Старая песня

              — Чингу? Хайан? Кколи? Хин? — перебирал Чимин, тиская за щечки сидящего на дорожке щенка и пытаясь представить его настоящий вид. — Или, может быть, Нун? — Нет, — вздохнул Тэхён, откусывая еще теплую булочку с маком в форме запеченного полумесяца. — Это всё не то. Не нравится. И дружки-малышки тоже не нравятся. Имя должно отражать суть и красиво звучать. — Сухён? — Чего? — Тэ посмеялся. — Думаю, не стоит называть его в честь моего отца! Я верю, знаешь ли, что имя может повлиять на взаимоотношения. Не хотелось бы проблем с этим малявкой. Тэхён протянул булочку, и Чимин не глядя ее надкусил. — Тогда сам предложи что-нибудь. Только отвергаешь мои варианты, а сам ни одного не предложил. Что тебе нравится? — Рогалик, — тихо ответил Тэ, отламывая кусочек булочки и для щенка. — Что рогалик? — Нравится. Давай Рогаликом назовем. Очень мило звучит и вполне отражает суть, ведь у него скоро отрастут рожки. Что думаешь? Тэхён подбросил отломанный кусок, и щенок с готовностью его поймал, чуть подпрыгнув. Привык уже хватать подачки. Чимин ненадолго задумался, поджав губы, но вскоре пожал плечами. — Рогалик? — строго окликнул он, в упор глядя на щенка. Тот замер, внимательно смотря в лицо и лишь хвостом виляя. Чимин улыбнулся: — Рогалик… Щенок, почувствовав добродушные нотки в голосе, радостно тявкнул, подпрыгивая на месте от нетерпения. Он был совсем малышом, веселым, озорным и ужасно беспечным. Глядя на него, Тэхён почему-то не сомневался, что примерно таким же был в детстве и Чимин. Не мог спокойно сидеть на месте, лез в любую щель своим любопытным носом, шумно радовался каждой приятной мелочи. Хоть жизнь сильно изменила и заточила его характер, эта непоседливая натура всё еще ярко просматривалась. Кто еще мог подбить его, например, тихонько загрести землей дверь в жилище главы поселения, чтобы тот не смог с утречка пораньше помешать лисам отправить пару переговорщиков к дриадам, выменять руду и камни на купленные у людей товары? Или сбежать ночью на встречу лета к озерным русалкам, чьи празднования славились не только традиционными блюдами из сырой рыбы, но и сжиганием весенних нарядов, что лисы, разумеется, не одобряли ни с какой стороны? А притащить домой мерцающих пискух, чтобы освещали комнату своей сверкающей шерстью? Тэхён и сам не понимал, как согласился, ведь знал же, как любят грызуны всё грызть… особенно — одежду и обувь неприятных им оборотней. О, в его-то комнате царили освещенные мягким мерцанием десятка мышек тишина и покой. А вот родительские вещи пострадали. И это был случай, когда Тэхёну особенно стыдно было смотреть отцу в глаза, потому что в тот раз он понимал, что серьезно провинился. Но вот последняя идея Чимина ему не сразу понравилась. На центральной площади в Белых Пиках в тот день было очень людно и шумно — в город вернулся один из приметных местных богатеев. Известный на всю страну заводчик собак, господин Кан. Как твердили слухи, в этот раз он вернулся из Хинда и привез для разведения и продажи пять прекрасных сук бело-бежевых хиндских борзых и двух крупных и сильных кобелей. Уже добрый час стоял на площади помост, на котором все купленные псины сидели ровным рядком, безропотно позволяя хозяину хватать за хвосты и лапы, демонстрировать клыки, хлопать по ребрам, расхваливая всем желающим чудесную породу, какой в этих краях еще не водилось. Желающих послушать да поглазеть собралось немало. Собаки были крупными, матерыми, но при этом статными и грациозными. Длинные лапы, заостренные морды и стройные крупы делали их по-своему изящными, а терпеливый нрав и плавные движения резко отличали от привычных народу неопрятных грубых псин. Эти собаки и сами казались благородными господами, так что, должно быть, ни один наивный дурачок в толпе не думал, что когда-нибудь сможет позволить себе такого сторожа и защитника. Но послушать-то всё равно любопытно. Тем более, что после своего представления заводчик Кан обещал еще и куда более простое и понятное народу развлечение — состязания. «Всего-то и надо будет, что заставить малыша найти по запаху упрятанную на площади вторую варежку! — с улыбкой твердил Чимин, уговаривая друга согласиться на безобидное развлечение. — А взамен можем получить бесплатно ошейник с крепким поводком!» Тэхён не мог не поддаться. Вот только Рогалик-то никогда ничему не обучался… и срочно объяснить ему, что такое «варежка» и как это «ищи», отчаянно не получалось. Вот тогда-то и пришла в светлую голову Чимина новая идея. — Я ее найду, — уверенно заявил он, поднимаясь и отряхивая колени от снега. — На малявку надеяться бесполезно, так что участвовать будешь со мной. — В каком это смысле? — опешил Тэхён, смахивая с колен мелкие крошки от своего перекуса. — С тобой? — Да. Сделаешь вид, что у тебя две собаки. Умная-дрессированная и… это вот. — Чимин махнул рукой на щенка, увлеченно гоняющегося за собственным хвостом. — Так у нас будут шансы. — Будут шансы? — с сомнением хмыкнул Тэхён, поднимаясь со скамьи. — Не знаю, Мини. Кажется, это не очень-то честно. Ты не пес, ты оборотень и прекрасно осознаешь, чего от тебя хотят. Это большое преимущество. Нечестно. — Но мы ведь не задачки на сложение и вычитание решать будем! Мне придется точно так же полагаться на нюх и искать, как всем остальным. Ничего нечестного. Кан сам сказал: «Участвовать могут любой желающий со своим любимцем». Разве я не любимец, м? — Да. — Тэхён улыбнулся и мягко поправил торчащие из-под шапки пряди, лезшие Чимину в глаза. — Любимец, конечно. Что поделать, раз ты так сильно хочешь, я согласен. Но нужно найти более укромное местечко… Долго искать не пришлось. Они и без того ошивались почти на самой окраине города, а, пройдя еще немного, смогли укрыться за сеновалами на краю поля, где никого и близко не маячило. Чимин с оглядкой спрятался между тюками льняной соломы и превратился, тут же припустив обратно к городу. Тэхён еле поспел за ним. К тому моменту, как они дошли до площади, небо уже начало подкрашиваться в теплые персиковые тона, очерчивая оранжевыми штрихами заснеженные крыши домов. Возле помоста толклись желающие побороться за подарочки. Там были и натасканные сторожевые псины с суровыми взглядами, и внимательные громкоголосые пастухи, и чувствующие в толпе лисицу охотники, и совсем еще несмышленые щенки-дворняжки. — Даже не знаю, — вздохнул Тэхён, подбирая щенка и пряча за пазуху, чтобы не потерялся среди десятков ног. — Стоит ли пытаться… — Конечно, стоит! — тут же услышал он в ответ и оглянулся. Заводчик Кан благодушно усмехнулся, глядя на ворочающегося в шубе щенка, и опустил взгляд, с уже куда более серьезным и заинтересованным выражением разглядывая сидящего у ног Тэ Чимина. — Отличный волкособ, должен тебе сказать. Красивый. Много от волка взял. Мужчина откинул полы полушубка, присел и осторожно протянул руку. Чимин обнюхал открытую мозолистую ладонь и снова уставился человеку в лицо. Кан потрепал его за ухом, заодно внимательно оглядывая со всех сторон, на румяном лице расцвела отеческая улыбка. — Крепкий, здоровый. И, готов поспорить, умный очень. Обязательно участвуйте в состязании, пусть народ посмотрит, какими преданными и послушными волкособы бывают. Как ты его зовешь? — Чимин, господин, — с некоторым смущением отозвался Тэхён, крепче обнимая щенка. — Ну что, Чимин? — снова протягивая ладонь, спросил Кан. — Будешь участвовать? Чимин положил на ладонь крупную лапу, Тэ облегченно выдохнул — это выглядело вполне естественно. Кан довольно рассмеялся, похлопав по лапе, и поднялся. — Вставайте с той стороны от помоста. Раз Чимин хочет состязаться, ничего тебе другого не остается, не можем же мы своим четвероногим сокровищам отказывать, верно? Тэхён улыбнулся, коротко кивнув. Ах, если бы господин Кан представлял, насколько четко попал в самое яблочко, от этой мысли становилось по-особенному забавно. Скомандовав на всякий случай «Рядом», Тэхён стал протискиваться сквозь толпу, присматриваясь и прислушиваясь. На другой стороне уже ждали с десяток претендентов на победу. Кто-то неодобрительно косился на вертлявого щенка, кто-то с опаской поглядывал на слишком уж похожего на волка пса, а кое-кто даже с кокетством и любопытством рассматривал самого Тэ, накручивая на палец кончик черной косы с бантом. В чем-то, конечно, Чимин был прав. Всего-то и надо было, что найти на площади второю варежку, комплект к той, что выдали хозяину после начала состязания. Но только вот на деле всё оказалось не так-то просто. Сразу после сигнального свистка под задорную мелодию музыканта с дудочкой началась чудовищная неразбериха. Собаки стрелами сновали между ногами веселящихся людей, войдя в раж, чуть не сбивали торговцев сладостями с лотками, обыскивали выстроенные вдоль кромки площади телеги проезжих купцов, под довольный хохот обнюхивали особенно подозрительных горожан, попавшихся на пути. Хозяева с криками и подсказками носились за ними следом с варежками, готовые, если потребуется, самолично перекопать сугроб или мешки с мукой в телегах поворочать. От лая и свиста поддерживающих звенело в ушах. И всё же Тэхён заметил, как у одной из телег Чимин в испуге замер, поджав уши. Оглядевшись по сторонам, скользнул под телегу, обнюхивая ее дно, и тут же припустил прочь, лишь выразительно глянув на Тэ. Тот искоса присмотрелся к хозяевам груженной бочками телеги. Парочка мужиков с хохотом наблюдала за девушкой, всё оттаскивающей свою забывшуюся собаку от торговца мясными булочками, и не заметила внимания к своему грузу. Тэхён поспешил уйти подальше. Одно из лиц показалось ему очень знакомым. Впрочем, все мысли быстро вылетели из головы. Стоило сделать несколько шагов, как Чимин чуть ли не с разбегу уперся передними лапами ему в грудь. Тэхён неосознанно вытащил из его пасти овчинную варежку с бубенчиками, точно такую, как держал в руке. — А вот и первый! — закричал Кан, громогласным голосом перебивая и музыку, и шум толпы. — Идите на помост! А остальные — не расслабляйтесь, нам нужно три победителя! Толпа сама вытолкнула его к помосту, а крепкие руки Кана чуть не за шиворот затащили наверх, чтобы толпа полюбовалась победителем. Люди свистели и кричали, поздравляя. Улыбались и махали шапками, как какому-то герою. От этого становилось неловко. Не зная, как себя вести, Тэхён коротко поклонился и тут же присел на краю дощатого помоста, отвернувшись, будто бы просто возясь с собаками. К счастью, скоро всё внимание на себя перетянули остальные призеры. А, едва только Кан раздал подарки, удалось незаметно слинять, затеряться и уйти подальше, спокойно обернувшись всё за теми же сеновалами. — Ну вот, — довольно смеялся Чимин, едва превратившись. — Где бы мы еще раздобыли ошейник с волшебным амулетом от блох, клещей, глистов и непослушания? Такие, наверное, если и продаются в наших городах, стоят — ого-го! — И правда, — улыбнулся Тэхён, наконец выпуская пинающегося щенка. — На такую роскошь я и не надеялся. — Иди-ка сюда, малыш… — Чимин поймал вертлявого щенка, заставив смирно усесться на дорожке, и надел добротный кожаный ошейник, затянув на тоненькой шейке на самую дальнюю дырочку. Рогалик тут же почесался обеими лапами по очереди. На снег скакнула парочка мелких черных точек. — Ничего себе. И правда блохи побежали. — Может, на тебя тоже вечерком надеть? — хмыкнул Тэхён, вдавливая точки в снег ногой. — А то что-то ты часто чухешься в последние дни. Подцепил кого-то в этих ночлежках. — Да не в ночлежках, а от тебя, — фыркнул на него Чимин, прилаживая к ошейнику поводок. — Ты же знаешь, мы, лисы, легко избавляемся от блох… — Ага, но не зимой, — хохотнул Чимин. Он поднялся, заткнул конец поводка за пояс и осмотрел начавшее темнеть закатное небо. — Зимой в реку не полезешь. Да и в сугробе долго не просидишь, так что по очереди будем носить. Рогалик — первый. — Я — последний, — улыбнулся Тэхён, расстегивая шубу, чтобы обменяться верхней одеждой и хоть немного изменить свой вид. — Сразу после Пылинки и Былинки… или как их там зовут?.. — Пушинка, кажется, — весело поправил Чимин, скидывая полушубок и протягивая другу. — Хосок, конечно, мастер выдумывать клички. Нужно было сразу к нему обратиться за помощью. — Он бы не придумал ничего лучше, чем Рогалик. — Подвязав и расправив волчий полушубок, Тэхён задумчиво осмотрел себя. Он был выше и пошире в плечах, но всё же волшебная шубка на то и была волшебной, хорошо сидела на любом оборотне, как родная. — Ох, забыл совсем. Та телега… — Точно! — Чимин вцепился пальцами в рыжий ворот. — Это были мужики из Лиловых Горок! Один из них был в толпе, когда к нам прицепились. И от телеги пахло небоцветами. — Небоцветами? — сдвинул брови Тэхён. — Но я почуял только перец. У них стояли клетки с кроликами и пара мешочков с душистым перцем, только и всего. — Значит, сушеные небоцветы — припрятаны. Наверное, тайком куда-то везут, не хотят внимание привлекать, закутали во что-то, а перец специально закинули, чтобы запах перебил. — Припрятаны? Но я уверен, что ничего такого не было. Всего несколько клетушек, я успел просмотреть всё насквозь, до самого дна. — До самого дна, — кивнул Чимин, — вот только дно-то может быть двойным. Я в своем нюхе не сомневаюсь, у них там целый мешок сушеных небоцветов сныкан. Разузнать бы, что у них за планы… куда они столько разом везут? Распродают исподтишка понемногу? Или кому-то под заказ весь мешок доставляют? — Увы, — развел руками Тэхён, прислушиваясь к шагам где-то за сеновалами. — Не будем же мы за ними следить. Пусть дело у них и не самое чистое по людским законам, но нас оно больше не касается. И он снова нахмурился, плотнее закутываясь в полушубок. Что-то внутри него так и поддакивало Чимину, твердя, что всё это неспроста.

***

Гребень неспешно и тщательно расчесывал прядь за прядью. Скользил по мягким волосам, напоминающим струящийся шелк, заставлял завораживающе поблескивать в свете вечернего солнца. Микото ютился на полу у печи и играл с котенком, дразня ставшими совсем хрупкими пальчиками, а Хосок сидел позади и всё никак не брался заплетать обещанную косу. Поведя рукой и заставив котенка с азартом броситься следом, Микото чуть повернул голову. Гребень осторожно захватил передние пряди, зачесывая назад, за ухо. Длинная челка тут же упала обратно на лицо. Микото вздохнул. — После перерождения они всегда становятся длинными, — тихо сказал он, улыбнувшись, когда котенок впился крохотными зубками в его палец, от чего стало скорее щекотно, чем больно. — Так что, если снова доведется переродиться, всё равно получишь назад свое любимое развлечение. Рука, державшая гребень, на мгновение застыла. — Да, не думай, что я не заметил, как ты расстроился, когда я отстриг волосы. Если бы знал раньше, не сделал бы этого, просто самые кончики бы отрезал, чтобы цвет изменился… Мне ведь и самому с длинными больше нравится. — Но почему они… — После перерождения я возвращаюсь к тому виду, какой был в день смерти. Мужское тело становится просто похожим. А вот женское — точной копией. Мне было семнадцать, я был худенькой, слабой и чахлой девушкой… с длинными волосами и коротким умом. — Ммм. Не думаю, что таким уж коротким. — Хосок отложил гребень, встал на колени, чтобы быть чуточку выше, отделил несколько прядей и принялся тщательно плести колосок от макушки. — Зачем ты так о себе? — У меня была трудная жизнь, Хоби. И я умудрился собственными руками сделать всё, чтобы она стала еще тяжелее. Закрыв глаза, Микото с умиротворенной улыбкой вздохнул, наслаждаясь приятными знакомыми ощущениями. В то мгновение он не чувствовал себя женщиной или мужчиной, фейри или почти-человеком, отшельником из глухого леса или частью немаленькой компании путешественников. Он был просто частичкой природы и магии, которая снова получила шанс на счастье. И перебирающие его волосы пальцы Хосока казались ему лучшим, что только может быть в мире. — Ты расскажешь больше о той, первой жизни? — А ты пообещаешь не сочувствовать и не расстраиваться? — вопросом на вопрос отозвался Микото, с улыбкой оглянувшись через плечо. — Я понимаю, что именно ты хочешь узнать, и признаю, что имеешь право спрашивать. Но всё же. Сам я давно всё это оставил в прошлом и воспринимаю с легкостью. А ты… такой сердобольный. — Как тебе угодно, — хмыкнул Хосок, резко и туго затянув прядки. — Буду зачерствевшим сухариком. Ни слова сочувствия не скажу. — Что ж, — пряча смех, начал Микото, снова возвращаясь к игре с озорным котенком. — Потеряв родителей в пятнадцать лет, я, признаться, был… была совсем не готова к самостоятельной жизни, ничего толком не умела и не знала, наивно верила любым словам, не представляла себе и малой доли тех проблем, с которыми предстояло столкнуться. И, когда пришла из леса в деревню, конечно, встретилась с непонятным миром. — Но это вполне нормально, не знать жизни, которой никогда не… прости, молчу. — Я устроилась в дом большого семейства, за детьми смотрела, готовила, порядок наводила. Ко мне неплохо относились, хоть и гоняли за любую ошибку, но труд без награды не оставляли. Даже сватать пытались. Парень, правда, жениться не хотел… А ведь красивый он был, нравился мне. — Прям как я? — залихватски усмехнулся Хосок. — Говорю же, трудная у меня жизнь была, откуда в трудной жизни настолько красивые? Нет. Но из трех местных-деревенских был самый симпатичный. Так вот, жениться он не хотел, другого хотел. А я, лань несмышленая, не понимала, к чему он клонит. Ну… не добившись лаской, он, не будь дураком, взял желаемое силой. Микото ойкнул, поджав плечи, когда Хосок снова неосторожно дернул за косу от уже явно всколыхнувшихся чувств. Хосок спешно перевязал косу веревочкой и оставил в покое, чтобы случайно не оторвать. — Хозяева, само собой, на мои слезы да жалобы ответили по-своему — выпороли и велели держать язык за зубами, чтобы не позорить их. Ну, а когда под платьем уже стало отчетливо видно, что без последствий не обошлось, я сделала то, чего не следовало — пошла к нему рассказать. Он притворился, что не верит, плюнул на подол, назвал фейри-проходимкой и велел убираться. Утром уже вся деревня считала, что я его каким-то зельем опоила, чтобы ребенка заделать. За спиной послышался шумный выдох. Микото невольно улыбнулся от того старания, с которым Хосок сдерживал свои эмоции из-за данного обещания, и того упорства, с которым его добродушная суть так и вырывалась наружу. — К полудню я уже ушла. Брела себе и брела, несколько дней бродила от деревни к деревне, пытаясь найти место. И вскоре устроилась в новый дом. Детишек там еще больше было, все шумные, непоседливые, скучать не приходилось, если ты понимаешь… Малыши меня сразу полюбили, даже почти слушались. А еще папка их меня тоже как-то странно полюбил. Я спросила его напрямую. Он сказал так: «Раз уже с пузом притащилась, от меня не понесешь». Микото всё же сдавленно рассмеялся, смутно припоминая давние деньки, оставившие свои следы, но всё же успевшие забыться. Хосок молчал, не разделяя веселья. — Теперь это кажется забавным, но тогда я была просто в ужасе, не решившись и пикнуть поперек. Он отлупить пригрозил, я и поверила. Терпела всё, брыкалась, но молчала, пока лапал по углам. Думала, что прекратит, что это он только выпивший так, что надоест, если не отвечать и не реагировать. Ох, какие ж люди и фейри порой глупые. Но потом до меня дошло, что продолжаться так не должно, пригрозила рассказать жене его, другим деревенским мужикам, говорила, что его за такие дела накажут. Хах, как же, накажут. Но он, подвыпивший, испугался, разозлился да и приложил хорошенько. У меня даже шрам остался... — Микото убрал челку, показывая небольшой след у самой линии волос, оставшийся от жуткой ссадины. — Слишком я надеялась на разговоры. Вот и получила второй раз вместо разговора делом по шее. Собственно, это почти и вся история. — А ребенок? — В тот же вечер и похоронили. Я отлежалась несколько дней, собрала свои скромные пожитки и опять ушла. Только уже не в деревню, а в лес. — Микото откинулся немного назад, опираясь на Хосока спиной и закрывая глаза с умиротворенной улыбкой. — Тело женщины напоминает мне то, чем я больше себя не считаю. Поэтому не люблю в нем застревать. Не моё. — Понимаю, — шепнул Хосок, обнимая. — Я и правда понимаю. Это очень важно чувствовать, что ты — такой как должен быть. Я не чувствую себя принцем, не могу сидеть во дворце и жить этой чуждой мне жизнью. Я не такой. — Очень приятно знать, что хоть кто-то думает так же. — Если захочешь, я помогу тебе с перерождением, — совсем тихо выдохнул Хосок. — Когда будешь готов и уверен, скажи. — Хоть сегодня же? — Хоть сегодня же. — И ты даже не попросишь воспользоваться случаем, пока я женщина, попробовать что-то новенькое? — усмехнулся Микото, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на него. — А ты, что ли, согласишься? — с сомнением хмыкнул Хосок. — Как знать. — Микото поймал его руку теплыми ладошками и перешел на заговорщический шепот: — Уж хотя бы пощупать вполне можно, если хочется. — Неее. Если пощупаю, обязательно захочется большего… Микото с улыбкой пожал плечами и оглянулся на окошко. За ним скакала и стучала клювом по раме волшебная птичка-посланница, уверенно просившаяся в дом.

***

Прикинув и обдумав все немногочисленные варианты, Юнги решил устроиться прямо в курятнике. Бесхитростно потеснив кур на чердачок их уютного жилища и заперев дверку, чтобы ни одна птица не стала случайно свидетелем какой-нибудь жуткой сцены, он с помощью магии затащил притихшую тушу клыкача в небольшой домик. Притихшую и бездвижную, но всё еще водящую глазами, наблюдающую за копошением вокруг. Когда Юнги это заметил, его самого чуть не вывернуло… так что он прекрасно понимал Чонгука, с тихим всхлипом отвернувшегося к стене и зажавшего рот ладонью. — Слушай, Гук, — окликнул он, расстегивая плащ. — Ты можешь идти, я вполне справлюсь один. Не заставляй себя. — Нет-нет, — тут же затараторил парень, мотая головой. — Я в порядке, просто слишком удивился… Всё нормально. — Уверен? — Юнги глянул на подошедшего. Чонгук преувеличенно бодро улыбнулся и осмотрел лежащую у ног псину — улыбка медленно сползла. — Ладно. Но, если почувствуешь, что тошнит, иди на улицу, не нужно мне тут еще и этой радости. — Договорились. С чего начнем? — Со света. Юнги поднял руку и прочитал хорошо знакомое короткое заклинание. Под низким потолком пробежались голубоватые молнии, узорами прилипшие к толстым балкам и насестам. Они озарили темный курятник ярко, как полная луна — чистейшее заснеженное поле. Располовиненный труп стал казаться не таким уж живым, хотя и поводил иногда глазами, Юнги облегченно вздохнул, приседая на корточки. — Что вообще ты хочешь выяснить? Ты ведь шутил про внутреннее строение, так? — Шутил. Мне от него нужно только одно — нащупать и распознать заклинание, которое заставляет его двигаться и нападать, чтобы знать, как лучше поступать, если снова доведется такого встретить. Закусив губу, он склонился пониже, напрягая всё свое магическое чутье, и коснулся ладонью груди клыкача. Ребра не шевелились от дыхания, сердце не билось, но что-то в нем пугающе шевелилось. Сплетая одно заклинание за другим, Юнги снова и снова опровергал все свои догадки и теории. Ни на одно обнаруживающее заклятие не откликнулась ни крупица скрытой магии. Это не было ни заклинание контроля разума или тела, позволяющее управлять на расстоянии, ни магнитные чары, заставляющие безвольное тело двигаться к заданной цели, ни воскрешающее плоть колдовство, из-за которого некогда живой организм начинал бездумно повторять то, что когда-то делал при жизни. Это не было ни одно заклинание, которому учил Юнги его мудрый мастер. Но что-то же всё же он чувствовал, когда прикладывал руку к холодной шкуре… — Хоть что-то понял? — шепотом спросил Чонгук, присаживаясь рядом и с опаской заглядывая в широкий разрез поперек живота. — Нет пока, — отозвался Юнги, склоняя голову и задумчиво смотря туда же. — Пока даже не могу заставить магию себя обнаружить. Что-то здесь очень сложное. Осторожно коснувшись края раны, он хотел раздвинуть пошире, чтобы оглядеть внутренности, проверить, всё ли там вообще на месте… но руки обожгло знакомое покалывающее ощущение. Такое бывало, когда он случайно проливал какое-нибудь сильное зелье. Будто крохотные иголочки впивались в кожу, тут же стекая расплавленным железом. Юнги поднял руку, размазывая по пальцам кровь клыкача и внимательно разглядывая оставшиеся пятна. В крови отчетливо просматривались ворсинки и крапинки, а запах отдавал чем-то сладким. — Ясно, в чем дело, — пробормотал Юнги, без сомнений глубоко погружая одну руку в грудь клыкача, а второй снимая с пояса одолженный у Сокджина кинжал. — Это не столько заклинание, сколько зелье движет им. — Зелье?.. В крови? — Вместо крови. Принеси из кухни большую миску. С трудом нащупав среди внутренностей уцелевшее крупное сердце, Юнги отсчитал ребра и осторожно вогнал кинжал. Перерезал толстые сосуды и торопливо вытащил сердце на свет. И, как только Чонгук вернулся, плюхнул в принесенную миску, разрезая, выдавливая вязкую красную жидкость. В сердце ее сохранилось достаточно много, не вся вытекла в снег. Четверть миски набралась. Этого было предостаточно, чтобы хорошенько изучить и разобраться… впрочем, Юнги и так уже понимал в общих чертах, с чем имеет дело. — Зелье жизни, — сказал он, принюхиваясь к жидкости в миске. — Только, похоже, немного не такое, как мы варили. И вот оно-то и заряжено магией. В мощных зельях легче всего укрыть заклинания, такие сможет почувствовать только маг воды. — Воды… — Повезло нам, — усмехнулся Юнги. — Впрочем, и я бы не почуял ничего, если бы не вляпался. Не знаю, случайность это, или поразительная продуманность, но могу лишь восхититься таким необычным способом маскировки. Нам здорово повезло, что всё так сложилось. — Не понимаю, — пробормотал Чонгук, покачивая миску. — И как это работает? — Зелье поддерживает в клыкаче подобие жизни, — объяснил Юнги, снова касаясь ладонями раны. Из разреза неспешно потекла красная жидкость, становящаяся всё светлее и светлее, пока ее не сменила самая обычная вода. — Как только в теле не останется зелья, оно окончательно перестанет двигаться. Лужа сама собой зажурчала к выходу. Чонгук, проводив ее взглядом, посмотрел на морду клыкача. Безжизненные темные глаза неотрывно смотрели в потолок, больше не наблюдая за людьми. Юнги стряхнул с рук розоватые капли. — А растворенное в зелье заклинание, видимо, контролировало его поведение. Управляло им, заставляя искать жертв. Отнеси-ка миску в дом и отдай Микото, пусть сторожит. Чуть позже я поковыряюсь в этой гадости. И попроси Намджуна сюда… — Угу. Чонгук снова вышел. Юнги осмотрел труп, поднявшись на ноги, одним легким взмахом кисти заставил его сдвинуться к стене, выудил из-под кофты талисманы-тайники и задумался, размышляя, как лучше поступить. Стоило всё же хотя бы посмотреть одним глазком на тех клыкачей, что поймал Джунсу. Но нужно было как-то себя обезопасить. Когда Чонгук вернулся, курятник уже делила пополам толстенная и крепкая решетка. Зашедший следом Намджун беззаботно огляделся, не доставая рук из карманов. Как будто поболтать с приятелями за околицей пришел. — Что это такое? — удивился Чонгук, оглядывая причудливую ледяную стену. — Наша защита. — От кого? — Чонгук прищурился, присматриваясь так и эдак, но по ту сторону была лишь запертая дверца на чердак, где квохтали недовольные переселением куры. — Или чего?.. Юнги вместо ответа зажал между пальцами край палочки с волшебным камнем и просунул руку в одну из ячеек решетки, заклинанием открыв ловушку. Выпущенный клыкач медленно поводил головой из стороны в сторону, изучая обстановку, а после вперился взглядом в стоящих за решеткой и пригнул голову. Напряг лапы, оскалил пасть и хлестнул хвостом, разбив лежавшее в сене яйцо. А через секунду кинулся на ледяную стену, бодая вздернутыми рогами. — Ну как? — спросил Юнги, оглянувшись на Намджуна. — Никак, — со скукой в глазах помотал головой тот. — Такая же пустышка без клыкачьей магии. Не знаю, чего еще ты ожидал, раз сам говорил, что веришь Джунсу. — Да ничего другого и не ожидал, — ответил Юнги и честно добавил: — Я тебя вообще попросил позвать, чтобы ты предыдущего в лес куда-нибудь оттащил. — Носильщика нашли. Ясненько. — Ну, только так ты сможешь его сожрать, — улыбнулся Юнги. Намджун посмотрел на него какое-то время с каменным лицом и медленно перевел взгляд на лежащую у стены псину, оценивая. А после махнул рукой, как будто без особого труда закинул труп на плечо и вышел. Чонгук скривился. — Крылатки едят клыкачей?.. — Крылатки — хищные птицы, которые не брезгуют в том числе и средней свежести падалью. А ты как думал, чем они питаются? Воздухом, что ли? — Эммм… — Чонгук неловко рассмеялся. — Примерно так я и думал. Никогда не видел, чтобы кто-то из крылаток ел. Невольно начинаешь считать, что им, как растениям, воды и солнечного света хватает. — Даже растениям их маловато. Уж ты знать должен, раз знаешь многое про огородничество и пропалывание морковки. — Юнги оглянулся на тихо затрещавшую ледяную решетку. Поднял руку с амулетом, легко спрятав клыкача обратно в ловушку, и тут же заставил стену осыпаться мелкой снежной крошкой, без следа растворившейся в воздухе. — Всему нужна какая-то подпитка. В том числе и магии, иначе заклинание вскоре растворится в невидимых потоках. Магию в тех куклах из Туманки питало веселье людей. Что же питало заклинание в этой «крови»?.. — Боюсь даже представить, — тихо пробормотал Чонгук, оглядывая опустевший курятник. — И сейчас-то всё это звучит, как выдумка какая-то. А если еще мудренее окажется… — На то она и магия, чтобы творить невозможное и поражать даже самое буйное воображение. — Юнги открыл дверку, чтобы выпустить возмущенных кур, и натянул свой плащ, грея друг о дружку мерзнущие руки. — Но в том и прелесть. Ей подвластно всё, что мы способны и не способны вообразить, так что даже на самое необыкновенное колдовство можно ответить чем-то еще более сложным, если как следует подумать. Но только этого никак не сможет сделать обессилевший и замерзший колдунишка, если ты понимаешь… Чонгук рассмеялся, обнимая его и прижимаясь щекой к холодной шее.

***

Микото было невыносимо неловко от мысли, что из-за него планы компании снова пришлось перекроить. Они собирались отдохнуть вечером, а ночью отправиться в дорогу, чтобы к утру уже добраться до домика дриад, к которым их Лалиса посылала. Но после перерождения тело было слишком слабым. Просто подавать на стол горшки с ужином ему стало непривычно тяжело. Могло статься, что даже верхом на Пятнышке путь окажется слишком выматывающим, а потому Джин с Юнги решили снова остаться до утра. — Не слишком ли мы задерживаемся в Белых Пиках? — с сомнением спросил Чимин, ощупывая сушившиеся у бока печи шубы. — Ничего страшного, — тихо отозвался Юнги, сидевший за столом над миской с красным зельем. — Мы заняты делом, а не отлеживаем бока. Порой лучше не спешить и не кидаться махать мечом, не разобравшись во враге. Так что продолжайте завтра изучать город и присматриваться. Если снова увидите тех мужиков, присмотрите за ними… — Тоже думаешь, что неспроста они тут? — встрепенулся Чимин, усаживаясь за стол. Микото перевел на него уставший взгляд. — Не исключаю. В этом зелье небоцветов раз в десять больше, чем в нашем. Не может всё это быть не связано. — Хм. — Микото окунул палец в миску, облизнул, смакуя вязкую жижку, и тут же скривился. — Фу ты… до чего же приторно. — Чокнутый, — усмехнулся Юнги. — Решил опробовать все виды смертей на собственной шкуре? Оно черт знает сколько плескалось в сдохшей псине. Да и заклинание я еще не снял. — Чтобы попасть под действия заклинания, придется выхлебать всю миску, — махнул рукой Микото, всё еще обдумывая странный вкус. — Ты сам это знаешь. А вот живот у меня уже перестал болеть. Может ли быть, что небоцветы в таком количестве придают не только приятный вкус, но и силу? — А ты уверен, что это не случайность? Может, сейчас снова заболит. Микото притих, прислушиваясь к ощущениям. Нет, ошибки быть не могло, сколько он помнил свои прошлые жизни, месячные всегда проходили для него болезненно. И весь этот вечер низ живота тоже чудовищно тянуло. Но после пробы зелья он не чувствовал ни этого, ни гудения в голове, ни даже ноющих мышц. — Уверен, — кивнул он через некоторое время. — Я чувствую себя просто превосходно. — Что ж. — Юнги повел рукой, заставив несколько крупных капель зелья подняться в воздух и растянуться тонкой полупрозрачной пленочкой. — Мы во многом заблуждаемся. Быть может, и в этом. Небоцветы давно стали редкостью, очень дорогой травкой, которую вряд ли кто-то когда-то мог расточительно добавлять в зелья целыми охапками, чтобы просто проверить, что получится. А если так, то и торговцы из Лиловых Горок ясно к кому товар везут. В жидком занавесе, растянувшемся перед ним, то и дело проскальзывали желтые хвостатые искорки магии. Дами, до того молча расставлявшая вымытую Чонгуком посуду, теперь с любопытством присматривалась, почуяв родную стихию земли. Они с Юнги тихонько переговаривались, умудряясь что-то понимать по движению этих искорок, но со стороны всё выглядело до того странно, что даже казалось нелепым. Микото, как и все остальные, просто ждал конечного вердикта. Когда Хосок заглянул в кухню, он встал из-за стола, но тот лишь забрал свою сумку и снова ушел, даже не глянув. Микото замер, задумавшись на секунду, и всё же побрел следом. После прочтения письма от сестры, принесенного им птичкой-посланницей, Хосок выглядел подавленным. Давон писала, что чувствует себя дурно после того, как навестила мать, и умоляла брата поторопиться. Неудивительно, что такая новость его расстроила. Но всё же удивительно, как сухо и холодно он отмахнулся от всех слов поддержки, Микото верил, что человек, на всё готовый, чтобы подбодрить других, не станет сам отгораживаться от близких в трудные минуты. А Хосок даже говорить с ним не стал. — Хоби? — постучав по дверному косяку, окликнул Микото и замер на пороге комнаты, где они ночевали. Хосок не отозвался. Продолжил тщательно поправлять одежки. — Послушай, я считаю, что ты должен для начала рассказать остальным про всё, что написала тебе принцесса Давон. Нас сейчас связывает общее дело, которое напрямую ее касается, так что остальные парни должны знать… Ты так не думаешь? Хосок молча натянул поверх рубахи свою теплую шерстяную кофту и расправил складки. — Я могу сам рассказать, — продолжал Микото, отчаянно не понимая, в чем проблема. — Если тебе тяжело, я сам всё расскажу, но они должны знать. Согласен? Хосок лишь сел на кровать, поправляя штаны и натягивая сапоги. — Хоби, ну скажи же ты хоть слово! Я понимаю, что ты сильно волнуешься за маму и сестру, но не нужно так себя вести! Мы тут все стараемся им помочь. Мы тоже хотим, чтобы с Давон всё было в порядке, и отправимся в столицу сразу, как только… Хоби? Хоби, ты что, куда-то собрался уходить? — Посторонись, — только и бросил Хосок, на ходу застегивая объемную сумку с подсумками. И грубовато пихнул стоящую в дверях хрупкую девушку локтем в бок, не глядя пройдя мимо. Микото изумленно выдохнул. Ну нет, это уже был перебор. Как бы сильно ты ни расстроился, подобное поведение — уже хамство, а ведь никто из друзей его не заслужил. У Микото даже на мгновение в глазах потемнело от возмущения и злости. — Куда пошел, я тебя спрашиваю?! — крикнул он, сжимая кулаки. Хосок, уже спустившийся по лестнице, надевал свою верхнюю одежду и не обращал никакого внимания на чужое негодование. Когда он дернул на себя дверь, терпение Микото окончательно лопнуло. Он вихрем сбежал по лестнице, натянул стоявшие в углу оленьи сапоги и выскочил на крыльцо, готовый всыпать зазнавшемуся принцу по первое число. Хосок уже выходил за калитку. — Даже не скажешь, куда ты?! — К сестре, — процедил Хосок и вышел на улицу. — А ну стой, егерь недоделанный! — грозно рявкнул Микото, кинувшись следом, стиснув ворот и с такой силой дернув, что Хосок мигом улегся на заснеженную дорожку, растянувшись возле двора, как брошенная кукла. — Никуда не пойдешь, мы еще не договорили! — Отпусти! — Совсем совесть потерял?! Кем ты себя возомнил? Когда хочу — прихожу, когда хочу — ухожу, ни перед кем не объясняюсь, так, что ли? Не смей так к нам относиться. Ко мне — не смей! Женщины, болтавшие в паре дворов от них, дружно удивленно охнули, но тут же одобрительно что-то запричитали, поддерживая бойкую девушку. Микото смущенно поджал плечи. Но всё же не выпустил чужой воротник, чуть ли не силком за шкирку затащив обратно во двор. — Отпусти, я должен идти, — упирался Хосок, вяло и неловко брыкаясь. — Меня ждут, я должен идти. — Не дури, Хоби. Сейчас мы не сможем помочь принцессе Давон, Юнги сначала должен во всем разобраться, понять, как… — Микото с мольбой оглянулся на высунувшихся из-за двери, взглядом прося помощи. — Понять, что делать. Мы не разобрались еще, как быть. Подожди немного, пожалуйста. — Убери свои руки, — зарычал Хосок, рванув пуговицы и стряхнув одежку. — Я должен идти, меня ждут. Микото бессильно опустил руки, вдыхая как можно медленнее и ровнее. Такого злобного взгляда у Хосока он еще никогда не видел. Но главное было в другом — белки его глаз как будто покрывались потеками чернил, чернота обволакивала их, поглотив всё человеческое, оставив лишь холод и мрак. От этой картины кольнуло в сердце. Пальцы выпустили мех. Но, стоило Хосоку снова отвернуться, как перед ним выросла ледяная стена. А через пару секунд бедняга уже был заперт в тесную полупрозрачную темницу, неистово бил кулаками по льду, кричал и всеми силами пытался выбраться. Мороз драл по спине от его заглушенного льдом грозного голоса. — Какого черта опять творится? — протянул Юнги с усталостью. — Что за день сегодня такой? Что с ним? — Я не знаю, — растерянно ответил Микото, пожимая плечами и не сводя взгляда с ледяной тюрьмы. — Сам не понимаю. Весь вечер мы спокойно разговаривали, как обычно, всё было нормально. Когда вы ушли, птичка принесла письма от сестры. Хосок очень забеспокоился, потому что принцесса Давон написала, что заболела. Он ходил хмурый, перебирал свои вещи, не отвечал на мои вопросы. А потом… потом просто подорвался и… — Письмо? — буркнул Чонгук, тяжело вздохнув. — Нда, — покивал в ответ Юнги. — Где это письмо? — Кажется, Хоби положил его в сумку, — припомнил Микото, оглядываясь. Сумка лежала у него под ногами, рядом со сброшенной шубой. — Сейчас поищу. Распустив завязки и открыв сумку, он осмотрел содержимое. Потянулся рукой к свернутому тугой трубочкой письму, но Юнги предостерегающе перехватил тонкое запястье и выудил письмо с помощью магии. Лента сползла, свиток развернулся и повис в воздухе. Собравшиеся столпились, разглядывая его. — Какой почерк красивый, — восхищенно шепнул Чонгук. — Вот это я понимаю, сразу принцессу видно. — А что там хоть написано? — тихонько пробормотал Тэхён. — Да я по-людски тоже плохо читаю, — пожал плечами Чимин, так и эдак склоняя голову, как будто надеясь, что это поможет разобрать сложные письмена. — Хоби зачитывал мне письмо вслух, — хмыкнул Микото, подаваясь немного вперед и внимательно присматриваясь к черным завитушкам. — Сказал, что письмо необычно краткое и отрывочное, но списал всё на болезнь сестры. Мы решили, что Давон дурно себя чувствовала, потому не смогла написать большое письмо с картинками, как делала всегда. — Или Давон дурно себя чувствовала, а потому вообще не писала брату письма, — кивнул Юнги, запуская вдоль края бумаги несколько голубых молний. Те пробежались по строчкам текста и исчезли. Зато появился дымок, резко пахнущий жженой мокрой травой. — Смотрю, Урассае нравится баловаться с мудреными зельями. Странно, не маг воды ведь. — Хочешь сказать, вместо чернил — очередное зелье? — Микото снова подался вперед и глубоко вдохнул. Запах дыма уже растворился в морозном воздухе, а на смену ему пришел свежий и чуть терпкий аромат, напоминающий немного крапиву, немного веточки винограда, немного лепестки роз. Очень знакомый, но как будто забытый. — Это, похоже, просто запах одного растения. Я знаю его, но… не могу сообразить… что же... что-то очень знакомое... — Из какого растения можно сделать черные чернила? — пожал плечами Юнги, попытавшись подойти с другой стороны. — Ящеров вьюн! — почти вскрикнул Микото, моментально догадавшись. — Точно-точно, это он так пахнет. И его сок одурманивает. Хоби не давал мне в руки письмо, поэтому меня не затронуло, но сам касался пальцами строчек. Это сок ему разум затуманил. — Обожаю работать в этой команде, всё так легко решается, — усмехнулся Юнги, осторожно сворачивая письмо трубочкой. — Чонгук! Фас! Он кинул свиток через плечо, Гук с улыбкой его перехватил, в мгновение ока спалив в волшебном пламени без остатка, только дымом пыхнуло. Юнги развалил ледяную тюрьму, оставив оковы на запястьях, потер мерзнущие плечи и первым поплелся обратно в дом. Микото с опаской посмотрел на Хосока. Тот стоял смирно, больше не пытался никуда сбежать и вырваться, но глаза всё еще были сплошь черными. Микото закинул на плечо сумку, подобрал шубу и осторожно поймал холодную ладонь, уводя Хосока в тепло.

***

День и правда вышел слишком уж насыщенным. И, хотя вдвоем Микото с Юнги смогли быстро сварганить нейтрализующее зелье, до глубокой ночи Хосок так и не отошел полностью. Чонгук искренне надеялся, что уж хотя бы на этом неприятности закончатся. Они разбрелись по комнатам, устроились под уютными теплыми одеялами и собирались наконец отоспаться. Но вскоре наблюдающее заклинание Юнги засекло что-то неподалеку. — Какая-то магия? — спросил Чонгук, вслед за Юнги высовываясь на крыльцо, натягивая стеганую куртку и потирая заспанные глаза. — Или что? Зевая и зябко обнимая себя за плечи, он вглядывался в затянутое тучами ночное небо. Не было видно ни единой звездочки. Даже луна пряталась за этим плотным занавесом, и он не мог сообразить, сколько там осталось до полнолуния. — Нет, не магия, — тихо ответил Юнги, с закрытыми глазами ловя редкие снежинки. — Люди собрались. Крики какие-то, причитания. Чувствуется тревога и испуг. — Мало ли, — пожал плечами Чонгук. — Случилось что-то. Может, пожар. Хотя, пожар было бы видно… Дверь со скрипом открылась. Сонный Тэхён выскользнул на улицу, молча пристроившись рядом, то ли так чутко спал, что проснулся от шагов и разговоров, то ли просто по своим делам шел. Но замер, тоже разглядывая снежинки, порхающие над ладонью колдуна. — Крови много, — шепнул Юнги, хмурясь всё сильнее. — Может, в трактире мужики подрались, — снова предположил Чонгук, вытаскивая из карманов варежки. Тэхён туже завязал шарф и плотнее запахнул шубу. — Редкость, что ли. — Похоже. Но страх уж слишком сильный. Прямо ужас, так и разбегается во все стороны. Для обычной драки — перебор. Но, чувствую, там и смертью попахивает… — Ты, если сходить и проверить хочешь, так и скажи, — нахмурился Чонгук, сдвигая щеколду и чуть приоткрывая высокую калитку. На их улочке было спокойно и тихо. Разве что ветер чуть посвистывал вдоль заборов. Но вскоре где-то вдалеке послышались встревоженные оклики. — Чего стоять тут и снегом любоваться? Давай лучше разберемся, раз уж у нас сегодня день суматохи. — Да, — кивнул Юнги, отряхивая ладони. — Сейчас, только сумку захвачу. И через пару минут они втроем уже брели по темным улочкам, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся сквозь хруст шагов. Что-то и правда происходило. Тут и там мелькали люди с фонарями и факелами, у кого-то при себе были вилы, у кого-то — топор, у кого-то — просто увесистая дубина. Люди рыскали, что-то искали. Или точнее — кого-то. И уж очень не хотелось встретиться с тем, кого городские так старательно выслеживали среди ночи. — Здесь это было, — тихо хмыкнул Юнги, замерев на углу. Переулочек, по которому они пришли, выходил к широкой дороге, на другой стороне ее стоял двор с большим, добротным и явно богатым трехэтажным домом. Ворота, выбитые из забора, лежали прямо поперек дороги. — Точно. Здесь. — Тут заводчик собак живет, господин Кан, — сказал Тэхён, с прищуром оглядев дом. — Вон он стоит, в черной шубе. Чонгук присмотрелся к стоящим у ворот мужикам. Висящий на вилах слюдяной фонарик ярко освещал пятачок у ворот, давая хорошо разглядеть мужчин. На суровых лицах явно читалась тревога. Они что-то жарко обсуждали, то и дело тыча пальцами в разные стороны и махая руками. — Давайте-ка подойдем, — пробормотал Юнги, когда трое мужчин зашагали прочь, и хозяин дома остался у ворот один. Кан пристроил вилы с фонарем к забору и осмотрел лежащие ворота, что-то огорченно ворча себе под нос. — Господин Кан! Погодите! Мужчина, уже собиравшийся уходить во двор, замер, подняв взгляд на подошедших. — Ох, — рассеянно отозвался он, глянув на Тэхёна и приветственно кивнув, явно узнав, — здравствуйте… — Простите, господин Кан, мы не знаем подробностей случившегося, но нам сказали, что кто-то серьезно пострадал, — уверенно и мягко продолжал Юнги. Чонгук удивленно приподнял брови, но даже звука издать себе не позволил. Он уже прекрасно понял, что мешать Юнги не стоит, когда он ведет дела по-своему, так что просто старался выглядеть уверенно и наблюдать, чтобы быть готовым в любой момент поддержать. Юнги между тем рылся в сумке. — Я — опытный маг-лекарь, я хочу помочь всем, чем смогу… — Маг? — явно оживился и даже обрадовался Кан. — Удачно-то как. Я только-только послал за Дами, боюсь, она будет долго, а вы бы… — Дами? Мы как раз приятели Дами, она не станет возражать, если я начну осматривать как можно раньше, уверяю. — Что ж, тогда идемте скорее, — закивал мужчина. Подхватив вилы, он зашагал к дому. Сказал что-то подоспевшим с заднего двора работникам, махнув на ворота, и поманил троицу за собой. — Идемте. С женой моей сейчас сестра да дочери, помогают… но что мы тут можем? — А что же случилось? — спросил Чонгук, оглядывая передний двор. Слюдяной фонарик плохо его освещал, но зрение огневушки позволяло рассмотреть даже темные закутки. Передний двор хозяева явно отвели под садик для прогулок — в нем ровными рядами росли тянущиеся голыми ветвями к рыхлому небу невысокие деревья и размашистые кусты, укрытые снежным шапками. В конце аллеи виднелась круглая беседка со столиком, а вдоль запорошенной дорожки даже стояли несколько простеньких скульптур, изображающих разных животных и птиц. Сейчас сад наводил скорее тоску. И, если бы не выставленные караваном несколько телег, Чонгук бы даже не стал задерживать взгляда. Одна из телег была опрокинута на бок. Рядом с ней лежали слетевшее с оси колесо, разбросанные коробки да ящички и обломки деревянных клеток. А под самым кустом — истерзанный клыкач, истекающий красными лужами. Работник наводил порядок, собирая обломки, и всё время поглядывал на тело, но близко не подходил. — Да вот, — тяжело вздохнул господин Кан, открывая высокую дверь и пропуская гостей в дом. — Клыкач пробрался во двор. Жена моя вышла подышать, дурно ей стало во сне, хотела свежего воздуху глотнуть. А эта паскуда напала. Говорит, с крыши беседки прямо сиганул, шагов десять перепрыгнул, не меньше. — Сильно покусал? — осторожно уточнил Юнги. — Руки искусал. — Мужчина оставил вилы в углу прихожей и, прихватив другой фонарик, поспешил в следующую комнату. — За нее собаки мои заступились, я их на ночь погулять по двору оставил. Что за звери… всего день ее знают, а уже кинулись защищать. — Хиндские борзые? — уточнил Тэхён. — Они самые, — с умилением улыбнулся Кан, поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж. — Чудесные звери. Одну из этих красавиц клыкач насмерть загрыз, жалко так, слов нет. Но как же я ей за жену свою благодарен… Мужчина украдкой утер запястьем навернувшуюся слезу и взял себя в руки, тут же постучавшись в украшенную резьбой с волком дверь. Из комнаты послышались звонкие голоса. — Ласточки мои, тут лекарь пришел с помощниками. Маг, — приоткрывая дверь, окликнул господин Кан. — Можем мы войти? — Заходите скорее, — отозвался сладкий девичий голос. — Заходите, мы вас очень ждем! — Зайдя в комнату последним, Чонгук с удивлением узнал в говорящей румяную разносчицу из «Рыбьего хвостика». Еще три девушки толпились у широкой кровати, со спорами пересматривая запасы трав да мазей в сундучке. — Как хорошо, что так скоро помощь подоспела. Просите всё, что вам нужно, господин маг, я всё принесу. Девушка откинула за спину мешающую косу и горячо кивнула. Чонгук наконец присмотрелся и к хозяйке. Женщина сидела за небольшим столиком, уложив на него руки и тихо всхлипывая. По щекам катились редкие слезы, изодранные рукава ночного платья были закатаны до плеч, а предплечья алели от рваных ран укусов. Подложенные на столешницу ткани уже пропитались кровью. — Что ж, — совершенно спокойно сказал Юнги, снимая плащ и принимаясь доставать вещи из своей сумки. — Мне нужно только ведро воды и чистые тряпки, которые можно будет пустить на перевязки. — Вот, — тут же бросилась к нему девушка, таща ведро, — сейчас только принесла, чтобы промыть. Возьмите. А тряпки… тряпки подыщу, момент. Юнги одобрительно хмыкнул и опустил одну руку в воду, второй едва коснувшись пострадавшего предплечья. Женщина жмурилась от боли, но стойко терпела, не издавала ни звука. Воды в ведре постепенно становилось меньше. Зато ткани, застилавшие стол, промокали всё больше. Чонгук почти бездумно наблюдал за процессом лечения, а сам то и дело поглядывал на стоящего рядом Тэхёна. Парень хмурился, кусал губу и как-то затравленно озирался. Казалось, хочет сбежать. И Гук даже не удивился бы, попытайся он и правда слинять из комнаты, но Тэхён лишь потянул его за рукав, склоняясь к самому уху. — От нее пахнет, как от Чимина, — шепнул он еле-еле. Чонгук нахмурился, не понимая. — Она — оборотень, волк-оборотень. — Ты уверен? — Абсолютно, — покивал Тэхён и всё же потащил его к выходу. Чонгук извинился перед господином Каном, пообещал вернуться через минутку и выскользнул в коридор. Тэхён суматошно огляделся по сторонам, не нашел помех, так что в мгновение ока обернулся. Лис шумно обнюхал щель под дверью, тряхнул головой и снова превратился в человека. — Точно тебе говорю. Она волк-оборотень. — Ну, говорят, на западе Полумесяца их всё еще немало живет, — растерянно пожал плечами Чонгук, проводя ладонью по резной холке деревянного волка. — А мы всё же на запад движемся. Или ты думаешь… думаешь, поэтому клыкач на нее и напал? — Да. Как будто мало в Белых Пиках по ночам людей бродит. — И то верно, — пробормотал Чонгук, прислушиваясь к звукам из-за двери. — Значит, это такой же клыкач-мертвяк. Похоже, они нападают на источники магии. Если так, то всё в планах Урассаи сходится — ненавидит фейри и мстит им своими причудливыми методами. — До чего же она… — Тэхён скривился, так и не закончив мысль. — Теперь я буду тревожиться каждую секунду из-за того, что оставил Чимина и ушел. — Не переживай, — улыбнулся Чонгук, постаравшись ободряюще похлопать стушевавшегося парня по плечу. — В доме на него точно никто не нападет. К тому же — Сокджин рядом. Видал, как он того, предыдущего, мечом-то, а? Вот это — дело! Сразу видно, что опытный охотник, умеет оружие в руках держать и драться с хищником. С ним Чимину вообще ничего не угрожает. — Да, — неуверенно согласился Тэхён, явно через силу заставляя себя улыбнуться в ответ. — Да Чимин и сам не промах, если уж на то пошло. — Тем более, — подмигнул Чонгук. — Так что не о чем тебе тревожиться. Вернемся скоро, отдохнем, а завтра уже настанет новый день, поприятнее этого. Идем в комнату. — Верно. Идем… Чонгук вздохнул, отпуская чужое плечо. Его и самого чуть ли не дрожь колотила от всего пережитого. Хотелось уже скорее заснуть и забыть страхи этого дня. Но поддаваться он не собирался, а потому заставил себя собраться с силами и вернуться в суматоху не спящего в эту ночь семейства. Раны были глубокие, но через считанные минуты от них остались лишь розовые полосы — Юнги отдал женщине немного зелья жизни. После того, как выяснилось, что оно не понадобится королеве Бин, путники решили использовать его при необходимости для самих себя. Рука Тэхёна уже была почти в порядке, так что он не пожелал тратить драгоценный запас. Этот же случай оказался куда серьезнее — без такого сильного зелья, вероятнее всего, женщина уже никогда не смогла бы шевелить руками, а потому раздумывать никто не стал. Благодарный господин Кан был готов осыпать волшебника-спасителя золотом, но Юнги не стал просить лишнего в этот раз. Даже сбросил цену, если подумать. Зато попросил разрешения осмотреть клыкача. И, конечно же, подтвердил догадки Чонгука и Тэ — это был еще один живой мертвяк. Юнги магией выпустил из его тела всё зелье и собрал то в большой снежный ком, отправив куда-то в лес, чтоб точно не могло никому и никак навредить. Дами, пришедшая еще во время лечения, заставила остылую землю буквально проглотить труп, похоронив на огромной глубине. К моменту их ухода во дворе не осталось никакого напоминания о случившемся, разве что бесчисленные цепочки следов… Очередное маленькое, но важное дело было сделано. Сделано достойно. И всё же Чонгук не чувствовал себя удовлетворенным. Лишь ужасно уставшим, выжатым до последней искорки и перетертым, как виноградный жмых. А потому глоточек горячего вина перед сном оказался так кстати, как вкусная успокаивающая микстура. После него наконец отступили тревоги... — Ну что, надеюсь, на этом на сегодня всё, — улыбнулся Юнги, отставив в сторону свою кружку и пряча один из светящихся камушков. Освещать мастерскую остался лишь сидящий у него на руке огонек. — Отлично потрудились. Теперь бы и поспать так же хорошо… Он немного пошевелил пальцами, и Чонгук с улыбкой зажмурился, блаженствуя на этих мягких волнах. Костяшки едва задевали нежное сердечко огневушки, он держался лапками за серебряное кольцо и тихо трещал-мурчал от удовольствия. Вязкие сонные мысли путались, растворялись в шелесте завладевшего сознанием полусна. — Доброй ночи, огонек, — шепнул Юнги, легонько коснувшись сердечка самым кончиком пальца. Чонгук заискрился, смущенно сворачиваясь беззащитным маленьким клубочком и позволяя спрятать себя в объятиях заботливых ладоней. — Сладких снов.