Почему мне так хочется тебя защищать От неудач и врагов, от невзгод ограждать? Я заставить хочу тебя всегда улыбаться, Чаще смеяться, никогда не бояться. Пустоту в твоей душе я мечтаю заполнить, С миром доверия тебя познакомить, Стать твоим верным другой, опорой надёжной, Сделать мечты твои целью возможной.
Для Какёина оставшиеся будние дни тянулись медленной, как улитка, вереницей. Он не мог думать ни о чём, кроме предстоящей встречи с новыми друзьями. Решено было идти в парк, в субботу: оставалось так мало времени, и вместе с тем — так много… Гнусное, огнём сжигающее душу ожидание стало даром и проклятьем омеги, потому что он не мог обычно уснуть по ночам, когда очень предвкушал чего-то, из-за спутанного клубка мыслей в голове, отбивающего чечётку в груди сердца и предательски потеющих ладоней, поэтому глупо было надеяться выспаться к прогулке; она стала его идеей фикс, захватившей сознание полностью, без остатка. Это началось в тот же день, когда парень только вбросил интригующее предложение. Уже тогда он еле отсидел остаток дня на рабочем месте, то и дело нервно ёрзая на стуле, что вдруг начал казаться просто жутко неудобным, и лихорадочно метая взгляд то на настенные часы, то на экран телефона при любой удобной возможности. Даже приставке было не под силу хоть как-то скрасить ситуацию и отвлечь Нориаки: когда он проходил уровень, то делал это на автомате, совершенно не вдумываясь в смысл своих действий, потому что мысли были заняты выбором остроумной колкости, с которой можно будет начать разговор в субботу; когда же юноша доходил до сложного места, где застревал, то вообще не понимал, как там очутился. На вопросы посетителей он откликался в лучшем случае со второго раза, тут же забывая напрочь суть вопроса, а читать посты других художников в Инстаграме тоже оказалось не очень-то хорошим вариантом: пробежав глазами по тексту, Кекс ловил себя на мысли, что вообще ничего не запомнил, словно и не читал вовсе. Приходилось перечитывать одно и то же два раза, три, а потом оставалось лишь сдаться и признать, что это всё бессмысленно. Секунды тянулись минутами, минуты — часами, часы превращались в настоящую пытку, но хуже всего было слышать яростную перепалку Цезаря с Дио, закрывающих алкомаркет. Они заканчивали на полчаса раньше, как, впрочем, и остальные; как и все, кроме Кекса. — И вот за что мне это? — вопрошал рыжий в чистом недоумении, со взглядом, полным искреннего возмущения. Чем ближе подкрадывался вожделенный конец рабочего дня, тем более невыносимым становилось напряжённое ожидание, а теперь к нему примешалось ещё и разливающееся рекой в душе чувство печали. Неудивительно, Какёин всегда был, в принципе, довольно везучим, а тут такое невезение на голову свалилось! Теперь он один из своей новой компании не сможет ходить домой со всеми вместе. Несправедливость ситуации безжалостно душила его. — Что именно? — поинтересовался тогда Жан, расставляющий по местам многочисленные безделушки, которые покупатели складывали порой куда попало вместо того, чтобы вернуть на законное место. Он по-белому завидовал Кексу, работа которого заключалась в том, чтобы протирать штаны за кассой, считать на калькуляторе деньги и изредка, при крайней необходимости, раздавать консультации, в то время как вся самая тяжёлая и даже «грязная», по скромному мнению Полнареффа, работа доставалась именно ему. — За что тебе то, что тот страшный альфа тебя походу сталкерит? — Джотаро не страшный! — тут же возразил Какёин, резче, чем планировал, а потом добавил, уже гораздо мягче, задумываясь при этом на мгновение, — он хороший. Как жаль, что омега забыл главное правило «Страны чудес», по своей важности сравнимое разве что с главным законом джунглей. Он совершил фатальную ошибку, настоящее преступление, наступил на грабли, на которые уже не раз наступал, чтобы ими же получить по лицу, раскрыл строжайшую тайну, которую должен был хранить, как зеницу ока, назвал имя того, кого нельзя называть. Он заговорил об альфе при Полнареффе. Француз не был бы собой и, возможно, не был бы даже французом, если бы оставил всё как есть и не отложил бы в срочном порядке расстановку фигурок, прикрывая рот рукой, как школьница, только услышавшая главные сплетни недели: — Оооуу, — эту интонацию Нориаки узнал бы из тысячи, потому что не раз слышал её в своих ночных кошмарах. Рыжий раздражённо закатил глаза и тяжело вздохнул, а вместе с медленным выдохом ему отчаянно захотелось выпустить не только весь воздух из лёгких, но вместе с тем, желательно, и душу: уж лучше пусть под раздачу попадёт бездыханное бренное тело, которому хотя бы не придётся терпеть грядущую моральную атаку. — Хороший, значит? Какой «хороший»? — Он добрый. И весёлый, хотя по нему и не скажешь, — Какёин не знал, какая муха его укусила, потому что совершенно точно изначально не планировал отвечать на провокационный вопрос, но слова вырвались сами собой, и назад их было уже не забрать, — а ещё знаешь, что? Он понял отсылку, когда я написал в чат: «Да прибудет с тобой сила» и ответил, что ему это не нужно, ведь он «уже на тёмной стороне», — в голосе омеги сквозило едва заметное восхищение, ведь его и правда удивило, что альфа разбирается в некоторых популярных фандомах, пусть и не досконально. Куджо вообще оказался довольно разносторонней личностью, хотя с первого взгляда и могло показаться, что кроме музыки его вряд ли что-то интересует. А уж отсылки Кекса если кто-то и понимал, то всё равно никогда им не подыгрывал, но гитарист сделал это, что стало ещё одним безоговорочным плюсом в его копилку. — О, ты его так защищаешь… — француз игриво облокотился о ближайший стенд, делая неестественный акцент на каждом слове, и Нориаки пожалел о том, что не сдержал язык за зубами, о том, что попался в эти цепкие сети без возможности выбраться и о том, что вообще родился. — Это совершенно не то, о чём ты подумал, Пол-Пол, — парень всё-таки попытался оправдаться и придать высказыванию оттенок отстранённости, но отчётливо понимал, что это не остановит любвеобильного знатока страстей сердечных от развития утомительного допроса. — Да ладно тебе, — француз медленно, но верно приближался, словно подкрадывающийся к чуткой мышке голодный кот. Он был как бомба замедленного действия, готовая взорваться в любую секунду, — вы неплохо смотритесь, — неугомонному хватило наглости чуть ли не лечь на прилавок, подпирая голову руками: момент истины настал. — Может, он тебе просто нра… — Может, тебе просто заткнуться, Полнарефф? — рыжий всё-таки решил, что лучшая защита — нападение, поэтому выбора не осталось. Лучше нагрубить коллеге и удушить в зародыше все его подозрения, чем пойти на попятную и позволить ему, словно пиявке, по капельке высосать терпение Нориаки и все его душевные силы. Однако по растерянному лицу собеседника Кекс понял, что ответ вышел чересчур резким, а потому добавил значительно мягче, — я это к тому, что внешность бывает обманчива, знаешь ли. — Да-да, знаю, — будто бы обиженно бросил Жан Пьер, до подозрительного медленно отходя от кассы и продолжая незаконченное дело с расставлением фигурок. По плотно сжатым губам и пляшущим в глазах чертям стало очевидно, что юноша едва сдерживает смех. — Но если нужен будет совет, ко мне всегда можно обратиться… — Полнарефф! — упрекнул омегу Кекс, не найдя, впрочем, новых оправданий; для них всё равно было поздно с самого начала.***
Джозефу остаток дня было невероятно скучно. Обычно он ценил то, что устроился на подработку именно в фаст-фуд, потому что на бесконечный поток посетителей в разгар рабочего дня можно было неплохо отвлечься: когда приходится торопиться и отчаянно пытаться не промахнуться пальцем, набирая очередной заказ, чтобы не задерживать очередь ещё больше, бегать туда-сюда, собирая похожие друг на друга заказы, руки, как и мозги, постоянно чем-то заняты, и не остаётся места для личных переживаний, но эта пятница выдалась на удивление безлюдной, даже несмотря на популярность и конкуренцию забегаловок в торговом центре, а потому, разойдясь по рабочим местам, новые друзья забрали с собой и всю радость альфы. Окружающие всегда видели Джозефа со счастливой улыбкой на лице, горящими от перманентного эмоционального возбуждения глазами, запасом искромётных шуток на любой случай жизни и исключительно позитивным взглядом на мир. В принципе, это не было чем-то далёким от правды: Джостар и являлся таким — весёлым простачком, но далеко не наивным и далеко не таким уж простым. Многие считали его харизматичным и привлекательным, со многими юноша и сам заводил знакомства; наверно, полезных связей и потенциальных приятных собеседников у него было не меньше, чем бывших у Цезаря, и всё же в такой длинный список не входили настоящие друзья. Хорошие знакомые — безусловно; те, кому можно было довериться и полностью открыться — нет. В остальных же участниках Star Platinum виднелся тот самый потенциал, что ударник искал, скорее всего потому, что они все по-своему были одиноки, точно так же, как и Джостар; со всеми ними было чертовски приятно проводить время и болтать обо всём на свете, строить планы на будущее и забывать о личных проблемах. Альфа размышлял над этим без привычной улыбки на лице. На самом деле он выглядел таким неподдельно серьёзным, что казалось, случилось нечто ужасное, но на самом деле такое выражение лица просто выглядело на задорном обычно юноше крайне непривычно. — Всё, с плитой закончил, наверно, можно расходиться, — тяжело выдохнул Авдол, не скрывая явного напряжения, охватывающего его каждый вечер перед походом домой благодаря тому, что один пленительно пахнущий лавандой омега частенько уходил с работы пораньше, дабы составить альфе компанию. Что ж, Джозеф мог понять коллегу, всё-таки Мохаммед снимал одну квартиру на двоих с обожающим его французом, а потому избежать с ним ежедневной встречи попросту не мог и пытался хотя бы во время короткой прогулки насладиться одиночеством. Впрочем, если бы в их отношениях всё было бы действительно плохо, они, очевидно, давно разъехались бы. — Поспеши, а то прекрасная принцесса с начёсом тебя догонит и съест, — посоветовал тут же ободрившийся ударник с широкой ухмылкой на лице, безжалостно прогоняя пчелиным роем вьющиеся в голове мысли. Поддаваться им прямо на рабочем месте было непростительно, ведь никто не должен видеть Джостара печальным. Он — душа любой компании, человек, что всегда веселится сам и веселит других, пусть и не все его шутки оцениваются по достоинству, тот, кто может поддержать абсолютно любой разговор; да он просто не имеет права впадать в отчаяние по таким пустякам, как какое-то там плохое настроение. Тем более, на горизонте маячило такое приятное событие, как прогулка в парке, и альфа действительно ждал этого с нетерпением: он давно ни с кем не гулял, потому что среди многочисленных знакомых не было тех, с кем хотелось бы искать встречи, а эпатажные музыканты, кажется, постепенно становились теми, кому под силу будет заполнить бездну пустоты в душе альфы. — Если хочешь, я сам всё закрою. — Да, спасибо, я побежал! — обрадованно поблагодарил Авдол, после чего, то и дело подозрительно оглядываясь, словно ожидая внезапной атаки, поспешно удалился. Джостар же покачал головой альфе вслед, беззлобно усмехаясь, а потом поспешил закончить с оставшимися делами и тоже, наконец, отправиться домой в гордом одиночестве.***
Завидеть неподалёку Цезаря с Дио стало приятной неожиданностью. При взгляде на итальянца ударнику вообще неосознанно хотелось улыбаться, а тут парни о чём-то спорили, и ситуация со стороны выглядела ещё и по-настоящему комично: Цеппели прикладывал максимум усилий, чтобы закрыть хлипкую стеклянную дверь алкомаркета, неистово матеря её, себя и всё на свете в придачу, в то время как Брандо повернулся к собеседнику боком и нервно постукивал ногой, время от времени поглядывая в сторону выхода, явно искренне надеясь поскорее свалить. — Почему бы тебе… Да блядь… Просто не позвать его куда-нибудь? — через силу прыснул итальянец, яростно надавливая на ключ, но быстро оставляя эту затею: не дай бог ещё сломается, тогда ситуация станет лучше некуда — дверь не получится запереть вовсе. — Позвать?! Я не хочу его никуда звать, — оскорблённо отвечал омега, вскидывая голову и всем своим видом показывая, что коллега задерживает его совершенно зря, но при этом, как ни странно, не трогаясь с места в сторону выхода, — с чего ты вообще взял, что мне это нужно? — То есть он тебе не нравится? — на удивление серьёзно спросил Цезарь, утирая со лба проступивший пот. Сдаваться было ещё рано, а потому на этот раз альфа принялся тщательно осматривать замочную скважину. У всего должна же быть причина, в конце-то концов, в том числе и у сломанного замка. — Н-нет! Да я его терпеть не могу, — процедил сквозь зубы Дио, резко, словно плюнув в собеседника желчью, однако Цеппели всё равно заметил лёгкую неуверенность в голосе омеги. Более того, он прекрасно знал, что не только его вопрос взбесил Брандо, но и вся ситуация в целом, ведь он был слишком самодостаточным и слишком нерешительным, чтобы признать, каким уязвимым сделали его чувства; чтобы признаться в самом существовании этих чувств. — А если бы он тебя позвал, ты бы согласился? — итальянец повернулся к собеседнику лицом, подбочениваясь, и лицо его оставалось на удивление серьёзным; на губах даже не играла привычная ухмылка. Он и правда хотел помочь омеге в этой безнадёжной ситуации, несмотря на всю свою искреннюю неприязнь, потому что иногда после очередного разговора с Джонатаном Брандо выглядел по-настоящему подавленно, и сочувствие тогда охватывало итальянца с неожиданной силой. — Нет! — вскрикнул Дио и тут же осёкся, понимая, что слишком бурно реагирует на любые высказывания Цезаря, напрочь выдавая тем самым свою неуверенность, а то, что происходило всё это против его воли, раздражало ещё сильнее. — Не хочу я никуда с ним идти. — Вот оно как? Ну тогда не бормочи больше расстроенно себе под нос, когда после очередного отказа Джонатан снова уйдёт, — с толикой обиды огрызнулся Цеппели, возвращаясь к незаконченному делу. Пациенту никак не помочь, если он этого сам не хочет, так что случай здесь был, мягко говоря, запущенный, а диалог нельзя было и близко назвать конструктивным. Уж лучше поскорее закрыть тему и продолжить как-нибудь в другой раз, возможно, когда Джонатан будет рядом, чем пытать омегу до победного ценой своих же нервов. — Да я никогда… — Цезарь! Ты тоже уже уходишь? — Джозеф вовремя перебил омегу, успокаивая вулкан за считанные секунды до извержения и спасая двух блондинов от неизбежной ссоры, а возможно и кровавой драки. Кстати, пшеничный оттенок волос итальянца Джостару был по душе куда больше; а может он просто считал его красивее в целом, исходя из личных предпочтений. Честно говоря, ударник жалел о том, что вокалист перестал говорить с ним так, как во время первой встречи: говорить, проявляя интерес сильнее дружеского. — Можно? Цезарь успел лишь удивлённо хлопнуть глазами, когда Джозеф ловко выудил ключ у него из рук и одним уверенным движением запер злосчастную дверь. Дио, кстати, поспешил удалиться, бросая что-то вроде «ну наконец-то можно пойти домой», чему итальянец был несказанно рад. С уст само собой сорвалось кроткое: — Спасибо. Юноша и правда был крайне благодарен: ввязываться в очередную потасовку или потратить несколько часов жизни на борьбу с этой дверью из ада настроения не было от слова совсем. — Не за что. Не против компании? — взгляд Джостара скользнул по лицу собеседника, пользуясь редкой близостью, и первым, на чём он остановился, были ресницы. Ну что это были за ресницы! Таких длинных и пышных шатен в жизни не видел даже у омег, а уж для альфы это было редкостью на вес золота. — Ну пошли. Ты, всё-таки, меня выручил, — признался блондин без неохоты, игриво улыбаясь под внимательным взглядом ударника. Он был отлично осведомлён о своей красоте, поэтому не удивлялся, когда кто-то в очередной раз заглядывался на него. Да и реакция ударника забавляла и умиляла одновременно: его аквамариновые глаза вспыхнули, как у счастливого щенка, готового запрыгать на месте от мимолётной похвалы хозяина. Казалось, будь у него хвостик, и он завилял бы им из стороны в сторону. — Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя красивые глаза? — вдруг отважился Джозеф, начиная идти по коридору прогулочным шагом. Он бы добавил, что глаза Цезаря были как зелёные почки на молодых ветках деревьев, готовые в любой момент распуститься, или как свежая трава, напитавшаяся дождём и солнцем, но это, вероятно, было бы чересчур, особенно учитывая тот факт, что ударник и сам не понял, откуда в голове взялись такие красивые сравнения. — Да, говорили. Но всё равно спасибо, — открыто признался Цеппели, мгновенно втягиваясь в невинную игру под названием «флирт». Наряду с покером и блэкджеком это была одна из тех игр, которые ему никогда не надоедали. — Почему-то я не удивлён, — Джозеф покачал головой, лучезарно улыбаясь, а потом заметил, — ты какой-то совсем уставший. Тяжёлый день? — Не то, чтобы тяжёлый… — Цезарь задумался на мгновение, но в конце концов решил, что если уж и начинать жаловаться на жизнь, то лучше сразу рассказывать всю правду. Тем более, Джостар хоть и вёл себя иногда неугомонно, но доверие всё же вызывал, а сегодня даже и вёл себя довольно спокойно. — С Дио просто бывает очень трудно. Хотел ему помочь, а он отказывается принимать помощь. Дураку же понятно, что тот альфа из магазина антиквариата ему нравится, а он всё отказывается это признавать. — Дай ему время. Вряд ли ты сможешь помочь ему, постоянно подгоняя. Вот когда совсем отчается, сам приползёт к тебе на коленях, — Джозеф был приятно удивлён скрытым благородством вокалиста, а потому попытался дать действительно дельный совет, и у него это даже почти получилось. Цезарь и сам не раз думал о таком варианте развития событий, но уже устал наблюдать за Санта Барбарой в алкомаркете, а потому пытался поскорее сагитировать омегу к более активным действиям. — Да, может ты и прав, — отозвался Цеппели, сладко зевая и грациозно потягиваясь. Вдруг Джозеф показался ему таким нормальным и адекватным, что вдруг возникло благородное желание поддержать разговор и дальше, — эх, сейчас бы посмотреть под пледом сериальчик… — А какие тебе нравятся? — тут же спросил Джозеф с таким щенячьим воодушевлением, что Цезарь невольно улыбнулся и просто не мог проигнорировать этот вопрос. Оказалось, у парней всё же было что-то общее: они оба обожали проводить время перед телевизором, устраивая многочасовые марафоны просмотра любимых сериалов. Цезарь заговорился с косматым альфой и совершенно забылся, потерялся во времени; они шутили и смеялись над шутками друг друга, обсуждали «Игру престолов» и «Великолепный век», делились теориями и предположениями по поводу развития сюжета. Блондин даже совсем забыл подождать младшего братишку и вспомнил о нём лишь когда уже был на полпути домой. Может, растрёпанный ударник всё же не так уж и плох? Может, не так уж он в итоге и бесит?***
Честь закрывать «Страну Чудес» выпала Кексу. Его коллега ловко оправдался тем, что крайне опечален отношением рыжего к своей персоне, и вообще это ранило его в самое сердце, которое ещё и Авдол успел в очередной раз разбить накануне, и вообще они давно уже работают вместе, а Нориаки даже за друга его будто не держит. Иногда Какёину становилось стыдно за выходящие из-под контроля колкости, которые стремительно перерастали в действительно обидные высказывания, но сейчас был не тот случай, потому что Полнарефф ныл уже полдня, и лимит сочувствия для него в злобной душонке маленького гремлина себя исчерпал. Ну и ладно, один домой пойдёт, не впервой. Нориаки не особо боялся ходить домой в одиночестве, хотя в дни, когда не нужно было ехать в университет, на работе приходилось засиживаться допоздна, а возвращаться уже по темноте. Уверенности юноше придавал арсенал оружия в виде складного ножа и перцового баллончика, неотъемлемых атрибутов большинства омег в современном мире, которыми рыжий умел пользоваться, ну или по крайней мере полагал, что умел, и хорошая реакция, выработанная многолетним стажем залипания в пиксельные мобильные игры. Стоило Кексу запереть дверь и обернуться, как он инстинктивно вздрогнул перед возвышающимся над ним хмурой скалой альфой. Сначала омега не признал Джотаро: свет падал сзади, и гитарист выглядел тёмным силуэтом, заставляющим неожиданной близостью сердце уйти в пятки, но в этот раз Нориаки не потерял контроль над собственным голосом и поздоровался мягко, стараясь не выдать мимолётного напряжения: — Привет, Джут. Что ты здесь делаешь? Ты же должен был закончить ещё в восемь. — Да, но… Я подумал… — гитарист в смятении отвёл взгляд в сторону, переминаясь с ноги на ногу. Настолько далеко сценарий в его голове продуман не был, а приходящие на ум фразы во время блестящей импровизации казались совершенно не подходящими. Юноша не хотел задеть чувства басиста, лишний раз тыкая в его второй пол, но как объясниться, не делая этого — вот в чём вопрос. — Сейчас уже темно, так что… — Ты… Хочешь проводить меня? — аккуратно поинтересовался рыжий, кротко улыбаясь и упорно старясь не думать об очень вовремя всплывающих в памяти словах Полнареффа, таких же наглых, как и сам их автор. Нет, это вздор, Куджо просто не мог ему нравиться, они же знакомы всего ничего, да и тем более за этим внезапным желанием альфы ничего не стоит; это просто дружеский жест, не более. Точно, Какёин всего-навсего отчаянно мечтал завести хороших друзей, надёжных, таких, которые никогда не предадут и не оставят в нужный момент, всегда поймут и никогда не обидят, и голубоглазый брюнет, возможно, как раз таким и мог стать. Джотаро вместо ответа едва заметно кивнул, не в силах вновь взглянуть на собеседника. Общаться с гитаристом порой было, откровенно говоря, трудной, хотя и посильной задачей: счастливчику, что удостоился такой чести и прошёл жёсткий отбор из всех тех, кого альфа ненавидит, а в это категорию, объективно говоря, попадало большинство окружающих, приходилось ловить каждый его взгляд и любое малейшее движение, чтобы угадать, о чём он думает. — Не стоило снова ждать меня, — виновато начал рыжий, направляясь всё же к выходу вместе со спутником. До него не сразу дошло, что, вообще-то, альфа ждал его уже дважды за день, и вряд ли омега заслуживал такого внимания. С другой стороны, Нориаки было по-человечески приятно, ведь это значит, что гитаристу нравилось проводить с ним время. Лучшим выбором, чтобы разрядить обстановку, казалась невинная шутка, — к этому и привыкнуть можно. — Стоило, — отозвался, наконец, брюнет, но больше ничего не добавил. Нориаки был не против: он не стал спорить или насильно вовлекать друга в разговор, потому что отлично понимал, что альфа, должно быть, просто устал от социума; у рыжего бывало то же самое. Если Цезарь с Джозефом стали душой Star Platinum и подпитывались энергетикой других людей, оставаясь после долгих разглагольствований или шумных посиделок ещё бодрее, чем были до них, то Какёин нуждался в перезарядке. Его идеальным распорядком дня было тихо отсидеться на работе с минимумом посетителей, прогулочным шагом дойти до дома, наслаждаясь свежим воздухом, и сесть рисовать заказы или вызывающие арты с тентаклями в неоновых тонах, тут по настроению. Одним словом, общество Кекс не любил, и в этом увидел их с Джотаро схожесть. Впервые Куджо было так уютно идти с кем-то практически в тишине, успокаивающей, а не натянутой тугой струной в воздухе, лишь изредка перекидываясь парой фраз на незамысловатые темы. Не возникало удушающего давления или назойливого желания сквозь землю провалиться; мысли не смешивались в панике от того, что нужный ответ никак не приходит в голову. Можно было вообще не ответить на вопрос, ибо Какёин не начинал докапываться, а просто старался прочитать всё, что нужно, в выражении лица альфы или просто отпускал ситуацию. Прежде Джотаро было так легко только с Цезарем, возможно потому, что они достаточно хорошо друг друга знали, а возможно потому, что никто другой не хотел тратить время, чтобы разобраться в поведении гитариста и попытаться понять его. Нориаки хотел попытаться. — Слушай, Джотаро, а ты не против поехать дальше на автобусе? — вдруг с виноватой улыбкой предложил Кекс, до этого не решавшийся поднимать этот вопрос. Альфе явно нравилось ходить до дома пешком, и в этом не было ничего плохого, а потому омега оказался меж двух пропастей: он не хотел затаскивать друга в забитый общественный транспорт после и без того насыщенного общением дня, но как только завидел вдалеке очертания остановки, не мог перестать думать о ней. — Почему? — Джотаро ответил вопросом на вопрос, едва заметно напрягаясь. Он видел, как тяжело спутнику дались эти слова, а значит на то была причина, причём более веская, чем просто желание поскорее попасть домой. — Да спина разболелась, — Нориаки старался сообщить о своей проблеме невзначай, чтобы не давать спутнику поводов для беспокойства, но запланированный смешок застрял в горле, так и не оказавшись озвученным. Теперь оставалось лишь надеяться, что фраза не вышла наигранно смягчённой. — Извини, знаю, что не вовремя… — Ничего. Поехали, — довольно резко, но беззлобно согласился альфа, которого всё же не отпустили цепкие когти плохого предчувствия, крепко впившиеся в душу. Что-то здесь не так. Юноша впервые остро пожалел о том, насколько неразвитые у него всё-таки коммуникативные навыки: он не знал точно, как посочувствовать другому человека так, чтобы ему стало легче, или что сказать в ответ на нежданное откровение, а потому и предпочитал показывать своё отношение к окружающим действиями. Нужно срочно сделать перерыв во время прогулки и поехать, значит, Джотаро поедет, без лишних слов или бестолковых жалоб. Гитарист отлично понимал, каково это — терпеть боль: он действительно часто влезал в уличные драки, после чего старшему брату приходилось выкупать его из обезьянника, и успел за жизнь получить множество травм различной степени тяжести, чтобы понимать: здоровье — не шутка, а спина — вообще место гораздо более хрупкое, чем можно сперва подумать. Куджо понимал, что не стоит в это лезть, но всё же не удержался от вопроса, — часто болит? Нориаки считал Джотаро опасным альфой. Этот вывод напрашивался сам собой из-за его крепкого телосложения, аномально высокого роста и внушительных мышц; из-за волчьего взгляда, выдающего дикую, звериную натуру, говорящего о том, что его обладатель без колебаний может влезть в кровавую драку при любом удобном случае. И всё же лично Какёина это не пугало. Он скорее испугался бы за тех, кто снискал бы гнев гитариста, но сам отчего-то чувствовал себя рядом с ним в безопасности. Как в уютном домике во время бушующей грозы или как в тихой пещере в холодную одинокую ночь. Впервые по дороге домой юноше не приходилось быть постоянно начеку; можно было расслабиться и наслаждаться прогулкой, не ожидая неприятных сюрпризов, и всё это стало возможным благодаря Джотаро, первый взгляд на которого заставлял тело покрываться мурашками, а первый разговор с которым вызывал доверие. И хотя они не были долго знакомы, Нориаки уже считал Куджо честным человеком, достаточно честным, чтобы открыть ему эту небольшую тайну: — Иногда. У меня спина была сломана. Оу. Чёрт. Такого Джотаро не ожидал. Он пребывал теперь в растерянности и совершенно не знал, как реагировать; вместо ответа лишь нахмурился и встретился с басистом взглядом, в котором, как на ладони, читалось всё то, для чего юноша в жизни не смог бы найти слов: неподдельное удивление, заставшее врасплох, толика страха, из-за которой напряглись мышцы, глубокое сочувствие, беспощадно окатившее Джотаро ледяной волной. Странно, но по мнению обоих парней это оказалось гораздо лучше фраз-клише вроде «мне так жаль» или «держись»: они в любой ситуации звучат недостаточно правдоподобно и, что хуже, не достаточно искренне. Многозначительное молчание же по крайней мере не делало ситуацию ещё более неловкой, чем она уже была. Куджо поверить не мог, что этот хрупкий маленький омега мог выдержать такое испытание, как физически, так и морально. Он ведь вполне мог чувствовать боль чуть ли не каждый день из-за слишком долгой ходьбы или неудобного положения в любимом кресле, из-за бессонных ночей за приставкой в неизменной позе. К сожалению, гитарист был не далёк от правды. — Как это… — фраза оборвалась на середине, потому что вырвалась сама собой, не дав брюнету осознать, что интересоваться причиной такой серьёзной травмы, вообще-то, довольно грубо. С другой стороны, хуже стать уже не могло, потому что Какёин успел предаться неприятным воспоминаниям, и даже не по вине Джотаро. Последнему, стоит отметить, крайне тяжело давались извинения, но этот случай не оставлял места для раздумий. — Извини. Я не должен был. — Всё в порядке, — Какёин до сих пор звучал так непринуждённо, будто рассказывал не про себя вовсе, а про едва знакомого человека, и вскоре стала понятна причина столь мужественного спокойствия, — это случилось очень давно. Мне было тогда всего двенадцать, — горькая улыбка тронула тонкие розоватые губы, но в лиловых глазах не читалось скорби или сожаления. Долгие годы стёрли ненависть и боль, как морская волна смывает извилистые узоры с мокрого песка, оставляя лишь шрамы, навечно отпечатавшиеся на молочной коже и в гордой душе. Нориаки без сожалений продолжал свой рассказ. — В детстве я был пухляшом, а ещё любил проводить время в одиночестве, в основном за рисованием. Из-за этого другие ребята считали меня странным и не хотели со мной дружить, — последовавшее молчание затянулось на пару мгновений, и Джотаро не понял, пытался ли собеседник собраться с мыслями, чтобы продолжить, или просто продумывал, как ужать всё в краткий содержательный пересказ, но, в любом случае, гитарист почувствовал, что стоит поддержать омегу хоть каким-нибудь комментарием, ведь чужие реплики, а особенно во время тяжёлого монолога, порой помогают отвлечься. — Ты был пухляшом? — Да, я знаю, в это сложно поверить, — вновь на удивление позитивно отозвался рыжий, демонстративно встряхнув изящными руками перед собой. Он словно начал рассказывать о комичном случае из своей жизни, а не об истории, изменившей всю его жизнь. Сконцентрироваться на смешных в той или иной степени аспектах помогало отдаться воспоминаниям поверхностно, не давало нырнуть в них с головой и впитать давно забытые эмоции. — В школе была компания мальчишек, которые постоянно задирали меня. Один раз они погнались за мной после уроков, не знаю, зачем, наверно, чтобы побить. Такое тоже иногда случалось, — вдруг Кексу стало отчасти неловко из-за того, как «классически» всё это звучало: он будто описывал сюжет стандартного американского сериала или фильма, где главный герой в детстве был страшненьким и часто получал по шее просто за то, что родился таким. Но, в то же время, юноша не считал такую аналогию чем-то плохим или постыдным, ведь это и правда была его жизнь, и раз он сейчас может объективно её оценить, сухо перечисляя факты, значит прежней боли не суждено вернуться в полном объёме. — Я долго бежал от них, а когда устал, забежал в ближайший открытый подъезд, и тогда один из них догнал меня на лестничной клетке и… Скинул из окна. Джотаро был поражён тем, с каким хладнокровием Кекс делился с ним своим прошлым: он даже не нахмурился, а голос его был ровным, как затянувшаяся звонкая нота, и ни разу не дрогнул. В сердце гитариста забушевала буря эмоций, начиная с удивления, по-детски наивного, будто альфа не знал, какими подонками бывают люди. Он просто отказывался понять, как можно обойтись так с человеком, не сделавшим ничего дурного; с невинным мальчишкой, чей второй пол даже не успел проявиться, который не хотел разжигать конфликтов и просто мечтал, чтобы его оставили в покое. Сочувствие ударило Куджо в под дых следом, и теперь он чувствовал себя абсолютно бессильным, ведь при всём желании не мог ничем помочь. А то, что примешалось к сочувствию, совсем выбивало из колеи, ведь это был не страх: с Нориаки было всё в порядке, он шёл рядом живой, на своих двоих, пусть отголоски в виде периодических болей и не позволяли забыть о несправедливом инциденте. Бояться не было смысла, как не было смысла и злиться, но именно первобытная ярость вспыхнула яркой искрой в широкой мускулистой груди. Джотаро рефлекторно сжал кулаки. Он не знал, откуда и почему появились такие мысли, но теперь они не отпускали его, кружась в голове снова и снова: «Если бы я только встретил Кекса раньше, смог бы его защитить». Куджо понимал, что во всём этом не было его вины. Если кого-то и можно винить, то разве что злую судьбу, которая не свела парней лет на семь раньше. Для ярости и мести было теперь слишком поздно, но всё равно при одной мысли о безжалостных, бесчестных хулиганах заставляла кровь вскипать, а мышцы напрягаться так сильно, что они ощущались тугими узлами под кожей, но хуже всего было то, что гитарист оставался в этом вихре эмоций безмолвным. Нужно было сказать что-то, хоть как-то разрядить обстановку. «Давай же, только не засовывай язык в задницу, как обычно». — Чёрт, — тихо выдохнул альфа, насильно разжимая кулаки и заставляя тело постепенно расслабиться. Отлично, начало положено, юноше удалось выдавить из себя хоть что-то. — Что стало с этими ублюдками? — внутренне Джотаро надеялся, что их посадили всех вместе, без разбору, а лучше с семьями в придачу. — Не знаю, — с готовностью отозвался рыжий. Замечательно, он и правда ждал хоть какой-то реакции; теперь Джотаро чувствовал себя виноватым. — Я долго лежал в больнице, несколько месяцев проходил реабилитацию. Из-за этого сильно похудел, — альфе показалось, что именно последняя фраза была сказана с сожалением бóльшим, чем всё до неё, и это было странно: такое, пусть и разительное, изменение в омеге казалось мелочью, не достойной даже упоминания, по сравнению с тем, что ему пришлось пережить. — Потом мама перевела меня в другую школу, и с тех пор тех мальчишек я не видел. Какёин так и не узнал, восторжествовала ли справедливость, и от этого становилось ещё печальнее. В каком же гнилом городе они жили… Омега не заслужил этого. Не заслужил того, чтобы мучиться всю оставшуюся жизнь, не имея возможности бегать и прыгать вволю, да даже, вероятно, постоять за себя в случае необходимости. Он не сделал ничего, чтобы этого заслужить, чёрт возьми. Парни наконец дошли до остановки, и людей, стоит отметить, было на удивление немного, да и те казались не менее замученными, чем два бедных студента после тяжёлого рабочего дня. Вдруг Джотаро осенило. Он порылся в кармане жилета и уверенно протянул басисту перочинный нож. Чёрный, блестящий, из нержавеющей стали; немного поцарапанный, правда, но это лишь подтверждало его эффективность. Вещица явно являлась недешёвой, а ещё порядком залюбленной обладателем. Предложил альфа без сожалений: — Возьми. Какёин растерянно хлопнул глазами, приоткрывая рот в немом удивлении, а после поспешил заверить: — Нет, Джотаро, не стоит, — заметив то, как запах морского бриза стал угрожающе сгущаться, а густые брови недоброжелательно свелись к переносице, рыжий понял, что не сказал самого главного, чтобы избежать упрёков и не задеть альфу, который, вообще-то, хотел поступить благородно, — у меня свой есть. И баллончик тоже. Не волнуйся так, — последнюю фразу сопроводила милая улыбка. Омега оценил попытку друга выразить таким необычным способом поддержку. — Только не обижайся. — Я никогда не обижаюсь, — серьёзно выдал брюнет, попутно запрыгивая в подъехавший автобус. И хотя омега засомневался в правдивости этих слов, Джотаро искренне считал, что обижаться — удел слабаков, а потому уже давно отказался от этого, даже в отношении назойливого брата. Последний творил иногда ту ещё чертовщину, но обиды были бессмысленны и ни к чему не приводили; всегда лучше всего сразу выяснить отношения и разобраться в проблемном вопросе, чем позволять негативным эмоциям голодным червём пожирать душу. Какёин недоверчиво усмехнулся, конечно, но исключительно для вида: в глубине души он по-настоящему восхитился. Гитарист являл собой само воплощением брутальности в чистом виде, да и вообще был самым крутым человеком, что рыжий когда-либо встречал: он всегда был краток и немногословен, за его плечами было невероятное количество баек о кровавых сражениях и других опасных ситуациях, а теперь ещё и оказалось, что он полностью отрёкся от такой неуправляемой эмоции, как обида. На какое-то время Кекс погрузился в размышления, а потом зачем-то решил в красках рассказать о том, что увлекался когда-то брейк-дансом. Ему казалось это танцевальное направление крайне зрелищным и техничным, а потому даже отсутствие таланта никогда особо не беспокоило. Ошибкой стало потом поведать, как он пытался вернуться к этому занятию через несколько лет после реабилитации, за что, естественно, поймал на себе обеспокоенный взгляд друга, и из-за чего пришлось оправдываться в духе: «всё хорошо, я делал это достаточно аккуратно». Внимательность Джотаро казалась Нориаки трогательной, ведь альфе действительно не было всё равно, но приятнее всего то, что он, как мог, пытался проявить сочувствие и оказать посильную поддержку, и это выходило не унизительно, скорее даже приятно. Отчего-то это не просто льстило, но даже смущало.***
— Я буду теперь провожать тебя с работы, — тоном, не терпящим возражений, объявил Куджо, когда парни уже готовились прощаться, достигнув своего этажа. Это прозвучало просто и повседневно, как обычная злободневная новость, и в то же время с толикой торжественности, потому что это была клятва, которую гитарист дал сам себе. Он поклялся, что с Нори никогда больше ничего не случится. Потому что в этом мире слишком много опасного дерьма, и если предотвратить очередной паршивый инцидент Джотаро по силам, то он приложит для этого максимум усилий. Омега в ответ звонко рассмеялся, потому что альфа вёл себя порой очень забавно, когда бросал фразы, будто выдранные из какого-то загадочного контекста, и попытался скопировать естественную интонацию брюнета: — Хорошо. Спасибо, Джотаро, — Нориаки подарил гитаристу такую тёплую улыбку, на которую только был способен, потому что тот за пару дней сделал для него столько, сколько никто из знакомых не делал за всю жизнь. А ещё юноша задумался, не подхватил ли простуду из-за прохладного ветерка, ибо щёки его обдало жаром, медленно расползающимся к кончикам ушей. Кекс обрёл настоящего защитника, на которого можно было без опаски положиться.***
То, что Джотаро застал, придя домой, поразило его до глубины души. Подозрения начали закрадываться ещё когда юноша снимал верхнюю одежду в коридоре из-за сомнительного запаха, с первого взгляда не вписывающегося в атмосферу холостятской берлоги, в которой жила одинокая волчица и её два не менее одиноких волчонка. Не считая периодически разбавляющих это самых разнообразных запахов временных сучек старшего, разумеется. Но аромат, беспардонно примешавшийся к хорошо знакомым, был в этот раз не чужим. Джозеф Джостар собственной персоной скромно расположился на краю дивана перед плазмой и напевал что-то себе под нос, лениво щёлкая каналы, в то время как Цезарь, словно на дозоре, следил за пощёлкивающим попкорном, стараясь не упустить момент, когда максимальное количество зёрен раскроется, а уже раскрытые ещё не успеют подгореть. Кстати, в этом, что греха таить, итальянец был настоящим профессионалом. — Джозеф? — будто в попытке развеять мираж спросил Джотаро, аккуратно ступая в гостиную. Нежданный гость миражом не оказался и естественно никуда не улетучился; это стало ещё одним поводом для удивления. — Меня Цез пригласил, — тут же радостно отозвался шатен, приветливо помахав рукой, словно подготовился к такому вопросу заранее. Вообще, японец ни капли не был против присутствия ударника, но прекрасно знал, что отношения у них с братом как-то не заладились, а поэтому странно было бы на месте упомянутого звать Джостара в гости. По крайней мере, так было ещё пару часов назад, когда блондин пришёл в «Рок Бункер» и начал жаловаться на раздражающего ударника, попутно в очередной раз пытаясь свиснуть кожаный шипастый браслет. Из новой коллекции, между прочим, что было непростительно, а потому и выяснять у Цеппели причины столь внезапного примирения Джотаро не собирался: лишь молча прошёл на кухню за стаканом воды и поспешил удалиться в своё тёмное маленькое царство под названием «спальня». Предстояла эпическая битва с домашним заданием, которое неплохо было бы сделать по крайней мере на троечку, и Куджо изо всех сил старался не упрекать себя в том, что снова отложил всё на последний день. Что ж, эта ночка обещала быть бессонной. — Опа, Джут! Нас с Джозефом не отвлекать, мы сериал будем смотреть, — своим обычным бодрым тоном, с ноткой таинственности сказал Цезарь брату вслед, на что тот кинул уставшее «ну и ну». Нет, серьёзно, что такого могло произойти, чтобы эти двое начали ладить? Неужто нашли схожие интересы? Даже так Куджо с трудом верил в происходящее, учитывая то, сколько раз веко итальянца начинало дёргаться при виде того, как Джозеф отстукивает ритм на любой звонкой поверхности любым подходящим и не очень предметом или «снова начинает свои фокусы с предсказанием фраз, задолбал уже». Если гитарист знал брата достаточно хорошо, а он его знал, то с уверенностью мог заявить, что тот не может просто молча терпеть, когда в поле зрения попадает что-то раздражающее, а Джостар как раз ненамеренно стал целым сгустком этого «чего-то». Ладно, бог с ними. Смогут примириться — только к лучшему. Стоит отдать альфам должное, вели себя они довольно тихо и заниматься не мешали. Куда больше мешала «Матовая Малышка», словно кричащая «поиграй на мне», и брюнету было больно каждый раз отводить от неё взгляд. Именно во время учёбы в голову лезли всевозможные мысли о чём угодно, но только не о морской биологии. Как бы её Джотаро не любил, добровольно-принудительные задания частенько были до смерти скучными и отбивали всякое природное любопытство. Джотаро отдалённо слышал, как альфы за стеной сначала долго дискутировали, какой же сериал всё-таки выбрать, и Цезарь показал всю свою привередливую натуру: «нет, ну для этого настроение вообще не то, под него погрустить хорошо», «этот я уже пятьсот раз пересматривал», «этот ты уже смотрел, а я нет, так не интересно». Джозеф держался молодцом: ловил любые приходящие в голову идеи и предлагал всё новые варианты, пока не было решено пересматривать «Великолепный век». Спустя неопределённое количество времени пришла Холи, и вот тогда уже стало привычно шумно. Благо, Куджо спасли наушники: лучше отвлекаться на раскатистые рифы, чем на причитания матери. Когда Куджо ещё через какое-то время вышел взять из холодильника бутылочку пива, альф он застал уже развалившихся на диване чуть ли не в обнимку, в окружении пустых тарелок, пачек из-под чипсов и банок из-под газировки. По крошкам на лице Джостара сразу стало ясно, кто в основном поглощал закуски в изрядном количестве, потому как Цезарь почти перманентно сидел на диете. — Как жалко, что её отравили, симпатичной была. Может, пахла какими-нибудь цветами. Как думаешь? — прилично уставшим голосом заметил Цезарь, сладко зевая и блаженно потягиваясь, элегантно выгибая спину. Очевидно, никакого дискомфорта рядом с ударником он больше не испытывал. Это точно был Цезарь, мать его, Цеппели, или, может, его подменил злой дух или таинственный инопланетянин? — Да хрен его знает. Мне не нравятся цветочные запахи, — поспешил не согласиться Джозеф, тщетно запуская руку в одну из пустых пачек. Похоже, все запасы разорили дома, ироды. В своей ненасытности ударник прямо-таки ничем не уступал Кексу. — А какие тебе нравятся? — вдруг поинтересовался блондин, поворачивая голову на собеседника. Он не впервые встречал альфу, которому не нравились омежьи запахи, но это кое о чём обычно говорило. Тревожный звоночек, так сказать. — Не знаю, не думал особо об этом, — честно признался Джозеф, поднимая задумчивый взгляд к потоку, — наверно, более пикантные, не такие простые. Может, древесные или какие-нибудь более резкие. Типа мяты, например, — на последней фразе шатен поиграл бровями, кинжалом метая хитрый взгляд в блондина. — Так ты, значит, тоже из «этих», что-ли? — едва сдерживаясь от смеха спросил итальянец, заметно оживляясь. Давно он не встречал кого-то вроде… Вроде себя, прямо скажем. Прочем, это всё равно ни в коем случае не означало, что у косматого альфы может теперь появиться шанс. — Не знаю. Мне, наверно, всё равно, кто как пахнет. Просто какие-то запахи нравятся, а какие-то нет, — на удивление серьёзно отозвался Джостар, а потом задал ответный вопрос, — а тебе нравятся альфы? — ударник не видел в этом ничего страшного, причём не только из-за присловутой толерантности, но и потому, что и правда сам всегда старался вглядываться в душу человека, игнорируя сперва всякую физическую тягу. — Да. И омеги. И беты. Зачем ограничивать себя чем-то одним, когда вокруг такой богатый выбор, — философски размыслил Цезарь, а его хищная улыбка словно становилась шире с каждой фразой. Надо же, они и правда нашли друг друга, два гурмана. Куджо и не заметил, что стоит перед открытым холодильником уже добрые минут пять, не в силах поверить собственным глазам. Вот чёрт. Пиво кончилось.***
Когда Джотаро вернулся из ближайшего магазина, куда идти собирался, покрывая весь мир благим матом, но откуда в итоге вернулся в приподнятом благодаря незапланированной прогулки настроении, Цезарь уже сидел на Джозефе верхом и душил его подушкой. Ну, неудивительно, всё-таки итальянец менял своё мнение о людях, как перчатки. Куджо даже не пытался разобраться в причине драки, а потому с каменным лицом прошёл мимо пытающихся пересилить друг друга альф, словно бетонная стена игнорируя попытки Джостара взывать к помощи. До убийства не дойдёт, и ладно, у самого дел по горло. Выйдя за чашечкой кофе где-то часа в три ночи, Джотаро застал парней уже спящими, с неизменно работающим телевизором на фоне и с закинутыми друг на друга конечностями. Что-то подсказывало, что в такой интересный узел они завязались не во время драки, а после примирения. Цезарь был бы не Цезарем, если бы не передумывал на счёт всего, чего угодно, буквально каждые полчаса. Вот, как раз ударника ногой пихнул во сне совершенно ни за что. Повод для новой ссоры. Куджо вышел на балкон в надежде найти утешение в единственном полночном развлечении помимо игры на гитаре и не прогадал: в квартире напротив снова разворачивалось бесплатное шоу для всех желающих, и у брюнета было место в первом ряду. Ночи в последнее время были не жаркими, и сегодняшняя не стала исключением: прохладный ветер небрежно подхватывал тяжёлые локоны альфы, раскидывая по плечам в хаотичном порядке, заставляя провести по непослушным прядям ладонью, возвращая на место. А может, и правда стоит постричься?.. Да ну нет, бред какой-то. Лучше сконцентрироваться на лучшем наборе на свете: открытой банке вишнёвого пива и зажжённой сигарете. — Так тебя сегодня какой-то «Джотаро» провожал? — по тёмному силуэту за плотными занавесками было видно, что Миссис Какёин раскладывает какие-то вещи в шкафу сына. Голос её в этот раз звучал буднично и на удивление приятно, возможно даже заинтересованно, совсем не похоже на рык разгневанного чудовища, — мог бы его хоть в гости пригласить. — Мама! — шокированным тоном, но с толикой смущения, воскликнул Нориаки. Неужели застеснялся? В любом случае, похоже, отношения у них с матерью и правда были тёплыми, раз он делился с ней подробностями личной жизни. — А что? Угостил бы чаем, я несколько новых сортов купила, — с искренним удивлением оправдалась женщина. Стоит отметить, у её тени и правда тоже имелась вьющаяся «штука», прямо как у Кекса. — Я, ну, это… Не догадался, — замявшись, отвечал рыжий, — и вообще, у него дел сегодня много! — Он хоть красивый, этот твой Джотаро? — Миссис Какёин мгновенно почувствовала неуверенность в голосе сына и, словно профессиональный манипулятор, тут же надавила на слабое место. — Да какая разница?! И не «мой» он! — юноша окончательно засмущался, и закончилось всё тем, что он кое-как умудрился-таки вытолкать мать за дверь, осыпая попутно градом оправданий. Оставшись в долгожданном одиночестве, омега тяжело вздохнул и тихо пробубнил, — что ж все привязались-то, достало уже… Джотаро не вслушивался особо в диалог, потому что всех фраз разобрать всё равно не мог, а ещё потому, что мысли предательски бегали от свежих идей для гитарных соло к проекту по морской биологии и никак не могли остановиться на чём-то одном. И почему только вместо того, чтобы сесть и штурмовать неприятное дело, парень только и делал, что продолжал прокрастинировать? Находилась тысяча причин продолжить работу «чуть-чуть попозже», мозг вдруг начало клонить в сон, как никогда раньше, а тело не вовремя само начинало расслабляться, помимо воли брюнета. В таком подвешенном состоянии, на периферии дремоты и бодрствования, находиться было просто невыносимо, поэтому Куджо всё-таки отлепился, не без труда, от чертовски удобного кресла, затушил сигарету и побрёл назад в комнату. Всё равно в квартире напротив всё поутихло: вернулся отец Нориаки с радостным, но измотанным возгласом: «Семья, я дома!» Ночь выдалась в прямом смысле бессонной. Поработав над несчастным проектом ещё несколько часов и уже начиная всерьёз задумываться над тем, так ли уж ему нужна эта морская биология, Джотаро увидел в общей беседе несколько отборных мемов от Кекса, а потом и предложение в личке снова поиграть в Майнкрафт. Прочитать сообщения стало ошибкой: так рыжий выследил, что друг был в сети. Конечно же Куджо мог отказаться от игры, но почему-то не хотел упускать такой возможности. Это будет хорошим способом сделать очередной перерыв, не так ли? Ну, по крайней мере именно так альфа и оправдался перед самим собой. А вообще, похер на проект, можно и с недоделанным идти. Ведь, как говорят великие, главное — это в первую понимание, что делать и как.