***
Для Хосока утро настало гораздо позже. Он проснулся от чувства жуткого голода, заставляющего желудок жалостливо урчать. А в комнате как раз аппетитно пахло жареным мясом. Высунувшись из-под тяжелого укрытия одеяла и шубы, он с трудом сел и осоловело огляделся. В комнате стояла тишина. За окном слышались разговоры — Намджун и девочки весело что-то обсуждали. В комнате же как будто исчезли все звуки. И лишь через несколько долгих мгновений раздался веселый смешок. — Что, глаза не открываются? — спросил Сокджин, подходя, усаживаясь на край кровати и протягивая кружку с чем-то очень темным. — На, выпей, лучше станет. — Что это такое? — слабым голосом выдавил Хосок и сделал несколько больших и жадных глотков. Напиток оказался горьковатым и вяжущим, но вполне терпимым. От того и удивительнее, что, стоило знакомому теплу разлиться по желудку, его сразу начало страшно тошнить. — О богини… — Возвращать — сюда, — через смех выдавил Сокджин, протягивая теперь уже ведро с водой на самом дне. — Что? — оторопело переспросил Хосок, принимая его с недоумением. Такая шутка казалась странной. И всё же, несмотря на веселую улыбку, по лицу напарника он четко понял, что это вовсе не шутка. Жуткое пойло как будто само на свободу прорывалось, через мгновение сдерживать его уже не было сил. — Ох, мамочки… что за гадость ты мне дал? — Рвотное зелье. — Кошмар. Сейчас с желудком попрощаюсь. — Юнги сказал, что ты обязательно должен еще раз проблеваться, — пояснил Сокджин, теперь уже с некоторым сочувствием протягивая ему кружку с чистой водой и влажную тряпку. — Чтобы яд окончательно вышел. Я не очень-то понял, но, кажется, зелье, которым они тебя вчера отпаивали, должно было вывести яд из мышц через кровь в желудок. Специально, чтобы ты смог его… вот это вот… — Отвратительно, если честно. — Прополоскав рот, Хосок сделал пару осторожных глотков и прислушался к своим ощущениям, промакивая губы тряпкой. — Но, нужно признать, сейчас я чувствую себя вполне неплохо. — Отлично. Значит, поднимайся и спускайся в кухню. Микото там для тебя какой-то супчик особенный сварганил. — Не уверен, что готов что-то есть… — Ну-ну, он так старался. Между прочим, ему сейчас тоже тяжело очень. Второе перерождение за пару дней — не каждый с подобным справится, согласись. — Услышав такое, Хосок чуть кружку не выронил от удивления. — Да, ты правильно понял, он снова мужчина. — Но… как он… — Микото утром сказал, что сейчас ему совершенно некогда лелеять свое болезненное и слабое женское тело, и попросил меня немного помочь. Забавно это, не думаешь? Хосок отставил кружку на стол. Опустил ноги на пол, поджал плечи и уставился в окно, наблюдая за медленно ползущими облаками, замешивающимися с дымом из печных труб. Он не ощущал тоски или разочарования, ведь влюбился-то когда-то именно в мужчину. И всё же становилось жутковато от мысли, что, пока он отсыпался в теплой-уютной постели, его любимый фейри снова умирал. — Самого холодок пробирает, — доверительно прошептал Сокджин, откидываясь на бревенчатую стену. — Я людей еще никогда не убивал ведь. То есть… тех, кого… ты понимаешь? Когда мы с Микото в первый раз встретились, я думал, что охочусь на самого обычного оленя. Хосок медленно перевел взгляд. Сокджин сидел на постели, закрыв глаза и как будто погрузившись в прошлое. С одной стороны, хотелось остановить, перебить, потребовать замолчать. С другой — он зачарованно слушал, впитывая каждое слово, не находя в себе сил отказаться от этой возможности узнать чуточку больше. — Меня дома жена с сынишкой ждали. Думал, поохочусь — притащу сказочную добычу. Будем несколько дней пировать всей семьей, на потом насолим да навялим, может, даже друзей угостим. Если б только я знал, что через пять сотен лет буду охотиться совсем иначе… Он сегодня в лань превратился, чтобы мне легче было. Но не помогло — осознание из головы не выкинешь. Если ему еще когда-нибудь понадобится сдохнуть, чтобы сменить пол, будь добр, сделай это ты, постарайся ради любимого, а он тебе потом булочек-улиточек испечет. Хосок неловко улыбнулся и поднялся с кровати. Теперь, благодаря заботе и поддержке приятелей, он чувствовал себя намного лучше, почти не ощущал последствий неприятного инцидента, так что пора было спуститься к остальным и разобраться, что же произошло.***
Юнги не видел особой разницы: что так, что эдак… Микото для него всё равно был мелким фейри с непреодолимой тягой за кем-то ухаживать и странной привычкой шушукаться с мышами за печью. Спасибо, что хоть к готовке их не подпускал. А то хрупкое душевное равновесие Юнги могло и не выдержать вида грязных (пусть и искупавшихся в ведре) грызунов на нежном тесте. Пара серых мышат скромно сидели на противоположном краю стола и поводили носами, но не смели мешать. — И почему ты не можешь так же и с остальным зверьем? — хмыкнул Чонгук, проведя кончиком пальца по серой спинке. Юнги мысленно фыркнул и перевел взгляд, чтобы не портить аппетит. Пока Микото занимался подготовкой начинки, Дами раскатывала подошедшее тесто. Пальчики ловко скользили по скалке. Воздушное тесто послушно проминалось и растягивалось, не прилипая. И его важные размышления то и дело прерывало странное желание научиться так же ловко готовить. — Было бы проще жить. — Я же говорил уже, что не умею заколдовывать, я только общаюсь с теми, кто захочет пообщаться со мной. Хотя, бесспорно, жить было бы проще, если бы все легко друг с другом полюбовно договаривались… — Как думаешь, — перебил Юнги, не отрывая взгляда от последних пары ложек риса в своей миске. — Ты мог бы найти нам мышей-разведчиков? — А? — Микото замер с занесенной над тестом рукой, сжимающей горсть изюма и мелко рубленного чернослива. — Разведчиков? Дами легонько хлопнула его по кулаку, заставив рефлекторно высыпать начинку. Микото тряхнул головой, прогоняя растерянность, и вернулся к своему занятию. Юнги молча отодвинул миску с рисом к Чонгуку, стараясь выглядеть как можно более невозмутимым, Гук лишь мельком на него посмотрел и тут же доел, как так и надо отправившись мыть оставшуюся после завтрака посуду. — Полагаю, когда дойдем до столицы, — продолжил Юнги, объясняя свой вопрос, — нам лучше будет не вламываться во дворец. Мыши-разведчики очень помогли бы. Они крохотные и неприметные. А если даже их кто-то увидит — внимания не обратят, ведь мыши водятся везде. Но главное — они будут невидимы для Урассаи, потому что не будут находиться под действием магии. Микото высыпал на один из пластов теста последнюю горстку творога с курагой и посмотрел на мышат, сидящих на краешке стола. Те выпрямились, вытянувшись по струнке, замерев, как бравые солдаты, готовые к службе. — Даже не знаю, как им такое объяснить, — пробормотал Микото, сворачивая тесто с творожной начинкой в рулет. Дами между тем уже умело нарезала другой рулет на отдельные улитки и аккуратно расставляла их на тяжелом противне. — Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы подготовить лучших во всем Полумесяце мышей-разведчиков! Юнги усмехнулся и встал из-за стола, вполне довольный таким обещанием. Пока это была лучшая из идей, хотя он не прекращал думать, кажется, ни на минуту, размышляя о мелочах, которые нужно учесть и приготовить перед встречей с ведьмой. Не зная наверняка, трудно подготовиться, но всё же Юнги не переставал искать способы как-то обезопасить свою компанию. И даже немного возмущало, что остальные как будто бы совсем не заморачивались… Но спасибо, что хоть прилежно помогали, если требовалось. — Идем, Гук, — почти неосознанно позвал Юнги, тут же отметив про себя, что это всё же вошло в привычку. — Займемся следующей псинкой. — Но я еще… — Тэхён домоет, — бросил Юнги и выскользнул, чтобы никто не заметил растерянности и разочарования, которые наверняка отразились на лице, стоило услышать «Но». Запрыгнув в сапоги и торопливо накинув плащ, он выскочил на крыльцо и глубоко вдохнул холодный воздух. — О богини, Юнги… влюбился, ладно, но хоть сопли не распускай. Полнолуние прошло накануне. Иди всё по обговоренному в самом начале плану, сегодня бы они как раз распрощались, не нуждаясь больше друг в друге. И Юнги невольно спрашивал сам себя, как бы всё было, пройди они мимо и не подойди к притаившемуся белому фейри. Зашел бы у них вообще когда-нибудь разговор про королеву и ее болезнь? Упомянул бы Юнги зелье, о существовании которого успел почти забыть? Загорелся бы Чонгук идеей помочь всем и вся? Впрочем, в этом Юнги не сомневался — Чонгук нашел бы, за кого вступиться и о ком позаботиться. Не кинулся бы спасать всё королевство от злой ведьмы, так хоть жестокого хозяина, бесчеловечно обращающегося со слугами, нашел бы… на худой конец — пьянчугу, пинающего бродячих собак, откопал бы. — Что ты хочешь сделать? — спросил Чонгук, выходя во двор и на ходу натягивая куртку. — Ты же уже посмотрел на них, такие же клыкачи… — Я про борзую Кана, — ответил Юнги, кивнув на стоящий у стены курятника кокон, и щелкнул пальцами, заставив тот подняться из пушистого сугроба и поплыть по воздуху. — Проводи, пожалуйста, наших пернатых подруг на их уютный чердачок. — Уже привыкаешь работать в курятнике? — улыбнулся Чонгук, скользнув в низенькую дверку. Юнги едва приподнял уголки губ. Ему не было важно где работать, если при этом поблизости не крутились раздражающие люди. Так было всегда. Темный подвал, грязный скотный двор, размытое дождями кладбище, всё устраивало, только дотошно глазеющие и лезущие под руку не устраивали, сколько бы они там ни платили за его услуги. Впрочем, в последнее время Юнги всё чаще склонялся к мысли, что считал себя одиночкой, предпочитающим избегать любых встреч, кроме рабочих, просто из-за того, что приятной компании не попадалось. Как-то же он чувствовал себя вполне спокойно и уютно в этой огромной толпе. Значит, наверное, смог бы и дом с кем-то делить. Если бы… — Всё чисто, господин, — задорно улыбнулся Чонгук, жестом указывая на низкую дверку. — Извольте проследовать в свою рабочую мастерскую и сотворить нам чудо! — Так и быть, — подыграл Юнги, жеманно подобрав полы плаща и с максимально надменным лицом заходя в курятник. Плывущий следом по воздуху ледяной кокон тюкнулся носом ему под зад, смазав впечатление, но Чонгук милостиво сдержал хохот, лишь тихо усмехнувшись. — Не закрывай пока дверь. Юнги пристроил кокон в середине помещения, уже привычно присев на пол рядом. Лед захрустел, стремительно трескаясь и рассыпаясь в мелкую крошку. Льдинки катились и скользили по доскам прочь. Когда последний белый кристаллик исчез на улице, Чонгук закрыл дверь, Юнги внимательно осмотрел лежащую перед ним собаку. Красивое и изящное создание, изуродованное несколькими рваными укусами на боках. Утром он лишь остановил с помощью магии все процессы в теле, чтобы не позволить трупу начать разлагаться. Заставил кровь осторожно перетекать по сосудам, не застаиваясь. Теперь же пришло время по-настоящему привести собаку в порядок. — Ты так и не объяснил, — тихо сказал Чонгук, усаживаясь напротив и осторожно проводя ладонью по бежевой шерсти на уцелевшем боку. — Что ты собираешься делать? То есть… у меня есть догадка. Но я бы предпочел услышать от тебя, потому что мое предположение — дикое. — И какое же у тебя предположение? — хмыкнул Юнги, ощупывая переднюю лапу, контролируя, как срастается перегрызенная в щепки челюстью клыкача кость. — Что за дикость? — Ну… — Чонгук потер шею и неловко улыбнулся. — Я подумал, что, может быть, ты… хочешь сделать такую же магическую псинку, живущую на зелье. Чонгук перевел выразительный взгляд на сумку, явно намекая, что это ее содержимое навело на такие мысли. И на то были причины — Юнги и правда притащил с собой всё собранное из клыкача зелье, с которым возился спозаранку, когда парень еще спал. Зелья было мало. Даже после добавления половины сделанного в дороге. Так что Юнги решил рискнуть — вытряхнул кошель и выкупил у Дами весь ее запас небоцветов, понадеявшись, что еще более сильного зелья потребуется меньше и получится, перемешав его с кровью, всё же добиться желаемого. — Судя по твоему молчанию, я угадал, — сам себе кивнул Чонгук, склоняя голову к плечу и с любопытством наблюдая. — Но для чего тебе это? Просто колдунский интерес? — Надо же, — тихо рассмеялся Юнги, сосредоточенно направляя все свои возросшие со вчерашнего магические силы на то, чтобы расставить по местам ребра. — Да, если честно, интерес огромный. Как представил себе всё это, когда ковырялся в клыкаче, невыносимо захотелось попробовать сделать что-то подобное, чтобы познать… доказать себе, что я могу еще лучше. — Лучше? — Я сплел сложное заклинание для этого зелья, — пояснил Юнги. — Если всё получится, наша собака сможет существовать так же, как обычная псина. А еще будет чувствовать запах зелья жизни с небоцветами, что поможет нам засечь клыкачей-мертвяков, если снова попадутся на пути. — Хм, — приподнял брови Чонгук, с одобрением покивав. — Ради этого ты поднялся, едва заснув? — А ты, что ли, тоже проснулся? — Думал, твое сторожевое заклинание опять что-то почуяло. Уже готов был послать тебя к болотным чертям и отправить одного разбираться, что бы там ни приключилось… — Чонгук усмехнулся. — Но потом увидел, как ты на коленях ползаешь по полу, что-то бормочешь, травками разбрасываешься… Поглядел-поглядел да и заснул. Убаюкивающее зрелище. — Да. Когда меня посещает хорошая идея, я и среди ночи встать могу, чтобы за дело взяться. А идея разложить заклинание Урассаи, отделить запускающую составляющую, вычленить из памяти заклинания его содержание, разобраться в предметных подзаклинаниях, найти подзаклинание, хранящее информацию о действиях заколдованной твари, и использовать его для создания контрзаклинания, которое при этом будет магически маскироваться под исходное… показалась мне удачной. Юнги осторожно хлопнул по стройному крупу, закончив с лекарством, и поднял улыбчивый взгляд. — Какая жуткая штука… эта ваша магия, — сморщил нос Чонгук. — Ничего не понял. — Нестрашно. Просто подай мне сумку. Юнги потер ладони друг о дружку, сосредотачиваясь, и медленно развел в стороны, создавая для себя очередной ледяной инструмент. За долгое утро он успел обдумать всё в мельчайших деталях, так что не сомневался. И в том, что должен сотворить — тоже. Получилось что-то похожее на рожок с длинной и очень тонкой иглой на конце. Чонгук удивленно усмехнулся, протягивая собранное в кожаный мешок зелье. — Чего это тако… — Парень осекся. — А, кажется, понял. Думаешь, получится? Такое хрупкое, вряд ли оно мышцы сможет проколоть, раз ты уже срастил раны… — Хм… — Юнги подумал пару мгновений и уверенно саданул иглой по деревянному полу. Игла не сломалась, а вот в полу осталась глубокая царапина. — Похоже, мои силы уже полностью ко мне вернулись, — довольно пожал плечами колдун и приставил иглу к покрытой шрамами груди, слегка надавив. — Готовься, наливать зелье будешь ты, потому что я должен держать трубку и строго контролировать поток в ней. — Л-ладно, — тихо отозвался Чонгук, открывая мешок и присаживаясь ближе. Юнги сильнее надавил на трубку, полностью вогнав тонкую иглу между ребрами. Приложил ладонь к груди собаки, закрыл глаза, пытаясь магией увидеть то, что не видно глазу, и довольно помычал. Судя по всему, игла как раз пронзила упругое сопротивляющееся сердце, угодив кончиком в сгустившуюся в полости кровь. Юнги заставил иглу немного расшириться и шепнул: — Давай. Чонгук принялся аккуратной струйкой выливать зелье в ледяную трубку. Оно, повинуясь колдуну, послушно текло внутрь тела, мешаясь с кровью, неспешно разносясь по сосудам. Когда последняя его капля исчезла, поглощенная не бьющимся уже сердцем, Юнги убрал не нужную больше трубку прочь. А через несколько долгих секунд собака перевела на него взгляд. — Ох, мамочки, — выдохнул Чонгук, стиснув мешок и поджав плечи, но тут же потянувшись ближе, разглядывая. Собака тихо взрыкнула и дернула хвостом. — Кажется, я ей не нравлюсь. — Она просто забыла всё, чему ее учили. Теперь это дикая собака. — Дикая… — Чонгук посмотрел немного на пытающуюся подняться на дрожащие лапы животинушку и не сдержался, полез помогать. Собака вяло рычала, огрызаясь, но всё же не кусала, хотя и не было ясно, то ли не собиралась, то ли просто сил не хватало пока. — Ничего. Мы ее одомашним, будет снова милой и преданной псинкой! — Ооо, — протянул Юнги, вставая и отряхивая плащ. — Только, пожалуйста, не давай этой дохлятине кличку. — Поздно, — улыбнулся Чонгук. — Я уже назвал ее Сливочкой! — Чонгук, ты же понимаешь, что прямо сейчас обнимаешься и сюсюкаешься с трупом, да? Она даже не живая. Она ничего к тебе не почувствует. Она и боли-то не чувствует, она просто двигает мышцами так, как велит ей заклинание. — Не бурчи, колдун, она милашка, — отмахнулся Чонгук, тиская собаку и теребя острые бежевые ушки. Сливочка всё терпела, уже перестав даже рычать. — Лучше бы кого живого обнял, — вздохнул Юнги, упирая руки в бока. — Тебя я вечером обниму. Раз в этом больше нет жизненной необходимости, будем ограничивать близость, а то еще привыкнешь и перестанешь… ценить мои прикосновения. Парень отвернулся, явно стараясь спрятать выступивший от смущения румянец. Юнги умиленно усмехнулся, потрепал его по голове, как любимую собачонку, и пошел открывать дверку, чтобы выпустить тихо квохчущих где-то над головами кур.***
Чимину нравилось разгуливать по городу в виде волка — так он намного больше чувствовал. Улавливал тончайшие запахи, цеплял взглядом самые мелкие детали, слышал разговоры на несколько домов вперед и даже слегка ощущал босыми лапами потоки магии, текущие в земле. А в Белых Пиках, где сложилось особое отношение к собакам, на него еще и почти не обращали внимания. Был только один недостаток — Тэхён очень терялся в человеческих поселениях без его подсказок. Впрочем, так забавно было наблюдать… Когда Тэхён бормотал себе под нос, не понимая, почему вдруг творог здесь настолько дороже, чем в Лиловых Горках, но сушеная хиндская хурма стоит всего ничего, Чимин мысленно посмеивался, вспоминая, как когда-то сам с трудом разбирался, из чего там складывается цена каждого товара. Когда Тэ удивлялся, как это пиво в огромной бочке на телеге торговца не замерзает при таком морозе, он поводил носом, украдкой обнюхивая двойную «зимнюю» бочку, изучая из чего внутри набита прослойка утеплителя — из шерсти или конопли со мхом. Когда завороженно замер на площади среди толпы малышей, всерьез увлекшись простеньким представлением кукольного театра в ящике, просто умилялся, виляя хвостом и сидя у его ног смирно, лишь приглядывая за неспешно наворачивающим круги вокруг них Рогаликом. И даже как-то указывать Тэхёну на знакомых мужиков, тащивших несколько мешков, он не стал. И сам увидел, как они зашли с пахнущей небоцветом ношей в крохотный домик в центре и вышли оттуда с пустыми руками. Это был домик палача, куда егеря относили добычу. А значит, всё в их предположениях складывалось. Вот только они не могли сделать ничего, разве что порадоваться верной догадке. В домике был лишь помощник Урассаи, сама ведьма так и не объявилась до заката. Тщательно обнюхав порог и стены домика напоследок, Чимин убедился, что небоцветы всё еще где-то тут, и потрусил следом за ушедшим вперед Тэхёном. Рогалик лишь коротко глянул на него и тут же вздернул ушки, чаще заперебирав лапками, наступая на собственный провисший поводок. Чимин насмешливо поддел его мордой, лизнув холку. Щенок и внимания не обратил. А ведь раньше и сам бросался, зазывая в игру при любом удобном и неудобном случае. «Устал, наверное», — подумал Чимин и фыркнул в острое ухо, щекоча. Ухо чуть дернулось, но Рогалик даже головы в его сторону не повернул, и это уже было скорее похоже на разобидевшегося и задравшего нос человека, чем на маленького озорного щенка. Чимин задумчиво уставился на длинный тянущийся по дорожке хвост. «А ведь, если припомнить, — рассуждал он сам с собой, — Рогалик весь день ведет себя тихо и спокойно. Даже утром не носился по дому, бросаясь всем под ноги». До этого малыш только и делал, что баловался, пока Чимин не брал его на руки. Бегал из комнаты в комнату, играя в прятки. Постоянно старался втянуть в салочки кошку с котятами. Прыгал вокруг ткацких станков, пытаясь поймать зачарованный челнок. Барахтался в снегу и всё хотел утащить с собой в сугроб и Тэхёна. Не похоже на него было такое спокойное поведение. — Знаешь, Мини, — сказал Тэ, прервав его мысли, когда свернули на более тихую улочку, — мне очень нравится в этом городе. Если вдруг захочешь попробовать обосноваться в Белых Пиках, я соглашусь. Чимин довольно оскалился, показав язык и чуть покачивая хвостом. — Сегодня утром господин Кан показывал мне свою псарню и сказал, что ему всегда нужны работники, любящие собак. Думаю, мне было бы интересно. Хотя я, конечно, слабо представляю себе эту работу… но приглядывать и ухаживать за собаками мне было бы интересно. Кажется, я им нравлюсь. Чимин мысленно усмехнулся. Даже странно. Охотничьи собаки должны были воспринимать лису как добычу, но большинство и правда смотрели на Тэтэ скорее как на своего. Может, обманывались внешним видом, не зная, как воспринимать, и считая чем-то вроде псов среди людей. Может, думали, раз лис спокойно общается с людьми-хозяевами, он не враг. Он бы точно справился с работой на псарне. И, если Кан говорил всерьез, стоило задуматься о таком варианте… ведь пока что Белые Пики и ему понравились больше всех прочих мест. — Серьезно. Этот город большой, в нем легко затеряться. Сюда приезжает много торговцев с самым разным товаром. И тут у нас уже есть несколько знакомых, которые спокойно принимают оборотней. Разве не прекрасно? Чимин кивнул, первым сворачивая на узкий переулочек. — Когда закончим со всеми этими… делами, вернемся в Белые Пики. Если, конечно, не найдем по пути что-то еще лучше. Тэхён вздохнул и затих, намотав длинный поводок на руку. Оглядев переулок, Чимин опустил голову, прислушиваясь к разговору ковыляющих впереди женщин. «Вертихвостка, та еще вертихвостка, — ворчала одна. — Только муж за порог, сразу полный дом мужиков натащила». «Колдуньи, — презрительно отвечала другая, — чего с них взять? Ихня магия им голову самим и кружит». «А такой хорошей девочкой в детстве казалась, вспомни только!». «Ведьма она и есть ведьма. Мы с сестрой уже уговорились — ейных тканей брать не будем, не ровен час чего наговорит. Надумает себе на уме чего, обозлится да порчу какую наведет. Ведьмы, они ж что змеюки — только подойди, сразу кинутся кусать». Чимин жарко фыркнул, разогнав свежий снежок на дорожке. Змеюки. Да уж кто бы говорил. Эти бабы ни о магии, ни о змеях ничего не знали. И не слушать бы их глупый треп. Но только становилось как-то совестно от мысли, что они своей компанией вот так вот подпачкали чудесной девушке доброе имя. Живи у нее один лишь Сокджин, могло и не возникнуть вопросов. Но целая толпа, то и дело балующаяся колдовством… это уже что-то весьма подозрительное. Когда Тэхён, не слышавший разговора, спокойно открыл знакомую калитку с петушком, женщины оглянулись. И тут же прибавили шагу, заметив внимательный и недобрый взгляд серой псины. Пахнуло страхом. Чимин чуть оскалился, едва показав клыки, и спрятался за забором. — Богини лесные, что вы с ней сделали?! — вскрикнул Тэхён, заставив напрочь забыть о сплетницах. Чимин вскинул голову, навострил уши и поджал одну лапу, отодвигаясь с отвращением. Прямо перед ним стояла та самая борзая, что вчера сидела на площади, она приторно пахла цветами с медом, смотрела неживым взглядом и огрызалась на Юнги, всё пытавшегося поймать ее за лапу. — Да чтоб тебя, глупая тварь, — зарычал мужчина, устало всплеснув руками. — Чонгук, подержи эту чертовку! — Нет уж, — обиженно отозвался парень, снегом стирая с укушенной руки кровь. — Она оказалась не такая милашка, как я думал. Ты ее сотворил — ты с ней и возись. — Вот как? — Юнги упер руки в бока и опасно прищурился. — Тебе, значит, подавай только покладистых? Мягкие коврижки? А пряник с характером тебе уже не по зубам? — Она меня самого, как коврижку, слопать пыталась! Я думал, дохлым собакам вообще не нужно есть! Ты же сказал, что она неопасна! — Если не душить ее в объятиях. Хапнув пятерней еще немного чистого снега, Чонгук от души швырнул им в колдуна. Тот легко увернулся. Снежок чирканул наклонившегося к собаке Тэхёна по капюшону и угодил Чимину точно в морду. Волк тряхнул головой и тут же превратился, решив, что хватит отмалчиваться. — А еще нас детьми зовут, — фыркнул он, поднимая воротник полушубка. — Что с собакой? Ты напичкал ее зельем жизни? Пахнет так, что аж тошнит. — Тошнит? — улыбнулся Юнги, складывая руки на груди. — Восхитительно, еще и надоедливых оборотней будет держать на расстоянии. Хорошее приобретение. Он посмотрел на присевшего Тэхёна и нахмурился. На него собака совсем не рычала. Хоть и не ластилась, как живая, но без возражений позволяла трепать по ушам и гладить по шее. Но, стоило только Юнги цапнуть ее за заднюю лапу, звонко гавкнула и дернулась в попытке вырваться. Юнги отпустил почти сразу, осмотрел вытащенную из подушечки длинную щепку и покачал головой. — Такой бедлам из-за этой мелочи, — цокнул он, запульнув щепку через забор. — Мелочи, — усмехнулся Чонгук, поднимаясь и отряхивая раскрасневшиеся от холода руки. — Раз, как ты сказал, Сливка не чувствует боли, чего не оставил в покое? Устроил бедлам из-за какой-то мелкой занозы. — То, что она не чувствует боли, не значит, что занозы, царапины или болезни не принесут ей вреда, — как терпеливый учитель, объяснил Юнги. — Мы дали ей подобие жизни, а не просто заставили двигаться. В теле снова протекает множество сложных процессов. Если из-за этой крохотной щепки по нему через кровь разнесется какая-нибудь зараза, мой огромный труд пойдет насмарку. Так что наша первоочередная задача в этом направлении — заняться воспитанием… Сливочки. Сделать из нее послушную помощницу вместо дикой зверюги. Чимин опустил взгляд на смирно сидящего у его ног щенка и чуть тронул его ногой. Рогалик даже внимания не обратил. Так и продолжал, поджав под себя хвост без особенного интереса смотреть на людей перед ним. Как будто тоже был совсем не живой. — Юнги? — окликнул Чимин, присаживаясь и поднимая лежащий в снегу поводок. — А существуют ошейники, которые делают собак послушнее? Он подцепил одним пальцем широкий кожаный ремешок и осмотрел три маленьких камушка-амулета на его пряжке. Разноцветные, идеально круглые, отшлифованные до блеска, они выглядели как обычное украшение, но явно были наполнены магией. — Разумеется. Есть много заклинаний, которые можно придумать. Чаще всего используют самые примитивные и грубые, которые просто-напросто подавляют сознание и мышление. — Он покивал, как будто пустившись в какие-то воспоминания. — Такие ошейники делают собак очень тихими и смирными, но совершенно лишают способности обучаться и очень мешают инстинктам. В том числе мешают избегать опасности и защищать хозяина. Но более дорогие и сложные ошейники способны исправлять только непоседливость… они как будто убеждают собак, что лишние движения не нужны. Лишь самое важное. Необходимое. — Как думаешь, — спросил Чимин, расстегивая пряжку, — этот ошейник такой? Он кинул ремешок, Юнги поймал его и внимательно оглядел, потрогав каждый камушек отдельно. Чонгук с любопытством заглянул через плечо, наблюдая за вихрами волшебной снежной пыльцы. — Определенно. Это очень качественная вещь, сделанная прекрасным волшебником. И, надо отметить, очень сильная, должна легко подчинять даже самого дикого зверя… — Он хмыкнул, закусив губу. Скосил на краткое мгновение взгляд на Чонгука. И, оттянув красный шарф, проворно нацепил ошейник на него, улыбнувшись: — Проверим. — Чего ты… — встрепенулся было Чонгук, но тут же притих. Спрятал руки в карманы и перевел на Юнги какой-то слегка отстраненный взгляд. — Гука! — Юнги протянул ему ладонь. — Лапу! Чонгук едва заметно сморщил нос, видимо, выражая презрение к такой «просьбе», но даже не шевельнулся. Чимин удивленно хмыкнул, поднимая на руки вновь принявшегося вилять хвостом и носиться вокруг щенка. Действие ошейника было настолько очевидным, что любой восхитился бы его силой. — Плохо, Гука, плохо. А если за награду? Чонгук поджал губы и неохотно положил руку на открытую ладонь. Юнги коротко похвалил, а после вдруг склонился, поковырялся с пряжкой и аккуратно провернул один из камушков. Чонгук цокнул языком, недовольно хмурясь. — Ну и что ты такое со мной творишь? — пробормотал он вяло. — Нашел забаву, тоже мне. Ты ведь можешь всё узнать и сам, не используя посторонних для своих эксири… эспири… — Эспири — это волшебные водоплавающие птички, ворующие у рыбаков улов. А то, что я делаю, называется экспериментом. Судя по всему, тут еще и регулировка предусмотрена. — Юнги задумчиво посмотрел парню в лицо, повертев из стороны в сторону. Чимин подошел ближе, заинтересовавшись. — Если провернуть камушек отметиной вниз, сила заклинания становится меньше. Тогда, должно быть… — Оставь меня в покое, колдун, — проворчал Чонгук, потянувшись к ошейнику, чтобы снять. Но Юнги повернул камушек отметиной вверх. Чонгук замер, безвольно опустив руки и уставившись пустым взглядом в белый снег. Не возражал больше. — Да, точно. Так она становится наибольшей. Восхитительный ошейник, мастерская работа, я бы за такой не меньше овечки затребовал… чудо — получить подобный за победу в каком-то простеньком состязании. — Так, может быть, господин Кан просто ошибся! — забеспокоился Тэхён, принявшись смущенно теребить ворот шубы. — Нужно вернуть. Наверное, он случайно отдал этот ошейник вместо чего-то попроще и подешевле. Просто ошейника, защищающего от блох, например. — Нет, — мотнул головой Чимин. — Он нахваливал свой подарок, совершенно точно сказал, до чего он уникальный и полезный, помогающий приручить и воспитать любую псину. Не ошибся. — Ох… Ну тогда… тогда… — Я не хочу, чтобы Рогалик его носил, — нахмурился Чимин, крепче прижимая к себе щенка. Малыш тихо тявкнул, тычась мокрым носом ему в щеку и жарко дыша. — Даже при слабом действии он… он ведь подавляет настоящий характер, заставляет против воли сидеть смирно. Мне такое не по душе. Уж лучше я сам попытаюсь на своем примере и воспитании сделать из этого щенка умную взрослую собаку, умеющую вести себя как подобает в любой ситуации. — Вот оно как, — улыбнулся Юнги, расстегивая и снимая ошейник. Чонгук тут же отошел на шаг назад и натянул шарф, возмущенно зыркая из-под челки. — Хорошее решение. Мудрое… по-матерински. — Тьфу на тебя! — Не возражаете, если тогда мы на время отдадим ошейник Сливке? Юнги кивнул куда-то назад. Чимин оглянулся — оживленная зельем борзая выхаживала туда-сюда вдоль забора, что-то вынюхивая в снегу, то ли изучала следы, то ли искала какую-то добычу в земле, чтобы откопать и перекусить. Сейчас она своим поведением и движениями совсем не походила на ту благородную и статную собаку, что вчера сидела на помосте перед глазеющими. Будто и не была ею никогда. — Да, возьмите, — согласился Чимин без лишних раздумий. — Пожалуй, всем нам будет лучше, если она станет вести себя смирно. Сливка вздернула голову, будто поняв, что речь про нее.***
Влажный воздух холодил кожу, лаская едва уловимыми касаниями и успокаивая, как заботливый покровитель, готовый защищать. Тишина вокруг уже давно не казалась такой давящей, разрывалась тихими шорохами и писками, рассыпалась от редких шуршаний, обволакивала ложной пустотой. Усок привыкал. Тихо вздохнув, он сделал осторожный шаг. Магия тут же притянула к полу. Саднящая боль мурашками пробежала по сгорбленной спине и уставшим ногам, будто сжимая колени, желая с хрустом разломать на тысячи осколков. На содранной коже ладоней выступили крупные и теплые капли крови, пропитывающие осевшую на коже пыль и грязь. Усок судорожно вздохнул. Это помогло не сломаться под давлением страха и отчаяния, но заставило с отвращением сморщиться от мерзкого запаха. Бессильно усевшись на холодный пол, он попробовал ощупать камни рядом с собой, почувствовал что-то и настороженно замер. Потянулся дрожащими связанными руками — под пальцами не было ни одного движения, только холод, неподвижность и до ужаса знакомые изгибы. Пары секунд для осознания и испуга вполне хватило. Со сдавленным вскриком дернувшись в сторону, Усок зажал рот ладонью, тут же чуть не вывернувшись наизнанку от пробирающего до костей трупного запаха, будто прилипшего к едва прошедшимся по мертвому телу пальцам. Усок снова встрепенулся, пытаясь отползти дальше, как можно дальше от запаха и ощущений. Но удар по голове заставил замереть. Замереть в ожидании неизвестного. И лишь спустя несколько мгновений напряженной тишины пришло осознание, что он просто уперся в стену из-за своих беспорядочных метаний. Дрожащими пальцами нащупав в полу щель между камнями, наполненную магией, он замер, не решаясь шевельнуться… Если хорошенько потревожить магию, та откликнется тусклым желтым светом. Но Усок уже не знал, хочет ли попытаться что-нибудь разглядеть в этом темном подвале. Быть может, и не стоит ему видеть. Кто знает, что скрывает темнота. Тяжелые и рваные вдохи, не дающие никакого насыщения, окончательно убили тишину, заполнив затхлый воздух. Усок коснулся груди, чувствуя, что дышать становится всё труднее, будто от затягивающейся петли. Ослабленное тело дрожало, неосознанно прижимаясь к холодной стене. Когда где-то сверху раздался шум и шаги, он всё же затих. Только сердце стучало безумно. Замер, убеждая себя, что не существует ничего: этого холода, этой стены, этого тела, его самого… и этих шагов, тяжелых, но осторожных. Шаги медленно приближались. Усок боялся, что шаги ищут его, нагоняют, вот-вот наступят и придавят. Он жался к стене, умолял сердце стихнуть. Темнота же только еще больше подначивала, подбадривая страх, уже прочно пустивший корни в голове. Темнота шептала, что слишком поздно. Шаги стихли совсем близко. И Усок слабо надеялся, что сердце остановится само собой раньше, чем с ним сделают что-то ужасное. — Ты здесь? — тихо окликнул встревоженный мужской голос, искаженный волнением. — Ты в порядке? Усок с трудом сглотнул, чувствуя, как покалывают кончики пальцев. А в следующее мгновение зажмурился — пришедший снял тяжелый металлический колпак с магического фонаря, свет которого почти слепил после угнетающей темноты. Пока Усок понемногу приходил в себя, жмурясь, кто-то продолжал ощупывать и осматривать, проверяя его состояние, а после взял ладонями его лицо, не позволяя отвернуться. Привыкнув к свету, Усок рассмотрел человека напротив — король Соп, уставший и натянуто улыбающийся. — Смотри только на меня, договорились? — осторожно спросил король, принимаясь аккуратно перерезать веревки, связывающие запястья Усока. — Что?.. — Только на меня, — повторил король Соп. — Сейчас выведу тебя отсюда… Но не смотри на стены, иначе она поймет, что что-то не так. Обессиленное тело никак не хотело слушаться, но Усок, плелся следом, как и было велено, не отводя мутного взгляда от мужчины. И лестница из подвала показалась чуть ли не самым сложным, что было в его жизни. — Кто такая «она», ваше величество? — выдохнул Усок из последних сил, когда король вывел его к выходу из дворца, по-отечески закутывая в неприметный теплый плащ. — Что происходит? — Ведьма, — торопливо забормотал король Соп. — Слушай меня. Я не могу покидать замок, заклятие всё равно возьмет верх, поэтому приходится быть очень осторожным в редкие моменты, когда возвращается сознание. Лучшее, что я мог сейчас сделать — освободить тебя. Ты должен разыскать Хосока и придумать, как спасти принцессу. Ведьма не станет тянуть в этот раз, превратит Давон в послушную куклу сразу, как только накопит достаточно магии для заклинания. — Король скривился, будто от резкой головной боли. — Ведьма занимается магией в бывшей спальне королевы и хранит амулеты под слоем земли. Я уже мало что могу, но вы обязаны помешать ее планам. И, пожалуйста, если придется… — Ч-что? — спросил Усок, заглядывая стихшему мужчине в глаза. — Если придется ради спасения Давон убить меня, не раздумывай и сделай это. Король буквально силком вытолкнул его на улицу и тут же спешно зашагал прочь. Усок осторожно прикрыл дверь, прижался к стене и осмотрел расстилающийся перед ним зимний сад, едва освещенный проглядывающей сквозь облака луной. Тропинок здесь было много, так что не составило труда осторожно выскользнуть из двора, не оставив следов, которые не заметет свежим снегом к утру. Кутаясь в плащ, он на дрожащих ногах бежал через весь город, до боли в горле глотая морозный воздух. Мчался, подгоняемый буквально хлещущими по пяткам мыслями, и остановился лишь на самой окраине. Прислонился спиной к забору, оседая в сугроб. Сердце колотилось, в глотке всё сковало льдом, а голова кружилась. Усок поджал ноги, закрыл лицо руками и бессильно застонал. Просто позволил себе сломаться на несколько минут, чтобы забыть о той темноте, испачкавшей душу своими грязными руками, и всё пережитое за пару дней. Кажется, именно об этом он мечтал во тьме. Именно этого ждал. Просто-напросто возможности отдаться чувствам, не боясь, возможности выплеснуть всё. Теперь магическая темнота была заперта в холодном подвале, она уже не угрожала. Но Усок больше не хотел закрывать глаза, чтобы не вспоминать о ней, так что взял себя в руки, стиснул кулаки и поднялся, оглядываясь по сторонам. Из писем Хосока он знал, что принц направляется в столицу с целой толпой готовых помочь. Только ждать его без дела было никак нельзя. И лучшее, что он мог сейчас предпринять, это обратиться к кому-нибудь из знакомых колдунов, чтобы отправить срочное послание или купить хороший поисковый амулет.***
Пока готовились ко сну, Юнги то и дело выглядывал в коридор, проверяя Сливку. Собака всё это время преспокойно лежала на выделенной для нее подстилке у лестницы, поднимала морду и глухо тявкала, будто спрашивая, чего приперся. На попытки погладить по холке только прикрывала глаза, но больше не рычала. Ошейник явно очень положительно на нее действовал. — Что ты сделаешь с ней, когда всё закончится? — тихо спросил Чонгук, когда Юнги вернулся в мастерскую и уселся на их постель, стаскивая теплые носки. — Снежку — понятно, просто превратишь в груду снега. А ее? Это ведь чуточку больше, чем бездушный кусок льда… так? То есть… для тебя тоже так? Юнги перевел на него усталый взгляд. — Да, для меня тоже есть разница между двигающейся фигуркой, слепленной из снега, и двигающейся горой мяса и костей, которая раньше была живым зверем. Но, Гук, не забывай напоминать себе, что у неживого нет чувств и ощущений. Тот клыкач ничего не почувствовал, когда Сокджин его перерубил. И когда я слил зелье из его тела, прервав притворную жизнь, — тоже. — Я понимаю, — выдавил Чонгук, опуская голову и потирая пальцы. — Но, может быть, мы всё равно не должны поступать жестоко? Даже если кто-то не чувствует боли, может, не стоит его бить? — Ты переносишь человеческие суждения на совершенно далекие от них материи, — едва улыбнулся Юнги, подсаживаясь ближе и заправляя непослушные темные пряди за ухо. Чонгук скосил взгляд. Слегка затравленный, ужасно смущенный, но пока еще горящий своей внутренней уверенностью. — Если ударить человека, он будет страдать, появится синяк, это плохо отразится на здоровье. Если ударить камень, ему не будет никакого вреда. Так что нельзя сказать, что ударить камень — тоже жестоко, как и ударить человека. Понимаешь? — Да, понимаю, — путано согласился Чонгук, перехватывая его ладонь, стискивая горячими пальцами. — Но ты ведь сам сказал, что даже заноза может ей навредить, разнести заразу по телу. — И верно, — вздохнул Юнги, понимая, что сам же себя в ловушку загнал. — Но этот вред — скорее для нас. Собака — наш инструмент. Как амулет, кинжал, карта или что угодно еще в таком роде. Порча инструмента — вред для того, кто его использует. Инструменту при этом плевать, в каком он состоянии, он просто существует, ему ничего больше не нужно… у него нет целей и желаний. Вред бывает только для тех, у кого есть какие-то цели или стремления. Вред приносит то, что мешает добиваться этих целей. — И какие же цели у собак? — Не спасти королевство от злой ведьмы, конечно, — тихо рассмеялся Юнги. Чонгук чуть улыбнулся, смягчившись. — Но тоже по-своему важные. Жить как можно дольше и оставить потомство. На это заточены почти все живые организмы. — Уж так и все? Опять ты какие-то гадкие вещи говоришь, — насупился Чонгук. — Как будто только это главное… — Вовсе и не так я говорю, — усмехнулся Юнги, легко поцеловав румяную щеку. — Просто ты опять додумываешь. Это реальность — живое стремится жить и размножаться. Но, к счастью, люди и огневушки устроены чуточку сложнее, чем тараканы. Мы умеем заниматься множеством других приятных вещей, так что сами ставим себе каждый день и год сотни целей, которые не были заложены природой. И поэтому задаемся такими сложными вопросами… Он отвернулся, глянув на дверь, и наконец улегся, взбивая подушку под собой. — Мне очень нравится твоя доброта, Гук. И восхищает бескорыстное желание помогать всем, кто нуждается. Но я считаю, что тебе стоит иногда себя останавливать, чтобы не переходить границу. Во всем нужно знать меру. Даже от слишком частого дыхания начинает кружиться голова, хотя, казалось бы, нет ничего столько же важного для жизни. — Ладно… Но хотя бы не отдавай ее Намджуну. — Не отдам. Обещаю. — Спасибо. — Чонгук улыбнулся, прикусив губу, осмотрел слабо освещенную комнату и снова искоса глянул на колдуна. — А можно мне… снова превратиться на ночь? — Что? — опешил Юнги. — Конечно. Сам решай. То, что в этом для меня больше нет нужды, не значит, что я посмею запрещать. — Просто… это оказалось так приятно, когда ты осторожно поглаживал сердечко пальцами. Мне даже стало любопытно, до чего может довести это странное удовольствие. — Ах, вот ты о чем! Ну что ж, присаживайся. Будем проводить очередной эксиримент. Чонгук усмехнулся, подбирая ноги под себя. Наклонился, заправляя мешающие волосы за ухо, сладко поцеловал напоследок и обернулся огоньком, тут же уютно усевшимся у человека на груди. Юнги улыбнулся, с умилением разглядывая забавно закрученные на кончиках пламенные язычки. Теперь и ему было интересно, до чего оно может довести...