Змейка

      Взрыв Хемунда странно повлиял на Лодброка. Он помог Ивару переключиться, задуматься не только о происшествии, но и о других, абсолютно других вещах. К примеру, а что он сам чувствовал к юристу? Бишоп был интересен, его спокойствие и некая загадка притягивали. Возможно ли, что он нравился Лодброку? Вполне. Но вот в каком смысле?       Романтический опыт Ивара за все девятнадцать сводился к девочке Фрейдис, которая обещала, что они обязательно поженятся и у них будет куча детей, но тогда ей было восемь, а ему двенадцать; сучке Маргрет, которая ради победы в пари сблизилась с ним, а затем всем растрепала, что у него не стоит; и... Сигурду, который всё смотрел и смотрел на него и в итоге двинулся окончательно.       Ещё в начале пубертата Ивар понял, что не может возбудиться как все. Он втайне рыскал по порно-сайтам, но не находил ничего интересного. Да, некоторые видео вызывали у него повышенное потоотделение и неровное дыхание, но у него всё равно не... Вероятно, он был чуточку асексуален. Или просто страдал эректильной дисфункцией из-за болезни, что было больше похоже на правду. С врачами он о своей деликатной проблеме не говорил — да и как такое рассказать женщине-врачу, когда тебе лет четырнадцать, у тебя пробивается какая-то стрёмная поросль на лице и сравнительно недавно твоя семья стала наискандальнейшей притчей во языцех? Это смущение с годами так и не исчезло. Даже закончив школу и перейдя к другому терапевту, он не говорил об этом.       И теперь Ивару сказали, что, вроде как, ему оказывали знаки внимания. И что? Как ему реагировать? Как реагировать, когда человек говорит такое после того, как фактически спас тебя? После того, как стал твоим соучастником преступления?       А, вообще, сколько Хемунду лет? Ивар раньше не спрашивал, а теперь как-то и неловко.       И правильно ли думать о таком, когда ты направляешься в дом, где лежит труп твоего брата?.. В смерти которого, что бы Бишоп ни говорил, ты был повинен.       Лодброк остановился у декоративного заборчика возле своего дома и подышал ртом, пытаясь унять хаотичный поток мыслей. Посидев пару минут, он привычно преодолел ступеньки крыльца. Привычно открыл дверь и скрылся в темноте.       Вот только... Вот только дальше всё пошло не так, как планировал Хемунд.       Ивар остановился, уловив на грани слышимости какой-то звук. Он медленно прокрутил колёса, страшась того, что он может увидеть. Дверь в подвал была так же открыта, как её и оставил Бишоп, когда они уходили из дома. Вот только снизу явно доносились чьи-то хрипы. Невозможно было понять: это был плач или... Или вообще неизвестно что. Лодброк торопливо достал телефон и включил фонарик.       — Боги, Хвитсёрк, — прошептал Ивар.       Кровь отхлынула от лица, когда он увидел своего брата, сидящего около трупа. Хвитсёрк был в той же одежде, в которой Ивар видел его в последний раз. Волосы неопрятными сосульками обрамляли когда-то симпатичное лицо.       И как Лодброк мог забыть? Как он не учёл тот факт, что Хвитсёрк мог вернуться домой в любое время? И за каким чёртом он полез в подвал?!       Хвитсёрка не вывести отсюда также просто, как Ивара. На бездыханном теле наверняка остались тысячи его отпечатков. Да и попробовать объяснить наркоману в прострации, что к чему невозможно!       Хотя...       Ивар понимал, чем чревато осуществление плана Бишопа для его брата, но, однако, в то же время думал над возможностью, которая могла открыться при этом. Хвитсёрк был здесь, и существовало два варианта развития событий после вызова скорой и, соответственно, полиции. Либо копы с радостью докажут его виновность и направят на принудительное лечение. Либо, если вина Хвитсёрка не будет доказана, можно схватить его и в добровольно-принудительном порядке запихнуть-таки в мифическое поселение для наркотов. Оба варианта были лучше, чем если бы Ивар попытался скрыть его появление возле тела.       В голове был сумбур. Ладонь, в которой Лодброк с силой сжимал телефон, неприятно вспотела. Затягивать нельзя. Нужно выбрать меньшее из зол. Нужно что-то решить.       Поступить как последняя сволочь, глядя как Хвитсёрка увозят в машине с мигалками и пытаются выбить признание в том, что он не совершал, но затем получить призрачный шанс на его избавление от зависимости?       Или поступить как хороший брат, человек, гражданин мира: позволить брату уйти в дальнейший загул и признаться в том, что холодное тело на полу подвала это его, Ивара, вина?       А будущее самого Ивара? Как быть с ним? А Хемунд, его тоже посадят за пособничество? Или нет, он же нигде не засветился?       В конце концов, что сделал бы Бьорн? Он был самым старшим из них. Он пытался их воспитывать, чему-то учил. Что он бы сделал, окажись на месте Ивара? Наверняка признался бы так смачно, что на него навесили бы ещё десяток преступлений.       Уббе? Уббе вообще послал бы Хвитсёрка в жопу, как ярый ненавистник наркоманов, и даже бы не заморачивался таким выбором.       Чертовски сложно что-то выбрать, когда пытаешься оценить ситуацию со всех сторон. Объективность, мать её! Будь она неладна!       — Да пошло оно всё! — взвыл Лодброк и, набрав номер, тапнул по кнопке вызова.