Змейка

      Естественно, Ивар немножко слукавил, когда клятвенно заверял Хемунда, что не будет задалбливать его расспросами. После того, как они зашли в небольшой уютный номер с двумя полутораспальными кроватями, расположенными в метре друг от друга, Лодброк со всем удобством устроился на одной из них и, притихнув, дождался, пока Бишоп сделает то же самое. А потом, набрав в грудь воздуха побольше, он выпалил:       — Ты так ничего и не сделал!       — Что? — Хемунд оторвал голову от подушки и повернулся.       — Свидание. Я жирно намекнул, а ты слился.       Мужчина медленно выдохнул и снова растёкся по кровати.       — Ивар, ты, кажется, говорил, что нам нужен отдых перед дорогой?       — Да. Но... Послушай... — Ивар прикусил кончик языка. Впервые за последние дни Бишоп был в его полном распоряжении, не прячась за своими бумажками, не убегая в банки, ратушу или ещё куда-то. Когда, если не сейчас, представится возможность поговорить? — Я просто хотел дать понять, что ты мне тоже интересен не в плане дружбы. Но ты снова — сама безмятежность. И, не знаю, это какие-то смешанные сигналы, и они меня слегка вводят в заблуждение.       — Ивар, — устало выдохнул мужчина, прикрыв глаза, — повторюсь, ты слишком молод, у тебя вся...       — Бла-бла-бла! — почти зло прошипел Лодброк. — А если мне хочется, чтобы ты присутствовал в моей жизни? Если мне хочется отношений именно с тобой? Ты тогда потряс у меня перед носом своей морковкой, а потом сбежал и...       Его пылкое выступление прервал тихий смешок. Ивар клацнул зубами, резко захлопнув рот. Он во все глаза уставился на Бишопа, который смеялся.       — А ты забавный, — Хемунд перевернулся на бок и, подперев голову рукой, разглядывал Лодброка.       — Я не... Ты! — Лодброк кинул в Бишопа подушку. — Какого чёрта происходит? Ты умеешь смеяться?       — Сюрприз? — Бишоп поймал снаряд и кинул его за спину. — Ивар, я не эмоционально ущербный. Конечно, я способен на проявление чувств.       — Но почему ты не использовал этот скилл раньше?       — Дай-ка подумать, — Хемунд на секунду замолк, словно собираясь с ответом. — Мой отец был очень набожным тираном, который наказывал за любое проявление эмоций, уверяя, что истинный верующий должен отринуть свои чувства, деперсонализироваться. И... Я привык? Может быть, мне нужно было походить в психотерапевту и поплакаться о тяжёлом детстве, но дело в том, что это «обучение» мне не раз помогало.       — Но почему ты работаешь на епархию, епископ? По идее, ты должен ненавидеть всё это, — Ивар сделал какой-то странный взмах рукой.       — Я пошёл в семинарию, потому что верил. Верил, что это моё, — мужчина невозмутимо пожал плечом. — Но позднее я понял, что не смогу исполнять обязанности священника — меня больше зацепили внутренние дела епархии, нежели священные писания. Отец был не слишком доволен, когда я отказался от сана, но с христианским терпением принял моё решение. И я с головой ушёл в юриспруденцию, в итоге выбившись в команду «палочек-выручалочек». Это специальный отдел, который курирует открытие новых приходов. Так что... Вот, я здесь.       Лодброк задумчиво пожевал губу и сел на кровати, сцепив руки на коленях.       — Так... Кстати, а что там у вас с мужеложеством? — неожиданно спросил он, вспомнив что-то из некоторых вещей, которые рассказывал Этельстан.       — У меня нет сана, а вольнонаёмные могут вступать в отношения с кем угодно, если это не противоречит закону. Как ни как, мы живём в век толерантности и прогресса. С поправкой, что мне пришлось уехать из родной Англии, чтобы до отца не долетали слухи — у него слабые сосуды, и такая новость его просто убила бы.       — Хорошо, — Ивар кивнул сам себе. — Давай вернёмся к нашим баранам. Так что насчёт «ты мне нравишься, я тебе нравлюсь»?       — Ивар...       — Нет-нет, не говори, что я молод или что ты там хочешь сказать. Просто... Ох, чёрт, это потому что я — калека? — вдруг Ивар широко раскрыл глаза, словно только что понял одну из тайн вселенной.       — Что?! — Хемунд едва не подпрыгнул. — Нет! Конечно, нет!       — Да ладно, всё нормально, — Лодброк отвёл взгляд и уставился на свои ноги. — Я всё понимаю...       — Да нет же! — Бишоп пересел к нему на кровать и осторожно взял за руку. — Не смей так думать! Ты — лу...       Вот чего Хемунд точно не ожидал, так это то, что его резко повалят на спину и припечатают к кровати, чтобы не убежал. Ивар весело смотрел на него, изучая лицо с самого близкого расстояния, какое только было с момента их знакомства.       — Фишка с калекой всегда срабатывает, — он зубасто улыбнулся и, когда Бишоп под ним завозился, чуть сильнее сжал его запястья. — Серьёзно, ты попался как ребёнок!       И пока Хемунд не начал выковыривать себя из-под достаточно увесистой тушки, Лодброк наклонился к нему и, зажмурившись, поцеловал. Сухие горячие губы ощущались странно, но так приятно. Правда, казалось, Ивару и не собирались отвечать.       — Да что с тобой не так? — слегка нервно спросил он, отстранившись. С такого расстояния глаза Бишопа казались стальными и очень, очень потусторонними. Эти широкие колодцы зрачков словно высасывали всю душу. Лодброк незаметно поёжился, но не отвёл взгляд.       — Ивар, ты... Ты... — Хемунд зачарованно смотрел на его блестящие губы, пробуя что-то сказать.       Но дальнейшая фраза так и не была озвучена, потому что Хемунд, видимо, послав все доводы своего бесстрастного рассудка, поймал губы Ивара своими. Они целовались, и Лодброку было так сладко, так томно, его вело словно от крепкого алкоголя.       Бишоп перекатился, подминая под себя Ивара, и пробежался пальцами по его рёбрам, вызвав лёгкую щекотку. Лодброк улыбнулся в поцелуй и запустил руки под чужой джемпер. Он с силой провёл по крепким мышцам спины, остановившись на пояснице. Он притягивал к себе мужчину, тая от ответных прикосновений.       — О. Прости, я... Наверное спешу или... — Хемунд вдруг отстранился. Его взгляд метался по лицу Ивара, пытаясь отыскать признаки недовольства.       — Нет. Нет, не останавливайся, — жалобно простонал Лодброк, едва ли понимая, почему Бишоп остановился.       — Но ты...       И тут Ивара словно кипятком окатили. Истома в одночасье сменилась ужасающим по силе смущением.