В людях безумие передаётся через взгляды, Переполняет опустевшие зрачки ночами. Ведь боги старые для них когда-то были святы, А скоро новые уже придут за нами. Безумием насквозь пропитана слепая вечность, Мы для своих людей давно уж ничего не значим. Идём, забыв про страх, забвению навстречу, За все невольности — заплачено, без сдачи. Безумие толпы дотла сжигает наши жизни, Души сломавшейся внутри осталась только кроха. А дальше нас с тобой ждёт мир другой, немыто-чистый. Но он не терпит оскверняющего вздоха.
Облокотившись на стол, Микото исподлобья посмотрел на всех собравшихся. Разглядывая расстеленную на столе старенькую карту, Лалиса задумчиво хмурилась, что-то тщательно обдумывая. Время от времени касалась пальчиком одной из точек, та слегка сдвигалась, линии прогибались, колечки, означающие крупные города, растягивались или сжимались, меняя форму, карта незначительно менялась. Остальные сидящие за столом в это время лишь с любопытством наблюдали, не смея отвлекать. — Ты проделал прекрасную работу, — покивала Лалиса, еще раз окидывая карту беглым взглядом. — Это восхитительно! Долго ты ее составлял? — Лет сорок, — горько усмехнулся Сокджин, рассеянно покручивая в руках румяный сухарик с маком. — До этого у меня еще одна была, но я ее рисовал лет триста назад, уже устарела, всё поменялось. Решил за новую взяться. Не ручаюсь за идеальную точность, конечно, но хоть что-то… — Она очень облегчит нам работу. Микото молча подпер щеку ладонью, опуская глаза. В тот момент ему было ужасно любопытно расспросить подробнее, на что же Сокджин потратил свои долгие годы, как жил, чем занимался, что успел узнать и испробовать. Впервые рядом с ним был кто-то, тоже представляющий, что это такое — видеть собственными глазами, как строятся и рушатся города, как сменяются поколения и как развивается мир. Судя по всему, они двое выбрали совершенно разные жизни, когда осознали, с чем столкнулись. И было интересно представить хоть по рассказам, а как еще оно бывает. — До столицы пойдете западными дорогами, — бормотала Лалиса, ноготком вырисовывая на карте волшебную алую линию между точками. — Через Туманку, Белые Пики… и сосновый лес у подножья Расколотой горы, там вас встретят мои приятельницы, дриады. Микото закусил губу, переводя взгляд на другой конец стола. Большинству дриад не очень-то нравились олени и лани. Видите ли, те портили деревья, объедая кору. И дриады из их леса не больно жаловали Микото, с первого взгляда чувствуя неприятную им сущность, а от того неизбежно родилась и взаимная неприязнь. Стоило ли ему ждать радушного приема в этот раз? — Они обо всем знают и будут вас ждать. От их дома до столицы — рукой подать, за день доберетесь, так что Джису и Чеен проводят вас… когда будете готовы. — Готовы? — удивленно переспросил Чонгук, впервые оторвавшись от внимательного разглядывая причудливых значков на бумаге. — В каком смысле? И почему это прозвучало так… мрачно? — Мрачно? — натянуто улыбнулась Лалиса, пожимая плечами. — Скорее — без лишней бравады. Теперь, когда вы знаете, что дела обстоят совсем не так, как виделось раньше, вам нужен новый план. Теперь это не просто доставка лекарства для болеющей королевы… перед нами стоит задача одолеть ведьму и помочь всем, кто оказался под действием ее чар. — Расскажите всё, что вы знаете про нее, — попросил Хосок. Микото аж дернулся от непривычной сухости и холодности. Таких ноток он еще никогда не слышал в ставшем родным голосе. — Что угодно может оказаться полезно. — К сожалению, я знаю не так много, как хотелось бы, — вздохнула Лалиса, сдвинув брови. — Урассая — лик, появившийся в восточных лесах еще до того, как сюда пришли люди. На заре становления Изобильного Полумесяца она была в числе ликов, кто надеялся запугать людей и прогнать из наших лесов, но не нашел поддержки у более спокойно принявшего гостей большинства. Урассая частенько жестоко подшучивала, не упускала возможности наказать за что-нибудь… и, почти уверена, именно она заколдовала вас двоих. Охотник и его добыча переглянулись. За такую долгую жизнь успеваешь многое забыть, даже то, что казалось невероятно важным. Но у Микото до сих пор перед глазами стояли картинки из того судьбоносного дня. Лежа в сугробе со стрелой между ребрами и мысленно прощаясь с миром, он видел женщину с длинными золотистыми волосами. Ее бледные босые ноги легко ступали по свежему снегу. Грубое платье, подвязанное на одном плече и собранное на поясе веревкой, не смогло бы уберечь от мороза и ветра, будь она обычным человеком. А браслет, широкой полосой обвивавшийся вокруг предплечья, светился таким ярким холодным светом, что почти ослеплял. Микото помнил ласковые прикосновения к часто вздымающемуся крупу, алую кровь, размазавшуюся по хрупким пальчикам, и тихий нежный голос, обещающий, что он не умрет. Микото был готов поспорить, что с первого взгляда узнает ее лицо: глубокие черные глаза, резко очерченные высокие скулы, вздернутый носик и мягкую сестринскую улыбку, способную пленить и одурманить. — Из-за разногласий Урассая, поговаривают, возненавидела фейри даже сильнее, чем людей. Стала презирать тех, кто пытается ужиться с завоевателями. А потом просто пропала. Последние сто лет никто ничего не знал о ней, не видели, не слышали и не вспоминали. Все считали, что Урассая умерла. Но недавно лики, живущие в лесах неподалеку от столицы, заявили, что узнали энергию ее заклинаний. Эта энергия ощущается лишь тогда, когда заклинания свежие. Через несколько дней она полностью растворяется в потоках прочих природных сил. Следы вели в столицу, но ничего не удавалось разузнать наверняка… Лики не способны уходить далеко от своей обители, от места, где они появились. Из-за это мы не понимали, как могла Урассая оказаться в столице. Считали всё это ошибкой. Сложив руки на груди, Лалиса обвела собравшихся серьезным взглядом, как будто хотела убедиться, что все слушают достаточно внимательно, и продолжила: — Но, понаблюдав и узнав ваши истории, я поняла кое-что. Точнее — предположила. Больше всего Урассая всегда любила играть с жизнью и смертью. Даровать жизнь, отнять по щелчку пальца, заставить кого-то перерождаться снова и снова — пустяк для такого сильного лика. Быть может, она смогла одолеть и собственную смерть? Сидящие за столом мрачно переглядывались. Юнги покручивал один из своих поисковых амулетов, Сокджин отстраненно догрызал сухарь, а Микото стискивал зубы, чувствуя, как в желудке начинает ворочаться страх. Неужели их в самом деле хотят отправить на сражение с существом, сумевшим побороть и подчинить смерть? Способным убить без малейших усилий? Как-то это безумно… — После перерождения Урассая должна была утратить силы лика. — продолжала Лалиса, явно пытаясь приободрить притихших. — Теперь она — лишь обычная ведьма, раз не привязана больше к восточном лесу. А если так, вам не нужно бояться. Лики и фейри помогут вам всем, чем только смогут, если вы согласитесь взяться за это дело. — Я согласен, — тут же ответил Чонгук. Голос его звучал непривычно глухо, но парень поднял голову и уверенно кивнул. — Я хочу, чтобы всё это прекратилось, хочу изменить королевство, поэтому согласен, даже если соглашусь лишь я один. Согласен. — И я, — поддержал Сокджин. — Уж мне-то бояться не к месту. Как бы ни повернулась судьба в этот раз, свое я успел пожить. — Я тоже согласен, — как будто с трудом выдавил Хосок. — Эта ведьма принесла слишком много страданий моей семье. Я должен всё прекратить как можно скорее! — А я хочу уточнить, — протянул вдруг Юнги, крутанув свой амулет. Кругляшок завертелся волчком, идя ровнехонько по магической красной линии на карте. — Всё это — догадки, которым нет достойного подтверждения. И вы вполне можете заблуждаться. Быть может, Урассаи там и нет. Быть может, она вовсе не растеряла силу. Быть может, нам очень даже стоит бояться и обходить ее стороной. Так? — Догадки, — неохотно кивнула Лалиса и пальчиком легко пнула добравшийся до нее через весь стол амулет. Тот пустился в обратный путь. — Но, уж прости, я понимаю в этих делах чуточку больше, чем ты или любой другой человек и фейри. Осмелюсь заявить, что не стоит сомневаться. У этих предположений твердая основа. Я уверена в них. — Какая именно основа? Пока я услышал только сами предположения, только домыслы. Почему, например, вы уверены, что это именно она, раз не видели в лицо? — Ты любишь раскладывать всё по полочкам и докапываться до сути, — улыбнулась Лалиса. Юнги прихлопнул амулет ладонью, как надоедливую мошку, и поднял взгляд. Совершенно спокойный, почти ленивый и не выдающий совершенно никаких эмоций. Наверное, именно с таким лицом и нужно вести важные переговоры. — Древняя магия ликов — основа основ, огромная река энергии, пронизывающая всё сущее и поддерживающая круговорот жизни и смерти. Именно поэтому мы привязаны к одному месту. Мы — как колышек, к которому привязана козочка. Не контролируем проходящую через нас магию полностью, лишь частично, но не даем потокам смешиваться, поддерживаем равновесие. Из этой магии вытекают те самые речушки, что питают магией фейри и колдунов. Именно из магии ликов рождается энергия водной магии, которую ты черпаешь из всего вокруг. Как ты, Юнги, без труда узнаешь воду из родных озер, так лики способны отличать своих знакомых по магии, которую они творят. — Хорошо. А почему уверены, что она утратила свои силы?.. — Юнги, может, не нужно… — начал было Чонгук, но Лалиса его прервала. — Нужно, — мягко улыбнулась она, подняв руку. — Он совершенно прав, что задает вопросы и подвергает сомнению поверхностные объяснения. Но, видишь ли, ответ почти тот же, что и на предыдущий вопрос. Лики чувствуют энергию. И могут с уверенностью сказать, что Урассая больше не владеет той колоссальной силой, что была раньше. Больше она не способна направлять могучие реки. Лишь крохотные речушки, с которыми справится и человек. — И всё же, как ни крути, она — опытный маг, который знает, как даже хилый ручеек использовать с выгодой для себя. — Верно. Именно поэтому я и пытаюсь собрать как можно больше сторонников. — Не знаю, как вам, а мне понятнее не стало, — хохотнул Сокджин. — Одно ясно — мы можем рассчитывать на помощь, так? — Не я сама, но мои друзья обязательно вам помогут! Микото натянуто улыбнулся. Давненько он не ввязывался в столь странные авантюры.***
До Туманки шли по объезженной дороге. Оборотни держались неподалеку в лесу, а трое наездников на лошадях бодрой рысцой скакали друг за дружкой по проторенной колее, изредка пропуская мимо встречные телеги, спешившие от города к городу. Когда Юнги смог различить рожи кукол-оберегов, вывешенных на частокол подобно висельникам, Снежка замедлилась, повинуясь его настроению. Головы, сделанные из набитых песком мешков и завернутых в тряпки булыжников, совсем не двигались, но вот тела из старых рубах и протертых платьев шевелились на ветру. И от этой картины волосы вставали дыбом. Намалеванные черной краской пасти усмехались, растянувшись от уха до уха, красные пятна-глаза, точно налитые кровью, впивались в путников дикими взглядами. Такие обереги и правда могли отвадить незваных гостей. — Похоже, в деревне какое-то празднование! — крикнул Намджун, спускаясь на дорожку рядом с Сокджином. — В центре, на площади, много людей собралось, танцуют, поют, хороводы водят вокруг какой-то фигуры. Наверное, здешний праздник… — Не припоминаю, чтобы тут они были, — хмыкнул позади голос Микото. Юнги оглянулся. Фейри шел за ним следом, положив ладонь снежной кобыле на круп и хмуря брови. — Я долго жил здесь до последнего перерождения. И у нас не было никакого праздника в этом месяце. — Значит, придумали что-то новенькое, — пожал плечами Юнги. Чонгук, сидящий на его плече огоньком, покачнулся, хватаясь лапками за край шарфа. — Каждый праздник когда-то кто-то придумал. — А что за куклы?.. — Я слышал от своего учителя, что некоторые деревни, где сильно почитают суеверия и ложную магию, вывешивают у главных ворот пару кукол-оберегов, якобы отталкивающих неугодную нечисть. Но, честно говоря, не мог представить, что увижу где-то сразу несколько десятков. — Ложную магию? — Микото поднял взгляд и неуютно обнял себя за плечи. — Значит, эти куклы — ненастоящие обереги? У нас не будет с ними проблем? — Вряд ли, — задумчиво хмыкнул Юнги, рукой подманивая снежинки, сидевшие до этого на головах кукол, пытаясь с них считать хоть что-нибудь. — Похоже, что в куклах нет и капли магии. Единственная их сила — жутковатый вид. Он окончательно остановил лошадь, собирая на ладони маленький сугроб и вскоре отряхнул руки, вздохнув: «Да, никакой опасности». Микото поднял воротник белоснежной шубы и зашагал вперед. Следом за ним поплелись и Чимин с Тэхёном, тоже уже обернувшиеся людьми. А Юнги всё стоял, издалека глядя на частокол, терзаясь сомнениями. Уже вечерело. После празднования люди разбредутся по домам, чтобы отдыхать. Если уйти поглубже в лес, никто не должен встретиться на пути до самого утра. Можно будет спокойно соорудить себе кокон… — Чего ты? — окликнул Чонгук, тронув его колено. Юнги сморгнул пелену фантазий и опустил взгляд. Он совсем не заметил, когда огневушка успел превратиться, и теперь чувствовал себя слегка неловко. — Что-то не так? — Не думаю, что… — Юнги скривился, подбирая слова, и осторожно спустился с лошади. — Думаю, тут наши пути разойдутся. — Разойдутся? — удивленно вскинул брови Чонгук. — Ты это вообще о чем? — О прощании. Я согласился проводить тебя до столицы и защищать от егерей. Согласился попытать удачу и отнести королеве Бин лекарство… Но это дело переросло в нечто совершенно иное. Сражения не для меня. — Ты… уходишь? — тихо-тихо спросил Чонгук. — Слушай, — сухо ответил Юнги, нехотя разворачиваясь и смотря в лицо собеседнику с вызовом. Как мог уверенно. — Если уж честно, никто не обязан рисковать своей жизнью ради других… без всякой выгоды. И я этого делать совсем не хочу. Зачем я буду вмешиваться? Это не сулит мне… — Нет! — повысил голос Чонгук, шагнув назад, резко мотнув головой и судорожно вздохнув. — Я не верю. Неужели ты и правда готов бросить кого и что угодно, если не видишь выгоды?! — Я не люблю делать работу «за спасибо», — строго отрезал Юнги. Под ребрами резко похолодело, волнение — не лучший союзник для замерзающего мага воды. Нужно было как можно скорее успокоиться. Он продолжил: — Особенно — тяжелую. Ты давно это знаешь. Уж прости, но я не настолько благородный и жаждущий справедливости, как ты. У меня нет личных мотивов, как у Хосока. И у меня за плечами далеко не пять сотен лет. Мне вполне неплохо живется при любом правителе, не вижу причин бороться с кем-то… Так что, да, я бросаю это дело. Слишком затратно, а выигрыш может оказаться нулевым. — Да что ты такое мелешь? Это же… просто нев… ох… — Вам наобещали много помощи, уж как-нибудь справитесь и без ворчливого мага, который даже не способен колдовать в полную силу. — Видеть тебя не хочу! — прошипел Чонгук, стискивая кулаки и жмурясь явно от наворачивающихся слез. — Как же! Как же ты иногда раздражаешь! — Езжайте в деревню, — бросил Юнги, отходя на шаг назад и отводя взгляд, чтобы спрятать иней на ресницах. Снежка уже плелась через сугробы между деревьями. — А я пойду в лес и дождусь там следующего полнолуния. Желаю успеха с вашими замыслами. Бывай, огонек. — Замолчи! — почти вскрикнул Чонгук и, дернувшись было в сторону, как будто собираясь сбежать прочь, кинулся всё же ему навстречу, сгреб в охапку, прижимая к себе крепко-крепко. Юнги растерянно выдохнул, обмякнув в жарких объятиях. — Ненавижу твою глупую привычку притворяться. Раздражаешь. Ужасно раздражаешь! Хочется дать по шее, чтоб знал! — Если решил задушить меня, делай это быстрее. — Раз-дражаешь, — всхлипнул Чонгук, глотая слезы. — Боишься… так и скажи. Я пойму. Ведь я тоже боюсь! Но не ври. Тебе не плевать… на всё, что творится. И не будет плевать, если я умру там… а ты даже не сможешь попытаться мне помочь. Юнги зажмурился, стискивая зубы, силясь не издать ни звука. Надежда улизнуть таяла на глазах. — И даже если ты не хочешь этого признавать… — Чонгук звучно хлюпнул, стиснув его плащ еще крепче. — Я не дам. Не дам тебе бросить даже… себя самого. Дурак, ты же точно там пропадешь один, не успеешь и укромное место найти, и спрятаться и кокон как следует выстроить! О чем ты вообще думаешь?! — Гук?.. — Пришибить тебя хочется, честное слово. Но даже не надейся, что я тебя отпущу так просто, пока не смогу убедиться, что с тобой всё в порядке. — Прости. Рука Юнги неуверенно легла на чужую спину, и по плечам Чонгука пробежали всполохи волшебного пламени. Так тепло с ним не было никогда. Даже больше. Так тепло и приятно Юнги не было, наверное, вообще никогда. И от этого душу будто узлом завязывало гадкое чувство стыда, коловшее сердце больнее любого льда. — Где вы там застряли? — окликнул издалека звонкий голос Сокджина. — Мы сейчас! Идем! — чуть отстраняясь, ответил Чонгук. Лицо его было раскрасневшееся, глаза влажные, но он уверенно посмотрел на Юнги, переходя на глухой шепот: — Если ты уверен, тогда я пойду с тобой. Уж от меня тем более будет мало толку, справятся. Тебе я намного нужнее. — Что за глупости? — сквозь слезы усмехнулся Юнги. — Бросишь такое важное дело из-за какого-то вредного и корыстного колдунишки? — Нет, конечно, — покачал головой Чонгук. — А из-за тебя — брошу. Юнги устало закрыл глаза, не зная, что и ответить. Уголка его рта коснулись чужие влажные и горячие губы, сердце дрогнуло, но, когда он снова посмотрел на Чонгука, тот уже отвел взгляд, прикусив губу. — Я понимаю, — вздохнул парень, — что не имею права тащить тебя на такое дело. Было бы бессовестно обвинять или упрашивать. Но я всё же прошу тебя подумать еще разок. Пожалуйста, зайди хотя бы в эту деревню, переночуй спокойно, подумай. Обсуди со мной, если нужно. Я пойду с тобой, что бы ты ни решил… — Ну вот. Взял и убил всю интригу, — рассмеялся Юнги. — Чего? — недоуменно нахмурился Чонгук. — Что ты опять имеешь в виду? — Теперь ясно как божий день, что я соглашусь. Не может же эта история вот так закончиться: «И они ушли в лес, бросив королевство в беде, оставив королеву в лапах ведьмы, а бедных фейри отдав на растерзание егерям…» Теперь я просто обязан согласиться! Чонгук улыбнулся, дернув плечами от смеха, и снова поцеловал, но куда увереннее и жарче.***
Празднование в Туманке разгулялось не на шутку, никто даже не замечал чужаков, легко влившихся в общую пеструю толпу, были слишком одурманены то ли бурным весельем, то ли горячей сливянкой, которая лилась ручьями со всех сторон. От задорной песни, затянутой на десяток голосов, гудело в голове. От разноцветных шубок женщин рябило в глазах. Танцевали не только на площади в центре деревни — даже в подворотнях тут и там собирались небольшие компании, то деля бутылку наливки под бранную песенку, то отплясывая под забором. — Всё это смахивает на сумасшествие, — проворчал Юнги, оглядываясь на слишком уж громко хохочущую женщину в пушистом платке. — И хоть бы кто просто поговорил, объяснил, что тут творится. — И правда, — с удивлением протянул Чонгук, оглядывая толпу на площади. Людей было много. Кто-то танцевал в хороводе, кто-то вдоль домов мялся, а кто и из окон торчал. Но все как-то странно избегали разговоров, притворяясь, что совсем не замечают Сокджина, пытающегося выяснить, где тут можно переночевать. — Только поют и смеются. — Пьяные. — Нам, что ли, тоже сивухи налакаться, чтобы с ними на одном языке заговорить? — усмехнулся Чонгук, оглядываясь по сторонам. Сокджин бесполезно приставал к местным. Оборотни настороженно жались друг к дружке, и пытаясь заразиться общим весельем, чтобы воспользоваться случаем отдохнуть, и не в силах расслабиться в такой бурной толпе. Юнги, уперев руки в бока, хмуро присматривался к ближайшим домам, видимо, пытаясь разобраться без подсказок, где тут могут остановиться проезжие. Хотелось скорее уйти на окраину деревни. Пусть даже тайком устроиться в чьем-то хлеву или сарае. Лишь бы быть подальше от этих одичавших… И тут Чонгук краем глаза заметил, как стоящий рядом Микото охнул, смотря куда-то вбок. Чонгук перевел взгляд. — Твою-то мать, — прошептал он. — Мне не показалось?.. — Не показалось, — пробормотал в ответ Микото, пробираясь сквозь толпу ближе к столбу. Чонгук тут же пошел за ним, вглядываясь в пугающую картину. Сначала, когда только вышли к площади, ему показалось, что в центре было вывешено ритуальное чучело, подобное тем куклам на частоколе. Но нет, на столбе, привязанное крепкими веревками за руки висело бледное тело девушки в оборванном платье. Почти не прикрытые юбкой ноги серебрились от покрывающей их чешуи, ступни казались слишком вытянутыми для человека, между длинными тонкими пальцами белели перепонки. Это была одна из водных фейри. Голова опустилась, как поникший цветок, волосы трепало слабым ветром, фейри была давно мертва. — Кто она? — поджимая плечи, шепнул Чонгук, неосознанно коснувшись пальцами гладкого дерева. — Речная русалка, — так же тихо ответил Микото, с осторожностью присматриваясь к людям поблизости. — Они редко живут в человеческих поселениях, потому что им трудно спрятать магией всю чешую. Видимо, не зря… — Нам стоит убираться, — бросил Юнги, вдруг потянув за рукав. Чонгук с трудом оторвал взгляд от чешуйчатых ног. — В деревне всё же есть какое-то колдовство. И попахивает это ой как неприятно. — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Чонгук, вытягивая шею и ища в толпе лица остальных спутников. — Чудовищная жестокость, да, но что за колдовство? — Вот это — колдовство? — ответил Юнги, грубо цапнув за подбородок плясавшую в шаге от него молоденькую девчонку. Веселушка хохотнула, но совсем не отстранилась от нахального незнакомца, так и продолжила пританцовывать на месте, глядя куда-то мимо плеча Чонгука. Как будто и не заметила ничего. — Они вовсе не празднуют, они околдованы. И вот в тот момент стало совсем жутко. По спине у Чонгука пробежал холодок, продирающий до дрожи. А румяная от холода девчонка вдруг подхватила новый куплет песни, так и не попытавшись вырваться из цепкой хватки. И только тогда Чонгук осознал, несколько же бессмысленные для его слуха песни звучат над деревней. Он ни слова не разбирал, как будто деревенские превратили в песню несвязные наборы звуков. — Уходим отсюда немедленно. Юнги отпустил девчонку, с отвращением встряхнув рукой, и тут же снова зашагал сквозь толпу, расталкивая случайных встречных. — Что они такое поют? — Чонгук выставлял локти, с удивлением смотря на людей, которые теперь как будто стали не избегать, а наоборот, тянуться к нему, наплывать волной, окружать. — Не понимаю. — Это устаревший язык, — ответил Микото, — который мы использовали еще до прихода людей, когда здесь жили только фейри. — Фейри? — переспросил Чонгук, отталкивая от себя особенно буйного мужика, даже шапку свою потерявшего в борьбе за добычу. — Но, если они поют песни фейри, то… — Да, — раздраженно рыкнул Юнги, отбрыкиваясь. Одна из поющих женщин уже вовсю пыталась стиснуть его в крепких объятиях, как родного сына. — Их околдовал фейри, ненавидящий фейри. Привет вашей Урассае! Схватив женщину за ворот шубы, Чонгук резко дернул ее на себя, та плюхнулась задом на землю, не переставая завывать, об ноги ее тут же споткнулся тянувшийся к Юнги дрожащими руками дед в покосившейся овечьей телогрейке. Голоса как будто стали громче и зычнее. Непонятные слова сливались в шум. Чужие руки цепляли за одежду, тянули в разные стороны, пытаясь схватить. Чонгук со злостью стряхивал их с себя, силясь выбраться из толпы, но та уже стала настолько тесной, что пройти ее, кажется, можно было лишь по головам. — Юнги! — надрывно крикнул Чонгук, толкаясь и отчаянно вытягивая шею. На его глазах людей неподалеку разметало в стороны волнами ветра, густо замешанного со снегом. Волны застыли подобно забору, Юнги огляделся из своего укрытия с каким-то странным удивлением, дыша тяжело и хрипло, будто с болью. — Юнги! Тянуть к нему руку не было смысла, Чонгук лишь неловко схватился за край и без того ломающейся под натиском снежной стены. Пальцы обожгло от новой волны. Где-то над толпой парил на своих огромных крыльях снова выпущенный на волю крылатка. Под ногами мелькала рыжая тень, с лаем метавшаяся из стороны в сторону. В сознании Чонгука пульсировала мысль — поймать, прижать к себе, как будто он тоже попал под чары, а на руках плясали высокие языки пламени. От песни в голове гудело всё сильнее. Он старался не упустить главную мысль — не упустить Юнги. И всё же чувствовал, как его собственный магический огонь одолевает разум, завладевает телом, утаскивая в пучину безумства. Вскрикнув от боли, Чонгук упал на спину. Чьи-то крепкие руки тянули за волосы, в лицо брызнуло слякотью, десяток ног придавливали к земле. В ушах зазвенело, и песня превратилась в сплошной визг, переполняющий тело дрожью, заставляющий мир вокруг трескаться. Чонгук бессознательно рванулся в последний раз, а после всю площадь объяло необжигающее пламя, взметающее искры выше домов.***
Первым, что он увидел, открыв глаза, был Юнги. Бледный и взволнованный, маг держал руки на его груди и шее и, прикусив губу от напряжения, заставлял огненную магию присмиреть и образумиться. Успокаивал. — Ты в порядке? Слышишь меня? — зашептал Юнги, увидев, что парень осматривается. — Нет-нет, не вставай. Подожди немного, я должен закончить. Насильные превращения вредят фейри намного сильнее, чем кажется. Юнги шмыгнул носом. По и без того влажным щекам потекли слезы. — Ты был прав. Ты сам не знаешь, насколько сильно был прав. Я ужасно боюсь за свою шкуру. Но я даже не представлял, как же дико боюсь за тебя. — Его голос дрожал и ломался. Чонгук молча улыбался, слушая и наблюдая за перелетающим с дерева на дерево Намджуном, оглядывающим местность вокруг. — Когда ты превратился, и я увидел на слякоти крохотное сердечко… мне показалось, что мое собственное от ужаса в камень превратилось и провалилось под землю. Обо всем забыл, кинулся за сердечком, чтобы не затоптали. Юнги утер слезы запястьем. Чонгук вздохнул, глядя на содранные в кровь пальцы и костяшки. Казалось, что с ним уже всё в полном порядке, но он продолжал послушно лежать на чьей-то расстеленной шубе. Тело наполнялось спокойствием, как заливной луг водой по весне, обещая щедрый урожай. — Ты как? — осторожно спросил Чимин, подходя ближе и пытаясь заглянуть Чонгуку в лицо. На руках он держал притихшего и поджавшего хвост лиса, почему-то не спешащего превращаться. — Нормально? — Чувствую себя хорошо, — ответил Чонгук слабым голосом. — Но совершенно не понимаю, что произошло. — Мы чуть не попались в ловушку из-за моей невнимательности, — мрачно выдавил Юнги, запахивая его одежду и не поднимая лица, видимо, не желая показывать остальным своего состояния. — Я не распознал затаившееся заклинание. Зато оно распознало в новых гостях фейри и развернулось в полную силу. Всё же те куклы были не просто от суеверности вывешены. Не представляю… Мое преимущество в магии и заклинаниях, а я даже с этим не справляюсь. — Я тоже ничего не заподозрил, — отозвался тихий голос. Медленно выпрямившись, Чонгук оглянулся. Микото сидел неподалеку, помогая болезненно кривящемуся и кряхтящему Сокджину размять спину, явно пострадавшую в случившейся заварушке. — За пятьсот лет я научился чуять спрятанную магию, но ничего не заподозрил. Ловушка была хороша… — Сказал фейри, который ведется даже на очевидные, — усмехнулся Сокджин. — Сколько раз ты попадался егерям из-за того, что надеялся — пронесет? — Ну так в том и разница, что обычно я вижу подвох! — Микото как-то особенно «по-лекарски» надавил на лопатку, потянув плечо, от чего Сокджин прямо взвыл. — И хотя бы осознаю опасность. А тут… — Я всё еще не понимаю, — пробормотал Чонгук, поднимаясь и отряхивая штаны от снега. В сугроб неподалеку от него упала дико улыбающаяся кукла с привязанным к голове потрепанным сарафаном и уныло болтающейся веревкой. Рядом тут же приземлился Намджун. — Это последняя, — сказал он, пнув голову куклы легким ботинком. — Что теперь с ними делать? — Собрать в кучу и сжечь, — ответил Юнги, поднимая куклу за веревку. — Гук, нам для этого будет нужен именно волшебный огонь. — Это разрушит заклинание? — спросил Чонгук, плетясь следом за магом между деревьями. — Должно. Выйдя на более-менее просторную полянку, Юнги заставил снег на ней разойтись по сторонам подобно глубокому чану, открывшему голую землю и отделившему деревья ледяной стеной. Кукла в сарафане с тихим глухим ударом упала на мокрую желтую траву. Следом свалились еще две, принесенные Намджуном. А через пару минут в центре расчищенной полянки лежала целая груда мешков и тряпья. Пульсирующая магией груда. Тридцать три скалящиеся куклы, смотрящие алыми глазами, как будто готовые вот-вот подняться и напасть. Чонгук перегнулся через край стены и вытянул руку. Магический огонек скользнул по льду, как озорной малыш по накатанной горке, и за пару мгновений груда тряпок вспыхнула высоким утробно рычащим пламенем. — Я не знаю, что именно растормошило спрятанное заклинание, — тихо проговорил Юнги, облокачиваясь на ледяную стену и наблюдая за быстро разгорающимся солнечно-желтым костром. — Но до того не обращающие на нас внимания деревенские накинулись на все лишние источники магии. Заклинание вывело ее из-под контроля. Поэтому вы все превратились в свои магические формы. Да и я… чувствовал, как энергия выплескивается волнами, едва успевал придавать ей нужную мне форму. — Всё могло закончиться очень плохо, — нахмурился Чонгук, с трудом отгоняя всплывшие в памяти картинки с водной фейри. Едва ли их бы ждала какая-то другая судьба, если бы толпе удалось схватить чужаков. — И что же… как мы выбрались? — По большей части — благодаря Намджуну, — ответил Юнги, подпирая щеку ладонью. Чонгук перевел взгляд на парящего над ярким букетом искр крылатку. Расправленные крылья отливали алым, а движения казались такими плавными и легкими, будто горячий воздух сам его держал. Намджуна, похоже, совсем не пугал уже поднимающийся кудрявыми клубами серый дым. — Благодаря тому, что Сокджин выпустил его и отвязал от амулета-тайника, он смог подняться в небо достаточно высоко, чтобы не попадать под действие заклятия, закольцованного куклами. Сокджин с Хосоком кое-как защищали вас от деревенских, а он по очереди перетащил всех в лес. — И что там творится сейчас? Раз куклы сняты и сожжены, заклинание спало… Что теперь будет в деревне? — Думаю, ничего особенно веселого, — горько усмехнулся Юнги. — Мы с Сокджином разрывались… не знали, как правильнее поступить. И в итоге решили, что стоит для начала забрать и спрятать от деревенских тело водной фейри. — Где она? — Здесь совсем близко есть река, — ответил Юнги, кивнув куда-то за спину. — Мы отдали ее тело тамошним фейри, чтобы позаботились так, как этого требуют их традиции. Мы решили, что это лучше. Всё равно деревенские не сделали бы правильных выводов, если бы мы не стали вмешиваться и оставили тело на столбе. Лишь обозлились бы на того, кто их заколдовал, подпитали свою ненависть к магическим созданиям… А так — может быть, даже и не поймут, что натворили что-то ужасное по чужому приказу. Не знаю. — Ох... Можно признаться? — М? — Юнги скосил взгляд. Чонгук почувствовал его мягкий взгляд и глубоко вдохнул, пропитав легкие запахом жженого хлопка. — В чем? — Теперь и я боюсь до колик, — шепнул Чонгук, нервно рассмеявшись. — Если б не эта ледяная стена, наверное, и на ногах бы не смог стоять. Колени трясутся. Если это была Урассая, то мы имеем дело с сильной ведьмой. Она держала под контролем целую деревню! До какой же степени она чувствовала себя непонятой и одинокой, раз дошла до такого… Мне жутко задумываться о том, на что еще она способна. — А мне как раз стало намного спокойнее, — улыбнулся в ответ Юнги, протянув руку и пригладив его растрепанные волосы. — После случившегося я понял, что мои слабые стороны обязательно кто-нибудь прикроет. Для одиночки это непривычно… но я хочу попробовать быть частью вашей команды и помочь в общем деле. Поэтому, Гук, спасибо тебе, что не отпустил. — Хах. Спасибо, что так неправдоподобно притворяешься заносчивой сволочью.***
Оставаться на ночевку в лесу очень не хотелось. Но, как назло, от Туманки до ближайших деревень было далековато — и долго добираться, и тяжело, а был уже вечер, так что единогласно выбрали отдых в чаще. Выбрав густо поросший елями да можжевельником склон, где почти не было ветра, остановились на привал под его укрытием. Пока Юнги с Чонгуком сооружали три небольших полуснежных-полуледяных пещеры, Сокджин притащил для костра целый высохший на корню кедр с совершенно лысой верхушкой, Хосок принес несколько охапок еловых лапок, чтобы застелить землю в пещерах, а Микото устроил на ночлег коней и принялся тщательно обшаривать чем-то приглянувшийся ему отдельный холмик, выдирая из земли странные синеватые клубни. Чимин не мог стоять в стороне. Оставив всё еще прихрамывающего на переднюю лапу Тэхёна помогать в лагере, он обернулся волком и прошелся по округе, разведывая обстановку, принюхиваясь к запахам. Первый заяц попался ему почти сразу, а когда на лес окончательно опустилась ночь, их в укромном временном тайничке под покосившейся елью было уже три. Не слишком-то много для восьмерых. Но уже хоть что-то для не евших весь день путников. Когда он вернулся, все уже устроились и отдыхали. Юнги в очередной раз проверял снова разошедшиеся порезы на руке Тэ, Чонгук деловито развешивал на ветках-перекладинках вокруг костра сушащиеся вещи, Микото крошил в котелок с водой какие-то травы… а Пятнышко с аппетитом общипывал ближайший куст. — Ладно, — усмехнулся Юнги, глянув на притащенную добычу. — Должен признать, и от вас есть кое-какая польза. — О-о, — довольно протянул Микото, забирая уже разделанные тушки, — крольчатина отлично подойдет к дикому картофелю. Особенно, если мне удастся найти на кустах можжевельника немного засохших ягод… Он задумчиво осмотрел тушки, пихнул их в руки только-только освободившемуся Юнги и тут же отправился к густым зарослям кустов, принявшись их ворошить и осматривать в свете костра и луны. Юнги вздохнул, аккуратно перевесил котелок с готовым чаем на другую перекладину и осмотрел лежащие поблизости ветки, выбирая самую подходящую для вертела. Чимин пристроился на одеяло рядом с Тэхёном. Тот улыбнулся, освобождая нагретое место. Стоянка была уже полностью обустроена, казалось, тут можно спокойно прожить не одну ночь, ни о чем не переживая. И в этом было свое очарование. Настоящая дикая жизнь, какой когда-то жили все оборотни. — Еще не пожалел, что пошел со мной? — осторожно спросил Чимин, даже немного боясь услышать ответ. — Нет, — тут же уверенно отозвался Тэхён. — Конечно, такого я никак не ожидал. Живя в норе, я никогда не предполагал, что однажды буду бродить по лесам в столь необычной компании… и думать о сражении с настоящей злой ведьмой. Но я не жалею, что сбежал с тобой. Теперь, отбросив лишнее, я впервые не просто верю, а знаю наверняка, что не ошибся в своем выборе. — Ты не о… — Я не о выборе — сбежать или остаться, — кивнул Тэхён и с мечтательной улыбкой отвел взгляд. — Перекусите пока картошкой, — как-то рассеянно сказал Микото, вернувшись к костру и выложив рядом с тушками горстку ягод. Он взял из кучи хвороста веточку, выковырнул пару запекшихся и черных-черных длинных картофелин, дотолкал их до снега, чтобы немного остыли, и тут же вернулся к делам. — Очень вкусно, похоже на розовую картошку с орехом. — Ну вот, — усмехнулся Тэхён, — видишь? Где бы мы еще попробовали такое? Точно не дома. А ведьмы… в норе у меня тоже одна была, требовала называть ее матерью. Ничего, не убила. И эта не одолеет. Чимин тихо рассмеялся, самыми кончиками пальцев обдирая с лежащей в снегу картофелины лопнувшую черную шкурку. Руки приятно обжигало ароматным парком, и уже слюнки текли от одного только вида рассыпчатой желтой мякоти. Желудок восторженно заурчал, предвкушая долгожданный ужин. Через какой-то час от припасов не осталось и крупинки. Сытые и уставшие путники поочередно зевали от валящей с ног усталости, но никак не расходились, чтобы наконец улечься спать. И Чимин без вопросов понимал, что другим, как и ему, просто-напросто не дает покоя пережитое днем. Не отпускает засевший в глубине ужас. Пока были заняты делами, мысли о случившемся будто отошли на задний план, но, стоило только освободиться, как тревога вновь напала, коварно вцепившись в загривок. И даже в треске костра слышалось гипнотизирующее странное песнопение. — Как вообще появился Изобильный Полумесяц? — спросил Чимин, поняв, что нет больше сил сидеть в молчании. С трудом оторвав взгляд от горящих бревен, он посмотрел на Сокджина и Микото. — И… и почему он так называется? — Потому, что королевство по своей форме напоминает полумесяц, — хмыкнул Сокджин, посасывая тонкую веточку. — Оно стоит на берегу огромного Великого Залива и обнимает его пухлым полумесяцем. Мои родители были в числе первых переселенцев… — А откуда они пришли? — С юго-востока. Когда-то там, на просторах равнин стояло королевство, название которого люди уже и не помнят. Оно процветало и разрасталось. Города становились всё больше, люди жили всё сытнее, рожали всё больше детей. Но потом начались тяжелые времена. Три года к ряду природа бушевала: то пожары, то наводнения. Спасаясь от голодной смерти, люди снялись с обжитых мест и отправились в странствие в поисках лучшей доли. После погоревших полей здешние леса и правда были изобильными, щедрыми на дичь, фрукты, ягоды. К тому же… здесь жили удивительные существа, которые научили людей премудростям магии. — Фейри? — Они самые, — кивнул Сокджин. — Но, к сожалению, люди не очень-то хорошо отличали обычных зверей от магических, а фейри быстро начали сторониться и скрываться. Когда мы с родителями поселились в новенькой деревне, с нами общались только оборотни: волки да лисы. Когда я обзавелся собственными детьми, нас уже стали сторониться даже лисы. Мы знали разных ночных феечек и прыгунков, но понятия не имели, что существуют какие-то лики, наблюдающие за всем в лесу, человекоподобные русалки, разумные деревья или лани, превращающиеся в людей. — Может, если бы фейри с самого начала рассказали о себе людям, всё пошло бы иначе? — пробормотал Чимин, подбрасывая в костер еще несколько веточек. — Не так печально? — Иначе — без сомнения, — пожал плечами Сокджин. — Но кто его знает, было бы лучше или нет. За пятьсот лет я исходил Изобильный Полумесяц вдоль и поперек, побывал в каждом укромном уголке, но умудрился почти ничего не узнать о фейри. Так что мне трудно представить, чтобы всё сложилось по-другому. Фейри всегда были скрытны, даже когда потянулись в человеческие поселения. — Но ведь были же времена, когда к тем же огневушкам относились вполне спокойно, — нахмурился Чонгук. — Почему со временем отношение так поменялось? Почему нас стали считать неразумными и злыми? — Человеческая память удивительна, — скривился Сокджин. — Мы всю жизнь что-нибудь забываем. То, что узнали, что поняли, что для себя открыли. А уж от поколения к поколению знания передаются зачастую слишком урывочно и искаженно. Если даже один человек способен забыть то, во что верил, поддаться вездесущей глупой болтовне и выкинуть из своей головы, что фейри куда сложнее, чем нам говорят справочники егерей… чего ждать от целого поколения, которое с ними почти и не знакомо? Мы, люди, умеем навязывать друг другу свою глупость и безумные мысли. — Это уж точно, — вздохнул Юнги. — Чем глупее и безумнее мысль, тем легче внушить ее толпам. Поэтому держать под контролем целую деревню магией не так сложно, как может показаться. Нужно лишь найти правильный подход, чтобы заклинание само себя разнесло и поддерживало. — И ты смог бы, если бы пришлось? — усмехнулся Чонгук, переведя на него взгляд. — Смог бы, — с достоинством кивнул Юнги. — Смог же без всяких проблем всей деревне глаза отвести, когда мне этот вреднючий однорогий козел на ярмарке штаны разодрал. — Ммм. Всей, да не всей, — протянул Чонгук, растягивая губы в улыбке. — Видимо, на огневушек это твое заклинание не действовало. — Нда. Как, увы, и на козлов…