Порой в душе из-за тебя пылает ярости пламя, Порой - возгорается страсти огонь, Лишь взгляну на тебя - чувств рождается гамма, Ты посмотришь в ответ - я дара речи лишён. Ты можешь так улыбнуться, что охота ударить, А можешь так, чтобы сердце удар пропустило, Как о тебе скорее мысли оставить, Если ты то болван, то всё делаешь мило?
– Очень приятно с Вами познакомиться, мисс Куджо, - Кекс расправился с обувью раньше всех и теперь, согнувшись в поклоне и протянув Холи руку, обольстительно улыбался ей, пока парни всё ещё толпились в прихожей, а сама миловидная омега вышла встречать непутёвых отпрысков. Возможно, при какофонии из классической ругани Цезаря и Джозефа сцена эта вышла не такой эффектной, как рыжий планировал, но женщина, как ни странно, удивлённо хлопнула глазами в ответ, а потом захихикала, словно девочка-подросток, и отчасти смущённо подала неожиданному гостю руку, польщённая крайне уважительным отношением к своей персоне. - Вы просто замечательно выглядите! Эти двое точно Ваши сыновья, а не братья? - Ох, спасибо, хи-хи, - Холи давно так не светилась от счастья, и Цеппели, протиснувшись, наконец, из узкого коридорчика в довольно просторную светлую гостиную, невольно улыбнулся; он был по-настоящему рад, что хоть кто-то помимо него самого отнёсся к Холи так галантно. – Ты, должно быть, Нориаки Какёин? Мальчики мне много о вас с Джозефом рассказывали, - омега обладала уникальной чертой: её улыбка казалась такой тёплой и уютной, что в момент согревала сердце каждого, кому была адресована. Кекс был сражён наповал: его собственная мать редко одаривала его даже простым хорошим настроением, что уж говорить о приятной улыбке. - Да, это я. Надеюсь, они рассказывали только хорошее, - Нориаки прямо-таки являл собой настоящий образец хороших манер тогда, когда этого требовала какая-нибудь официальная ситуация или его собственные корыстные цели. В этот раз, несмотря на то, что его канал на Ютубе назывался «Milf_Hunter», он лишь захотел лишний раз порадовать добрую женщину из совершенно чистых побуждений, ведь явственно представлял, каково ей жить с неблагодарным порой Джотаро. Впрочем, отлично понимал рыжий и то, что его готичный друг в душе любил мать не меньше, чем Цезарь, просто не каждому от рождения дано умение красиво проявлять свои чувства. - Ну конечно хорошее! Я так рада, что мои сыночки наконец-то завели настоящих друзей, - из-за неконтролируемых эмоций и чрезмерного возбуждения Холи даже обхватила ладонями лицо; она всегда любила жестикулировать и редко могла совладать с этой привычкой, - проходите скорее, я вам чай налью! Ой, а ещё пирожные есть, будете? - Потом, - вдруг резко вклинился Джотаро, из неоткуда появившись рядом с Какёином, и его низкий голос прозвучал так же холодно и громко, как раскаты грома в тёмном пасмурном небе, - угомонись уже, - юноша устрашающе нахмурился, причём одновременно из-за того, что Холи как всегда не вовремя снова лезла под руку, и из-за того, что всё ещё пытался оправиться от увиденного минуту назад. Если старшего брата такой неожиданный порыв вежливости со стороны басиста обрадовал, то японца искренне удивил: зачем быть излишне вежливым с кем-то, если всегда и простого «здравствуйте» достаточно? - Джотаро! – Нориаки тут же поспешил упрекнуть друга, не в силах поверить собственным ушам. Конечно же, он предпочитал не лезть в то, что к нему имеет мало отношения, но это уже был перебор, особенно учитывая то, что мисс Куджо ничем не заслужила такого хамства. И даже если Джотаро не являлся вежливым добрячком, никогда не поздно научиться базовым манерам, не так ли? - Как ты можешь так говорить с мамой? – с этими словами рыжий подбоченился и, словно отзеркаливая гитариста, нахмурился, но это, как и обычно, выглядело скорее мило, чем грозно, а потому альфа в ответ лишь удивлённо приподнял бровь. Он явно не ожидал, что Нориаки встанет на защиту Холи, и неудивительно; пожил бы с мисс Какёин хотя бы недельку, сразу начал бы ценить то, что имеет. – Она же такая хорошая! - Вот именно, кое-кому не помешало бы поучиться у Нориаки манерам, - гордо согласилась Холи, многозначительно кивая в сторону младшего сына и умело пропуская его раздражённое «ну и ну» мимо ушей, а потом отвлеклась, наконец, на Цезаря, своего маленького рыцаря, который по приходу домой всегда первым делом расспрашивал маму о её самочувствии, и на Джозефа, которого она видела уже не раз и которому тоже успела прийтись по душе. – Цезарь! Что же ты и не сказал, что придут гости? Я бы хоть заранее на стол накрыла! - Не переживай, мамочка, - как можно мягче заверил Цеппели, быстро чмокая омегу в напудренную щёку, - я сам всё сделаю, - итальянец одарил женщину улыбкой, в которую вложил всю свою трепетную любовь, и Джозеф невольно залюбовался, ведь такой красивой улыбкой певец не награждал больше никого на свете. На секунду ударнику даже стало по-доброму завидно: в глубине души он тоже хотел бы удостоиться когда-нибудь этой улыбки, желанной, как победа в ожесточённой битве с неумолимой френдзоной. - Здравствуйте, тётя Холи, - в конце концов поздоровался Джостар, выпутавшись из пленительных чар итальянца и дождавшись, пока тот выпустит мать из нежных объятий, - мы ненадолго, так что постараемся Вас не беспокоить. - Ну что ты, Джозеф! Оставайтесь, сколько захотите, - с ожидаемой теплотой ответила омега, - раз Цезарь остаётся за главного, то приходите на кухню, как захотите перекусить, а я, если что, буду у себя, – с этими словами женщина оживлённой походкой удалилась в спальню, попутно захватив с собой бульварный роман с углового стеллажа. Там же, кстати, висело небольшое плетёное кресло: Цезарь озаботился недавно таким уютным местечком для мамы, дабы та смогла коротать вечера за любимым занятием. Парни быстро распределили обязанности: Джозеф смело взялся вываливать в большие салатники все закуски, что находил по многочисленным полкам и углам, за исключением, разве что, личного шкафчика Цезаря, вечно запертого на ключ, где хозяин хранил особенно редкие и ценные чипсы. Конечно же, итальянец не поддался уговорам подать их к столу, и Джостар сделал горький вывод о том, что «Цезарино – жадина!», а этот самый Цезарино гордо поправил, что «просто не любит, когда трогают его вещи». Кекс, само собой, первым делом рванул к приставке. Она была далеко не новой, хотя и выглядела почти не тронутой, но к ней прилагался солидный классический набор игр, в том числе и несколько из серии «Марио», а потому омега остался совершенно счастлив: сегодня он изо всех сил постарается поставить неприлично высокие рекорды. Впрочем, большинство парней, рассевшись на диване, к великому сожалению Нориаки, проголосовало за командную игру, хотя и это не смогло остановить их от дружеской драки за первый геймпад, в которой у Кекса появилось несравненное преимущество: он был достаточно гибким и маленьким, чтобы незаметно пролезть между цапающимися альфами и выкрасть вожделенный прибор прямо у них из-под носа. - Смотрите-ка, я буду играть за Марио! – дразнящим тоном выдал Нориаки, поудобнее устраиваясь на мягком ковре прямо перед диваном и демонстративно размахивая заполученным геймпадом. Юноше даже хватило наглости показать проигравшим альфам язык, и это стало роковой ошибкой, ибо Цезарь ненавидел, когда его провоцируют, и моментально из-за этого закипал. - Кексик, лучше тебе отдать его по-хорошему, - прошипел итальянец, как разъярённый змей, а потом пустился во все тяжкие и пошёл с козырей, - а иначе по жопе получишь, - фраза эта прозвучала так серьёзно и даже в некоторой степени нетерпеливо, что рыжий невольно глянул в сторону Джотаро, будто подсознательно ожидая найти в нём союзника, но гитаристу было абсолютно всё равно: он занял нейтралитет и мирно копался в телефоне, потягивая заранее выуженную из холодильника баночку пива и загадочно улыбаясь одними уголками губ. - Знаешь, Цезарино, мне кажется, время пришло, - заявил тем временем закинувший ногу на ногу Джозеф с таким пафосом, будто следующие его слова могли бы разом решить все глобальные проблемы современного мира, что уж говорить о каком-то геймпаде, который упрямо отказывался почковаться и поровну делиться на троих. - Дать Кексу по жопе или сводить тебя к ветеринару? – аккуратно уточнил Цезарь, удовлетворённо скрещивая руки на груди при виде глубокого возмущения на лице ударника. Подкалывать его при любом удобном случае крайне быстро вошло у певца в привычку. - Вообще-то, я хотел сказать, что пришло время объединиться против общего врага, - проворчал Джостар, а потом прищурился и задумался на мгновение, потирая подбородок, да так важно, будто решающим должно было стать именно его царское мнение. Спустя мгновение на лице альфы вновь заиграла привычная глуповатая улыбка, а бирюзовые глаза наполнились уверенностью и даже преждевременным триумфом, - а впрочем, первый вариант тоже сойдёт. - Эй-эй-эй, парни, угомонитесь, – с толикой опасения в голосе вклинился тогда Какёин, почуяв, что дело запахло жареным, но Цезарь с Джозефом не обратили на его слова ни малейшего внимания, лишь медленно развернулись к нему, словно две огромные акулы, почуявшие за километр сладкий запах крови, и улыбнулись абсолютно идентично: самоуверенно, кровожадно, так, что рыжему действительно стало не по себе. – Вы же шутите, да? Парни?.. – каждое слово омеги звучало всё менее уверенно, чем предыдущее, а потом он вдруг вспомнил, что у него остался ещё шанс на спасение, единственный, правда, но зато стопроцентный. По крайней мере, Нориаки надеялся на это, - Джотаро, меня обижают! - Зови сколько хочешь, братишка тебе не поможет, - прошептал Цезарь, медленно, подобно опытному хищнику, наклоняясь ближе к жертве, готовясь в любой момент вскочить с места и кинуться на неё. - Сейчас ты ответишь за все свои пранки, Кексик, - дразняще процедил следом Джозеф, улыбаясь ещё шире, хотя, казалось бы, шире уже просто некуда, после чего в гостиной на считанные мгновения повисла мучительная тишина, но вдруг её пронзил скрежет пивной банки, сминаемой сильными мускулистыми руками. - Если вы сейчас не успокоитесь, я заберу нахер первый пульт и сам буду играть за Марио, - пугающе ровный голос Джотаро сквозил стальными нотками прямой угрозы, а потому вопросов у парней не осталось: Цеппели с Джостаром вновь развалились на диване, ворча что-то и жалуясь на то, что им не удалось выполнить задуманное, а Какёин вздохнул со смесью облегчения и радости, ведь первый геймпад в итоге всё равно остался у него. На самом деле, омега едва сдержал смешок, ведь странно было слышать нечто подобное от Джотаро, которому на самом деле глубоко плевать на то, за какого персонажа вообще играть. Многострадальную приставку, кстати, купил когда-то Цезарь на скопленные деньги и даже несколько раз играл, но в итоге не смог в полной мере оценить всей её прелести и вскоре окончательно забросил. Теперь же, погрузившись с головой в яркий пиксельный мир и прочувствовав дух соперничества, который присутствовал даже в командной игре из-за возможности одного человека забрать все четыре буста*, итальянец сдаваться не собирался, и вскоре стал единственным, кто хоть как-то поспевал за рыжим гиком-профессионалом. Пальцы последнего непрерывно совершали едва уловимые мелкие движения, и взгляд его был сконцентрирован, как никогда; это была особая, отточенная годами безустанных тренировок техника, доведённая до совершенства. Нориаки тратил минимум усилий на лишние движения, с первой попытки запрыгивал на все платформы и ни разу не умер, преодолевая бесконечные препятствия. Этот подход оказался в разы эффективнее, чем, например, кривляния Джозефа, который плохо понимал даже правила игры, но всё равно при любом удобном случае кричал, что есть мочи, что-то требуя, жалуясь или заливаясь смехом, и геймпад тряс так, словно именно от силы его наклона зависели навыки альфы как игрока. Джотаро же поначалу оставался собранным, но потом, терпя неудачу за неудачей и элементарно не успевая за остальными, начал время от времени злобно материться, что было весьма забавным зрелищем. И всё равно, даже несмотря на частые споры и взаимные упрёки, парни помогали друг другу, как могли, а в особенно сложных местах дружно пропускали Кекса вперёд как самого умелого, прикрывая со спины.***
- Давай, Кексик, пошёл! – подбадривал Цезарь, вкладывая в друга максимум веры и забывая на время о том, что, вообще-то, планировал во что бы то ни стало обогнать его хотя бы один раз за всю игру. - Ты сможешь, чёрт тебя дери! – так эмоционально, как, пожалуй, ещё никогда, вскрикнул Джотаро, ведь атмосфера накалялась с каждой секундой. - Наваляй этому боссу так, чтобы не встал потом! – стукнул кулаком по кофейному столику Джозеф, заряжаясь энергией командного духа, что порядком окреп спустя почти четыре часа непрерывной игры. - Спасибо, парни! Итак… - рыжий напрягся всем телом и облизнул пересохшие губы, готовясь к самому важному выстрелу за весь вечер. Именно этот выстрел должен был стать решающим, ведь альфы один за другим пали в жестокой битве, а у самого Нориаки оставалась лишь одна жизнь; от этого выстрела зависело, сможет ли команда пройти, в конце концов, этот грёбаный финальный уровень с боссом, который пришлось перепроходить раз пять, так точно. – Стреляю! Альфы смотрели в экран телевизора с замиранием сердца, боясь даже дышать. Справится ли омега со своей миссией, или потраченное время окажется напрасным? - Он сделал это!!! – только завопил во всё горло Джостар, как ему тут же прилетел в под дых меткий удар Цезаря, шипящего: «Тише ты, задолбал орать!» На этой радостной ноте заключительный уровень мира был пройден. - О да! Да, да, да! – прокричал Какёин, который, наконец, позволил себе расслабиться во время заслуженной кат-сцены* и даже вскочил с места, начав пританцовывать и ритмично двигать бёдрами в такт заигравшей музыки, словно ребёнок, получивший в подарок дорогую игрушку. - Что ты делаешь? – усмехнулся тогда Куджо, разваливаясь в углу дивана так обессиленно, будто батрачил перед этим двадцать четыре часа на стройке. От несколькочасового напряжения тело затекло и неприятно ныло, но чувство удовлетворения от крупной победы всё же затмевало этот физический дискомфорт. - Танцую попные танцы! – как ни в чём не бывало ответил Какёин, ни капли не стесняясь. Несмотря на то, что гостиную ни разу не проветривали, и от концентрации трёх сильных запахов голова омеги чуть не начала идти кругом, он чувствовал себя вполне комфортно, ведь действительно привык к новым друзьям и к тому, какой давящей могла иногда становиться рядом с ними атмосфера. - Это типа твой победный танец? – уточнил Джотаро, а губы его невольно расплылись в полуулыбке. Он и сам привык к тому, что рыжий мог всякое вытворять, причём не всегда логичное или несущее в себе какой-либо смысл. Впрочем, от этого за ним только интереснее становилось наблюдать. - Да, типа того, - гордо ответил Какёин, даже не думая пока что останавливаться, продолжая покачиваться и подпрыгивать в такт оживлённому биту, смаковать переполняющий чистой энергией момент победы. Рыжий редко мог сдержать накатывающие эмоции, когда проходил сложные уровни или побеждал в онлайн-играх, да и не пытался этого никогда делать, предпочитая отдаваться сносящему с ног течению чувств и танцевать вдоволь, если хочется. - Ты смотри поаккуратнее бёдрами крути, а то я всё-таки доберусь до твоей костлявой задницы, - настораживающе предупредил Цезарь, вальяжно откидываясь на спинку дивана, будто максимально самодовольная и небрежная поза могла позволить ему расслабиться эффективнее. - Это и должно было прозвучать сомнительно и двусмысленно, или тут какая-то ошибка? – поинтересовался тогда опомнившийся от болевого шока и наконец разогнувшийся Джозеф, театрально выгибая бровь и предсказывая про себя очередную остроумную шутку итальянца. Цезарь и правда обожал игру слов и довольно жестокие подколы, ударник же в свою очередь обожал их слушать, ведь они до сих пор ещё ни разу не повторялись. - Встретиться с тобой было моей ошибкой, а фраза прозвучала ровно так, как и должна была, - надменно изрёк в конце концов Цеппели, закидывая ногу на ногу и с вызовом глядя в опечаленные бирюзовые глаза. - Цезарино, иногда мне кажется, что я тебе совсем не нравлюсь! – воскликнул всё-таки Джозеф после секундной тишины слишком эмоционально, чтобы кто-то воспринял высказывание всерьёз. Не мог же он показать всю глубину своих разъедающих изнутри, как кислота, опасений? - Не говори глупостей, Джозеф, - поправил певец, эпично встряхивая головой и тем самым откидывая несколько прядей чёлки назад, - мне вообще никто не нравится, - заключил он, и все парни одновременно усмехнулись. - О, а как насчёт того, чтобы в картейки перекинуться? – вдруг предложил Джостар, улыбаясь загадочно, как старая гадалка с большим стажем, и раскрывая веером ни пойми откуда взявшуюся колоду. На самом деле, ударник просто обожал азартные игры, и у него почти всегда имелась при себе одна из многочисленных колод «просто на всякий случай». - С тобой-то, жулик?! – тут же возмутился Цеппели, с горечью и болью ущемлённого самолюбия вспоминая, как ударник уже пару раз обувал его во время обеденного перерыва на работе. – Не играйте с ним, он шарлатан и обманщик, - это было адресовано уже остальным, потому что после такого унижения певец просто обязан был предупредить всех о потенциальной опасности в лице бессовестного лохматого альфы. - Да ладно тебе, Цезарино, - маняще сладко протянул Джозеф, как змей-совратитель, нашёптывающий на ушко красивые обещания, - я не буду жульничать в этот раз, - это были пустые слова, ведь в хитрых бирюзовых глазах сразу читались обман и провокация, а потому Цезарю уже который раз за вечер захотелось врезать по этой довольной косматой морде. - Ну, чисто теоретически, не пойман – не вор, - невозмутимо пожал плечами Кекс, доедая со дна внушительного салатника остатки чипсов и игнорируя возмущённый крик Цезаря: «Ты на чьей вообще стороне?!» - Можно играть, пока кто-то не поймает Джозефа на жульничестве, - вклинился Джотаро, решив побыть в этой ситуации голосом разума. А ведь и правда, никто не запрещал закончить игру при первом же сомнительном происшествии. На том и порешили.***
В принципе, все участники Star Platinum держались достойно и с классическим «Дураком» были знакомы хорошо, а потому несколько конов прошли на удивление спокойно. То ли Джозеф и правда старался быть честным, хотя руки так и чесались подмешать кому-нибудь дурную комбинацию, то ли искусного жульничества просто никто не заметил, но, в любом случае, выигрывал ударник на удивление не каждый кон. Зато, чтобы компенсировать отсутствие виртуозного жульничества, он то и дело окидывал друзей невероятно гордым взглядом, когда особенно ловко тасовал карты, подбрасывая их в воздух и перекидывая из руки в руку со скоростью света, или когда раздавал их настолько быстро, что взглядом уследить было за каждой невозможно. Особенно часто Джостар поглядывал на Цезаря, выпрямляясь в эти моменты, выпячивая грудь колесом, всячески стараясь привлечь его внимание; над этим фактом Кекс, естественно, не упустил возможности пошутить, пододвигаясь ближе к Джотаро и шепча ему на ушко: - Смотрите, картина маслом: павлин красуется перед самкой. - Больше двух говорят вслух, кстати – оскорблённо рявкнул тогда Цезарь, ведь даже его младший братишка совершенно безжалостно усмехнулся, услышав такое чёткое сравнение. Нет, мозги у Джозефа и правда были птичьи, но вот то, что Цезаря назвали самкой – это уже непорядок. - Насрать бы в руки тому, кто карты раздавал! – вдруг истошно завопил Джостар, возмущённо стукая кулаком по столу в придачу и с глубокой задумчивостью хмурясь собственным картам, которые являли собой мелкую шваль. Ходить альфе нужно было под Какёина, а у того оставалось всего лишь две карты, и что-то подсказывало Джозефу, что завалить он омегу точно в этот ход не сможет. - Ты и раздавал, осёл! – упрекнул тогда ударника Цезарь, уже не стараясь скрыть бурлящие, как само жерло вулкана, эмоции; всё равно кон этот, очевидно, был проигран, как только Нориаки небрежно швырнул козырного вальта поверх жалкой девятки Джозефа, да с таким надменным видом, будто он – великий царь, снизошедший сыграть со своими жалкими подданными. - Уно! - Мы, вообще-то, в другую игру играем, так что можешь засунуть себе своё «уно» в… - только начал Цезарь, вновь закипая от чистой ярости и чуть ли не сминая ни в чём не повинные карты в руках, как Какёин перебил его. - Я, вообще-то, вышел, в отличие от некоторых, так что разбирайтесь тут втроём, - и с этими словами подкинул Джотаро свою последнюю карту – козырного короля. Куджо не растерялся и молча взял его, ведь у самого карт оставалось совсем немного, а такое сокровище упускать не хотелось. - Отлично, - процедил сквозь зубы Цеппели, после чего улыбнулся довольно, как сытый кот, от сладкого осознания того, что отбиваться в этот раз не потребуется, - ну держись теперь, Джус, я тебя в могилу отправлю. - И чем же? – бессовестно хихикнул Джостар в ответ, лениво закидывая ногу на ногу, будто победа уже была у него в кармане. - У тебя самого одно дерьмо на руках, - альфа вдруг стал выглядеть чересчур спокойно, как будто не убивался из-за неудачных карт ещё минуту назад, и это, мягко говоря, показалось Цезарю очень подозрительным, особенно учитывая тот факт, что так уверенно Джозеф играл с итальянцем только на работе, и тогда каждый раз пользовался новыми методами жульничества. - Погоди-ка, - чуть неуверенно протянул певец, прищуриваясь, словно выискивая правду в выражении лица отбивающегося, - ты откуда хотя бы в теории можешь знать об этом, псина сутулая? - Хе-хе, - довольно отозвался Джозеф, закидывая обе руки на спинку дивана, пока в душе его клокотала смесь из лёгкого волнения, осторожно ступающего по пятам, и абсолютного превосходства, очень некстати ослабляющего бдительность, - я просто проницательный. И вообще я - экстрасенс. Ты разве не заметил этого, когда я предсказывал твои фразы, Цезарино? - Какой нахер… - только начал Цеппели, удивляясь силе собственного желания дать ударнику по наглой рыжей морде, как его перебил лаконично вклинившийся Джотаро, до этого игравший почти молча, указывая куда-то под кофейный столик. - А это зеркало всегда было у Джозефа на ноге? Парни в повисшей натянутой леской тишине проследили за направлением пальца гитариста, и как только все дружно взглянули на Джостара, тот резко подпрыгнул, подгибая под себя ноги, и нелепо почесал затылок, невинно, словно малое дитё, отводя взгляд куда-то в сторону: - Какое зеркало? Вот там, в коридоре? Да оно всегда там было, - ударник обладал невероятным талантом заговаривать зубы, но в этот раз его поймали с поличным, а потому он уже напрягся и приготовился к крикам или даже драке, однако ожидаемой реакции не последовало. - А я уж подумал, что в тебе совесть проснулась, – вместо этого выдал Цезарь, разочарованно покачивая головой, как печальный преподаватель, заставший прилежного ученика со шпаргалкой, и принялся собирать разбросанные по всему кофейному столику карты, чтобы убрать их назад в упаковку, подальше от незаслуживающего их жулика. У Цеппели тоже имелся талант – уметь пристыдить кого-то за опрометчивый проступок, а потому Джостар тут же встрепенулся и взглянул на итальянца со вселенским горем в глазах. - Нет, Цезарино, стой! – острая, как иголка, вина вдруг так больно кольнула самое сердце альфы, что он чуть ни сорвался на отчаянный крик, - я не буду больше жульничать, обещаю! - Нет, Джо-Джо, всё, я тебе больше не верю, - прежним одновременно разочарованным и поучительным тоном ответил певец, а потом вдруг замер на мгновение, будто увидел нечто страшное. Юноша медленно поднял на Джостара растерянный взгляд и увидел то, чего так боялся: нагленькую улыбочку, расплывающуюся на его лице. Итальянец запоздало осознал, что обратился к ударнику милой кличкой; последний сам предлагал так к нему обращаться ещё пару дней назад, но тогда из собственного упрямства певец не захотел. - Цезарино, ты что, только что… - неожиданно радостно начал Джозеф, но певец, чьи щёки опалило огнём, поспешил перебить его. - Т-тебе послышалось! – юноша и сам не знал, почему вдруг так засмущался, ведь по факту ничего криминального не произошло; и всё же в довольном взгляде Джозефа, в его наглой, но вместе с тем – неподдельно счастливой улыбке было что-то, что заставило сердце заколотиться быстрее, словно в попытке выскочить из груди. Можно было бы как обычно свести всё к шутке и забить, и итальянец так поступал вообще практически во всех ситуациях, но в этот раз единственным выходом казалось отступление. – Я, кхм, принесу ещё выпить, - тихо объявил итальянец, поспешно оставляя собранную колоду на столе и не спеша поднимаясь с дивана, чтобы выглядеть максимально непринуждённо. - Спасибо, детка! – всё с прежней нескрываемой радостью воскликнул Джостар, естественно, будто называть так Цезаря было для него в порядке вещей. Только вот итальянец запала этого не разделил: ему стало ещё более неловко, и впервые за долгое время он не нашёл, что на это ответить, а потому лишь прибавил ходу, изо всех сил стараясь игнорировать то, как Кекс с Джотаро переглянулись и прыснули от едва сдерживаемого смеха у него за спиной, а также как нахальная улыбка продолжает играть на губах ударника. - Цезарь такой цундере*, - по-доброму заметил Нориаки и, сладко потянувшись, попытался откинуться на спинку дивана, но не рассчитал траекторию и мягко приземлился прямо на Джотаро. Ну, не прямо на него, конечно, но голова рыжего нечаянно устроилась на крепком накаченном плече. Омега в растерянности перевёл взгляд на японца, но тот продолжал потягивать пиво, будто ничего не замечая, и лишь на долю секунды взгляды музыкантов встретились; Кексу в мгновение стало неловко, и он поспешил отодвинуться, но опорная рука как на зло скользнула по гладкой ткани дивана, юноша потерял равновесие, и его голова спустилась чуть ниже, прямо на грудь альфы. Никакая подушка ещё не казалась Нориаки удобнее. Они были просто огромными и при этом упругими, как пружина, совсем малость мягкими, но не слишком, именно такими, какими и выглядели со стороны, или, может быть, даже гораздо лучше. В таком положении хотелось оставаться вечность. Парень не заметил того, как вернулся Цезарь, не ответил, когда итальянец предложил ему банку колы, и совершенно точно не увидел, как все три альфы уставились на него; мир вокруг просто растворился, смешался с потоком всепоглощающей бесконечности, перестал существовать. Рыжий не заметил даже и того, как свободной, не зажатой между ними с Джотаро рукой, неосознанно сжал вторую грудь гитариста, и, кажется, пару раз пожамкал её, да с таким шокированным видом, будто увидел фею или единорога. На несколько секунд в гостиной воцарила почти идеальная тишина, нарушаемая лишь безуспешно подавляемым хихиканьем Джозефа. - Кекс, что ты делаешь? – беззлобно и немного растерянно спросил Куджо, не предпринимая, впрочем, никаких действий, чтобы что-то изменить. Омегу будто облили холодной водой: он тут же отдёрнул руку, заливаясь краской до кончиков ушей, и со скоростью света отодвинулся, зарываясь лицом в собственные ладони и подтягивая колени к груди, словно надеясь улезть в какой-нибудь панцирь и спрятаться там от собственного позора. - И-извини! Просто твои малышки, они такие… - Нориаки запнулся, пытаясь подобрать прилагательное достойное, но не переходящее рамки разумного, - Классные… - Кто? – аккуратно поинтересовался Джотаро, всё ещё находясь в полной растерянности. - Н-ну, твои… Не важно, забей! – рыжий ещё больше скомочился, и теперь казался даже меньше, чем обычно. Ещё немного, и он вскипел бы от стыда, как чайник, который забыли вовремя снять с плиты. - Да, у братишки и правда лучшие малышки на свете! – усмехнувшись, подхватил Цезарь, и в этот раз он, кажется, пытался помочь омеге разрядить атмосферу, а не подколоть его. – Но только полежать он на них никогда не даёт, - последнее высказывание было запущено камнем в огород японца и прозвучало по-настоящему обиженно. - Эй, Кекс, - тихо позвал Джотаро, пока Джозеф с Цезарем начинали спорить о том, не хуже ли «малышки» ударника «малышек» гитариста. Нориаки осторожно выглянул из своего убежища и хотел было ещё раз извиниться, как вдруг Куджо продолжил, - всё в порядке. Приляжь, если хочешь. Ему не послышалось? Не послышалось же? Джотаро не против? Он разрешает прилечь на его плечо? Или даже на его… - Всё в порядке? В смысле «всё в порядке»? То есть когда я прошу, мне отворот-поворот, а как только Кексик попросил, так пожалуйста? – тихо сказанное младшим братом предложение не осталось не замеченным итальянцем, а потому пятая точка последнего теперь полыхала обжигающим пламенем. Масла в огонь подлило и то, как Нориаки с кротким «спасибо» вновь положил голову гитаристу на плечо, не осмелившись на большее, и взглянул на Цезаря с гаденькой довольной улыбочкой на губах. Цеппели театрально приложил руку к груди и продекламировал, – братишка, ты разбиваешь мне сердце! - Цезарино, а пошли-ка попкорн сделаем и сериальчик посмотрим! – героически вмешался Джозеф, спасая ситуацию и заминая конфликт, после чего не без труда поднялся с дивана и попытался подтолкнуть сопротивляющегося итальянца в сторону кухни, впрочем, совершенно безуспешно. - Подожди, Джозеф, сначала я разберусь с Джутом, - только начал итальянец, плотно сжимая кулаки и практически метая в младшего брата стрелы своим злым взглядом, как Джозеф молча наклонился и безо всякого предупреждения закинул Цезаря на плечо. Конечно же, это вышло далеко не так грациозно, как в каких-нибудь романтических фильмах, в связи, в первую очередь, с габаритами итальянца, а во-вторую – с тем простым фактом, что итальянец этот сопротивлялся, как дикий зверь, которого силились пленить охотники, но всё-таки кое-как ударник управился с вырывающимся ягуаром и не спеша понёс на кухню, стоически терпя его удары, неумолимо обрушающиеся на спину, и раздражённые крики вроде: «Какого хрена, Джус?! Отпусти меня сейчас же, мать твою!» - Устал? – спросил тем временем Джотаро, когда Какёин от души зевнул, мило прикрывая рот рукой, и поудобнее устроился рядом с альфой, прижимаясь к нему уже более раскрепощённо, почти всем телом, как к тёплой печке холодным зимним вечером. Близкий контакт дарил такое же ощущение защищённости и спокойствия, как и тогда в парке, когда дурманящий аромат гитариста окутал омегу с ног до головы. От этого приятного воспоминания Нориаки испытал странное чувство щекотки, бутоном расцветающее внизу живота. - Немного, - Какёин ответил с нескрываемой печалью, - домой уже пора, а я даже на часы не смотрел... Мамка убьёт, наверно. - Ой, ладно тебе, Нориаки-кун! – вдруг вклинилась Холи, впервые за вечер вновь показавшаяся в гостиной. Она повела себя благородно и терпеливо, решив не мешать сыновьям наслаждаться компанией друзей и ни в чём их не ограничивать. - Оставайся сегодня у нас, если хочешь, - женщина и сама зевнула, мысленно выбирая, помыть ли скопившуюся в раковине посуду сейчас или отложить на завтра. - Правда? – Нориаки тут же оживился и удивлённо взглянул сперва на Холи, а затем на Джотаро, и тот утвердительно кивнул, не в силах сдержать слабой улыбки: Какёин словно светился изнутри, когда загорался какой-либо идеей. – Спасибо! Мисс Куджо, Вы – золотая женщина! – рыжий был вне себя от счастья; он всегда мечтал пойти к другу на ночёвку, но раньше ни возможности, ни повода не было, а теперь неожиданно предоставилось и то, и другое. - Сейчас тогда, только за вещами сбегаю! – обратился он уже к Джотаро и с этими словами птицей рванул к входной двери. Куджо проводил омегу уставшим взглядом и своим обычным «ну и ну»; ему тоже идея с ночёвкой пришлась по душе, ведь расставаться сейчас абсолютно не хотелось.***
С уговорами Нориаки не затягивал: только ввалившись домой, он тут же начал осыпать маму извинениями за столь позднее возвращение и обещался помочь с уборкой всей квартиры на следующий день, если только она отпустит его на ночёвку. Сердце у Сакуры, как ни крути, было всё же доброе, а потому она лишь покачала головой и согласилась с горе-чадом на такую выгодную сделку. Конечно за то, что сыночек увлёкся посиделками в гостях и даже не написал ни разу за всё это время, ему досталось по затылку, но в этот раз он кричать и спорить не начинал, слишком уж был взволновал. Невольно Миссис Какёин вспомнила свою собственную молодость: то, как старалась быстро собраться на прогулку с Томасом в час ночи, когда родители уже спали, и то, как возвращалась с чудного свидания под самое утро… Нори же хотя бы её предупредил, отпросился честным путём - и то отрадно. Рыжий со скоростью света собрал вещи, небрежно покидав их в первый попавшийся пакет, и выбежал из квартиры так же стремительно, как и зашёл. У соседей было уже совсем тихо, и свет горел лишь на кухне, мягко освещая всю гостиную через арку в стене. Джотаро верно дожидался Кекса и, услышав воодушевлённое: «Я готов!», не спеша поднялся с дивана и закрыл за другом дверь. Что странно, ни одеяла, ни подушки на диване всё ещё не было, хотя японец мог бы успеть всё подготовить. Нориаки саркастично подметил: - Джут, ты бы хоть гостям постелил, что ли. - Нет, - кратко ответил Джотаро, кивая в сторону коридора, - пойдём в мою комнату, - и с этими словами повёл друга за собой по едва освещённому коридору. На самом деле, альфа любил полумрак, а потому большую часть времени в своей комнате проводил либо без света вообще, либо со включенным настенным светильником. - О, - только и выдал Кекс, внутренне начиная сгорать от нетерпения; всё-таки в гостях у гитариста он был впервые, потому что в отличие от бездельника Джозефа, который мог позволить себе хоть каждый день разгуливать по друзьям, у омеги были заказы, некоторые из которых и так уже были просрочены, и комнату Джотаро до этого он мог лишь размыто представлять в смелых фантазиях, - ну ладно, раз предлагаешь. Комната альфы оказалась достаточно близкой к тому, какой успела нарисоваться в воображении рыжего: куча плакатов и пластинок на стенах, прилично потрёпанный проигрыватель на старом комоде, какая-то корзинка с кучей цепей, браслетов и другими «пустыми понтами» на столе. Всё тёмное и мрачное, но при этом по-своему уютное. - Это чё за дыра? - Нориаки правда понравился незамысловатый дизайн, но он не упустил возможности подколоть друга, – а мы точно у тебя в комнате, а не в «Рок бункере»? - Ну и ну, - прыснул Джотаро, игнорируя едкий риторический вопрос, и рывком стянул с кровати чёрное покрывало, запуская его куда-то к стене. Места здесь было не очень-то много, но вполне хватало и для довольно просторной полутораместной кровати, и для небольшого матраса на полу рядом с ней. - Ложись на кровать. Я буду на полу. - Нет, Джотаро, я так не могу, - уверенно возмутился Какёин, вставая перед другом и мешая ему тем самым пройти ко второму спальному месту, - я, всё-таки, в гостях, так что оставайся на своей кровати, а я могу и на пол лечь. - Нет, я буду на полу, - вкрадчиво повторил японец, не желая отступать. - Джотаро, - Нориаки как-то странно выделил имя друга, окрасив его непонятным оттенком, и это почему-то прилично надавило на совесть, прямо как давило «я же говорил» Цезаря в те моменты, когда гитарист действительно лажал, не послушав дельного совета. - Пожалуйста. - Ладно, - тяжело выдохнув сдался брюнет, по лицу собеседника понимая, что спорить бесполезно, а значит время и силы тратить на лишние споры не стоит. - Я мыться. Скоро вернусь.***
Нориаки за время отсутствия друга успел переодеться в свою любимую полосатую пижаму, а позже и сам пошёл умываться. По дороге назад юноша сделал настоящее открытие: совершенно случайно заметил на стене интересную картину, точнее фотографию, в красивой деревянной рамке; на ней была Холи, ещё совсем молодая, без единой морщинки на лице, и два маленьких мальчика: один светленький, с пластырем на разбитом носу и скрещенными на груди руками, весь взъерошенный и насупившийся, второй тёмненький, просто невероятно хорошенький, обнимающий маму с лучезарной улыбкой на лице. Не может быть, неужели этот милый мальчик… - И как только ты из этого, - с порога спросил Кекс по возвращению в спальню, указывая рукой куда-то в коридор, - вырос в Джотаро? Гитарист хмыкнул, задумываясь на секунду. Он и сам не знал, как это произошло, в какой именно момент он начал меняться и становиться более нелюдимым, и хотя вспоминать прошлое всегда казалось ему постыдным, рядом с Нориаки было не страшно решиться на откровение: - Раньше я был дрищом. - Ты? Не может быть, - искренне удивился омега, устраиваясь на матрасе, и заинтригованная улыбка сама собой расплылась на его розоватых тонких губах. Образ стройного Джотаро без привычных внушительных мышц просто отказывался проектироваться в сознании, и Какёину показалось, что если он ещё усиленнее начнёт думать об этом, то его мозг выдаст ошибку и отключиться насовсем. - Да, я был реально тонким, - подтвердил свои слова Куджо, параллельно разминая перед сном шею, - потом в старшей школе начал качаться. - А ещё обозлился на весь мир, - предположил Кекс, судорожно пытаясь представить, что же могло настолько поменять альфу. Хотя, наверно, эти перемены нельзя связать с какой-то конкретной причиной; скорее всего, происходило всё постепенно, под влиянием совокупности различных факторов. - Это что? – вместо ответа спросил Джотаро, уже укладываясь и зарываясь в одеяло, когда Нориаки достал из пакета нечто красно-зелёное внушительных размеров. В тусклом свете ночника трудно было наверняка сказать, что это, а в своих догадках альфа сомневался. - Это моя плюшевая вишня, - невозмутимо ответил Нориаки, с любовью прижимая игрушку к сердцу, как старого друга после долгой разлуки. - Плюшевая… Вишня? – очевидно, брюнет расслышал всё правильно, но от этого вопросов у него не убавилось. - Да, её зовут Большая Вишня. Я всегда с ней сплю, - гордо заявил Кекс, укладывая плюшевую игрушку рядом, - у меня много плюшевых вишен. Есть ещё Мистер Вишня и Вишня в Шляпке, - омега так ласково и невинно перечислял имена своих мягких друзей, что Джотаро не выдержал и рассмеялся, не хохотнул один раз, а по-настоящему рассмеялся, и Кекс замер; он впервые такое слышал. Смех Джотаро был низким и похожим на злодейский, и наверно поэтому он закрыл рот рукой и повернул голову так, чтобы не было видно лица, но Нориаки не мог отвести от друга взгляда, будто будучи очарованным прекрасной сиреной. - У тебя красивый смех, - тихо заметил он и тут же умолк, чуть краснея, осознав, что сказал это вслух. Омега просто ненавидел тот факт, что его недюжинная смелость проявлялась обычно именно в самых неловких ситуациях, да ещё и контролировать эти внезапные проявления было довольно трудной задачей. Куджо вдруг замер на мгновение, словно не в силах поверить в услышанное; впрочем, так оно и было, ведь никто раньше не называл его смех красивым, а уж тем более с такой неподдельной искренностью. Юноша скромно возразил: - Он пугающий. - Нет, Джотаро, он красивый! И улыбка у тебя красивая, - последняя фраза к концу затихла, потому что омега почти зарылся в Большую Вишню лицом, найдя в ней временное укрытие от мимолётной неловкости, - не закрывайся больше, когда смеёшься, - добавил Нориаки на грани разборчивости и пожалел, что вообще решился на такие откровенные комплименты. Кто знает, как Джотаро отреагирует? - Спасибо, - тем не менее тихо поблагодарил альфа, вновь переводя взгляд на собеседника и улыбаясь, не широко, но и не сдерживаясь в этот раз; это стало ещё одним небольшим шажком к полному, всеобъемлющему доверию, ведь Какёин стоил того, чтобы ему доверять. Он всегда был прямолинейным, но никогда не стремился кого-то по-настоящему обидеть; он был надёжным и умел хранить секреты. Пока Джотаро думал об этом, в его душе зародился странный лёгкий трепет, и это было, несомненно, приятное чувство, но всё равно незнакомое, а оттого - настораживающее. «Надо что-то сказать, срочно», - мысли вихрем взвились в голове Нориаки, и вдруг он вспомнил, наконец, то, о чём хотел спросить ещё давно. - А у тебя только одна Матовая Малышка? - Нет, - Джотаро сел в кровати и одним ловким движением стянул с себя спальную футболку, - ещё есть Акустическая Малышка, но я реже на ней играю, - альфа кивнул на деревянную гитару где-то в углу комнаты, успевшую даже немного запылиться, и выключил ночник, - жарко… - в серебристом свете луны торс альфы выглядел мраморным, а каждый изгиб мышц отбрасывал контрастную тень, делая их визуально ещё больше. Нориаки был словно околдован, загипнотизирован идеальным телом, которого неожиданно сильно захотелось коснуться, о котором и сам мечтал всю жизнь. Омега нервно сглотнул, пропуская мимо ушей рассказ о том, как маленький Джотаро выпрашивал у Холи свою первую гитару, которой сейчас уже не было и в помине. - Джотаро, а можно я как-нибудь нарисую тебя с натуры в полный рост? – вопрос сорвался с губ раньше, чем Кекс успел его обдумать, но пути назад не было. Омега был уверен, что такой момент было бы грешно упускать: если чего-то хочется, нужно искать возможность, а не оправдание, не так ли? И всё же сомнения цепкими когтями скребли душу. Вдруг гитарист неправильно всё поймёт? Что тогда? Как оправдаться? - С натуры? – Джотаро вновь плюхнулся на мягкую подушку и свёл брови к переносице, что выразило, впрочем, не возмущение, а лёгкую неуверенность. Конечно, словосочетание японцу было знакомо по отрывкам из разных фильмов, но все тонкости он представлял едва ли. - Ну да, знаешь… - рыжий только хотел объяснить альфе суть термина, как запнулся, ибо его озарила гениальная идея. Возможно, Куджо, как и многие дилетанты, полагает, что рисование с натуры включает в себя только изображение голого человека, а если так, то тот факт, что он сразу не начал отнекиваться от этой идеи, мог означать, что он вполне допускает такую возможность. Уверовав в собственную скромную догадку, Нориаки панически пытался подобрать хоть какой-нибудь нейтральный синоним к слову «голый», неосознанно сжимая Большую Вишню сильнее, но жалкие попытки с крахом провалились; такое завуалировать никак не получится, - без… Без одежды. Повисла мимолётная тишина, но Кексу казалось, что за это время он успел несколько раз помереть, вознестись на небеса и вернуться на Землю. - Совсем голым? – наконец осторожно уточнил Джотаро, - Но зачем? - Я часто рисую людей с натуры в университете, и… Это была бы хорошая тренировка, - поспешил объяснить тогда Какёин, так удачно вспомнивший о том, что помимо эстетического удовольствия и правда получит несравненный опыт, - но я могу дать тебе полупрозрачную ткань! – тут же добавил рыжий, ведь теперь дело осталось за малым: донести до альфы, что руководствуется он исключительно художественным интересом, и что вообще искусство – это святое, а потому никаких задних мыслей он, как художник, не имеет, - и обещаю никому не показывать. Можешь даже потом забрать картину себе, - если эти аргументы не справятся с задачей, то уже ничего не поможет. Оставалось ждать. - Ладно, - кратко согласился японец, ибо уважал изобразительное искусство, хотя и совсем в нём не разбирался, а потому не видел поводов отказываться, пусть сильно заманчивым это предложение назвать было тоже нельзя. Тем более, если он правда может чем-то помочь, то обязательно сделает это. - Если хочешь. - Класс, спасибо, Джотаро! – радостно воскликнул омега и лучезарно заулыбался, ведь поначалу поверить не мог, что гитарист возьмёт и согласится, да ещё и так спокойно, без издёвок. - Как насчёт завтра после репетиции? Не будешь занят? - Нет. Давай, - альфа искренне не понимал, почему Нориаки настолько обрадовался, ведь в случае отказа он мог бы просто обратиться к Цезарю, который уж точно не был бы против потешить лишний раз своё королевское самолюбие. - Ура! – Кекс завертелся под одеялом в попытках найти для них с Большой Вишней удобное положение и уже мысленно выбирал интересную позу для своей новой модели; такой случай может больше никогда не выпасть, поэтому нужно было срочно начать продумывать общую композицию. А ещё фон! Сколько деталей предстояло рассмотреть! Перестав елозить, рыжий тихим, полным благодарности голосом добавил, - спокойной ночи, Джотаро. - Спокойной ночи, Нори, - так же тихо отзеркалил брюнет, особенно мягко выделяя имя друга. Он давно хотел обратиться к Кексу по имени, и раз тот решил сегодня быть смелым, то и Куджо решил последовать этому примеру. - Это прозвище только для семьи и самых близких, - тихо выдал омега с толикой строгости и неуверенности в голосе, заметно напрягаясь. Такого альфа никак не ожидал. - Я… - Джотаро не знал, что сказать. Вот оно как, оказывается. Неловко вышло. Разум альфы будто очистился, причём от всего словарного запаса вообще, подчистую, и стал подобен пустому белому листу, причём в тот самый момент, когда срочно надо было придумать лаконичное извинение. В конце концов не осталось других вариантов, кроме как сказать правду. - Извини, я просто много раз слышал, как тебя мама так называет, и… - Ничего, - внезапно перебил Нориаки, отчего-то засмущавшись и до носа подтянув одеяло, чтобы скрыть внезапно подступивший румянец. - Тебе можно… - добавил он тише, едва различимо, но так, чтобы альфа точно услышал. - Хорошо. Спокойной ночи, Нори, - немного неуверенно, но так же мягко, как и в первый раз, повторил Куджо, закрыв, наконец, уставшие глаза. Он не знал, почему басист решил дать ему такую привилегию, учитывая то, что «близких» у омеги, в общем-то, было немного, если были вообще, но от этих мыслей в душе разлилось странное тепло, прямо как когда дарят действительно стоящий подарок или осыпают красивыми комплиментами. Самое интересное, что Нориаки и сам не знал, почему вдруг решился на такой серьёзный шаг. Назови его имя в сокращённом варианте Джозеф или Цезарь, на них бы посыпались угрозы, а может и острый локоточек в ребро бы прилетел, но с Джотаро всё обстояло иначе. От него это звучало непривычно, а оттого немного странно, но при этом в сердце не начинал разгораться гнев, совсем нет. Кексу хотелось, чтобы гитарист так его называл. За окном устрашающе гудел поднявшийся ветер. Погода была ночью неспокойной: температура немного снизилась, и тучи беспроглядной пеленой безжалостно затянули небо. Сначала Кекс затерялся в своих же размышлениях, а потом, глянув в окно, почувствовал, как стало неуютно и даже одиноко. Парень редко ощущал такое; обычно с ним всегда были вишни, а теперь и надёжные друзья, но сейчас, несмотря на то, что Джотаро был чуть дальше расстояния вытянутой руки, это расстояние казалось пропастью, непомерно широкой. Омега привык действовать в соответствии со своими желаниями и ощущениями: если ему нравилось что-то, то он это делал, независимо от запретов и мнения окружающих, и сейчас ему захотелось сделать кое-что рисковое, но риск этот совершенно точно был оправдан. По крайней мере, так казалось Нориаки, когда он без долгих раздумий аккуратно встал, оставляя Большую Вишню под толстым пуховым одеялом, чтобы она не замёрзла ненароком, и по-кошачьи тихо подобрался к кровати Джотаро. На мгновение рыжий заколебался, но всё-таки собрался с духом и осторожно юркнул к гитаристу под бочок, а затем медленно поднял взгляд на его лицо. Альфа выглядел на удивление спокойно и умиротворённо, когда спал, но его мышцы по-прежнему были напряжены. Этот факт Нориаки отметил с сочувствием. Лежать под одеялом с Джотаро, так близко, что их разделяли лишь сантиметров десять, было совсем не тем же самым, что лежать рядом с Большой Вишней. Потому что Большая Вишня не пахла морем, потому что от неё не исходил пленяющий жар, как от уютного костра посреди безлюдного леса, потому что её не хотелось разглядывать так же, как эти густые пышные брови, впалые скулы, что тронула едва заметная щетина, крепкую массивную челюсть, пухлые потрескавшиеся от ветра губы. - Джотаро, - одними губами выдохнул Какёин, и на краткое мгновение дыхание его замерло, будто он увидел картину в галерее настолько красивую, что потерял саму способность дышать, растворился в потоке возвышенного и прекрасного. Юноша робко прильнул к брюнету, сокращая и без того небольшое расстояние до минимума, прижался к горячей широкой груди, не сильно, едва касаясь, но так, чтобы чувствовать успокаивающее, вселяющее надежду тепло, чтобы ощущать всем телом сильного альфу и вдыхать полной грудью его аромат. Вся комната отдавала им, но находиться в эпицентре было чем-то другим, чем-то интимным. Лёжа на матрасе Нориаки уснуть не мог, сонливость предала его, отказываясь принимать назад в свои объятия, но те ощущения, что дарил Джотаро, убаюкали омегу в считанные минуты, как младенца убаюкивает грудь любящей матери. Какёин уже спал, когда по его мягким, хоть и далеко не шелковистым волосам прошлись мозолистые от постоянных репетиций пальцы, подхватили вьющуюся чёлку и аккуратно заправили за ухо, чтобы не мешала, не лезла в лицо. Джотаро не спал. У него часто бывали проблемы со сном, а потому даже при всём желании он не смог бы отдаться миру Морфея за столь короткое время. Альфа не знал точно, сколько времени прошло; он перестал следить за этим давным-давно, чтобы лишний раз не расстраиваться. Вблизи омега казался таким… Маленьким. Или это просто альфа вымахал аномально огромным? В любом случае, лежать рядом с Нориаки было всё равно, что рядом с котёнком, пушистым, хрупким, которого нечаянно придави, и всё – тут же проснётся и жалобно замяукает, и кори себя потом за это до скончания дней. Джотаро невольно провёл рукой по рыжей голове, оглаживая её, но очень легко, чтобы не потревожить драгоценный сон друга. Непослушные пряди спутались и торчали в разные стороны, очевидно, их обладатель не очень-то ухаживал за волосами. По крайней мере, точно не так тщательно, как Цезарь, у которого имелось тридцать-три разных кондиционера на все случаи жизни. Нориаки вообще не был идеальным: его локоны не были гладкими, как у принцессы, а лицо не было ровным, будучи усыпанным веснушками и прыщиками; более того, он и не прилагал больших усилий, чтобы это исправить, но всё же именно эти детали, именно такая причёска и такие черты лица так ему шли, что Куджо он всё равно казался красивым. Какёин зарылся в грудь гитариста, неосознанно прижимаясь чуть сильнее, словно ища защиты, тихо бурча что-то неразборчивое сквозь сон. Это было так мило, что альфа не сдержался. Если Нориаки можно делать что-то странное, пока Джотаро спит, то и Джотаро имеет право на обратное, ведь так? Юноша приподнял голову и, очень медленно склонившись над лицом басиста, невесомо коснулся шершавыми губами мягкой щеки, чтобы потом так же медленно отстраниться. Куджо удивился своим же действиям, и всё же он просто сделал то, чего вдруг захотел, ни больше, ни меньше. Прикрыв, наконец, уже слипающиеся лазурные глаза, альфа приобнял омегу, весьма крепко, но в то же время ласково и осторожно, в попытке согреть и защитить его чуткий сон. - Море… - сонно подал голос Нориаки, которому снилось, как они с Джотаро гуляют по длинному безлюдному пляжу, держась за руки и любуясь морской гладью. - Вишня… - шепнул Джотаро, полной грудью вдыхая свежий ягодный запах, что усыплял лучше всяких снотворных.