***
Путь в Белые Пики был, пожалуй, самым приятным и простым за всё их путешествие. Широкая и гладко укатанная сновавшими туда-сюда санями дорога едва уловимо петляла между невысокими горами и застывшими озерами, природа баловала совершенно безветренной погодкой, а кое-кто из встречных торговцев даже охотно согласился обменять целую корзинку печеных пирожков на пару магических амулетов. Неудивительно, что очень скоро путники совсем расслабились, болтая о пустяках так спокойно, будто и нет поводов для переживаний. И Чонгук тоже отвлекся. Только спокойнее от этого не очень-то стало. Плетясь в самом конце, он осматривал компанию и размышлял. Неловко вертясь в седле, Юнги старательно залепливал снежками и разглаживал лошадиный зад, который Пятнышко успел знатно подгрызть, пока люди были слишком увлечены ароматными пирожками. Снежка не обращала на это никакого внимания и просто плелась ровнехонько по следам, остающимся на дороге от коня Сокджина. Всё это выглядело забавно. Но думал Чонгук о другом. Глядя на трусящего вдоль обочины волка, он нахмурился. Тэхён, совсем как настоящая лиса, с прыжком нырял в сугроб, раз за разом зарываясь по пояс. А щенок клыкача старательно за ним повторял, возможно, даже и не понимая, что такое забавное делает. Чимин наблюдал за ними с явным умилением и смехом. Чимин казался Чонгуку добрым и отзывчивым парнем. Разве не такие люди подбирают осиротевших щенков?.. Наверное, если бы приятель обратился к нему с просьбой, Чимин бы не отказал, помог всем, чем можно. Чонгук прикусил губу, поглубже пряча руки в карман, — в этот момент Чимин прямо-таки накинулся на Тэхёна, не давая выбраться из очередной норы и заставив грациозного и ловкого хищника нелепо барахтаться в сугробе, как поскользнувшийся на льду пьянчужка под забором трактира. А после еще и по-собачьи загреб лапами, напоследок мазнув по носу кончиком хвоста. Да, пожалуй, еще Чимин был и озорным. Где гарантия, что, услышав о чужих мыслях, он не позабавится, тут же растрепав всё своему дружку? Неприятно было бы попросить совета, а получить насмешку. Не маленькие, конечно, чтобы дразнить из-за такого… а впрочем, может, и маленькие, сколько им там лет?.. Вздохнув, Чонгук перевел задумчивый взгляд на Микото, увлеченно заплетавшего вычесанный от снега хвост Пятнышка в мудреную косу, чтобы не волочился по сугробам. Выходило интересно, напоминало длинный праздничный пирог с завитками теста. Хосок, шедший рядом, без жалости рвал свой платок на ленточки, позволяя вплести в хвост еще и бантики. Эти двое, хоть и явно любили о чем-то по секрету похихикать, всё же казались куда более взрослыми и зрелыми. Такие не стали бы смеяться над чужими переживаниями, насколько бы нелепыми ни сочли. Однако… не слишком ли Микото другой, чтобы надеяться на его подсказки? Не узнаешь, пока не рискнешь. И всё же повторять свои нелепые утренние попытки завести разговор с кем-нибудь из них отчаянно не хотелось. Тряхнув бессильно головой, Чонгук прибавил шагу, нагнал размеренно покачивающую задом снежную кобылу и осторожно тронул Юнги за рукав. Колдун оглянулся, устало смотря из-под инея ресниц. — Не хочешь немного пройтись пешком? — улыбнулся Чонгук, заигрывающе дернув бровью. — А то, наверное, уже зад себе отсидел. Разомни ноги. — А ты сам-то не нагулялся еще? — проворчал Юнги, нахохлившись и отводя взгляд. В тот день Чонгук отказался ехать у него на плече, обернувшись огоньком. Он понимал, что колдуну это необходимо, но наотрез отказался, надеясь вынудить Юнги спуститься с лошади и немного погулять с ним просто так. За разговорами. Ему уже было мало коротких перешептываний перед сном и болтовни при посторонних во время привалов. Хотелось спокойно пообщаться без всяких ограничений. А для огонька это ну никак не представлялось возможным… — Нет, не нагулялся, — уверенно соврал Чонгук. Вообще-то он уже успел устать, надоело брести по заснеженным дорогам и любоваться лесами да верхушками гор, хотелось скорее добраться до поселения и по-человечески посидеть за столом. Но упорства ему было не занимать. — Серьезно. Еще немного, и тебе будет жизненно необходимо слезть со Снежки… — М? — Юнги нахмурился, скосив взгляд. — Если не спустишься, я снова вернусь в конец, и ты останешься тут мерзнуть. — Какой ты… — цокнул языком Юнги. — Сначала бросаешься громкими словами, обещаешь чуть ли не на ручках носить, пылинки сдувать, от холода беречь. А потом сам же и бросаешь, чуть что немного не по-твоему. — Какие «на ручках носить, пылинки сдувать»? — рассмеялся Чонгук, от души хлопнув его по колену. — Не было таких разговоров! Ты еще ничего особенного мне не сделал, чтобы такое особенное отношение заслужить! — И почему вечно всё надо заслужить, — с притворной печалью вздохнул Юнги. — Почему никто не хочет полюбить меня просто за то, что я есть?.. — Любить и «на ручках носить» — разные вещи, — с улыбкой заметил Чонгук, снова пряча руки в карманы и оглядывая высокое небо. — На руках тебя каждый второй согласится понести, если хорошенько заплатишь. А если любви хочешь, то всё сложнее. Ее не купишь. — Купишь. Только не золотом. — А чем же? — А тем, чего человек хочет. Не переоценивай чистоту и глубину этого чувства. Оно, конечно, прекрасно, но не так примитивно, как некоторые пытаются утверждать. Любовь тоже покупается. Подарками, ласковыми словами, приятными поступками. — Звучит как-то неприятно, — нахмурился Чонгук. Порыв ветра растрепал волосы, и он поджал плечи, поправляя шарф. — Грустно. — Чего же в этом грустного? — улыбнулся Юнги. Снежка остановилась и немного присела, позволяя ему легко слезть. — Я всего лишь сказал, что любви можно добиться, если со знанием действовать. Если кто-то, например, хочет, чтобы его на руках носили, можно добиться его любви, нося его на руках. — Вовсе необязательно он тогда влюбится, — фыркнул Чонгук, невесомо проводя ладонью по спине Юнги, прогревая мех плаща. — Так я и не говорил, что обязательно. На рынке тоже не каждый торг покупкой заканчивается. Но именно исполнение желаний человека — ближайший путь к его сердцу. Почему-то многие из нас уверены, что именно тот самый, единственный-неповторимый, для нас рожденный, правильно угадает с нужным словом и подарочком. А некоторые этим нагло пользуются… Хотя, погоди, я уже в какие-то дебри ухожу. Ну ты и завел тему, тоже мне. — Это ты ее завел! — рассмеялся Чонгук. — Хотя, признаю, я как раз хотел спросить кое-что об этом. В тему. — Он хмыкнул, исподлобья осмотревшись. Все путники были увлечены собственными разговорами и делами, да и отстали они с Юнги, так что подслушать никто не смог бы. Чонгук скосил взгляд и понизил голос. — А тебе почему вообще мужчины больше нравятся? Уголки губ Юнги немного дернулись от улыбки. Он потуже затянул завязки плаща и глубоко спрятал руки в рукава, иней на ресницах превратился в крохотные капельки. — Не пойми меня неправильно, — выдавил Юнги с заметным трудом, то ли подбирая слова, то ли в кои-то веки смущаясь от задетой темы. — Дело просто-напросто в некоторой особенной привлекательности мужчин… эм… внешней. Я к тому, что это из-за наличия… то есть… — Всё. Я понял, дело в палочках-дырочках, — хмыкнул Чонгук. — Эээ, да. — Юнги хмыкнул. — Именно. Не знаю причин, но, как бы ни были прекрасны иные из женщин на мой собственный вкус, я не могу представить себя с ними. Не хочется представлять. — Так и знал, сразу так подумал, — покивал Чонгук, наблюдая за летающим где-то высоко-высоко небольшим семейством крылаток. — Хотя, конечно, нет. Сначала я подумал, что ты просто боишься чужих ожиданий. Не хочешь заводить семью, детей, хозяйство… поэтому избегаешь женщин, ведь большинство из них именно этого ждут, когда принимают ухаживания. — И это тоже, — усмехнулся Юнги, немного успокоившись и расслабившись. — Не сомневаюсь. И всё же, понаблюдав за тобой, я так и подумал, что тебе банально не хватает кое-чего в женщинах. — Чонгук нахально улыбнулся. — На мужчин ты совсем по-другому смотришь. — Неправда, не смотрю я на них, — тихо возразил Юнги. — Смотришь, еще как смотришь. Ты даже смущаешься, когда Намджун снимает рубашку… у него красивое тело, я тоже залюбовался в первый раз. Да и на Сокджина порой засматриваешься. — Если я на ком-то задержал взгляд, это еще ничего такого не значит. Чтобы купить мой интерес, одной лишь широкой и крепкой спины маловато. Мне другая внешность нравится. — И какая же? — Твоя — нравится, — улыбнулся Юнги, — у тебя прическа по утрам смешная. — Да уж кто бы говорил! — тут же встрепенулся Чонгук. — Сам по утрам на черта чердачного похож! — Почему «похож»? По утрам я он и есть — ненавижу всё живое и хочу забиться в самый дальний темный угол. Но даже у чердачных чертей есть кое-какие собственные предпочтения. И к каждому чертику можно найти подход, если постараться. Чонгук снова прикусил губу. Крылатки окончательно скрылись за верхушками деревьев, на небе понемногу стали собираться хлипкие и тощие тучки, а ветер всё крепчал. Огневушка чувствовал нутром, что скоро заметно похолодает. И это был отличный повод… — Так. — Выбежав немного вперед, он уверенно присел, сгибаясь. — Залезай. — Что? — переспросил Юнги с искренним удивлением. — Залезай, говорю. На руках нести неудобно, но на спине вполне могу подвезти. Давай, согреешься хорошенько, уже ветер поднимается, скоро совсем холодно станет. — Чонгук напрягся всем телом, когда на спину навалился тяжелый груз, и поднялся, подхватив ноги Юнги. Тот поерзал, устраиваясь удобнее и обнимая. Сам по себе, должно быть, Юнги вовсе не был бы тяжелым, но меховой плащ и сумки его весили почти как он сам. И Чонгук даже чуть было не пожалел. — Прости, конечно, за прямоту… но, кажется, ты всё-таки кое-что себе отморозил в ледяном седле. Таким холодом веет, что у меня сейчас в пояснице стрелять начнет. — Ну так отогрей, — почти промурлыкал Юнги, устраивая голову на его плече. — Или предпочтешь подождать до ночи? — К слову, об этом я и хотел тебя спросить изначально, — неуверенно пробормотал Чонгук, чувствуя, как уверенность, вселенная приятной болтовней, моментально испаряется. — Я думал об этом очень долго. О вчерашнем поцелуе. Я знаю, что ты тоже это почувствовал, магический всплеск, моя огненная магия сильно вспыхнула. — Да, — в голосе Юнги явно ощущалась улыбка. — Ты был в восторге, потому она и вышла из-под контроля. Из-за твоего романтического возбуждения. — Значит, тебе будет теплее, если… если мы… — Перед лицом Чонгука, медленно кружась, пролетела первая снежинка. Он никак не мог закончить начатую фразу, хотя был уверен, что уже подобрал идеальные слова. Ну почему? Почему, стоило только почувствовать рядом эту застылую магию, у него у самого будто сводило скулы, а внутри всё льдом сковывало, и не было сил сказать даже то, что уже давно стало для всех очевидным?! — Я хочу сказать… наш договор… — Чонгук, — мягко перебил Юнги, поворачивая голову и утыкаясь носом в его теплый шарф. — Если хочешь снова поцеловать, так и скажи. Не нужно выдумывать что-то про тепло и про договор. Пойми, я бы уже давно и правда ушел, если бы для меня всё дело было лишь в согревании своей колдовской тушки. — Я просто… не понимаю, какие между нами отношения. — Ну вот. А я думал, мы уже всё это несколько раз обсудили. — Только намеками. Туманно и неясно! Мне нужна конкретика. Чтобы я четко понял, что ничего себе не додумал и не навоображал. Не люблю попадать в неловкие ситуации из-за недопонимания. — Ладно, — усмехнулся Юнги. — Давай решим это раз и навсегда. Ты давно мне нравишься. И, если ты хочешь и готов, я могу рассказать тебе о самом действенном способе согреться. Ты ведь об этом хотел расспросить Микото и Чимина сегодня утром, так? Чонгук не ответил, только удобнее подхватил свой груз. Так-то оно так, только предполагалось, что Юнги об этом знать не будет раньше времени.***
Джунсу в случайные совпадения не верил. Когда продавец во время торга оговаривался, вместо двадцати монет двенадцать прося, больше уже не давал, понимал, что это и есть честная цена. Когда разбивалась кружка или миска с угощением в кормильне, новое не заказывал, уходил в другое место. Когда жена впервые его именем знакомого косаря назвала — списал на случайность. На второй раз собрал все свои вещи да и ушел из дому. А когда, приехав в Белые Пики, в первом же трактире увидел уже знакомую компанию, сразу понял, что жизнь еще сведет с ними снова, какую-то роль в его судьбе эти мозолящие глаза типы сыграют. А потому, наверное, стоит к ним присмотреться. Трактир «Рыбий хвостик» стоял на восточной окраине города, и все путники, приезжавшие с восточного рожка Полумесяца, разумеется, первым делом видели именно его. Так что половина тут и останавливалась перекусить. Особенно — вечером, когда уже темнело и не хотелось искать более тихое, удобное или дешевое место. Джунсу приезжал в Белые Пики уже больше десятка раз и ни разу не видел, чтобы трактир не трещал по швам, набитый гостями под самую завязку. Дом, где расположился «Рыбий хвостик», был большой. Балки потолка держали два ряда массивных подпор из необработанных сучковатых стволов, между ними протянулись три стола во всю длину зала со скамьями да табуретами. И даже вторая печь, стоявшая в середине, не прогревала зал как следует, так что половина посетителей сидели за столами в одежде, не засиживались подолгу. Джунсу тоже не собирался. Купив для себя большую миску мясной каши с хлебом и кружку горячего чая, он прошелся вдоль столов, усевшись на первое же свободное место, и только после этого обратил внимание на сидящего с ним плечом к плечу. Егеря молча сдержанно кивнули и тут же оба сделали вид, что ничего не произошло. Жуя свою кашу, Джунсу невольно присматривался краем глаза. Путники почти всё время молчали, дожидаясь, когда приготовят их заказы, но даже без болтовни можно было сделать выводы. Например, о том, что компания их заметно разрослась. То, что к парочке егерей присоединился колдун со своим огненным помощником, его почему-то не удивляло, но вот увидеть тут еще и мальчишку-волчонка из родных лесов оказалось странно. Джунсу встречал его дважды. В первый раз этому сопляку хватило наглости дразнить и дурить, прикидываясь волком, а после обернуться прямо на глазах у готового защищаться охотника и невиннейшим голоском спросить, как пройти к деревне. Во второй раз волчонок и вовсе внаглую расковырял его ловушку на древесную магическую ласку, слопав всю мясную приманку, а после посмотрел на вышедшего из укрытия человека с притворной собачьей преданностью, виляя хвостом и вывалив язык, совершенно не боясь наказания. И, честное слово, больше во всех родных лесах его раздражал только один фейри… — Ты?.. — почти выдохнул Джунсу, потянувшись к плошке с солью одновременно с одним из путников. Парень замешкался, отдернув руку, отвел взгляд и чуть не опрокинул едва принесенную пиалу с супом, принявшись активно его помешивать. Джунсу тряхнул головой, напрочь забыв про соль. — Н-нет. У того фейри из его лесов были длинные белые волосы, а этот… был похож с ним лицом да и такую же приметную шубу носил из драконьих шкурок. Парень пошевелил плечами, осторожно спуская и пряча свою одежду. Джунсу нахмурился. Ну точно. Он. Тот странный белый фейри непонятного вида… очевидно, всё же разумного. Главная мозоль на его многострадальной пятке. И этого тоже зачем-то с колдуном и егерями в Белые Пики понесло? Да что они там затеяли? Не могут же просто для удовольствия такой компанией путешествовать! От таких неожиданных мыслей он даже не заметил, как доел всю свою кашу. Удивленно оглядел пустую миску, залпом выпил оставшийся чай и тут же встал из-за стола, столкнувшись с румяной девушкой, убиравшей со столов посуду. Вежливо извинился, неловко обходя ее, кивнул и тут же поспешил прочь. У него еще были шансы разобраться с делами, пока не настала ночь, но стоило поторопиться на другую окраину города.***
Когда дверь за Джунсу закрылась, кажется, все в их компании облегченно вздохнули. Юнги усмехнулся, палочками возя по своей тарелке последний кусочек булки, собирая оставшийся от тушеных овощей соус. Остальные пристыженно подобрались — болтают что-то про одоление древней злой ведьмы, а у самих поджилки трясутся от вида обычного егеря. Отправив кусочек булки в рот, Юнги отложил палочки, подпер щеки ладонями и с довольной улыбкой осмотрелся. Народ в «Рыбьем хвостике» сменялся скоро. На место Джунсу уже присел какой-то полный мужчина в добротной яркой рубахе и явно недешевой черной шубе, его запеченный с картофелем, грибами и сметаной сом пах до того чудно, что даже сытый желудок завязывался узлом от зависти. Веселых женщин, сидевших рядом с Чимином сменили тощий дедок с конопатым мальчишкой, довольствовавшиеся самой простой рисовой кашей. А соседний стол уже полностью заняла шумная компания бродячих артистов. Оставалось лишь поражаться, сколько же людей каждый день приезжают и уезжают из Белых Пик. В таком потоке они могли затеряться без труда. Если бы еще знакомых не встречали… — Как думаете, зачем он здесь? — спросил Юнги, поочередно глянув на Хосока с Сокджином. — Мне казалось, он только в своих краях охотится. Зачем тогда пришел? — Добычу притащил, — отозвался Сокджин, хрустя соленым огурцом. — Он, хоть и охотится только у себя, сдавать пойманное в разные города ездит, выбирает, где выгоднее. В Белых Пиках, например, больше дают за клыкачей. Наверное, у него в тайниках несколько псов припрятано. Юнги перевел взгляд на сидящего у Чимина на коленях щенка. Работница трактира отнеслась с пониманием, разрешила взять животину с собой в зал, чтоб не мерзла, но строго велела за ним следить, так что Чимин всё время придерживал щенка одной рукой. Впрочем, тот и сам вел себя спокойно — с любопытством оглядывался по сторонам, обнюхивал посуду и заглядывал в глаза, дожидаясь, когда и ему перепадет что-то вкусное, но не рыпался лишний раз. — Мы тоже сюда часто с клыкачами приезжали, — покивал Хосок, размачивая в чае сухарь. — Не, — с улыбкой мотнул головой Сокджин. — Я сюда к внучке приезжал, а заодно уж и клыкачей сдавали. — К внучке? — опешил Хосок, так и обронив сухарь в кружку. — Вот ты куда, получается, ночами уходил… А чего ж ни разу не сказал?! — Да как-то не хотелось посвящать в подробности своей жизни, — рассмеялся Сокджин. — Не с каждым же напарником по охоте дружбу водить и с пятнадцатилетними прапрапрапраправнучками знакомить! Рано или поздно появились бы вопросы, на которые мне не хотелось давать ответы. Сам понимаешь. — Да, все мы что-то скрывали, — потянул Микото с выражением философской умиротворенности на лице. — А теперь еще и упрекаем друг друга. — Некоторых грех не упрекнуть, — пробормотал Хосок, насупившись. — Скрывать от человека, охотящегося на фейри, что ты тоже фейри — не слишком умно. Я уж молчу о том, что ты мог бы объяснить нам всё про магических существ… — Чтобы ты не поверил и тоже сбежал? — Микото чуть скривился и скосил взгляд. — Откуда мне было знать, как ты подобные речи воспримешь? Может, замуж меня звали лишь однажды, но в моей жизни был не один человек, который больно делал. И я не хотел опять поспешить. Так что очень хорошо понимаю Сокджина. Не нужно воспринимать это как недоверие, как личное оскорбление, обычная осторожность человека с непростой судьбой. Я бы на твоем месте тоже так сразу про внучку не рассказал, Сокджин, это правильно. Хосок устало вздохнул, не найдя, что возразить. — Не переживай, — тут же улыбнулся Сокджин. — В этот раз я вас познакомлю. На ночь у нее останемся, там спокойнее будет. Да и бесплатно. Завтракать сюда вернемся, но поспать лучше в ее доме. — В ее доме? — переспросил Юнги, хмыкнув. — А родители ее?.. — Умерли пару лет назад. Она в этом году замуж вышла, сестренку младшую с собой забрала, и мужа так приструнила, что возражать побоится, даже если захочет. Колдунья она. И вполне неплохая, кстати. Так что доедайте скорее, а то невежливо как-то ночью в гости заявляться.***
В столе и шкафу принцессы не было ровным счетом ничего интересного или мало-мальски полезного. Только бесконечные жалобы в суд, совсем недавно перекочевавшие сюда из кабинета короля, да стопки бумажек со стихами и картинками. Урассая уже собиралась уходить, когда на глаза попалась расписная шкатулка, стоящая на низеньком комоде. В таких знатные дамы обычно хранили на бархатной подкладочке свои серьги и кольца. Урассая любила блеск серебра и драгоценных камней, но донашивать украшения принцессы не стала бы. Таскать на себе трофеи — не для нее. Однако всё равно заинтересовалась, повинуясь чутью. Неспешно подошла к комоду, открыла шкатулку и поочередно выудила все сережки, разглядывая. А после смахнула в сторону, как шелуху, и вытащила за едва заметную петельку мягкую подушечку набитую на тонкую деревяшку. Как и ожидала Урассая, под ней скрывался небольшой тайничок, который был доверху заполнен письмами. С торжествующей улыбкой она достала стопку и перебрала послания, бегло просматривая подписи отправителей. Все до одного письма были, конечно же, от Хосока. Если судить по датам, одно пришло совсем-совсем недавно, и вот это уже была роскошная добыча. — Что же, почитаем на сон грядущий, — пробормотала Урассая, пряча стопку бумаг за пазуху узкого плотного платья и поправляя напоминающую белоснежный бутон розы накидку. — Быть может, и я захочу с тобой пообщаться. Напоследок осмотрев кабинет цепким взглядом, Урассая забрала трепыхнувшую огоньком масляную лампу со слюдяными стеклышками и вышла. Высокая тяжелая дверь с тихим скрипом закрылась, провожая незваную гостью. Частые шаги отдавались эхом тихого стука каблучков, а по стенам скребли блестящие от магии ноготки. Уже пару дней в этих коридорах было спокойно, лишь служанка трижды в день проверяла тяжело болеющую принцессу в ее спальне, принося обеды. И всё же Урассая каждое утро и вечер обновляла наблюдающие заклинания, чтобы точно знать, что служанкой всё и ограничивается. Когда с заклинанием было закончено, она создала для себя магическую дверь и уверенно шагнула в темный проход. Магическая дверь тут же исчезла, будто впитавшись в стену просторной полутемной комнаты. Король, сидящий в одном из кресел, повернул голову. — Я закончила свои дела на сегодня, — мягко сказала Урассая, неспешно проходя комнату и приоткрывая дверь спальни. — Можешь отдыхать. — Да, моя госпожа, — кивнул мужчина и закрыл глаза, опуская голову. Урассая постояла немного, прислушиваясь к шорохам, потушила свечу, тускло освещавшую комнату, и скользнула в спальню, закрыв дверь на тяжелый засов. В спальне было так же темно — окно завешивали несколько слоев плотной темной ткани. Воздух казался холодным и влажным. Пахло землей. Скинув у двери жесткие туфельки, Урассая облегченно вздохнула и с улыбкой медленно погрузила ногу в толстый слой сырого чернозема на полу. По комкам земли от ее ступни пробежались желтые искорки магической энергии. Юркие, как головастики, кинувшиеся во все стороны и схоронившиеся в черных глубинах. Они всплывали то тут, то там, сверкая в полутьме и, как и сама колдунья, медленно шли к постели королевы Бин. Поставив лампу на резной столик, Урассая окинула взглядом балдахин. Опоры уже до самого потолка были оплетены черно-синей лозой ящерова вьюна. Его треугольные шершавые листья цеплялись за плотную ткань занавеса, во все стороны торчали едва проклюнувшиеся бутоны, а шипы блестели от сочащегося яда. Ласково сдвинув один молоденький побег, Урассая откинула полог и уселась на край холодной пустой постели, доставая из-за пазухи стопку писем. Пора было узнать, что там пишет своей дорогой сестре загулявшийся принц.***
Немного посоветовавшись, путники решили, что лучше всего к дому внучки идти по дуге через лес — так и приметивших зевак со следа сбить можно, и самим хорошенько осмотреть округу. Намджун проворно облетел лес, а Юнги внимательно изучил ближайшие к нему улицы. Казалось, всё спокойно. — Поблизости несколько крылаток, — доложил Намджун, приземлившись и чуть не ухнув в сугроб. — Семейство дриад, несколько русалок в ближайшей реке и море всякой мелочи вроде феечек да кролей. Но никого интересного. — Отлично, — ответил Сокджин, кивнув, и достал было амулет-тайник, но тут же спрятал обратно, вместо него намотав на руку поводья. — Скоро будем на месте. — А ты уверен, что всё в порядке? Нас так много… — спросил Чонгук, в очередной раз осмотрев спутников. Даже при том, что крылатку можно было в любой момент упрятать в тайник, а оборотни снова могли превратиться в зверей, всё равно их оставалось четверо человек и две лошади. — Может быть, мне тоже превратиться? — Не волнуйся ты, — отмахнулся Сокджин. — Они только втроем живут, а дом большой, все разместимся. Лучше подумай, что ты им предпочтешь о себе сказать. Кем представишься? Если колдуном назовешься, Дами тебя и раскусить может. Если простым человеком — не поверит, магию почувствует. Как и в тебе, — добавил он, глянув на Микото. — Именно поэтому ты так спокойно нас всех к ней ведешь? — усмехнулся Юнги. — Что она нас всех запросто на чистую воду выведет? Хочешь покончить с секретами? Он резко замолчал, глянув куда-то в сторону. Лис и волк замерли, навострив уши. Намджун, перебиравший перья в крыле, нахмурился. Чонгук хотел было спросить, что случилось, но Юнги предостерегающе поднял руку, прося тишины. Ослушаться никто не посмел, застыли, придерживая коней. Щенок, до того бродивший от дерева к дереву, спешно спрятался за Чимином, поджав хвост. Щурясь и призывая на помощь магию, Чонгук всё пытался разглядеть в темноте хоть что-нибудь, какой-то признак опасности, и далеко не сразу понял, что она прямо перед глазами — темное пятно за одной из елей внимательно за ними наблюдало. Тяжелые лапы ели опускались до самой земли, прекрасно скрывая крупную псину. Луна совсем не высвечивала то местечко, позволяя оставаться в тени. Но, стоило ветру смениться, оборотни оскалили пасти… Чонгук тоже почуял странный запах зверя, отдающий мертвечиной. — Я совсем не чувствую его, — тихо сказал Намджун, пригибаясь, вытягивая шею и присматриваясь, как хищная птица, увидевшая добычу. — Это обычный пес? — Видно рог, — шепотом возразил Чонгук. — Я уверен, что это именно рог. Тень шевельнулась и, низко пригнув голову, затрусила между деревьями, то ли в их сторону, то ли куда-то левее. Но взгляда сверкающих глаз так и не сводила, как будто собиралась всё же напасть. Юнги поднял руку — голубая магическая молния расчертила сугроб, снег вокруг ног пса моментально покрылся ледяной коркой, сковав подобно кандалам. Чонгук поднял ладонь, подсвечивая жарким огоньком. Тень обрела четкие очертания. Это был крупный матерый клыкач со шрамами, проплешинами в шерсти и одним сломанным рогом. Чонгук не сомневался — точная копия того, которого Сокджин с Хосоком притащили с собой в лесную избушку в ночь их знакомства. — Как же сильно от него воняет гнилью, — скривился Тэхён. — Целого дохлого лося, что ли, съел? — Это он, Джун? — коротко спросил Сокджин, не отрывая взгляда от сильных лап, уже заставивших лед потрескаться. Чонгук нахмурился, прекрасно поняв его мысли. — Определенно, — ответил Намджун, осторожно подлетая и разглядывая со всех сторон. Клыкач между тем освободил все четыре лапы и спокойно побрел в сторону, не глядя больше на толпу. И оставив в оледеневшем сугробе прилипший кончик хвоста. Намджун усмехнулся, подцепив тот пальцами. — И, кажется, его бабушка была ящерицей. Путники недоуменно переглянулись. Чонгук не представлял, что думать об этой странной встрече. И всё же, если Намджун был уверен, сомневаться не стоило — это был тот самый клыкач. Значит, палач в Лиловых Горках от него не избавился. Знать бы еще — случайно или намеренно. — Ладно, чего стоять в лесу, — махнул рукой Юнги, первым зашагав прочь. — Я уже замерз весь до последней косточки. Скоро тоже конечности в сугробе терять начну. Чонгук вздохнул, еще раз глянув на жутко темнеющий на светлом сугробе хвостик, потушил огонек и побежал за колдуном, чтобы не начал и правда от холода трескаться, как ледышка. Дом, к которому их привел Сокджин, был не слишком богатый, но просторный. Он занимал почти весь двор, толком не оставляя места для хозяйства, так что сразу было ясно, что хозяева не этим живут, лишь небольшой курятник держат, а в большем не нуждаются. Впрочем, как оказалось, внутри дома свободного места тоже было мало. Весь первый этаже делился на две лишь комнаты: кухню с огромной печью да широким столом и мастерскую хозяюшки, где гости и обосновались для знакомства и бесед. Дами открыла им после первого же стука. Это была девушка худенькая, хрупкая и на первый взгляд совсем ничем не примечательная. Но стоило ей через окошко в двери разглядеть среди пришедших Сокджина, на лице ее расцвела радостная улыбка, и неброская девушка моментально превратилась в обаятельную озорную девчонку, которую сильно повеселила нагрянувшая компания. Ей даже объяснять ничего не пришлось, Дами сама легко узнала в каждом то огневушку, то оборотня, то крылатку (пусть даже Намджун и спрятал крылья). Лишь Микото вызвал сомнения, но уж с магией жизни Дами точно разобралась. И, разумеется, выпрашивать разрешение на ночевку у нее не пришлось. — Муж мой сейчас в отъезде, — пояснила Дами, возвращаясь из кухни и неся за ручки тяжелый чугунный поднос. Гости, рассевшиеся по мягким скамьям, притихли. Сидящая же у Микото на коленях кошка как будто наоборот принялась урчать вдвое громче. Один из столиков, повинуясь взгляду девушки, проехался в середину комнаты и замер, позволив поставить поднос. На нем стояли «мисочки» из черной редьки, налитые доверху густой настойкой с душистым медом и клюквой. Небольшие и только вытащенные из печи, они разжигали аппетит даже при том, что у Чонгука в желудке не успел толком улечься трактирный ужин. Тем более, что где-то под ногами с аппетитным хрустом догрызал любезно кинутую косточку щенок клыкача. А когда по воздуху сам собой приплыл второй поднос с орешками, сухофруктами и сухариками, парень и вовсе расплылся в улыбке, с благодарностью принимая из рук Дами теплую редьку. — Повез товар в столицу, — продолжила девушка, присаживаясь. — Мы с сестрой вдвоем на несколько дней остались, так что мешать вы никому не будете, можете оставаться и не стесняться. Но я не могу не спросить, что же вас сюда занесло? Уж явно не охота. — Как раз именно охота, — ответил Юнги, явно почувствовавший в молоденькой колдунье коллегу-приятеля, а потому на удивление быстро расслабившийся в ее компании. Чонгук чуть склонился в его сторону, касаясь плечом, и попробовал настойку. Забористый напиток одновременно и ядрено драл горло остротой да жаром алкоголя, и мягко нежил сладостью меда. Нёбо после него немного жгло, а на языке оставалась приятная ягодная кислинка. Прекрасное угощение для зимнего вечера. — Просто не на обычного зверя или фейри. Скажи, Дами, много ли магов в Белых Пиках? — Здешних-то… Девушка прикусила губу, задумавшись. Чонгук между делом огляделся повнимательнее. Мастерская гудела тихими фоновыми звуками. Две прялки, два ткацких станка, пара больших рам с натянутыми холстами для вышивки гладью и несколько кругленьких пяльцев для вышивки крестом. И все они непрерывно трудились. Скользил туда-сюда челнок, продевая толстую зеленую нить между туго натянутыми нитями основы, обещая мягкую и плотную изумрудную ткань. Юрко сновала с одной стороны на другую тонкая игла, тянувшая розовый хвостик, стежок за стежком вырисовывая на будущем покрывале нежный цветок лилии. Крестик за крестиком складывались традиционные узоры, которыми украшали пеленки, сделанные специально для первого показа ребенка многочисленной родне и друзьям. Дами преспокойно болтала за кружкой чая, а работа вокруг нее не останавливалась ни на мгновение. «Неплохая» было совсем не то слово, чтобы описать ее колдовские таланты! — Девять человек, — сказала Дами, тщательно подсчитав всех в уме. — Тех, кто постоянно здесь живет. Еще пятеро бывают по полгода или через каждые два-три месяца. Ну а проезжих, сами понимаете, столько, что не отследить толком. — А что по поводу всплесков необычной энергии? — продолжил Юнги, покручивая редьку в руках. В голосе его появились уже знакомые спутникам деловые нотки, какие звучали лишь при серьезных разговорах. — В последнее время ты не замечала чего-нибудь такого? Как будто кто-то поставил очень-очень мощное и обширное заклинание… которое, возможно, потом замаскировал. Ничего такого здесь не происходило? — Нет, — слегка неуверенно ответила Дами. Чонгук хлебнул еще немного настойки и отправил в рот маленький сухарик, отчетливо пахнущий чесноком. Взгляд его при этом не сходил с сияющих черных глаз. Девушка явно не понимала, откуда такие беседы, но совершенно точно не врала и не пыталась сбежать от вопросов. — Большую часть дня я сижу здесь, а потому чего-то мимолетное могла и не почувствовать. Но по-настоящему мощное заклинание должно создавать помехи всем прочим магиям, так что у меня были бы проблемы в мастерской, если бы кто-то пытался объять колдовством хотя бы пятую часть города… вы ведь об этом?.. — Именно, — кивнул Юнги, слегка улыбнувшись догадливой собеседнице. — А правда это, что в Белых Пиках за клыкачей можно больше получить, чем в других городах? — Чистая правда, — сказала Дами. Сокджин скосил на Юнги взгляд, как будто выражая недовольство из-за недоверия к его словам. Но недоверия не было. Был лишь хлипкий мостик, подводка к следующему важному вопросу. — Как только объявили охоту, у нас сразу назначили самую добрую цену. Не то чтобы у нас их тут много водилось, так что никто не знал причины. Может, просто тогдашнему палачу их проще всего было уничтожать. Да только этим летом нового палача назначили, а она плату за клыкачей еще на монету подняла. Теперь к нам даже палачи из других городов стали время от времени приезжать, привозить сданных им в родных краях клыкачей, чтобы подзаработать в обход правил. — Новый палач, — совершенно бездумно пробормотал Чонгук, опуская голову и разглядывая плавающую на поверхности настойки красную ягодку. — Женщина. — Именно, — покивала Дами. — Я сама с ней так и не свиделась ни разу, она всё больше в столице, а делами занимается помощник здешний. Но говорят, что она очень сильная колдунья и невероятно обаятельная женщина. Да, Урассая сразу тут всех очаровала. Чонгук чуть не выронил редьку от удивления. Путники переглянулись, видно было, как сильно все сразу напряглись. Юнги кашлянул, прочищая горло. — А сейчас? — уточнил он почти обыденно. — Сейчас Урассая в Белых Пиках? — Кажется, нет. Она каждый седьмой день является проверить дела, давеча только заглядывала, теперь нескоро будет. А что, вы знакомы с ней? — В некотором роде, — протянул Юнги, задумчиво нахмурившись и прикусив костяшку пальца. — Надо же, как всё любопытно получается. Жаль, что разминулись. Хотя, наверное, нам этому порадоваться стоит… — И всё же, — лукаво улыбнулась Дами, чуть щуря блестящие глаза. — Что за таинственное дело привело вас в Белые Пики? Как связаны всплески сильной магии, клыкачи и Урассая? — Хотел бы я знать это наверняка, — тихо-тихо вздохнул Юнги и перевел на Сокджина взгляд, передавая ему право дальше вести разговор и самому решать, во что посвящать родственницу, а что от нее лучше пока скрыть. Чонгук допил оставшуюся настойку, чуть скривившись от ее жгучести, и осмотрел притихшую компанию. Оборотни, едва пару слов сказавшие с появления в этом доме, сидели хмурые, все в себе, возможно, уже в сотый раз жалели, что ввязались в такое приключение. Микото задумчиво смотрел куда-то на увешенный портретиками богинь угол, совсем не замечая копошащегося на его коленях целого семейства из кошки и трех котят. Намджун, вновь распустивший светлые крылья, беззаботно наблюдал за челноком и похожим на гребешок бедром, уплотняющим нити будущей ткани. А Юнги покручивал в пальцах одну из своих серебряных сережек, слушая рассказ Джина, старающегося сглаживать все углы в странной истории. И то и дело слегка улыбался, явно ехидничая в мыслях. — Вот оно что, — протянула Дами, дослушав рассказ до конца. — Могу наверняка сказать только одно: у этой Урассаи, что стала новым палачом, бледная-бледная кожа, золотистые волосы и мягкая улыбка. Так все ее описывают. — Это она, — сказал Микото, не отрывая взгляда от картинок. А после вдруг поднял руку, указывая на одну из них пальцем. — И это — тоже. Босоногая богиня плодородных почв. Только сейчас понял, что это и есть Урассая… Чонгук перевел взгляд на картинку, висящую в самом нижнем ряду. И точно, на разноцветных портретиках богиню плодородных почв издавна рисовали со светлой кожей и золотыми волосами. Мягко улыбающейся, показывающей из разреза простенького платья одну босую ногу и почти всегда — поддерживающей какую-нибудь тянущуюся ввысь лозу. И, пусть у большинства висели дешевые портретики, нарисованные черной тушью, или так любимые народом вырезанные из дерева, но все знали, как именно на самом деле выглядит богиня, которой они выразили особый почет и уважение, вывесив в доме ее изображение. — И всё же, как ни крути, это не объясняет, почему тот самый клыкач гулял по лесу, — хмыкнул Чонгук, последним поставив свою давно опустевшую редьку на поднос. — Точнее так, — поправил Юнги, — это не объясняет, почему по лесу гулял тот самый клыкач, которого не почуял нюх сильного крылатки. Упустить его мог любой криворукий: палач из Лиловых Горок, его посыльный, здешний помощник Урассаи… Намного важнее — что стало с его магией? — И то верно. — Чонгук устало зевнул, насупившись и ближе прижавшись к чужому боку. — Странности какие-то. — Ладно, — глянув на него, решительно сказал Юнги. — С этим мы разберемся завтра, а сейчас нам, наверное, стоит лечь спать. Мы все слишком устали. Он подал руку, и Чонгук неосознанно положил на нее ладонь, тут же обернувшись. Огонек сонно поморгал слипающимися глазками, свернулся клубочком, лапками подвернув все пламенные язычки вокруг сердечка, и без всяких возражений позволил спрятать себя за пазухой, где было так тепло и уютно из-за размеренно бьющегося сердца, убаюкивающего своей магией.Вишнёвые страницы заливает тенью, Густая кровь его темнеет с каждым днём. Наполнит воздух сладким маком и сиренью, Пока сгорает изнутри живым огнём. Сползают по костям потёки мёда с солнцем, А вслед за плотью подгнивает и душа. Едва вздымаясь, сердце к рёбрам жадно жмётся, Последним стуком изнывает, чуть дыша. Отмучившись, оставит только мысли в небе, Что воспарят, как чёрных аистов косяк. Да погребут её под землю корни гнева! Запас терпения у Древней Магии иссяк…