Старая песня

              Ночь. Подвесила сеть пленительных звёзд, зовёт его прочь. Снег. Былое сотрёт, укроет следы — от зла оберег. Лес. Обитель простых, внушающих страх безумных чудес. Кровь. Напоит простор, и дух праотцов пробудится вновь. Мир. Изменит свой лик, махнет полюса, собьёт ориентир. Лис. Узнает — зачем шатёр-небосклон над полем повис.               Юнги понятия не имел, чего можно ждать от местных банд, но оставаться до ночи точно не собирался. Вдруг подождут, пока перебежавшие дорожку путники заснут, проберутся в комнаты да и ограбят. А то и похуже. Их главный выглядел уж больно сурово. С таким не хотелось связываться — издалека было видно, как легко он оценил противников цепким взглядом, заметив и амулеты-ловушки против краж, и припрятанные ножи. Не дурак, опрометчиво не накинется, обдумает. Да и кончик уха явно не сам себе оттяпал, пока колбаски говяжьи трескал… значит, драться собственными руками не побрезгует, а уж силы такому хватит любого уложить, не зря Медведем кличут. Коротко и без резких заявлений объяснив спутникам свои мысли, Юнги убедил их не задерживаться в Лиловых Горках на еще одну ночь, а сразу после обеда собрать вещи и отправиться в какую-нибудь из ближайших деревень, чтобы переночевать там. План единодушно одобрили. И вскоре пестрая компания уже спускалась с крайнего и самого большего холма. Юнги шел первым, озираясь и выбирая дорогу. Где-то в конце плелся ведущий его снежную лошадь Микото. Все понуро молчали, желая скорее уйти подальше. — Уже покидаете наш гостеприимный городок? — послышался голос со стороны одного из нижних домов. Юнги с досадой поджал губы — на крыльце, заправляя плотные штанцы в сапоги, сидел тот самый суровый мужик. Медведь. — До чего ж быстро. А мы с друзьями только думали до вас пойти, познакомиться, пообщаться по-людски. Или вам у нас не понравилось? — Боюсь, нас ждут дела, — спокойно ответил Юнги, коротко кивнув в знак прощания и прибавляя шагу. Но из-за угла тут же вывернул, преградив дорогу, другой мужик, незнакомый. У соседнего дома поднялись со скамьи еще двое. А это значило, что Медведь уже успел собрать подмогу. — Так что, как бы ни было хорошо, мы вынуждены распрощаться. — Коли так, задерживать не станем, — заверил Медведь, поднявшись, и медленно побрел к замершему магу, видимо, приняв его за главного. — Только заплатите нам за то, что у нас взяли. Думаю, сотни золотых как раз хватит. Тэхён охнул, но, к счастью, сдержался, не проронив ни слова. Было бы очень некстати, если бы он сейчас принялся возмущаться и препираться, доказывая, что сотня золотых — непомерно высокая цена за жалких пять небоцветов. Юнги развернулся и выпрямился, открыто глядя подошедшему в лицо. — А что мы у вас взяли? — спросил он, мастерски изображая непонимание. — Я чего-то не знаю. — Щенки твои знают, — ответил Медведь, кивнув на Тэхёна с Чимином с какой-то гаденькой улыбкой. — Не прикидывайтесь, мы видели, как они в наш дом пробрались и взяли то, что им не принадлежит. — Да что же они такого взяли? — развел руками Юнги, оглядываясь на притихших оборотней, как будто требуя объяснений. Те, молодцы, даже взгляды не потупили. Юнги распустил завязки на сумке, откидывая клапан из мягкой кожи. — Если что-то ваше у нас есть, вы можете это сейчас же забирать, вот, пожалуйста. Медведь хмуро посмотрел на протянутую ему распахнутую сумку, на лице четко прорисовывались все мысли по поводу разведенной магом комедии. Конечно, Юнги прекрасно осознавал, что мужик видит пришитый к краю ткани амулетик и понимает, что тот ударит чужака, как молния, стоит только опустить в сумку руку. Но важно было другое — за этим бессмысленным диалогом Медведь совсем не замечал, как на улочке вокруг них пошел странный снег, крупными хлопьями порхавший между собравшимися и никак не падавший на землю. — Что ты мне ее пихаешь! Деньги гони, иначе пожалеете! — Ну как же, я хочу вернуть вам то, что мы случайно прихватили, только вы никак не объясните, что же это. Почему вы не хотите сказать? Быть может, ничего и не пропало? Или вам есть что скрывать? Медведь с раздражением рыкнул. Не дурак всё же. Наверное, понимал, если избитые путники нажалуются на них страже и расскажут о том, что видели в сгоревшем доме, то отделаются мелким штрафом. А вот их, тайно выращивающих и продающих всем желающим попавшие под запрет цветы, ждут проверки, обыски и большие проблемы. Юнги помнил, что небоцветы в Лиловых Горках уже пару десятков лет выращивать запрещалось строго-настрого, разводили их только в саду градоначальника, под внимательным присмотром и тщательным уходом. Простой народ, желая побыстрее да погуще вырастить такие клумбы, щедро удобрял их компостом, от чего цветы набирались разных веществ, принося лишь вред. И, пусть в сгоревшем доме, как Юнги убедился, цветы были чистейшие, закон есть закон. Ответить пришлось бы по всей строгости. — Давай сюда деньги, — повторил Медведь, опасно щурясь, — а не то начищу рожу, колдунишка, не до шуток станет. — Какие там шутки… Договорить Юнги не успел — мужик рванулся, желая схватить за шиворот и хорошенько встряхнуть. И в то же мгновение порхавшие снежинки кинулись к нему, облепив руки огромным плотным комом. Медведь удивленно вздохнул, согнувшись под весом ухнувшего на дорожку шара, а тот спешно покрылся коркой прочного льда. Мужики запереглядывались, не зная, что лучше делать. — Чего стоите?! — «подсказал» им злобный рык главного. — Бейте этих падлюк! Двое, бывшие днем в постоялом дворе, неуверенно перехватили покрепче свои дубинки. Хосок с Сокджином в ответ обнажили мечи, Юнги поднял руку, больше не скрывая собирающиеся в комья снежинки. Даже с двумя охотниками, магом и кое-как способным драться огневушкой шансов у них было мало против десятка здоровых бандитов, для кого кулачные бои на ярмарках явно были любимым развлечением. С ними ведь еще была обуза — трое совсем не дерущихся лесных «зверьков», да и кони… начнется драка — всех их придется защищать. А сил у Юнги было не то чтобы сильно много. — Послушайте, а может, мы всё же договоримся полюбовно? — вдруг поднял руку Хосок, явно рассуждавший примерно так же. Все взгляды резко переметнулись к нему. Хосок натянуто улыбнулся, стараясь не терять уверенности. — Ни к чему нам ссориться, друзья! Разойдемся каждый своей дорогой. Вы забудете нам наше нежелание остаться и пообщаться. А мы забудем… всё. — Смеешься?! — рявкнул Медведь, в самом деле загоготав. Юнги с удивлением понял, что он всё же смог выпрямиться и поднять свои снежные кандалы. — Что за чушь… — И вовсе не чушь. Насколько я знаю, господин Чжун, начальник стражи Лиловых Горок, очень не любит предателей. Всегда так и говорит, покручивая свои усы, что хуже крыс в этом мире только люди, что ведут себя подобно крысам… — От этих слов мужики притихли, обмениваясь недоуменными взглядами. Замерли, насторожившись. — Он требует честного выполнения долга стражника. Помнится, три года назад он не пощадил своего главного помощника, Вонтака. С позором уволил со службы и отправил в тюрьму за покрывательство преступников… как же их там называли местные? Ах да, Сиплый и Кулак. Слыхали? Они, говорят, притесняли стареньких родителей Сиплого и выращивали у них в подвале всякие разные запрещенные растения. Плохие люди… — А ты, не зная, не суди! — гаркнул кто-то позади него. — А я знаю, — тут же ответил Хосок, оглянувшись. — Очень хорошо знаю. Я был на королевском суде, когда решали, как поступать с остальной семьей. И начинаю припоминать, что был у Сиплого брат родной, крупный такой мужик, сильный, на медведя смахивающий. Хосок выразительно глянул на главаря. Тот вел себя на удивление тихо, с каменным лицом смотрел на парня, ожидая продолжения. Юнги нахмурился. Стоит ли надеяться, что такая угроза сработает? Если с самого начала не боялись, что избитые страже нажалуются, с чего бы сейчас им пугаться?.. — А еще припоминаю, что брат тот дружбу водил с неким Ханджуном, тогда бывшим просто одним из стражников… а сейчас дослужившимся до старшого, которому вверена целая треть города. Интересно, что подумает об этой дружбе начальник стражи, а? Сочтет ли ее поводом поверить простым путникам и проверить Ханджуна? Или тут нужны более весомые аргументы? — Подходя ближе к главному, Хосок стянул варежку и осторожным движением поправил свои выбившиеся из-под шапки пряди. Мужик фыркнул, как обозленный бык, а Юнги чуть не выругался. На среднем пальце у Хосока уверенно сидел массивный перстень с печатью, какие бывали только у знати. Такие перстни всегда были заколдованы, носить их мог лишь истинный владелец, в противном случае кольцо оборачивалось деревянным или глиняным. И Медведь, судя по всему, хорошо это знал. — Что думаете? — А что тут думать? — дернул плечами Медведь, растягивая губы в неискренней улыбке. — Что есть, то есть. Свой или проезжий доносит, каждую жалобу во внимание нужно взять, так дела стражи делаются. Так оно правильно. Начальник разберется. — Как хорошо, что мы общий язык нашли! — Нашли, — усмехнулся Медведь, дернув бровями. — Раз так, будем думать, что никто из нас никому ничего не должен. Ничего. Не должен. Делать. А то лишних дел никто не любит… — Голос его звучал почти грозно и уверенно, перебивая роптание не понимающих мужиков вокруг. — Уберите снежок да ступайте своей дорогой. А уж мы забудем долг. — Ну и чудесно! Рады были познакомиться. Юнги чуть махнул пальцами — ледяной шар раскололся, осыпав снег. Медведь отряхнул раскрасневшиеся руки и строго глянул на рыпнувшегося было мужичка с кривой обтесанной дубиной. Тот тут же застыл. Сокджин спрятал меч в ножны и, намотав поводья на кулак, первым пошел прочь. Его конь послушно поплелся следом. Дальше потянулись понемногу и остальные путники, тоже никак не способные взять в толк, что же случилось. Когда рядом остался только Юнги, всё заставлявший снежинки вокруг странно танцевать, Хосок коротко попрощался с главарем и, тронув мага за плечо, тоже побрел по хрустящей дорожке. Позади повисла угнетающая тишина, буквально бурлившая от людской злости и негодования. — Теперь нам расслабляться нельзя, — тихо пробормотал Юнги, искоса глянув на идущего рядом парня. Хосок поднял голову, глаза блестели, и страха в них было столько, что никак не верилось, будто именно он только что так спокойно и уверенно разрешил назревшую проблему с бандитами. Юнги почувствовал какой-то укол совести. — Неплохо. Молодец. — Нет, ты прав, — дрогнувшим голосом отозвался Хосок. — Теперь придется смотреть в оба. Либо они струхнули и отстали, либо обозлились и решили отложить расправу. Как бы не увязались следом, чтобы прибить… — Не переживай, будем начеку — ничего не случится. Поправив ворот плаща и поглубже спрятав руки в карманы, Юнги перевел взгляд. Спутники ждали их на опушке леса, за первыми же высокими деревьями. И настроение у большинства было довольно мрачное, несмотря на чудесное избавление. Разве что Намджун, сидевший на верхней ветке и глядящий вдаль, весело болтал ногами в воздухе и покачивал из стороны в сторону белоснежными махинами крыльев. — Это что за магия убеждения была? — первым подал голос Сокджин, слегка нервно усмехнувшись. — Не пойму, ты наплел чуши? Или это всё было правдой? — По большей части — правдой, — улыбнулся Хосок, потирая варежку о варежку. — Я просто догадался, что их кто-то покрывает, поразмыслил, вспомнил кое-что… и понял, кто это мог бы быть. Повезло, что угадал! — Повезло, что он воспринял тебя всерьез, — хмыкнул Микото, потирая подбородок. — К начальнику здешней стражи не пробиться на личный прием, а обычная стража от подобной жалобы, вероятнее всего, отмахнулась бы, побоявшись связываться с бандитами, а то и не поверив. Странно, что он так быстро сдался. — Ну… Хосок потупил взгляд, стискивая варежку, как будто не в силах решить: снять или оставить. Юнги понял, в чем дело, и бросил: — Да, повезло, порадуемся и не будем задерживаться. Идемте. — Нет, — мотнул головой Хосок, явно сообразив, что маг просто пытается прервать беседу, чтобы избавить его от мук выбора. — Не в везении дело. Он побоялся, что меня примут по первому же обращению и в просьбе разобраться не откажут. — М? — Сокджин сложил руки на груди. — Да с какой бы это стати? — С такой. — Хосок стянул варежку и вытянул подрагивающую то ли от холода, то ли от волнения руку. — Я перстень ему показал. Даже Намджун с удивленным присвистом спустился с дерева, чтобы поближе рассмотреть украшение. Крупный серебряный перстень с традиционной круглой печатью, украшенный с боков чередующимися вишневыми и густо-синими камушками. С близкого расстояния он поражал еще сильнее. Такой себе могли позволить даже далеко не все знатные рода. — Эта печать, — пробормотал Микото, ловя его руку и осторожно проводя по рисунку подушечкой пальца, будто желая прочувствовать каждую черточку. А после поднял изумленный взгляд. — Это ведь символ сына королевской семьи. — Надо же, — выдохнул Хосок, совсем заливаясь краской. — Не думал, что кто-нибудь опознает его так легко. Обычно до принцев никому нет дела, даже о моем существовании многие в королевстве не знают. — Не понимаю, — пробормотал Тэхён, так и эдак разглядывая кольцо. — Вы хотите сказать, что Хосок — ваш здешний принц? — Строго говоря, он и наш принц, получается, — протянул Чимин, поведя головой и задумчиво сдвинув брови. — Мы ведь с тобой решили жить как люди. Но я никак не думал, что человеческие принцы шатаются по лесам, охотясь на фейри. Это для вас нормально? Ой! Или ты тоже сбежал? — Не сбежал, — тихо рассмеялся Хосок, стягивая кольцо и подвешивая на одну из веревочек, прятавшихся под одеждой. — Просто попросил отпустить из дворца и разрешить жить свободно. — И отпустили? — До принцев ведь никому нет дела, если есть принцесса. Даже в королевском дворце…

***

Семейство, пустившее их на ночевку в кухню-пристройку разрешило пользоваться любой посудой, так что путники спешили воспользоваться моментом и сытно поесть перед сном. Путь до ближайшей деревни не был далеким, но, увы, оказался тяжелым, ведь к дороге они так и не вышли, пробирались опять через лес, через сугробы. Замучились и хотели скорее отдохнуть, но пришлось всем потрудиться. Пока один лошадьми занимался, другой веток для огня наломал, чтобы хозяйские запасы не тратить, третьи места спальные устроили. Теперь же все ждали ужина и сонно наблюдали за Микото, увлеченно перебиравшим накупленные для зелья травки да ягодки, и Намджуном, снова строящим башенки и пирамидки из дощечек. — Земляные бобы ваши на вид, простите, вылитые кроличьи какашки, — пробормотал Чонгук, с сомнением разглядывая коричневые шарики в миске. — А ты их на вкус попробуй, — ответил Юнги, искоса глянув на него через плечо и вернувшись к помешиванию каши в котелке. — Поймешь, что не похоже вовсе. — Не знаю даже, — скривился Чонгук, принюхавшись. Но пахли неприглядные шарики вполне аппетитно, чуть сладковато, крахмально. — Вкусные? — В детстве они у меня любимым лакомством были, — пожал плечами Юнги, надевая варежку и осторожно снимая котелок с огня. Микото тут же пристроил на его место другой, для бобов. — Дети гадость любить не станут. — Не знаю даже, — повторил Чонгук, всё же выудив и разглядывая один шарик. — Страшно представить, каким ты был в детстве. — О, я был еще более очаровательным, чем сейчас! — Куда уж очаровательнее… — Это ты верно подметил, — усмехнулся Юнги, уместив горячий котелок на двух дощечках, лежащих на столе. Все тут же подтянулись поближе, рассаживаясь и разбирая немногочисленные и простенькие приборы. Только Намджун наоборот вспорхнул на печь, устроившись поудобнее, чтобы наблюдать. Задержавшийся с травами Микото удивленно осмотрел тонкую обтесанную деревяшку, напоминавшую то ли узкую лопатку для помешивания, то ли просто колышек, которым летом дверь подпирают. — Ну и чего смотрите? Ешьте, — пробормотал Юнги и неуверенно добавил: — Приятного аппетита… Ответил ему нестройный, но вполне довольный хор. Обед объединяет. Уплетая обжигающую кашу, Чонгук искоса поглядывал на остальных. Утомленные тяжелым днем путники спешили набить желудок, чтобы скорее улечься спать, скорее проснуться и как можно скорее снова отправиться в путь, подальше от неприветливых мест, где уже успели найти проблем. Они будто даже не замечали, что именно едят, мягкая ли каша, вкусный ли сыр. Просто лопали. А Чонгук со странным чувством размышлял, что уже и не помнит, когда, до этого похода, в последний раз ужинал в компании. Наверное, с семьей. Ведь после он всегда жил один. И даже, управляя кормильней, никогда не садился за стол со своими посетителями. Так что было в такой трапезе что-то приятное. Даже когда увлеченный Тэхён случайно хапнул и съел его кусок хлеба с сыром, это скорее позабавило. — Ну что ж, — сыто и довольно улыбнувшись, сказал Юнги и оглядел собравшихся. — А теперь всем нам нужно поговорить кое о чем. — И о чем же? — потягиваясь, зевнул Сокджин и первым кинул ложку в опустевший котелок. Все тут же последовали его примеру. Юнги отодвинул котелок к Чонгуку, которому по распределению осталась обязанность наводить порядок. — Надеюсь, не еще одно признание от скрывающейся королевской особы? Хосок нахмурился, зыркнув из-под челки. Не скрывался он, просто не распространялся лишний раз о своем происхождении, как уже успел несколько раз заявить. Впрочем, короткое «Уж мне бы мог сказать» от Микото заставило его еще в лесу сдаться и нехотя извиниться перед старыми знакомыми. Вот только теперь Сокджин с усмешкой называл его высочеством, на что Хосок каждый раз недовольно хмурился. — Нет, я не собираюсь ни в чем признаваться. — Юнги откинулся на стену и сложил руки на груди. — Я хочу навести некоторый порядок в нашей пестрой компашке. Мы привлекаем слишком много внимания и вызываем слишком много раздражения. И с этим нужно что-то делать. — Простите, — понуро протянул Тэхён, поджимая плечи. — Мне очень стыдно, честно. Я обещаю, что мы не будем больше превращаться в поселениях. — Отлично, — кивнул Юнги, совсем как какой-нибудь учитель перед провинившимися учениками. Чонгук даже почувствовал некоторый стыд. — И не воруйте… — Да мы же думали, что они там сами по себе выросли! — вспыхнул Чимин. — Откуда мы могли знать, что это какие-то бандюганы подпольный садик устроили! — Ну… — натянуто улыбнулся Тэхён, нервно потирая пальцы. — Я видел там свежие следы, мог бы и догадаться. Но не придал значения. — Будьте осторожны, — мягко попросил Юнги, явно подкупленный искренним раскаянием лиса. — Чонгук. — А? — Парень, уже стоявший у бадьи и гревший немного воды в котелке, удивленно встрепенулся. — Я? Что? — Ты слишком расслабился в понимающей компании. Больше не следишь за собой. Ты пускаешь искорки пальцами, а по твоим волосам иногда пробегают огоньки. Нельзя этого допускать. Я обещал тебя защищать, но ты и сам должен прилагать усилия. Тот мужик заметил искры и узнал в тебе огненного фейри. — Я… не знал… — Знай. И не теряй контроль. — Юнги обвел компанию взглядом. — Сокджин, Хосок, думаю, будет лучше, если вы станете на людях держаться отдельно. Нам стоит заходить в крупные поселения с разных сторон, разделившись на две или даже три компании, чтобы никто не знал, что мы вместе. Что думаете? Егеря переглянулись, неуверенно покивав. Чонгуку показалось, что они ждали тоже получить какие-то замечания и упреки, а потому даже немного растерялись. Но тут же согласились, заверяя, что это будет во многих планах удобнее. — Микото… — Юнги чуть сморщил нос, как будто добрался до самой болезненной и неприятной темы. — Не знаю даже, как сказать… — Попробую угадать, — улыбнулся тот. — Я слишком приметный? — Именно. Всего одна необычная деталь, а столько внимания привлекает. Мне кажется, не было ни одного человека, кто на тебя не обернулся. Носи капюшон и прячь волосы, пожалуйста. — Не волнуйся, больше проблем не доставлю. — Отлично. Тогда у меня — всё. — Юнги вздохнул и устало потер глаза. — Делайте что хотите, а я пошел спать. Чонгук, тебе помочь?.. — Нет-нет, — удивленно забормотал парень, выливая воду и откладывая вымытый котелок в сторону. — Я уже почти всё. Юнги как-то рассеянно кивнул, осмотрел приготовленное для них место и уселся на самый край, открыв сумку. Чонгук исподтишка наблюдал, притворяясь, что всё еще заканчивает, вытирая грубым полотенцем и без того уже сухие ложки. Юнги между тем достал из правого кармана камушек и кинул его на расстеленную шубу. После достал из левого кармана еще один и кинул его следом. Камушек прокатился по мягкому меху, набираясь волшебным мерцанием, а стоило им стукнуться боками, засиял голубым светом. Их постель была устроена отдельно от остальных. В закутке за печью. Отделенная занавесом. И теперь уютный уголочек заливал манящий свет. Чонгук поставил ложки в глиняный горшок и улыбнулся, наблюдая за магом. Тот подцепил на занавес какой-то амулет с тремя бусинами, пристроил сумку вместо подушки и забрался под свой служивший сегодня одеялом плащ. Свернулся там, совсем как котенок, и затих. Кто бы мог подумать, что их вредный деревенский маг может казаться таким беззащитным. Окинув взглядом кухню, Чонгук вздохнул. Все понемногу готовились ко сну, так что и ему ничего другого не оставалось. Давно уж клонило. Забравшись в закуток и задвинув занавес, Чонгук осторожно приподнял край плаща, заглядывая. Юнги, не шевельнувшись, перевел на него взгляд. Как притаившийся дикий зверь, не понимающий, заметил ли его глупый человек, из любопытства сунувшийся в нору. — Мне превратиться или остаться? — шепотом спросил Чонгук, с трудом пряча веселую улыбку. — Как тебе будет лучше? — Останься, — глухо ответил Юнги и закрыл глаза. Чонгук развел светящиеся камешки в разные стороны, уменьшив их яркость, собрался с мыслями и тоже юркнул под плащ. Чужие руки тут же обняли со спины. Как так и надо. Чонгук закусил губу, всеми силами убеждая себя, что смущаться причин нет, что пора привыкнуть, что это всего лишь договор. Он просто маленький огонек, греющий чужую душу. — Должен отдать тебе должное, — пробормотал Юнги еле слышно. — Кажется, Богиня Удачи любит тебя. Не думал, что это случится, но твой план обрел неплохие шансы. Он понравился Хосоку, а раз Хосок у нас оказался принцем, теперь мы сможем попасть во дворец. — И точно. Ведь ты прав. Как я сам об этом не подумал?.. — Ты постоянно думаешь не о том. — Не… что? Да с чего ты взял? — Ну вот о чем ты думаешь сейчас? — усмехнулся Юнги, прижимаясь крепче и заползая ладонями ему под рубашку. Чонгук напрягся, чтобы не ерзать от прохладных прикосновений. В голове всё смешалось. — Ты думаешь, что бы такое соврать, чтобы не выдать своё смущение. А должен думать — какого черта этот человек себе позволяет. Разве не стоит тебе строго расставить границы дозволенного? — Может, меня всё устраивает? — выдавил Чонгук, не сводя взгляда с подсвеченного камушка. — Не думал, что я не обозначаю границы как раз для того, чтобы ты их перешел? — Гук. Не играй со мной, если не готов пойти до конца. — Да ты… Сам-то… Сам руки распускаешь постоянно, говоришь всякое, тро… гаешь. — Я же говорил, я просто помогаю тебе побороть стеснение. Хотя вообще-то я готов пойти до самого конца, — тихо рассмеялся Юнги, утыкаясь лбом ему в загривок. — Кстати, всё хочу спросить. Это ваше сердечко… оно точно — сердечко? — Спи, — фыркнул Чонгук, щелкнув пальцем по камешку, чтобы откинуть в угол и окончательно потушить свет. — И не ерзай там слишком сильно. Понял? — Еще как понял.

***

Когда снова послышался тихий скрип двери, Юнги вздохнул, понимая, что уходивший вернулся, сейчас начнут просыпаться и все остальные. Но вернувшийся вел себя тихо-тихо, пошуршал немного у постелей, перемешал сварившиеся бобы и, кажется, принялся чистить какой-то корешок. Значит, Микото. С огромным трудом заставив себя оторваться от теплой спины, Юнги сел и потянулся, зевая. Он проснулся не так давно, но за это время за окном успело рассвести. Скоро должны были подняться хозяева, так что путникам стоило начать собираться в дорогу, чтобы не мешать им. Хотелось, ужасно хотелось поваляться еще немного, но он откинул плащ и поднялся. После такого приятного сна кухня показалась до дрожи холодной. Ночью Чонгук каждый раз расслаблялся, переставал сдерживать магию, от чего становился еще теплее. Юнги едва хватало сил, чтобы сдержаться и не стиснуть объятия до хруста в ребрах, так сильно его мерзнущая магия хотела вобрать в себя притягивающий огонек. Юнги уже опасался, что слишком к нему привыкает. Не хотелось бы оказаться зависимым. — Подъем, — бросил он, пихнув Чонгука ногой и пытаясь отыскать свою скинутую ночью верхнюю рубаху. — Дела не ждут, не жди и ты. Эй. Подъем, я говорю. Парень лишь невнятно вздохнул, не отрывая лица от шубы. — Окатить тебя прохладной водичкой? — любезно предложил Юнги, демонстративно перелив немного из ладони в ладонь. Чонгук тут же поднял голову. — Тогда вставай и иди умываться. Нам пора. — Хоть бы «доброе утро» сказал, — буркнул Чонгук, с трудом садясь, но пока не находя сил открыть глаза. — Если я пожелаю тебе доброго утра, ты опять смутишься, — посмеялся Юнги, застегивая рубашку. — Зачем мне это нужно в такую рань? — Да с чего бы это мне… — Доброе утро, — перебил Юнги сладким шепотом, склонившись над его ухом. — Знаешь, огонечек, после такой жаркой ночи говорить это по-настоящему приятно. Чонгук поджал плечи, заметно краснея. — Я же сказал, что смутишься, — усмехнулся Юнги и решительно отодвинул занавес. Все проснулись. Намджун бродил по потолку, балуясь с паучками, егеря разминались и потирали ноющие мышцы, лис зевал, почесывая за ухом, волк потягивался, задрав хвост. Микото же снова вовсю возился с составляющими для зелья. И всё бы ничего, если бы не разительная перемена в его образе. — Ого… я даже тебя не узнал. — Надеюсь, так у нас будет чуточку меньше проблем, — улыбнулся Микото, мельком глянув из-под челки. Волосы его теперь были короткими и темными, совершенно обычными. — У фейри моего вида волосы бывают белоснежными при рождении. Но после первой же стрижки темнеют до каштановых или совсем черных. Так что даже не потребовалась магия. Только острый кинжал. Юнги хмыкнул. Странно было видеть, как из фейри будто бы пропадает всё волшебное, но такое решение его вполне устраивало. Отобрав плащ у всё еще жмущегося в уголок Чонгука, он закутался поплотнее и вышел на улицу. Слившаяся с сугробом лошадь подняла голову, глядя темными льдистыми глазами. Дом стоял на окраине деревеньки, несколько шагов — и начинался реденький лес, вскоре перерастающий в дремучие заросли. Отделял двор от леса только хлипкий заборчик, рассчитанный лишь на то, чтобы не выпустить козочек, бродивших вокруг хлева. От хищников или воров такой бы точно не помог. Как и от желающих подглядеть. Осмотревшись по сторонам и проверив обстановку, Юнги умылся свежим снегом и торопливо вернулся в дом, закутываясь по самые уши. Разговор там кипел очень бурный и живой. — А замужем когда-нибудь был? — с восторженным азартом спросил Чонгук, аж перегибаясь через стол. — Нет, я фейри-одиночка, — рассмеялся Микото, помешивая бобовое пюре с крупными кусочками каких-то корешков. Юнги удивленно вскинул брови, присаживаясь на скамью и прислушиваясь. — Был один, который всё зазывал, предлагал, подснежники носил. Но я в его любовь не верил. И прав оказался — как только он узнал, что я фейри, вся любовь-то и прошла. Весна еще не закончилась, а он на другой женился. — Люди, — бросил Чонгук, недовольно насупившись. — Совсем на магических существ озлобились. Хорошо, что еще убить не попробовал. — Да нет, — спокойно возразил Микото. — Это было еще в одну из первых моих жизней. Давно. — А сейчас какая? — осторожно спросил Хосок. Он сидел за столом, опустив плечи и глядя перед собой совсем потерянно. Похоже, его разговор не так веселил, как остальных. — За десять перевалило. В общем — пятьсот с небольшим лет. И при каждой новой жизни — новый пол. Звучит дико, но постепенно привыкаешь. — Это что же это за вид фейри такой? — недоуменно пробормотал Юнги. — Который живет по несколько сотен лет? Не слыхал подобного. Даже о носителях магии жизни. — Это не особенность моего вида, — пояснил Микото. — Это заклинание одной из богинь леса. Сам по себе я просто белая лань. Самая обычная белая лань. Но пятьсот лет назад попал под заклинание, из-за которого не могу просто так умереть. Перерождаюсь снова и снова. Как в старой песне. Знаете ее? — Про охотника и лань? — усмехнулся всё еще паривший вниз головой Намджун и легко спустился, тоже усевшись за стол. — У Хосока она — одна из любимых, да, Хо? Ведь завтра наступит снова. И снова. Омоется лес дождём. Охотник, ты слышишь молитву? Хоть слово? Вдвоём сквозь века пройдём. — Ну… да, я всегда любил эту песню, — пробормотал Хосок неуверенно и почему-то оттянул ворот рубахи, шумно сглотнув. — Но я никак не предполагал, что такое… могло с кем-то случиться взаправду. Это же так странно. — Могло. — И что же? — Хосок нахмурился. — Получается, был и охотник? — Был, — тихо ответил Сокджин, опуская голову, накрывая ее руками. — Был и охотник. Взгляд Микото говорил сам за себя — он ждал этих слов, ждал, когда Сокджин признает, что тоже понял. А легкая улыбка давала понять — добыча давно простила неудачливого охотника. Совсем как в старой песне. Юнги много раз слышал ее в детстве — мама, садясь за рукоделие, частенько напевала что-нибудь тоскливое. А этот мотив и без слов был особенно продирающим, до костей. — Я сам ее когда-то сочинил. — Микото насыпал в бобовое пюре щепотку сушеной травы из холщового мешочка и снова перемешал. Пюре вдруг стало нежно-оранжевым, как абрикосовое. — Песня понравилась людям, передавалась всё дальше и дальше, стала почти легендой. Тогда я радовался. Воспринимал ее как послание, летящее через всё королевство. А потом понял, что глупо так думать: песня никогда не приведет нас друг к другу, лишь будет еще одним болезненным напоминанием о том, что и так невозможно забыть. С тех пор она мне отвратительна. — Теперь понятно, почему ты отказывался ее петь, — пробормотал Хосок, осторожно касаясь руки Сокджина. — Прости. — Прости? — Мужчина поднял удивленный взгляд. — Тебе не за что извиняться передо мной, я… — Никому не нужно извиняться, — перебил его Микото. Он накрыл горшочек с пюре крышкой и принялся туго обвязывать платком, чтобы спрятать в сумку. — Всё это — стечение обстоятельств и решение богини, над которыми мы не властны. Дела минувших дней, которым скоро придет конец, раз уж мы повстречались снова. Он встал, забрал упакованный горшочек и ушел к своим вещам. Оставшиеся за столом переглянулись, не зная, что сказать после такого. Юнги хорошо помнил строчки песни. Встреча сулила охотнику и его жертве прощание с заклятием, конец бесконечной жизни и забвение. Но что это значило? Что эта жизнь для Микото последняя? Или, что жить героям песни осталось считанные дни, а небытие уже зовет тех двоих, кто засиделся в земном мире? — Значит, вы и правда пробовали небоцветы из Лиловых Горок, когда там еще не было города? — вдруг спросил Тэхён с легкой улыбкой. — Да, — улыбнулся в ответ Сокджин. — Какое-то время я жил в деревне неподалеку. Дети и молодые девушки ходили к холмам время от времени, приносили огромные корзины цветов. Нынешние даже вполовину не так сладко пахнут. И это совсем не тот случай, когда в детстве всё кажется вкуснее и ярче! — Сокджин рассмеялся. — Мне ведь тогда уже больше двухсот лет было! — А я еще тебя старым считал, — тихо усмехнулся Чонгук, переведя взгляд на Юнги. Тот прыснул, но всё же хлопнул нахала варежкой по лбу. Нашел старого. Года на четыре всего-то старше. — Какой драчливый старичок! Да вы только гляньте! Он увернулся от очередного шлепка и сам потянулся через стол, бросив Юнги в лицо снопом искорок. Те заплясали по столу, исчезая. Стало чуточку теплее, и Юнги улыбнулся, поднимаясь. За окном уже слышались голоса, это значило, что им пора выходить, а ведь перед выходом нужно еще проверить порез Тэхёна и быстренько сварганить для Сокджина какое-нибудь успокаивающее заклинание…

***

— Моя дорогая, — вздохнул король, отводя взгляд и не отпуская ладошки дочери из своих холодных рук. — Простите, но я не могу этого позволить. Нет. — Но… — Нет. — Принцесса чуть поджала плечики, когда в знакомом голосе скользнула стальная строгость. — Ваша матушка чувствует себя совсем плохо. — Поэтому я и хочу ее навестить. Клянусь, отец, я не стану ее утомлять, лишь посижу немного рядом, побуду с ней самую малость. Я так сильно скучаю. — Простите, но я не поменяю свое решение, — ответил король, выпуская хрупкие ладошки и отворачиваясь. — Я боюсь. Не могу подвергнуть вас опасности. Служанка, что ухаживала за королевой, недавно скончалась, кто знает, быть может, болезнь заразна и особенно опасна для женщин. А в вас, моя дорогая, как вы сами недавно отметили… течет кровь королевы. Вам нужно беречь себя. — Я поняла, — шепнула принцесса и поклонилась, как того требовал этикет, хотя отец не смотрел в ее сторону. Возразить было нечего, оставалось лишь смириться с судьбой. — Обещаю, что не стану подвергать себя опасности. И, не дожидаясь ответа, она выскользнула из покоев отца. Кабинетный, как обычно пристроился следом. Не задавая вопросов, не ворча «Я же говорил», не тратя слова на ненужные сочувствия, просто молча оставался с ней рядом, разделяя скорбь. Как настоящий друг. Зал за залом, коридор за коридором, дверь за дверью. Пока не задвинулся засов в ее кабинете. — Здравствуй, — шепнула принцесса, кивнув мужчине, что так и замер у двери, подперев стену плечом и сложив руки на груди. — Не смотри так, прошу. Я хотела поговорить с отцом как можно скорее, потому и не дождалась твоего прихода. — Я не смею ни в чем вас винить, моя госпожа, — пожал плечами кабинетный. — Вы — принцесса, вы имеете полное право действовать так, как вам заблагорассудится. — О, ну послушайте только… — вздохнула девушка. Она присела на диванчик под окном, скинула расшитые бисером тапочки, поджала ноги под себя и искоса глянула на помощника. — Скажешь, у тебя был план, как правильнее просить у короля разрешения навестить матушку? — Нет, конечно. Зато есть кое-что другое. — Мужчина с хитрецой улыбнулся. А после выудил из-за пазухи небольшой бумажный конвертик с волшебной печатью. — Сегодня утром долетело. От вашего брата. Принцесса радостно охнула, прижав ладошку ко рту.

***

К середине дня Юнги уже окончательно привык к щекочущему копошению под воротом. Чонгуку не сиделось спокойно. То уползал назад, ковыряясь и ворочаясь в капюшоне плаща, то возвращался вперед, глазея на лес из-за шарфа, то принимался вертеться на плече, как будто балуясь с серьгой. Непоседливый огонек. — Ты похож на масляную лампу, — усмехнулся Намджун, бодренько шагая по воздуху рядом с ним. — Капюшон внутри светится. Если до ночи придется гулять, это будет очень удобно. — Я всё же надеюсь, нам не придется блуждать до ночи. Покажи, пожалуйста, карту. Намджун выудил из-за пазухи сверток пергамента. Раскинутые крылья чуть покачивались из стороны в сторону, как в танце. Вообще-то с их помощью крылатки разве что иногда резко взлетали, всё же остальное время летая с помощью магии, что делало огромные крылья дополнительным тяжелым грузом за плечами и неудобной пернатой махиной. Но красота их всё же очаровывала. Белые и серые перья с серебрящимися кончиками, складывающиеся в причудливые узоры, напоминали дорогой гобелен с отделкой из шелковых нитей. Они чуть шевелились, как водная гладь на ветру. Завораживали. О ненужности их совершенно не думалось. — Вот. Сейчас мы примерно здесь. — Передав пергамент магу, Намджун ткнул пальцем в одну из линий, обозначающую дорогу. — Приближаемся к реке. Если пойдем по течению, попадем в Хатки, миленькую крохотную деревню, которую Джин отметил вот этой точечкой, даже забыв подписать. Если против — в Громов Град. Ты там бывал? — Бывал, — хмыкнул Юнги, кивая. — Так какой дорогой мы пойдем? С какой стороны гору обходить будем? Через Хатки или через Град? — Мы так и не решили! — откликнулся едущий впереди Сокджин, оглядываясь. Сидящий на заду его коня лис тряхнул и повел ушами, склонив голову, будто тоже размышляя. — А ты что думаешь? — Много чего, — усмехнулся Юнги, глядя то на одну точку, маленькую и неприметную, то на другую, жирную и притягивающую взгляд, скорее даже напоминающую целое пятно. — В большом городе проще затеряться, разделившись. Там всегда полно путников. — Да, Громов Град крупный и людный, через него торговые пути проходят. — Но до него идти дальше. И в нем легче потерять много времени. — Точно, — рассмеялся Хосок. — Там столько всего интересного, что глаза разбегаются. Мы с Джином в прошлый раз на ночь заехали, а в итоге дней пять там провели! Сначала представление обещанное ждали, потом лошадиную ярмарку… В Громов Град ненадолго заехать невозможно! — К тому же, если подумать, в маленьких деревушках народ более отзывчивый, — пробормотал Юнги. — Легче будет найти дешевой еды. Да и помощь мага с большей вероятностью нужна в деревне. В городах их вечно на каждом шагу по три штуки. Микото! Что нам еще нужно для зелья? — Сушеный мечелистник и вода с ракушечником или просто камушек-ракушечник, чтобы настоять на нем воду. — В большом городе точно без труда найдем. Всё будет собрано и готово. Это неоспоримый плюс в его пользу. Но... Куда лучше?.. Чонгук, всё это время выглядывавший из-за ворота и тоже рассматривавший карту, осторожно выскользнул наружу. Спустился по левой руке, замер на конце рукава и ткнул обеими лапками в сторону маленькой точки. — Решено! — уверенно заявил Юнги, осторожно усаживая огневушку обратно в шарф. Чонгук было недовольно заерзал, но Юнги оттянул ворот плаща, и огонек ухнул вниз, затерявшись между его рубашками. — Идем в Хатки! Дальше никто не рассуждал, ведь в глубине души все к этому склонялись — никому не хотелось снова идти к городу. И, увидев вдалеке реку, они уверено свернули влево. Хатки и правда были крохотной деревней. Всего десяток домов, собравшихся толпой за одним высоким частоколом. И в каждом отчаянно нуждались в магии, что, разумеется, порадовало Юнги. А в одном даже согласились приютить и накормить всю большую компанию в обмен на услугу. Удачно выбрали направление, думал в тот вечер каждый. — К вам редко маги заезжают, да? — спросил Чонгук, не отпуская сидящего у него на коленях маленького хозяйского сынишку, пока Юнги лечил его страшно обожженную ногу. Шрам на ножке тянулся от пятки до самой коленки. Мальчик терпел и молчал, но всё же жался к Чонгуку, как к родному, и то и дело утирал слезы рукавами мягкой рубашки. — Или слишком много просили за такую помощь? — Не заезжают уж год как, — со вздохом ответила хозяйка, заливая овощи в горшках водой. — Была у нас тут своя колдунья, здешняя девчонка. Умненькая была, отзывчивая. То здесь жила, своим помогала, то в городе подрабатывала. А потом у нас здесь клыкачи развелись, как тараканы… и всё. — Сожрали? — охнул Хосок. Они с Сокджином и Микото за столом играли в дощечки, пока остальные двое хозяйских детей, девчонок постарше, играли с якобы ручным лисом и милым серым песиком. — Клыкачи? — Скорей всего. Тела-то никто не нашел в лесу, только капли крови. Год назад это было, как раз сугробы лежали. Мужики, когда пошли ее искать, увидели примятое место да кровь. Как пить дать. Сожрали. — Жутко-то как! — С тех пор клыкачи в наших краях расплодились страшно. Поодиночке никто больше не ездит, а маги и вовсе перестали к нам заглядывать. Боятся. Да и понимают, что с деревеньки этой всё равно много не соберешь. Юнги дернулся, когда в спину ему врезался слишком расшалившийся волк. Чимин виновато опустил голову, прижимая ушки, и бочком отошел. Девчонки захихикали, поглаживая его по серой холке. Юнги задумчиво осмотрел маленькую ножку. От ожога осталось только красное пятно, которое, по его опыту, должно было совсем пройти через недельку-другую, так что вполне можно было и завязывать с неприятной магической процедурой. Подтянув к себе миску с заранее приготовленной Микото ярко-зеленой мазью, Юнги смазал ожог и осторожно замотал лоскутами из хлопкового платка. — Ну вот и всё, — улыбнулся он, поддев подбородочек. Мальчишка поднял заплаканное лицо, судорожно вдохнул и тоже робко улыбнулся. — Скоро будешь в полном порядке. Только пообещай, что будешь следующие три дня каждый вечер менять себе повязки. Сможешь? — Но я… не умею… — Это очень просто! Снимаешь старые повязки, моешь ногу, немного смазываешь лекарством. И заворачиваешь в новые лоскутки. Если не справишься, мама поможет. Только не забудь потом постирать старые повязки и повесить их просушиться. Понял? — Понял. — Молодчина. А теперь иди играть к сестрам. Только будь аккуратен. — Спасибо, господин! Мальчишка поклонился поочередно и магу, и его «ученику», а после тут же помчался к девчонкам, чтобы скорее тоже обнять красивого лиса. Юнги довольно вздохнул, отряхнул ладони и уселся на устеленную руном широкую скамью рядом с Чонгуком. Дело это было нехитрым, но, раз маги в деревню больше не заглядывали, понятно, почему ребенок всю зиму мучился. — Меня давно интересует, почему же детям ты так нравишься? — Вот ты и ответь, почему вам, детям, я так нравлюсь, — усмехнулся Юнги. — М? Дом, что приютил их в этот раз, был небогатый, но зато просторный, с отдельной свободной дневной комнатой, где днем семья занималась всеми делами. Ее-то и отдали путникам, соорудив из скамей и досок просторную постель. И можно было хоть сейчас забраться на тонкую перинку, укрыться плащом и отдыхать, но Юнги понимал, что лучше дождаться ужина. И даже не только потому, что покушать хочется. Когда дверь кухни приоткрылась и в нее скользнул Намджун, хозяйка лишь коротко оглянулась на крылатку, которого уже видела, и спокойно вернулась к стряпне. — Ну? — спросил Сокджин. — Как там дела? — Поблизости всё спокойно, — ответил Намджун. А после так выразительно повел бровями, что сразу стало ясно — есть какие-то важные новости, но не для посторонних ушей.