***
Пути назад не было, да и не потомку гордых фон Бильфельдов валяться в королевских ногах, вымаливая прощение. Правда, Вольфрама останавливала не гордость. Вернись он домой, ему бы снова пришлось лицезреть изысканную каллиграфию на королевской щеке. Нет уж. Пусть Юури думает и делает, что угодно, Вольфрама не сломить: хоть Бильфельд не может помешать королевскому безумию, потакать он тоже не станет. Решение принято окончательно и бесповоротно! Сердце мадзоку глухо бьется о ребра. Он не отдал жизнь за любовь, как обещал королю когда-то, но оставил, все, что у него было. Нужно учиться жить заново в чужом, незнакомом мире. Рядом с человеком, которого едва знал. И все же, есть вещи, которые не дают Вольфраму погрузиться в отчаянье. Он воин мадзоку, и он дал слово. Шибуя-старший – достойный и уважаемый человек, да и мама Мико, сочувствующая и нежная, всегда рядом. Чтобы не поддаваться унынию, юный Бильфельд с головой погрузился в работу, которую, как и было обещано, поручил ему мао Земли.***
Прошло три года. Вольфрам вполне сносно справлялся с обязанностями секретаря, хотя и не был гением бумажной работы. Усердие и упорство с лихвой покрывали оплошности и ошибки, которые он совершал. Самое сложное состояло в том, чтобы обуздать собственную натуру. Вспыльчивый и неусидчивый от природы, но достаточно сильный духом, чтобы закончить, подобно братьям, военную академию Шин-Макоку, он куда лучше справился бы с ролью телохранителя, но комплекс старшего брата, гнездившийся в глубинах души земного правителя, не позволил ему подвергать опасности существо, чересчур похожее на подростка. Конечно, Шори знал, что Вольфрам куда старше, чем кажется, что мадзоку хорошо владеет мечом и не раз защищал Юу-тяна, но наблюдая однажды за тренировкой Вольфрама и Шерон, Шибуя-старший едва с ума не сошел от тревоги. Это был один из немногих дней, когда Бильфельд звонко и от души смеялся над тем, как искренне напуганный и абсолютно не умеющий фехтовать Шори пытается закрыть его клинка, которым управляла уверенная ЖЕНСКАЯ рука. Мама Мико была в восторге от зрелища и, увлеченно болея за новообретенного «сына», тоже порывалась участвовать, громко возмущаясь на мужа, мягко удерживающего ее за талию. В других обстоятельствах Бильфельд бы, наверное, оскорбился из-за того, что его считают настолько беспомощным. Но семья Шибуя была очень милой, все они – мать, отец, Шори – приняли его тепло и участливо, хотя в глубине их глаз легко читалась боль за младшего сына и брата. Не важно, что протянутая в знак приветствия рука Семы Шибуи дрогнула, а голос матери явно звучал растеряно в первые минуты, когда рассудительный старший ребенок привел златокудрого жениха в их дом. Ни разу после неуютная пауза не повторилась. Королевская семья относилась к Вольфраму как родному, хотя Шори не особо не распространялся о статусе Бильфельда остальным. Их доброта была целительным бальзамом для тосковавшей души мадзоку, и потому, чтобы они ни делали, как бы странно себя ни вели, Вольфрам не мог обижаться. Обреченно вздохнув, он вложил меч в ножны и согласился на должность секретаря. Первое время его деятельность в этой роли грозила крахом всей компании мао. Слава истинному, что большинство демонов не владеет родной стихией в землях людей, в противном случае Бильфельд наверняка ненароком спалил бы резиденцию нового жениха. Бумаги, выходившие из-под его рук, напоминали каракули школьника только что научившегося писать. Вольфрам злился, рвал и комкал бумагу и начинал заново. Постепенно семена, посеянные стойким примером Гвендаля, как и навыки живописца, дали свои плоды. Но Вольфрам не позволял себе расслабляться. Он хорошо себя знал: стоит ему потерять бдительность, и все усилия пойдут даром. Он нередко оставался в офисе в нерабочее время, буквально ночуя на рабочем столе, и никогда не отвлекался на лишние разговоры. Очень скоро он заслужил славу самого ответственного и старательного сотрудника в рядах городской администрации Токио, если не считать мэра, по совместительству выполняющего обязанности мао Земли.