Жало и шипы

За прошедший час в дом так никто и не вошел, и Яшка искренне был благодарен догадливому дяде Игорю за помощь. Катамаранов рассудительно увел Жилина на улицу, позволяя Яше с Розой поговорить. А говорить было о чём. — Б-блин, Роз, — Шершанский сидел на диване, скрестив лодыжки. На его коленях лежал Роза, глядя то в потолок, то на любимейшего барабанщика. Яша до сих пор удивлялся. Казалось бы, только что он обрек Робота на страдания, оставил на произвол судьбы, сбежал со своей турбо-малышкой, а теперь вот, сидят на диванчике в квартире дяди Жилина, обнимаются. Яша может ощутить любимого гитариста кончиками пальцев, зарыться в мягкие прядки, провести ладошкой по широкой спине, ощутить запах его кожи и такое родное тепло. Роза не злится, а Шершню стыдно. Лучше бы накричал, ударил, позволил вымолить, заслужить прощение. Но всё гораздо проще. Роза любит просто так. Бескорыстно, как могут любить только матери и дети. У него широкая искренняя улыбка, у него руки мозолистые от гитары, у него глаза добрые-добрые и самые теплые объятия. С ним Яша всегда уверен в завтрашнем дне. Ему с ним ничего не страшно. Хоть в огонь, блин, хоть в воду. Вот только не заслужил Шершень всего этого. Он трус, предатель, наркоман и алкаш. — Роз, блин, — снова пытается привлечь к себе внимание Яша. Гитарист лениво поднимает глаза. Взгляд уставший-уставший, печальный такой. И сколько бы барабанщик не искал в них упрека, но найти так и не смог. Кажется, Робота и впрямь так беспокоит ситуация с семьей, что ему совсем не до обид на Яшку. Да и не стал бы он обижаться, Шершанский уверен, а потому неловко вдвойне. Не заслужил он, не заслужил. — Ты, блин, чего, совсем не злишься? — осторожно спрашивает Яша, и его лицо изумленно вытягивается. — Яшка, ты чего, блин, пельмешек мой, совсем окислился? За что мне, нахрен, на тебя злиться, когда у тебя щечки блестят, как у кастрюльки начищенной? — по Розе никогда не скажешь, что он расстроен, но, к сожалению, это так легко от Шершанского не скроешь. Слишком хорошо знают друг друга, чтобы друг друга позабыть. — Как, блин? На мою г-глупость с той… малыхой, — назвать ее Розой больше не повернулся язык. Какая она Роза, скорее кактус настоящий. Одни шипы, а красоты никакой. То ли дело его Розочка. Строит из себя матёрого рокера, прячется за грубой личиной, а на самом деле добрейшей души человек. — Я же, б-блин, подкаблучник и подботинник самый н-настоящий. Братву на сиськи, ю ноу. — Шершень, блин, кончай фигню лабать, — поморщился Роза, поворачиваясь чуть набок, чтобы посмотреть на Яшу прямо. — Ну, было и было, ю ноу. — В-в смысле, блин? — недоуменно хлопал глазами Яшка. — Да блин, Шершняга, реально окислился что ли? Когда успел-то, нахрен, я же от тебя ни на минутку еще не отходил. Или ты по пути? Ну-ка, дыхни на проверку. — Н-ничего я не окислился, блин, — обиделся Яшка. — Я п-просто не понимаю. — Чего тут не понятного, кисель ты, блин? — Роза поднялся с его коленей и развернулся так, чтобы сидеть к другу лицом. Подогнул под себя одну ногу, осторожно взял прохладную ладонь Яши в свою, так трепетно, что у бедного барабанщика сердце забилось чаще, другой рукой стащил с глаз друга очки и заглянул прямо в голубые бездонные омуты, поджимая губы. — Мы с тобой, нахрен, кучу лет знакомы. С первого класса, со школьной скамейки, ю ноу, блин? Вместе и на чечетку, и в литературный клуб и в музыкалку. Ты, блин, единственный мой и неповторимый барабанщик и самый близкий человек на свете, Шершень. Как, блин, я могу реально так о тебе думать? Ну, наговорил лишнего, распереживался тогда чересчур, исполнил такое, нахрен… Но на самом деле, Шершняг, я нихрена никогда подобного не думал, вот тебе моё честное рокерское. Ты же, блин, пельмешек мой, как я могу вообще… Шершанский сидел, затаив дыханье. Розу нечасто на подобные откровения пробивало, поэтому сейчас Яша старался как можно дольше удерживать в своих шмелиных лапках этот интимный и нежный момент. Они смотрели друг другу в глаза неотрывно, словно под гипнозом из пресловутого ящика, но в этом гипнозе была своя особая прелесть и загадка. — Р-роз, я, блин, так соскучился, — тихо выдал Яша, и Робот нежно улыбнулся ему в ответ. Другой рукой заправил рыжую прядь за ухо, а потом медленно-медленно потянулся навстречу барабанщику, прокладывая по воздуху путь к его губам. Шершанский, осознав это, замер снова, не веря в происходящее. Его Роза, его блин, принц из тайных желаний, собирается прямо сейчас его поцеловать! Яков медленно прикрывает глаза и… — Кхм, кхм… — раздается голос неподалеку, и Яшка отпрыгивает, как угорелый. Роза лишь недовольно открывает глаза, тянет барабанщика на себя и обнимает, успокаивающе поглаживая. — Игорь, блин, ты как бы не вовремя… Прервал, нахрен, момент единения. — Да, блн, Рзка, иди ты пговори с Серёгой. Он сбе места не нходит, мечетс по двору как бдто его ондатра пкусала, — Игорь, судя по всему, немного пригубил, но Робот не винил его в этом. Любой бы на его месте пригубил, если бы увидел мертвого друга под потолком. Как говорится, если Хэллоуин прошел, а сосед висит на дереве, то ваще коллапс, ю ноу, блин, нахрен. Да и не такой Катамаранов пьяный, как обычно бывает. Терпимо. — Блин, Игорь, поговорю обязательно, ю ноу, но можно не сейчас, у нас тет-а-тет как бы, — Роза очень недоволен тем, как складывается ситуация. Пунцовое лицо Яши говорит само за себя. Ему неловко, что их за таким застукали. Несмотря на рокерсеую душонку, Яша тоже был достаточно стеснительным человеком. Не на сцене, конечно. Но лично и публичное мешать такое себе, и хорошо, что Шершанский это понимал. — Нт, блин, иди счас, — мотает головой Игорь. Он тоже лично и публичное разделять умеет, но психологическое здоровье своего мужчины все-таки важнее. — Серёга тм, с ума схдит. Пговорите, а я пока с Яшкй псижу. — Нет, блин, нахрен, знаю я тебя, Игорь, бухарик ты несчастный. Ты щас мне снова Яшку споишь, не надо. — Р-роз, — шепчет Шершняга, поднимая голову. — Иди р-реально. Дядь Жилин переживает, п-поговори с ним. Я не буду, ч-честно. Ему и не хочется. Надышавшись перегаром той Розы, его самого на алкоголь уже не тянет. Гораздо обиднее получить недоверчивый взгляд от Розы, но Яша понимает. Робот все-таки выпускает его из объятий, мягко треплет по волосам, а потом кивает в сторону своей спортивной сумки. — У меня там, нахрен, одежонка лежит, переоденься в нормальные шмотки, блин, а то у тебя свитер колется капец, ю ноу? — Ай ноу, — улыбнулся в ответ Шершняга, благодарно кивая. Ему самому этот совсем не рокерский прикид осточертел. Роза скрылся за дверью, а Яша остался в доме, дожидаясь своего гитариста.

***

Попав на улицу, Роза зажмурился от яркого света. — Блин, небесное светило, тебе че, весело, нахрен? Мне вот нихрена подобного, поумерь, блин, ясный свой свет, окей? Ты, блин, конечно, тёплое и всё такое, но ёлки-палки. Он даже надел очки чёрные, хотя строго обещал себе больше ничего подобного не делать. Черные очки были когда-то подарены ему Яшей, так что в тот момент, когда он ушёл, они стали неприятным воспоминанием, но теперь, когда Шершень снова рядом и больше улетать никуда не собирается, можно было не беспокоиться. Жилина он нашел только на заднем дворе. Он сидел в тени в своей форме, скинув фуражку и расстегнув три пуговицы рубашки. Выглядел он как-то особенно плохо, измученно и испуганно. Поэтому, едва Розу увидев, вскочил на ноги. — Голубчик, ты чего такое исполняешь? С ума сошёл? — его голос дрожал, оглядывая Робота. — Я приезжаю, оставил тебя, как взрослого, а ты… Стой, погоди-погоди, а где? — он указал на свою шею, как бы намекая на след от петли, который был ещё час назад. — Чего? — Роза посмотрелся в зеркало милицейской машины и не обнаружил на шее борозды от верёвки. Его лицо вытянулось, провело пальцами по совершенно чистой коже, а потом Робот присвистнул. — Нихрена ж себя, Саня предусмотрел мгновенную регенерацию? Ну круто, я теперь неубиваемый, ю ноу? — Какое ноу, Роза? Что происходит? Объясни мне, наконец, я ничегошеньки не понимаю, — Жилин сейчас больше всего хотел услышать правду. — Ладно, окей, сам напросился. И Роза начал свой рассказ. Поведал обо всём, что с ним происходило всё это время, рассказал о том, как фотографию нашёл, про Саню поведал, про разговор и про историю свою. Лицо Жилина весь разговор было скептическим, как будто ему активно вешают лапшу на уши. — Голубчик, что ты мне затираешь? Думаешь, мне пять лет и я в твои сказочки поверю? Игорь! Игорь! — Жилин пошёл прочь, к дому. В тот же момент на встречу ему вышел Катамаранов. — Чго вы орёте? — недовольно спросил он, ловя Серёжу в свои объятия. — Игорёк, он мне затирает какую-то чепуху, — пожаловался Жилин, обхватывая возлюбленного руками вокруг туловища. — Игорь, ну скажи ты ему, что я про Саню не вру! Я дичь не порю, ю ноу, блин, милиционер? — Про Саню? Ктрый божество и рыбок ловит? — Да, блин, он мне не верит нахрен! — возмутился Роза, вскидывая руки. — Он сществует, Серёг, — подтверждает Катамаранов. — Гад, всх моих красиков преловил. Жилин отстранился, пару раз поморгал непонимающе глазами, а потом махнул на них рукой и пошёл домой. Игорь побежал следом.

***

— Р-розка? Ро-о-оз, ты где? — Яша вышел практически сразу после того, как Жилин и Катамаранов вошли в дом. Он не стал дожидаться Робота внутри и решил найти его самостоятельно. Да и Катамаранов был настроен на утешение своего возлюбленного, так что оставаться с ними было слегка неловко. — Роза, блин, ты где? — Яшка вышел на задний двор, где заметил музыканта, сидящего на траве возле невысокого дерева. — Т-ты чего не отвеч-чаешь? — Блин, извини, Шершняг, я задумался. Ваще коллапс полный происходит, ю ноу. Не жизнь, а хрен пойми что, ваще блин. Я даже не думал, что кого-то напугаю этим всем, иф ю ноу. Мне казалось, что я могу не вернуться, но мыслей даже не было, что кто-то другой от этого пострадает, Шершняг. — Р-роз, что ты такое говоришь? — глаза Яши расширяются. — Да е-если бы я узнал, блин, что… Яков замолчал. Ему вспомнилось безжизненное тело Розы, висящее под потолком, синие губы, глубокая яма на шее, пустые глаза. И вдруг снова стало страшно, да так, что Шершняга закусил губу и закрыл лицо ладонями. — Э, блин, Шершняга, Шершень, ты чего, блин? — испугался блондин, хватая Яшу за обе руки и убирая их от лица. Он не особо-то и сопротивлялся, даже наоборот. Из его глаз катились крупные слезы, и Шершанский жмурился, чтобы не смотреть Розе в глаза. — Пельмешек мой, блин, орешек, кисель, ёлки-палки. — Б-блин, Роз, — Яша наклонил голову так, что рыжие волосы упали на лицо. — Мы к-когда приехали сюда, я, блин, побежал к т-тебе, а там ты… висишь… — барабанщик крепко сжал руку друга. Раньше таких откровений от него не дождёшься, так что теперь Роза сидел молча, ожидая, пока тот расскажет всё, что хотел. — И я, б-блин, так испугался, ч-что больше тебя никогда не ув-вижу. А я т-так много ещё тебе не ск-казал. Они встречаются глазами, и Роза видит отчаяние в глазах Яши. Они всё ещё крепко держатся за руки, Шершанский кусает губу, и Робот чувствует себя последней скотиной. — Яш, — Роза двигается ближе, обнимая друга за плечи. Ласково трётся носом о чужой висок, ладонью слегка сжимает плечо, говорит негромко, чтобы слышали только они двое. — Ты, блин, прости, нахрен. Я ж реально тогда ни о чем таком и не подумал, ю ноу. Мне ответы надо было получить, а что тебя увижу я вообще уже не думал. Я тебе клянусь, блин, что никогда больше так не сделаю, ю ноу? Ты, блин, лучик солнца в моей тёмной рокерской жизни, окей? Яша улыбается в ответ, слегка наклоняется назад, чтобы посмотреть на Розу, убирает волосы с его лица, заправляя их за уши. Любуется. — Окей. А м-моей жизни давно бы уже б-без тебя не было. Спасибо тебе, Роз. За всё. — Давай, заканчивай, блин. За что спасибо-то, нахрен, так же и должно быть, Яш. — Да. Б-блин, Роза, я те обещаю, нет, блин, клянусь, что больше я никуда и никогда не д-денусь, — Шершанский вдыхает побольше воздуха. Нужно признаться. Сейчас самое время. Или сейчас, или никогда. — Р-роз, я… блин… Я, к-короче, люблю тебя, блин, очень сильно. — Я знаю, Шершень, я тя тоже. — Н-нет, ты не понял. Не так люблю, а, типа… По-настощему. Р-романтически… Повисла тишина. Яша всё ждал, скажет ли Роза что нибудь на подобное откровение, но тот молчал, и становилось страшно. Но он же хотел его поцеловать совсем недавно, или Яше показалось? Шершанский поднимает глаза осторожно и неторопливо, искренне боится увидеть отвращение и презрение, но видит только добрую улыбку на губах. На них, собственно, и замирает взглядом, и как бы он не старался, а отвести глаз не может. И Роза, конечно, всё замечает. Его пальцы ловко цепляют чужой подбородок, мягко проводят по нему кончиками, ползут выше к мягкой щечке и замирают на ней. Замирает и дыхание Яши. Снова. Ситуация повторяется, и Шершанский очень этому рад. Он не выдерживает. Первым поддаётся вперёд, обвивает чужую шею руками, падает на колени Розе и прижимается губами к губам гитариста. Целует горячо, напористо, требовательно, желает ощутить ласку и тепло. И он получает его. Руки Розы-Робота опускаются на чужие бока, прижимают к себе, целует он также горячо, как и Яша, но в какой-то момент отстраняется, чувствуя, что тот слишком увлёкся. — Тише ты, герой любовник, блин, — усмехается, проводя пальцем по чужой нижней губе. — А если Жилин выйдет? Или Игорь? Застукают раньше времени, ю ноу? И будет полный коллпс ваще. — И ч-что, блин, — Яша пожимает плечами. Его, кажется, это совсем не волнует. Есть только Роза и Яша, больше никого. — Я, б-блин, н-не стесняюсь. Яшка ласковый, как кот. Льнет к рукам, по плечам гладит, смотрит как-то особенно, влюбленно. И Роза ощущает, что всё. Пришло время и ему открыть сердце. — Я тебя тоже, — шепчет он, мягко касаясь губами чужой макушки. Яша довольно улыбается. Наконец-то всё хорошо. Вдруг раздаётся оглушительный гром, небо чернеет, и Роза испуганно вскидывает голову. — Коллапс, блин, только что ясно было, че такое? На улицу выбегают Жилин и Катамаранов, замирают прямо на крыльце, также глядя в небеса. Сверкнула молния, и Яша испуганно взвизгнул. Прямо перед ними стоял Саня собственной персоной.