт — он уже предвкушал очень и очень приятную ночь. — Не пей сегодня много. — Это третий бокал вина. На празднике твоего же отдела все пили бутылками. Хорошо, если вечер будет таким же прекрасным, как сейчас. Наверное, ни одно шампанское этого не стоит. Еще один сальный взгляд. Сатклифф слегка опустил глаза. Его мутило и от себя, и от Уильяма. Была просьба совсем не пить, но в баре уже не первый раз недоставало коллекционных вин и виски. Было требование найти работу — ноль реакции, только наличность продолжила пропадать из шкафов и кошельков. Грелль улыбнулся своим мыслям. Выходила препротивная ситуация. Сатклифф встал из-за стола, выходя на улицу. Спирс поспешил за ним. Весенний ветерок разметал аккуратные пряди. Ночь такая красивая, теплая. Кружиться бы в танце, пока от усталости не рухнешь на диван, наслаждаясь тем, что живешь, горишь, чувствуешь это существование каждой клеткой! Сатклифф крутанулся на каблуках. Стало чуточку легче. Уильям, слегка улыбнувшись, взял его за руку и потянулся за поцелуем. Сказка кончилась. Грелль понял — не отвертится. Он должен что-то дать. Попытаться. Перебороть себя, наступив на горло желаниям. Может быть, что-то сложиться. Но, увы, отвечая на горький, с привкусом алкоголя, поцелуй, только подташнивало. Хотелось оттолкнуть липкого, словно испачканного в чем-то Спирса. Он не просто целовал, он словно хотел подавить, подчинить, придушить своим поцелуем. Не отпуская, тот держал его за плечи, как пленника, грубо стискивая нежную кожу. Даже сквозь ткань пальто и рубашки чувствовался этот захват — наверняка будут синяки. Рука скользнула по бедру, заставив Сатклиффа недовольно фыркнуть. Уильям по-своему истолковал недовольство, попросту завернув с Греллем в ближайшую подворотню. Он бесцеремонно и грубо, как неопытный мужлан пытался не приласкать, а тискать — как товар или шлюху, то и дело заглядывая в глаза в поисках искры — куда уж пламени. Грелль легко оттолкнул Спирса. Уильям сцепил зубы, он тоже чувствовал это. Идеал был каменным и холодным. Во взгляде — вымученное «надо», а не желание. Между ними не то что искры не загоралось, они словно вернулись в ту самую страшную эпоху, когда каждый секс был просто физиологическим актом. Грелль старается, пытается. Он сам что-то делает, но все бестолково и холодно, противно до одури. С той только разницей, что раньше противно было только Спирсу — Грелль пытался вбить в свою голову любовь и делал все, что попросят. Даже больше. — С Гробовщиком ты зажимался куда огненнее. — Я просил тебя не напиваться. Секс после того количества алкоголя, что ты в себя влил… — Сатклифф поморщился, поправляя свой бант на шее, — Невозможен. Уильям сцепил зубы так, что те чудом уцелели. Грелль с ненавистью смотрел на Спирса. Как назло вспомнилось, как это было с Эдлером. Пусть горит огнем Уильям, зачем только напомнил? ************* Около пятидесяти лет назад. Италия, Рим. Резиденция графа Фантомхайва. Они целовались как умалишенные весь вечер, прямо у рояля. Дыхание перехватывало, грани давно стерлись. Он дышал Гробовщиком, или наоборот — непонятно, только помутневшие от страсти взгляды, переплетенные пальцы… Вот что оставалось в сознании. Сколько ласки, сколько огня. Грелль приподнялся, увлекаемый Гробовщиком. Прохладная рука скользнула по бедру так мягко, что он даже не заметил. Сердце бешено билось в глотке, он жил только чувствами. То ласковый, нежный поцелуй на кончиках губ, словно никогда прежде никто не целовался, и они только изучали это искусство, осторожно играя друг с другом. То долгий, пламенный, почти кусая друг друга. Сатклифф сжал до боли мужское плечо — как же хотелось больше и больше, сдаваться напору, постанывать от нетерпения! Мужчина одним движением снял с него очки, положил на инструмент. — Зачем? Я ведь тебя не увижу, — Грелль дышал тяжело, постоянно облизывая пересохшие искусанные губы. В его голосе явственно было слышно разочарование. Гробовщик начал расстегивать шелковую рубашку, принимаясь целовать шею. — Почувствуешь, — немного охрипшим тоном пообещал Гробовщик. Грелль сглотнул: да уж, очень многообещающе, он уже от чувств сам в себе как неопытный школьник потерялся. Оставалось только следовать за руками, отдаваться до конца, слушаться, понимая — дальше только лучше. Грелль слабо понимал, куда они идут и зачем Гробовщик, иногда обхватывая его за талию, заставляет сделать несколько шагов. Легендарный сдался, будь проклята эта кровать! Успеется, они еще ее сломают, обязательно. Сатклифф послушный, податливый — живое пламя в его руках. Какая к черту кровать, и так управятся! Он и сам не заметил, как стянул с него брюки, достал из кармана смазку — вот она, запасливость — не зря чувствовал, что скоро до этого дойдет. Долго подготавливал его, слыша возбужденные просьбы не церемониться и брать его здесь и сейчас, иначе он его убьет. Стоя у стены — до кровати пара шагов, плевать, не дойдут уже — Грелль, тяжело дыша, старался не упасть. Гробовщик дышал прямо в затылок, порой поворачивал его лицо, чтобы заглянуть в изумрудные глаза, горящие от страсти и удовольствия. Стройный, высокий Сатклифф, не сдерживаясь, стонал, жарко отвечая на каждую ласку и движение. Иногда от удовольствия словно током прошибало насквозь, и он, всхлипывая, выгибался навстречу движениям любовника. Если бы не Гробовщик, крепко державший его одной рукой за бедро, а второй буквально пригвоздивший худые запястья к стене, Грелль давно бы потерял равновесие. Голова кружилась то ли от частого дыхания, то ли от присутствия, то ли… Неважно. — Больше не могу, я сейчас, — срывающимся голосом простонал Грелль. — Мне тебя еще очень мало, — мужская рука схватила его за бедро крепче, заставив охнуть, и Гробовщик укусил его за плечо, стараясь болью отвлечь от финала. Действительно мало. Слишком мало. Не хватает, не насладился в полной мере стонами, телом, взглядом. Сводил с ума своей отзывчивостью, пылкостью, желанием. Грелль, ты действительно произведение искусства, безумно порочное, но какое же восхитительное. Все это хотелось сказать вслух, но у Гробовщика, откровенно говоря, не хватало выдержки. Он старался как мог продлить удовольствие. Сатклифф задрожал, выгнулся дугой, приоткрыв рот — кажется, даже голос пропал — несколько судорожных вздохов, и аловолосый застонал, тут же умолкая и бессильно падая на партнера. Ему показалось, он… Потерял сознание, выпал из реальности — настолько стало хорошо. Сил хватало только чтобы, приоткрыв глаза, смотреть куда-то вдаль, чувствуя самое настоящее блаженство. Гробовщик и сам, тяжело дыша, пытался успокоиться. Грелль не двигался, его держали только руки Гробовщика, иначе он бы давно если не упал, то съехал по стене — все тело словно превратилось в желе, и он никак не мог себя контролировать. Было в этой картине нечто восхитительное. Гробовщик улыбался, убирая разметавшиеся волосы Грелля, тот все еще словно был где-то не здесь, ему там было определенно хорошо. Его уставший, но такой сияющий взгляд — да он весь походил на старинную картину, написанную гениальным художником. Прекрасная мадонна, волшебная в своей загадочности, и в то же время порочная, такая желанная. — Умница, — тихо сказал мужчина. Все так же улыбаясь, уложил любовника на постель, а тот растерянно и мягко, совсем не так, как обычно, посмотрел на него, приходя в себя. Обычно после секса хочется курить или еще чего-то, но Грелль понимал, что сейчас он ни рукой, ни ногой не шевельнет, да и не надо. Он все еще пребывал в мягких объятиях удовольствия, чувствуя руку Гробовщика на своей талии. Он молча закрыл глаза, понимая — еще немного, и уснет. А может это все и был сон? Такой удивительный. Гробовщик приподнялся на локте. Ему повезло. Он не просто везунчик, он счастливчик! Грелль все еще улыбался, и он не удержался, поцеловал его еще раз. Нежно и очень ласково. В благодарность за все, что он делает. За отзывчивость и доверие. Сатклифф прикрыл глаза. Вот она — разница между сексом и любовью. После секса смываешь с себя человека, стараясь забыть о грязи. А любовь… Хочешь раствориться в этом моменте, остаться навсегда. Гробовщик точно его любит. — Будем спать. Все потом, — тепло сказал мужчина, поправляя на засыпающем одеяло, осторожно убирая его длинные волосы из-под рук, чтобы во сне случайно не задеть. — Я тебя очень люблю, — напоследок прошептал Гробовщик, ненавидя себе за эту слабость, но, увы, он не мог промолчать. — Я знаю. Я чувствую, все как ты и сказал. Я тебя тоже очень люблю, — проваливаясь в сон, с улыбкой сказал Грелль. *********** Наше время. Австрия. Грелль готов был себя уничтожить за это воспоминание. Ненавидел. Рычать хотел от бессилия. Так не будет с Уильямом. Ни с кем так не будет. А может и в принципе это не повторится. — Герр Сатклифф, вас все ищут. Нужно срочно выезжать в Иннсбрук. ЧП перед соревнованиями. Едем не только мы, но и второй отдел. Если все сложится удачно, сразу после ликвидации ЧП будут соревнования, тренировки тоже там. Сатклифф кивнул. Спасибо, работа. Спасла-выручила родная. Бергер последовал за Греллем. Уильям ругнулся. Тут сама судьба против! *********** Три месяца спустя. Грелль положил голову на стол. От усталости перед глазами все плыло. Конечно, выход на международный этап предстоящих соревнований был очевиден, но, увы, Сатклифф даже думать не мог, что в этом году будет настолько сложно. Нельзя было надолго прекращать тренировки. Он только вернулся с Иннсбрука, ЧП было серьезным — даже соревнования перенесли. — Господин Сатклифф, там еще два письма. Наверное, счета за квартиру и коммунальные услуги. — Положи их в стопку, Мари. Свободна, — устало сказал Грелль. — И еще мое жалование… — Спирс не заплатил тебе? Женщина опустила голову. — Вы меня простите. Я вижу, как много вы работаете, такая длительная командировка вас измотала. Я знаю, дело не мое, и можете меня уволить. Но Спирс не платит мне второй месяц. И сам он не работает. Я уже не помню, какой день он не на работе, а в пабе. Это происходит достаточно часто. Когда вы уехали в командировку, он пропал на две недели… И еще… Прошу вас, проверьте шкатулку с драгоценностями. Он сказал, что если я вам расскажу правду, пропажу повесят на меня. Я прошу, только чтобы вы выяснили правду. Сатклифф надел очки. Пока он не особо верил горничной, но пошел в свою комнату и открыл секретер. Несколько перстней, цепочка… Не хватало с десяток вещиц, не особо приметных, не самых дорогих. Все же Спирс и воровство — пока что не слишком вязалось. — Если я узнаю, что ты солгала — я тебя убью. В прямом смысле этого слова. — Вы точно сможете выяснить правду? Я не хочу страдать без вины. Грелль кивнул. — Поверь. Я людей как книжки читаю. Идем, я дам тебе денег. Не за все месяца, но… — Не надо. Судя по всему, мистер Спирс затащил вас в ужасные долги. Меня все устраивает, пока я не голодна и есть, где ночевать. Просто я не могу выносить ложь этого пьянчуги! Да и у дочки все хорошо. Она пока что в пансионе — мне хватило тех денег, что вы оставили. — Он на ней срывался? Мари опустила глаза. — Просто лучше ей не видеть, что он устраивает тут по пьяни. Грелль вернулся к себе. Искать Спирса он не будет. Слишком унизительно бегать по Вене с целью уличить кого-то во лжи. Он дождется Уильяма. Приехал-то действительно удачно, неожиданно. Прошло несколько часов. Наконец горничная отворила дверь в прихожей и по просьбе Грелля ничего не сообщила Уильяму. Сатклифф вышел в коридор. — Как тебе мой сюрприз? Запах алкоголя — будто Уильям в чане со спиртом искупался — неприятно ударил в нос. — Замечательный, — Спирс, покачиваясь, пошел на кухню. — Где был? — А я должен докладывать? На работе. Обратно шли с коллегами, выпили по кружке пива в пабе. Сатклифф хмыкнул. Пока в голосе Уильяма ни тени нервозности. — Понятно. Слушай, Уилли, у нас с деньгами напряженка. Прозаичная проблема, но все же. — И что я могу сделать? — в пьяном голосе появилась агрессия. — Поучаствовать в этой ситуации. За квартиру счета пришли, за все остальное… Оплатишь? — Грелль вручил Спирсу несколько конвертов со счетами. Брюнет несколько секунд явно пытался вчитаться, но в его состоянии — с английским, родным, беда, куда уж немецкий. Только вот цифры, да, они были впечатляющими. — Я знаю, ты не в курсе, куда платить, можешь мне отдать. — Это что, сумма за полгода? — За месяц, — спокойно сказал Грелль, хотя его уже выводил из себя вид в стельку пьяного Спирса. — Откуда у меня такие деньги? — Ну заплати частично, хотя бы за квартиру. Ты же работаешь второй месяц… — Зачем тебе этот дворец? Хватило бы однокомнатной. Куча ярких безделушек, избавься от них, только в глазах рябит. Продай уже это тряпье, зачем оно тебе? Вот деньги и появятся, раз у тебя с зарплатой проблемы. Великая звезда недостаточно зарабатывает? Знаешь, Грелль, чтобы блистать, нужно платить, и я за это не собираюсь выкладываться. Сатклифф побледнел. Это наглость, неслыханная и невиданная! Спирс же понимал, почему нет денег. Во-первых, все премиальные ушли на старые долги — за тот месяц, проведенный в депрессии. Плюс, куда-то пропала вся наличность из шкафов. Во-вторых, он был в командировке, на сборах, и не мог работать в опере, чтобы как обычно зарабатывать. — Вот как. Действительно, не должен. — Да, не должен! Потому что я к тебе никакого отношения не имею, ты меня к себе не подпускаешь. — Ты пьешь на мои деньги, берешь без спросу мои драгоценности, лжешь на каждом шагу, — Греллю было трудно, но он сдерживался, понимая, что с пьяным спорить бесполезно. — Поэтому и пью! Твое отношение ко мне недопустимо. С ним трудно мириться. — Запиваешь горе? За мой счет? — Раз уж иначе утешить не можешь, — оскалился Уильям, доставая из шкафа бутылку. Грелль мельком взглянул на старые запасы — их уже не было. Прощайте, коллекционные вина и настойки. Грелль сцепил зубы. Уильям плеснул алкоголя в первую попавшуюся чашку. — Я тебе не нянька! — Да уж. К тому же, посмотри на себя: растрепанный, жалкий. Не знаю, накрасься что ли, я бы к тебе сейчас даже при твоем большом желании не подошел. Приведи себя в порядок. Раньше же как-то получалось, откуда-то деньги были? Или твоему бывшему за Легендарность доплачивали? А может пенсия за выслугу лет была огромной? Сатклифф взял первую попавшуюся тарелку и разбил об пол. Нужно было выплеснуть пар. — Не бей посуду, на новую денег нет, — равнодушно сказал Уильям. — Когда он был здесь, я о деньгах не думал. Я мог… — Ты себя запустил и меня довел, что ты там можешь… Сатклифф дал брюнету пощечину. Уильям схватился за щеку. — Проспись. Потом поговорим, — Грелль пошел на выход из комнаты. Голова раскалывалась, он слишком устал, для того чтобы выслушивать эту грязь. Спирс, недолго думая, оглушил Грелля бутылкой из-под бренди по голове. Грелль рухнул на пол. В прихожей хлопнула дверь. Горничная побежала к другу Сатклиффа, которого знала очень хорошо. ********* Сатклифф открыл глаза. Что было вчера — он не помнил. Рядом с постелью сидел Уильям, бледный и перепуганный. — Прости меня, прошу, я больше… — Что случилось? — Господин, — женский измотанный голос заставил Сатклиффа поднять голову и с ужасом посмотреть на пол. Мари была ранена секатором. Она понимала — шансов выжить мало. Все возле кровати, вся одежда… Все в крови. — Аманда, прошу, Аманда! Там в столе счета за пансион. Я бежала к Вагнеру, но… Мари захрипела, откашливая кровь. Договорить не смогла. Даже глаз не закрыла, с мольбой и ужасом глядя на Сатклиффа. Уильям рухнул на колени. Он понимал, нужно вымаливать прощение — вдруг сжалится? Вдруг не все потеряно? Он же был просто пьян, он не знал, что делает. Еще и горничная-дура побежала к Вагнеру, сопротивлялась и кричала до последнего. — Я больше никогда, Грелль, клянусь, я… Сатклифф, пошатываясь, встал. Мутило. Значит сотрясение. Не говоря ни слова, он ушел в ванну. Спустя несколько минут оттуда донесся безумный смех. Уильям начал стучать в дверь, но она была заперта. Сатклифф вышел, все еще без остановки смеясь. Это так сюрреалистично, глупо, он не верил, что попадет в настолько идиотскую ситуацию. Гробовщик. Он… Никогда не поднимал на него руку, какими бы не были скандалы, что бы не случалось и кто бы не был виноват. Насилие — табу. Тренировки тренировками, но вот такое? Мари… Бедная женщина, как теперь с дочкой поступить? Он спас ребенка, но погубил его мать. Грелль хохотал, размазывая слезы по щекам. Кровь, труп, коленопреклонный Уильям. Он сходил с ума от сюрреалистичности этой картины. — Ну давай! Люби, целуй, извиняйся! — оскалился Грелль. У него была истерика. Спирс сам понять не мог — собственное чувство вины пробуждало словно бы раздвоение личности. Он любил и ненавидел одновременно. Спирс подошел к Греллю и попросту закрыл рот поцелуем, схватив за алые, будь они прокляты, волосы. А может он всегда ненавидел? Все зря, пропади пропадом, гори! Сатклифф запротестовал. Больно. Будь он проклят, больно. Уильям словно хотел вырвать клок волос, всю злость вкладывая в грубую пародию на поцелуй. Грелль отпихнул от себя Уильяма. Тяжело дыша, он смотрел на мужчину напротив. — Минута. Одна минута, Спирс. Шестьдесят секунд, чтобы ты испарился, иначе я тебя убью. Отсчет начат, — мертвым тоном произнес Грелль и зачем-то сам выбежал из квартиры во двор. На улице была ночь.