***
Доджер подошёл к журнальному столику, на котором стояла почти выпитая бутылка виски, осталось не снюхано несколько дорожек кокаина, валялись окровавленные ватные диски, одноразовые перчатки и прозрачный пластиковый пакетик с маленькой капсулой внутри. Он перевёл взгляд на кресло, в котором был уверен, что потеряет сознание от боли, которую причиняла изящная, но такая тяжёлая рука Клодии. Милая хрупкая девушка уверяла, что имплант помещён неглубоко и больно не будет. Но с её садистскими наклонностями и любовью, когда клиент «стонет и кричит как последняя сучка», создавалось ощущение, что в боку как минимум бурили скважину. Почти пару недель назад, в этом же самом кресле, он был полностью голым и содрогался от яркого оргазма прямо на коленях здоровенного, внушающего страх, брутального мужика. Доджер резко тряхнул головой, пытаясь развеять это странное сравнение девичьих, мягких, причиняющих боль ручек с грубыми, обжигающими, приятными руками наёмника. Он взял пластиковый пакетик и повертел его из стороны в сторону. Капсула как капсула. Такая маленькая, ничем не примечательная штучка, держащая под контролем каждый шаг. — Не перепутать бы тебя с весёлыми пилюлями по пьяни, — задумчиво почесал подбородок Ди. — Хотя к тому времени будет уже насрать, и я всё равно тебя смою в толчок.***
Марта всё-таки уговорила Доджера приехать в Шривпорт и остаться на званный вечер, организованный по случаю инаугурации отца, «хотя бы ненадолго, ради неё». На таких приёмах младший Уоллес чувствовал себя не в своём мире, словно его толкали на сцену в театре, где у каждого было своё место, свои слова, своя роль. Доджер играть не желал, засунув куда подальше текст со сценарием, тщательно проработанным для него его родителями. Он предпочитал двигаться хаотично, поступая спонтанно и просто импровизируя. Сам Дерек Уоллес сдержанно отреагировал на приезд сына — без объятий или, хотя бы, похлопываний по плечу, лишь лёгкий, сдержанный кивок в приветствии. Мэр вежливо принял от Доджера поздравление, проигнорировал пару безобидных шуточек и улыбнулся одной из своих отрепетированных профессиональных улыбок, когда телевизионщики направили на них камеры. Казалось, многослойные, сменяющиеся по команде маски приросли к Дереку. «Мы потеряли папу с концами», — неприятная мысль скользким червём поселилась в где-то под сердцем, — «Он на унитазе с таким же выражением рожи сидит?» Доджеру впервые захотелось врезать отцу. Не для того, чтобы причинить физическую боль или навредить, нет, просто, чтобы сбить все искусственные лица одно за другим, чтобы они с задорным треском разлетелись вдребезги и вернули папино настоящее. Хотелось, чтобы папа со всей дури ударил Ди в ответ. Может, они даже подрались бы прямо там, перед множеством любопытных глаз направленных на них камер. А на следующий день — газеты пестрели бы яркими снимками и заголовками по типу: «Праздничный мордобой на инаугурации нового мэра Шривпорта» или «Мэр Шривпорта устроил прилюдную порку своего великовозрастного сына». Доджер уже начал открыто зевать на бесконечно долго тянущемся вечере. Он снова время от времени вынимал телефон из заднего кармана и бросал взгляд на экран, выглядывая извещение о входящем сообщении. Как будто вибрация может не сработать именно на послании от Смерти. Один из репортёров упомянул в вопросах, задаваемых мэру, шуточный флешмоб «поздравим самую неформальную семью Луизианы». При упоминании женитьбы сына на мотоцикле уголки губ Дерека лишь на долю секунды, но дёрнулись в недовольстве, ломая его идеально выстроенную эмоцию. Доджеру посчастливилось это заметить, и он не смог сдержать шкодливого смешка, обратив тем самым на себя холодный взгляд отца. После официальной части, Марта несколько часов таскала Доджера за собой, знакомила с новыми, неинтересными ему людьми, в особенности с дочерьми отцовских теперь уже коллег. — Ди, дорогой, ни за что не поверю, что тебе никто не приглянулся, — увлечённо нашёптывала Марта сдерживающему зевоту от этого бесконечно тянущегося вечера сыну. — Ты только посмотри какой выбор… — Ма-а, даже не начинай, — отрезал Доджер. — Я хочу выбирать каждый день, а не один раз и на всю оставшуюся жизнь. Мне всего двадцать три. Ну почти двадцать четыре. Я слишком молод и красив для того, чтобы быть в супружеском рабстве и прочем таком дерьме. — Не выражайся, — строго сказала Марта. — От тебя никто не требует жениться завтра же. Но присмотрись к Эмилии — дочери помощника министра здравоохранения. А Дженнифер — единственная дочь Коллинзов, с тебя вообще весь вечер глаз не сводила. — с гордостью в голосе заявила мать. — Милая, утончённая, как раз в твоём вкусе, плюс, она закончила Гарвард с отличием. Не только красивая, но и первоклассный юрист. — И папа этой маленькой мисс «идеальность» владеет доками почти по всей Луизиане, Калифорнии и имеет несколько заводов в Пенсильвании. Спасибо, что не предложила дочулю сенатора Брауна, которая смотрит на меня так, будто я её личный дворецкий. Ведь это была бы такая охуенно выгодная партия. После женитьбы заручиться крепкой поддержкой её папани, если наш па в будущем попиздует заседать в сенат. Даю свой хуй на отсечение, к этому всё и идёт. — Следи за языком, — шикнула Марта, уводя сына за локоть из зала в ближайшую комнату, подальше от лишних глаз и ушей. — Прекрати строить из себя жертву. Я не прошу тебя соблюдать верность и всю оставшуюся жизнь приносить по утрам кофе с круассанами в постель супруге. Я всегда даю тебе возможность выбирать и даже не тороплю. Рано или поздно тебе придётся жениться на нормальной девушке из хорошей семьи и сократить времяпровождения со шлюхами из клубов, которые, не дай бог, ещё и залетят от тебя. — Я сам ощущаю себя шлюхой, которую ты пытаешься повыгоднее и подороже продать, — картинно вздохнул Доджер, закатывая глаза и вставая в драматическую позу. — Эх, буду продвигать нашего папу по карьерной лестнице своим прекрасным телом. Может мне трахнуться с самим сенатором вместо пожизненного рабства, а? Не на пустом месте ходят слухи, что он поёбывает молодых парней, я даже вполне подхожу под его вкусы. Потерплю его морщинистый хер в своей несчастной жопке разок-другой, выбью папе место в сенате и вы от меня отстанете со своей женитьбой. Заебатый план! Звонкий шлепок пощёчины прервал словесный поток младшего Уоллеса. — Что ты мелешь?! — прошипела Марта. — А что я не так сказал? — Доджер смотрел на мать обиженным взглядом, приложив ладонь к горящей щеке. — Хуй с ним, можете продавать мои поцелуи старушкам. Да даже если бы вы решили загнать подороже мою задницу на потеху какому-нибудь похотливому херу ради портфеля для папы, тоже хуй с ним. Не такая это и великая жертва. Но блядь, ма! Это моя жизнь, мой выбор с кем мне её провести и проводить ли мне её вообще с кем-то! Может, не надо отдавать меня в распоряжение одной из этих дамочек лиги плюща до конца моей несчастной жизни просто потому, что статус обязывает и вам это выгодно? — И снова ты паясничаешь. У кого это бедная, несчастная жизнь? — Мать положила прохладную ладонь поверх руки сына, которая всё ещё лежала на пылающей щеке. Доджер дернулся, но не отстранился. — Сынок, у тебя и так развязаны руки и дана полная свобода действий. Ты живёшь, как хочешь, делаешь, что хочешь. Берёшь и перекидываешь всю работу с отелями, которые я тебе поручаю, на моих помощников. — Я открыл свой клуб с отелем, ма, — парировал Ди. — С блэкджеком и шлюхами, — закатила глаза Марта. — Ты сделал себе площадку для веселья, а не работу. Это не серьёзно. — Почему-то эти слова ударили намного больнее, чем пощёчина. — Ты не можешь зажигать на танцполе вечно, меняя партнёров чаще, чем свои наряды. Всему этому рано или поздно придёт конец. Мой мальчик повзрослеет, остепенится, захочет семью и нормальный бизнес. — Какой бы там конец рано или поздно ни пришёл, ма, позволь мне его выбрать самому, а не так, как удобно тебе или папе, окей? — Доджер перехватил миниатюрные пальчики матери, что всё ещё гладили его пострадавшую щёку и поднёс их к своим губам, нежно целуя. — Вроде такая маленькая хрупкая ручка, а ёбнула меня по лицу как кувалдой, — пожаловался Ди. На что получил мощный «мамин подзатыльник», как называл он про себя тумаки от Марты. — Есть ли способ отучить тебя так грязно выражаться? — отчаянно вздохнула она. — Всех невест распугаешь. — Нет такого способа, — засмеялся Доджер, тщетно уходя от очередной затрещины. — Мой блядский язык может как приманить киску, так и отпугнуть её, если я этого захочу. — Неисправимый говнюк, — засмеялась Марта. Они оба смеялись. — Какой есть, ма, но ты права, фигурка у дочки Коллинзов что надо. Я бы ей с превеликим удовольствием вдул разок-другой… а-аа! Моё ушко! Всё, всё, понял, отпусти! — взмолился Ди, пытаясь ослабить железную хватку такой нежной и в тоже время суровой руки. — Я был пай-мальчиком, приехал на убийственно скучную вечеринку и честно выстрадал свой срок. Но мне пора ехать обратно. Я обещал Энди встретиться с хореографами, чтобы подготовили наших танцоров для новой тематической вечеринки. — Андреа это та твоя незаменимая помощница? — кивнула Марта. — Ага, — широко улыбнулся Ди. — Да, она не из супер-убер влиятельной семьи, не любит мужиков и жуткий трудоголик. И если тебя совсем заебёт… — Доджер, следи за языком, — предупредила мать, готовясь снова схватить за ухо неисправимого сына. — Ой, виноват. Если тебе не даст покоя моя распрекрасная холостяцкая жизнь, могу устроить женитьбу с Энди. Правда, она, скорее всего, пошлёт меня нахуй за такое предложение, — хохотнул Ди, бочком продвигаясь к выходу. — Подуешь мне на ушко на прощание? — Ох, едь уже, — всплеснула руками Марта, поцеловав сына в пострадавшее ухо и щёку. К отцу за весь вечер Доджер так больше и не подошёл. Хотя внутри него что-то требовало передумать: «не будь мудаком, как па, и сам подойди к нему». Он обернулся к отцу, который давал очередное интервью. Их взгляды встретились на мгновение, но потом холодные серые глаза мэра Шривпорта снова были направлены на репортёров и важных гостей вечера. «Агрх, в другой раз», — бросил про себя Ди и направился к парковочным местам, где его ждал недавно отремонтированный, начищенный до блеска Арчи. Он достал из кармана ключи, на которых болталась подвеска с дешёвым пластиковым черепом, похищенным из храма Санта Муэрте, и оседлал своего мальчика. — Ну что, малыш, домой? — Бессмертный Ди любовно обратился к мотоциклу и пару раз газанул.***
День встречи с Пабло Костелло приближался, тем самым усиливая необъяснимый мандраж. Доджер полагал, что тянущееся время и мысли о наёмнике были всему причиной. «Смотаюсь к этому гандону, потрясу его чуток и буду чувствовать себя не таким взвинченным» — кивнул себе он. Дорога до Анголы через Батон-Руж на машине занимала около двух с лишним часов езды. Ди был железно уверен, что на Арчи он сможет преодолеть расстояние за полтора часа. Поездка туда-обратно и свидание с Костелло, на которое выделили пятнадцать минут — этого времени должно хватить, чтобы оставленные в Марии маячок и телефон, который, Доджер был уверен, также отслеживается наёмником, не вызвали лишних подозрений. Не бдит же Смерть за Бессмертным Ди двадцать четыре на семь? Хотя кто этих жутких психов знает. Пластиковый пакетик с маячком и телефон Доджер погрузил в голубого плюшевого медведя, подаренного Хастуром Холлом в честь вечеринки по случаю «выписки» из больницы. Он разорвал одну из своих подушек, вытащил весь наполнитель и начинил им исхудавшую после проноса наркотиков игрушку. — Ну вот, мой голубой плюшевый друг. Сегодня ты побудешь «птенчиком», — последнее слово Доджер произнёс на манер наёмника, отчего сам же и поёжился. — Сиди тут и будь хорошим мишкой. Где травка ты знаешь, разрешаю привести в комнату горячих медведиц и цистерну алкоголя, — наставлял он на выходе из номера игрушечного медведя, который смотрел на него своими стеклянными глазами-пуговками с кинг-сайз кровати. Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, Ди развернулся и больно впечатался в твёрдую, как камень, широкую грудь. — Рамон, чтоб тебя, какого хуя крадёшься, как злоебучий супер ниндзя? — возмутился Доджер и с интересом постучал по груди охранника. — У тебя там что, бронежилет? Чувак, на этом этаже стреляет лишь один пистолет, — на этих словах он гордо указал на свою промежность, — Пули, конечно, бронебойные, но мой big gun всегда на предохранителе, да и целится в тебя я уж точно не собираюсь. — Я охранник, мне он положен, — хохотнул Рамон, — хотя по ночам и моим ушам тоже не помешала бы защита в качестве броне-берушей, — кивнул он в сторону комнаты молодого хозяина. — Сегодня ты подозрительно ранняя пташка, joven jefe. — А ты в последнее время отвратительно надоедливый, — огрызнулся Доджер, ещё раз стукнув Рамона по груди. — Чувак, я очень дружелюбный и гибкий, но не переходи грань, окей? Твоя задача следить, чтобы никто из посторонних не совался ко мне в номер, а не прибегать на крики, когда я трахаюсь, и не удивляться моему режиму дня. Соблюдай дистанцию, будь душкой. — Я всегда серьёзно подхожу к работе, — невозмутимо парировал Рамон. — Поэтому я и поставил тебя охранять мой этаж, дружище. Ну и ещё у тебя просто роскошнейшая борода, — широко улыбнулся Ди, дёрнув охранника за край этой самой бороды, и пропел, уходя дальше по коридору, — к обеду не жди, дорогая.***
В холле Доджер встретил зайчика-горничного, как он прозвал про себя служащего, который обычно убирал его комнату. Младший Уоллес коварно улыбнулся и затаился за углом, выжидая, когда светловолосый юноша пройдёт мимо. Горничный и пискнуть не успел, как появившаяся из-за угла рука с модными браслетами и золотым лаком на ногтях ловко цапнула его за талию и утянула к себе. Паренёк был прижат к стенке нависшим над ним хитро улыбающимся хозяином отеля. Разделяющим барьером между ними были только ладошки горничного, упирающиеся в грудь Доджера. — Ну, ну, трусишка, — задорно хохотнул наглый Ди, откровенно разглядывая свою добычу, — это же всего лишь я. — М-мистер Доджер, сэр, вы меня напугали, — промямлил юноша. — Извини, не удержался, — Ди медленно отстранился от паренька, не отводя от него лукавого взгляда. — У меня есть просьба, зайчик. Выполнишь её для меня? — Н-наверное, — неуверенно ответил горничный. — Ничего сложного. Просто если я не приеду в отель через четыре часа, можешь зайти ко мне в комнату, взять голубого плюшевого мишку на кровати, он большой, не пропустишь, и сделать с ним селфи, как ты голенький его обнимаешь. — Ч-что… голенький?.. — Ты такой зайчик, — в восторге хохотнул Доджер. — Просто отнеси этого плюшевого засранца в бар к Стиву, идёт? — Боже, сэр, — щёки горничного горели ярким румянцем. — Хэй, расслабься, — Ди потрепал юношу по светлым кудрям. — Скажи Стиви положить медведя где-нибудь у себя под барную стойку до моего приезда. — Да, хорошо, я всё сделаю, — мило кивнул паренёк, всё ещё приходя в себя после выходки босса. — Умничка. Можете вместе со Стиви на пару раздеться и наделать фоток с этим мягким ублюдком, доведите старину Доджера до оргазмического передоза, — рассмеялся он и, получив новую порцию смущения от милого горничного, довольный направился к выходу из отеля. «Лучше сохранить видимость присутствия моей задницы в Марии чуточку подольше, если вдруг задержусь».***
Всю дорогу до Анголы в голове прокручивались возможные сценарии свидания с Пабло Костелло — что сказать, что спросить, как подобрать вопросы так, чтобы получить на них правильные ответы, как Костелло поведёт себя при их с Доджером встрече? Охрану заведомо попросили не говорить заключённому, кто хочет его посетить, да ещё и приватно. Ди хотелось посмотреть на реакцию бывшего партнёра Марты, когда тот его увидит. С приближением к огромной, казалось, безграничной территории тюрьмы, волнение и неприятные чувства усиливались. И приходилось убеждать себя, что все эти мрачные, давящие чувства нагнетает само место. Насколько Доджеру было известно, в основном в Анголе находились люди на очень длительные сроки — или на пожизненное, или на несколько пожизненных. Сидели и те, кого осудили на смертную казнь. Заключённые всегда были обеспечены трудом, в основном тяжёлой работой в поле. Имелись там и небольшие заводы. Так тюрьма могла быть более независимой от налогоплательщиков и содержать себя сама за счёт сил, отбывающих там наказание. «Ферма» это маленький, закрытый от мира город со своими жёсткими нравами, со своей иерархией, законами, привычками и сленгом, наполненный не лучшими людьми, охраняемый жестокими надзирателями. Чтобы хоть как-то сбросить неприятное наваждение, воображение Доджера подкинуло забавный образ Пабло Костелло с лопатой, в соломенной шляпе и джинсовом комбинезоне вместо его дорогого, идеально подобранного костюма. Это немного развеяло давящие чувства, не отпускающие струны нервов всё это время. На входе его обыскали, велев оставить в пластиковой коробке украшения, все безделушки, изъятые из карманов, портмоне, сигареты, дорогую зажигалку, подаренную ему когда-то на день рождения, и даже ремень с эксклюзивным дизайном. Похлопав себя по карманам, Ди обнаружил, что оставил ключи в мотоцикле. «Вот блядство! Надеюсь, никому не придёт в голову за эти пятнадцать минут угнать Арчи с парковочной стоянки перед тюрьмой». Доджера проводили в небольшую комнату, в которой находились металлический стол и два стоящих друг напротив друга стула. «Хоть бы картину повесили для расслабляющей атмосферы, — вскользь подумал он, — с котятами, или календарь с сисястой Мисс сентябрь». Когда конвоиры вошли в комнату для свиданий, заводя туда заключённого, они увидели разодетого молодого человека, восседающего на жёстком неудобном стуле, словно он тут, как минимум, начальник. Парень вальяжно закинул длинные ноги облачённые в красно-чёрные полосатые штаны на металлический стол и приветливо помахал вошедшим. — Йоу, сколько лет сколько зим, Паблито! — Доджер весело подмигнул стоящему у входа мужчине, за которым заперли двери, оставив их наедине. По выражению лица Костелло было трудно понять, удивлён он или нет. — Ты проходи, не бойся, не съем, — и немного подумав, добавил: — может быть. Жёсткое лицо мужчины скривилось в незлобной ухмылке. Расслабленной походкой он направился к столу и так же вальяжно расположился на стуле напротив Доджера, только что ноги на стол не поставил. — Ходят слухи, ты прикрыл собой Барона Самеди от пули и спас ему жизнь. Продолжаешь оправдывать своё прозвище, а, Бессмертный Ди? — раздался тихий бархатный смех мужчины. — Живучий, как таракан. Смотрю, цветёшь и пахнешь, впрочем, как обычно. — Чего не могу сказать о тебе, — пожал плечами Доджер. Ему не разрешили курить во время свидания, и пальцы рефлекторно пытались захватить невидимую сигарету. — И так был не красавец, а теперь ещё и похудел, морщинками новыми обзавёлся. — Он неодобрительно покачал головой. — И где твоя стрёмная бородка, призванная пугать детишек и их впечатлительных мамаш? — Ты пришёл справится о судьбе моей бородки? — Костелло смотрел на Доджера так, будто не он тут заключённый, которому назначено отбывать немалый срок. Это нервировало. — Ты очень борзый для того, кто поселился тут на… Сколько десятков годков судья тебе отвалил? — Это не важно, — снисходительно улыбнулся Пабло. — Мои люди работают над тем, чтобы надолго я тут не задержался. Какие-то дела можно вести и отсюда. К тому же, у меня есть Томас. Ну так зачем пожаловал? Мы с Мартой, вроде, всё уладили. Отныне мы с ней чужие люди. С меня молчание о нашем давнишнем знакомстве, с неё — лучшие адвокаты. Так скажи, chico, ты-то какого хуя сюда привалил? Новость, что мама будет помогать этому ублюдку с адвокатом, неприятно отозвалась в шраме от пули на груди. — Давай прекратим этот трёп, меня уже заебало тут сидеть и морозить жопу, перейдём к делу. Покушение было не на Муни. Ты нанял убийцу, чтобы убрать меня. Может, ответишь старине Доджеру, чем это я тебя разозлил, что надо было так изощряться с моим убийством? Расслабленность в позе Костелло вмиг исчезла. Он весь подобрался. Ехидство и снисходительность исчезли с лица. На смену им пришли сосредоточенность и настороженность. Мужчина нервно потёр висок. Было видно, что его пальцы стали подрагивать. — Почему ты решил, что мне нужна твоя смерть, chico? — Я не решил, я знаю, — оскалился Ди. — Только от одного человека ты мог узнать про это. И раз ты задаёшь мне такие вопросы, значит он про меня в курсе. — Пабло стало потряхивать, хоть он и пытался держаться уверенно. — Впрочем, это не важно. Какую бы игру этот урод Смерть ни вёл, я под надёжной защитой. Чего не могу сказать о тебе. Прости, ничего личного. Ты мне даже нравился. — Что это значит? Отвечай, гандон! — Неприятное чувство начало накапливаться в районе груди. — У нас мало времени, — тяжело вздохнул Пабло. Он облокотился на стол, наклоняясь к Доджеру, и посмотрел ему прямо в глаза. — Послушай меня, chico, ты не выйдешь отсюда. Они не позволят. И встречу эту разрешили только после того, как узнали, что это ты ко мне на свидание ломишься. Чёрт, малыш, да ты сам преподнёс идеальные условия для своего убийства на золотом блюдце. Ты сгинешь в тюрьме, об этом позаботятся, уж поверь, исчезнешь в этих стенах, будто тебя и не было вовсе. Тело Доджера Уоллеса не найдут. Сердце Ди колотилось как бешеное, в комнате стало ещё холоднее, тело начало знобить. — Блядь, почему ты так спокойно мне всё это вываливаешь? Во-первых, меня будут искать. Мои люди знают, где я. И мама знает… — Не знает, не ври, — Костелло снова улыбнулся снисходительно, будто он разговаривал с наивным ребёнком. — Сейчас мне нет нужды скрывать что-то. И ты имеешь право умереть, зная правду. Да и моя совесть будет хоть немного чище. — Совесть? У тебя? Ты охуел, — Доджеру стало не по себе. Не на такую поездку он рассчитывал, не на такой разговор, не на «исповедь мертвецу» — страшная мысль сдавила и без того стягивающую от стресса голову. — Тебя хотят убрать без шума и привлечения внимания. И поверь, это не я. Я просто инструмент, а ты — всего лишь жертва, агнец, безвинно пострадавший ребёнок. А всё потому, что Марта — амбициозная сука, которая решила, что может разрастись за счёт «Королей» и кинуть их. Наказание приходит рано или поздно. И её время пришло. Знай, не я виноват во всём этом, и даже не «Короли», а твоя сучная мать, — выплюнул последнюю фразу Пабло Костелло. Глаза Доджера налились кровью. Он бросился через стол и схватил Костелло за ворот тюремной робы, со всей силы дёргая на себя, рискуя разорвать ткань и человека, облачённого в неё. — Я выбью все твои зубы, урод! Извинись… извинись за то, как назвал мою маму! — рычал не своим голосом Доджер в самое лицо опешившего мужчины. Крепко сшитая тюремная одежда порвалась-таки под напором разъярённого Ди. — Она узнает о том, что вы задумали, и тогда никакие, даже самые крутые адвокаты тебе не помогут, уёбок. Ты меня понял? — Я не хотел оскорбить тебя, — всё так же раздражающе-снисходительно продолжал говорить Пабло, не сопротивляясь сильной хватке и не отводя спокойного взгляда от бешеных глаз Бессмертного Ди. — Мама-наседка с армией спасения, верхом на «Гатлинге», тут камня на камне не оставила бы. Зная любовь этой mujer tornado к тебе, не удивился бы. Но только она ничего не найдёт и ничего не узнает. «Короли» к этому подготовились. Это большое горе, когда мать не может найти своего сына, чтобы похоронить его и плакать над могилой. Но она сама выбрала сторону, chico. И, как ты должен понимать, не ту. Прими свою судьбу и, как хороший сын, просто помолись за неё и её грехи la Virgen Maria, пока ещё можешь дышать. На лице Костелло читалось искреннее сожаление и отвратительная жалость. Ему по-настоящему было жаль. Сквозь пульсацию в ушах Доджер услышал приближающиеся шаги. И что-то подсказывало ему, что идут не за заключённым Пабло Костелло. — Кто… кто такие эти «Короли»? — Ди грубо тряхнул мужчину, который висел, как безвольная кукла, в его руках. — Отвечай же! — С ними твоя мама начинала своё становление оружейной баронессы. Она была одной из них. «Четыре короля» строили сильную, мощную систему в торговле оружием. И как только они заняли своё место на вершине, среди сильнейших мира — Марта кинула их, забрав свою долю. Уж не знаю причин, chico, только она сама могла бы тебе о них рассказать, но этого уже не случится. Шокированный Ди был оглушён, трудно сказать, чем именно, то ли обрушившейся на него информацией, то ли сильным ударом головой об стол, а может всем сразу. Он плохо помнил, как долго его, дезориентированного, тащили по тёмным коридорам. Наверное, это длилось не одну бесконечность. Доджер на автомате пытался сопротивляться, но лишь раз за разом получал порцию ударов резиновым клабом, или это были ботинки с металлическими носами? — он уже не понимал. В его голове, как сквозь толщу воды, голосом Пабло Костелло звучали «Четыре короля» и «она была одной из них…»***
Доджер не помнил, как долго он пролежал с этим голосом в голове, очнувшись на словах «Ты исчезнешь в этих стенах, будто тебя и не было вовсе. Тебя не найдут…» Пытаясь прийти в себя, он приподнялся на локтях и сделал попытку оглядеться. — Темно, как в жопе мамонта, — вслух заметил Доджер и тут же закашлялся. Встать не получилось. Маленькая тёмная комнатка, в которой почти ничего не было видно, вертелась и качалась. — Сука, как отделали. Надеюсь, никакое ребро не треснуло, сотрясение, по-моему, я всё-таки заработал бхг…кха… Живот больно скрутило, выгоняя из организма горькую желчь, ведь утром Доджер даже не позавтракал. Как только спазмы утихли, он отполз от рвоты к противоположной стене, насколько позволяло состояние, облокотился на неё и стал рыться по карманам в поисках сигарет, совершенно забыв, что их, как и все остальные вещи, забрали. — Вот блядство… агх… — Новые позывы к рвоте едва удалось подавить. — Теперь каждый раз после очередного похищения буду вливать в себя бутылку «Шартрёза»… ох-х… бх… Но подумаю об этом… кха… чуточку попозже… «Если выберусь». Доджер глубоко дышал через нос, пытаясь утихомирить тошноту и головокружение. Глаза понемногу начали привыкать к темноте. Комната всё ещё качалась, но уже не так сильно. Он вновь попробовал оглядеться. Помещение было маленьким, не более двадцати футов в длину, в ширину — на половину меньше. Вокруг не было ничего, кроме отвратительного грязных бетонных стен и отвратительного на вид унитаза. — Да у меня тут номер люкс, — невесело заметил Доджер и, насколько позволяло нынешнее состояние, прокричал в сторону металлических дверей, — минус десять звёзд вам, пидарасы! Агрх, вряд ли мне полагается звонок, да? — Его снова замутило, а ответа так и не последовало. Бессмертный Ди был наедине с самим собой, со своими мыслями и неприятными новостями — «быть бессмертным осталось недолго». Кто такие эти «Четыре короля»? Доджер не мог припомнить, слышал ли он о них что-либо. Когда Марта начинала своё становление в оружейном бизнесе, она была даже моложе самого Ди сейчас, а сам он ещё не был рождён. С малых лет младший Уоллес помнил только дружбу с семьёй Люцифера Морнингстара и ещё с некоторыми надёжными приближёнными к Уоллесам семьями — Честный Вук, Фернандо Морено... Все эти имена имели вес и надёжность. Но про «Четырёх королей» ему ничего не было известно. Мама рассказывала, что начинала своё дело не одна. Она не особо любила об этом говорить и лишь раз упоминала, что всё началось с небольших сделок и шуточного названия, придуманного под бренди, — «Бравый дуэт», а потом мама встретила папу, и появился малыш Доджер. «Бравый дуэт» состоял из Марты и… — Ебучий ужас, это не может быть правдой, — Доджер подобрал колени к груди и запустил пальцы в волосы, массируя череп, пытаясь прогнать болезненное ощущение, которое с новой силой стало стискивать голову. — Связан ли «Бравый дуэт» с «Королями»? Нет, это не может быть правдой. Хах, ну что за дерьмо. Блядь, блядь, бля-яяядь! — отчаянно закричал он, ударяя кулаком в стену раз за разом. Желудок опять больно скрутило от нового приступа рвоты.***
Без окна и часов трудно было понять, сколько времени прошло. Тяжёлые размышления, переваривание информации, обвинение себя в идиотском решении выковырять маячок из тела — всё это немного отвлекало от боли после побоев и острого желания приложиться к самому крепкому алкоголю и закурить. Как много Смерть знает обо всём этом? Он сказал, что ему надо время, чтобы вычислить, кто именно сделал заказ. Его наняли для «работы» и кинули с оплатой. Наёмник влез в эту историю, просто чтобы получить своё, попутно развлекая себя запугиванием одного конкретного птенчика. Так что есть маячок или нет, он не будет вытаскивать горе-жопу Доджера отсюда, даже если это и было бы в его силах — просто не выгодно. Человек в чёрном думает, что ему нечего получить от Бессмертного Ди в качестве платы. Но это не так, не теперь, когда выяснилось, кто истинный наниматель. Это враги Марты, враги всей семьи Уоллес, раз пошли на такое. Можно было бы попытаться договориться с наёмником заново, изменить условия сделки и… цель, если только Доджер не ошибся. А ему как никогда хотелось ошибиться. — Это ещё не доказано. Всё может быть совсем не так, как я себе тут надумал. Блядь! У меня теперь есть реально важная информация для контроля над этой дерьмовой ситуацией со Смертью и она бесполезна, пока я здесь, — бормотал под нос Доджер. Разговоры с самим собой помогали хоть немного упорядочить мысли и успокоиться. — Контроля? Какого такого контроля? Не будь смешным. Ты зассал, дорогуша. Словил острые ощущения, новый приход, голожопым на коленях у этого жуткого громилы-уёбка. Испугался, что превращаешься в одного из томных голубков, постанывающих под здоровыми мужиками. Крутые пацаны с самого детства были авторитетом для Доджера, и одним из таких, кого он всей душой уважал и любил как родного брата, был Кроули. Когда у Ди появились первые лобковые волосы и он стал приударять за всеми, кто ему нравился, братиш Кроули как-то сказал: «Не подставляй свой зад, малой. Помни, что ты мужчина. Потерял контроль — считай, что проебал свой авторитет. Это слабость, которую ты не должен допускать, если хочешь управлять ситуацией. Можешь трахать милых мальчиков, если они тебе нравятся. Бери всё, что тебя заводит, и делай это своим. Но никому не позволяй взять и сделать своим себя». Под эти невесёлые мысли Доджер задремал беспокойным сном, обхватив себя руками, силясь не отдавать своё тепло бетонному полу.***
— Мне нужна блядская сигарета, — Ди слонялся по камере вдоль стен, брезгливо перешагивая засохшую лужу своей блевотины. Мысли о «Четырёх королях», маме, наёмнике, размышления о том, как конкретно от него собираются избавиться и есть ли шанс отсюда выбраться, шумно роились в его голове. Казалось, что прошло несколько вечностей. За всё время пребывания в плену в прорезь двери четыре раза просовывали поднос. При виде странного месива, которому предполагалось быть едой, не привыкшего к такого рода пище Доджера начинало мутить. Он старался игнорировать обед, ужин, завтрак, или что это могло быть, чтобы вместе с оставшейся желчью не выблевать ещё и кишки. Зато воду Доджер пил с жадностью, несмотря на её отвратительное качество и вкус. Но такой маленькой порции было недостаточно, чтобы напиться. — Или их планом является моя мучительная смерть от диареи после поедания этого дерьма, или они собираются какое-то время подержать меня живым. Но зачем? Эти ублюдки хотят, чтобы я исчез. Каким способом? Ведь рано или поздно кто-нибудь спохватятся, что меня нет дома, — рассуждал Ди, когда спустя мучительно долгое время поднос с едой просунули в шестой раз. Может, тусклая желеобразная субстанция, которую приносили раз за разом, стала аппетитнее, может, мозг голодного, истощённого организма сказал «хорош выёбываться», но содержимое ячеек опустело за считанные минуты. — Если меня не найдут, Муни будет в жопе, ведь это он выбивал мне возможность встретиться с Костелло. Ма всю ярость обрушит на него. А когда разберутся, кто виноват, а кто нет, будет поздно. — Ди грустно поскрёб пластиковой ложкой по пустой ячейке. — Старик, из-за меня ты уже второй раз под ударом. Больше всего пугала перспектива медленно сгнить в камере, карцере, подвале — не важно, что это за место. Про «Ферму» ходило множество жутких слухов, и исчезновение в ней людей — было одним из них. Когда приходили забрать поднос, Доджер не спешил его отдавать, требуя, чтобы ублюдки объяснили, что они намерены делать с ним дальше. Он пытался договориться с похитителями, пуская в ход всё своё обаяние, убеждение и красноречие, уговаривал, предлагал деньги, яхты, дома и даже парочку курортных островов. — Да мои предки сами с золотой ложечки кормить вас будут, если вернете меня им. Вы и дети, и ваши внуки будут обеспечены всем, что только пожелаете, — статусом, бизнесом, безопасностью. Или вам нравится ходить на побегушках у каких-то больных уродов? Бабло, связи, разномастные кошечки, чьих сисек вам никогда не пощупать без меня, защита ваших сраных задниц, отборная наркота — сколько бы вам ни отвалили, моя семья даст вдвое... втрое больше. Что скажете? Но надзиратели были глухи абсолютно ко всем заманчивым предложениям. Они открывали двери, грубо толкали пленника к стене, забирали поднос и уходили, а если Доджер пытался затеять драку — наносили удары клабом. Побои были точными и болезненными, но не несущими в себе цели навредить ради удовольствия. По крайней мере, видимые части тела не трогали, ноги и руки не ломали. Всё было молча, без единого оскорбления или эмоции со стороны надсмотрщиков, чьи лица были скрыты масками. Доджер угрожал кровавой расправой от семьи Уоллес, амбалами Люцифера, изощрёнными пытками людей Барона Самеди. Но и угрозы не возымели эффекта. Он не получил никаких объяснений. С ним просто не шли на контакт, игнорируя как его сладкие обещания безбедной жизни, так и страшные угрозы расправы. Во время очередного приёма пищи Доджер разыграл целую сцену. Поднос, как и в прошлые разы, просовывать обратно в прорезь он отказался, и когда снова отворили тяжёлую металлическую дверь, чтобы забрать его, Ди притворился, что у него приступ. «В фильмах же такое прокатывало», — уверял он себя. Возможно, младший Уоллес переборщил с изображением конвульсий и страданий, и теперь сам Станиславский бьётся в них и страдает, отбивая кости о стенки гроба, так как чересчур старательная игра Доджера не возымела сильного эффекта. Его просто собирались заломать и забрать посуду. Но Доджер ловко вывернулся из захвата, сделал резкий выпад, словно копил силы именно для этого момента и разбил нос одному из надзирателей, воспользовавшись подносом как оружием. Он отчаянно дрался, не жалея кулаков, и во всей этой возне попытался вытащить пистолет у всё того же надзирателя с разбитым, кровоточащим через маску, носом. Но неравная битва обессиленного за долгое время пребывания в карцере пленника и двух здоровенных амбалов-надсмотрщиков закончилась в пользу вторых. Доджера оглушили клабом по затылку. После этого случая еду приносить перестали, оставив только воду.***
— Сколько я, чёрт подери, здесь торчу? Неделя? Больше или меньше? — Ди облизал сухие, потрескавшиеся от обезвоживания губы. В полутрансе, лёжа на полу у стены, он перекатывал свой скомканный в форму мячика носок, чтобы занять чем-то руки. Лишних движений Доджер старался не совершать, чтобы хоть как-то сохранить оставшиеся силы. В районе позвоночника послышалось тихое шарканье грязных ногтей отчаяния. В Новом Орлеане его могут хватиться не сразу, зная любовь Бессмертного Ди зависать на каких-нибудь тусовках в модных местах. Мама должна была лететь в Европу через три дня после инаугурации, а в таких поездках она редко звонит из-за забитого встречами графика. Одним словом, он тут может гнить неделю, даже больше, и его не хватятся. А потом может оказаться поздно. Кто бы мог предположить, что всё обернётся именно так. Доджер свернулся калачиком, в попытке сохранить тепло, и продолжил перекатывать тканевый комок. — Надо было всё-таки поговорить тогда с па или врезать ему от души и с любовью, — горько вздохнул Ди, и, тут же спохватившись, со всей силы, которой у него почти и не оставалось, ударил кулаком по полу. С минуту он разглядывал рассечёные костяшки. «Рука через пол не просачивается, я пока ещё живой, ублюдки». Доджер поднялся на ноги и прошаркал к ненавистной, раздражающей до зуда в заднице двери, облокотился об неё спиной и стал, насколько хватало жизненного заряда, бить об металлическую поверхность ногой. БАМ, БАМ, БАМ! — Э-эй, кто-нибудь! БАМ, БАМ, БАМ, БАМ! — Я хочу поговорить с вашим главным! БАМ… Послышались шаги. «Быстро они, — удивился Доджер. — Отлично! Если эти уебаны снова не пойдут на контакт, придётся вцепиться зубами в лицо одному из этих безэмоциональных киборгов, даже если меня тупо пристрелят. Лучше уж героически унести с собой в зубах чей-то нос, чем медленно гнить здесь заживо». Послышалось лязганье замка за дверью. Доджер тут же отстранился от неё и постарался принять расслабленную позу, привалившись к стене. — Чуваки, есть предложение… — Раздевайся, — перебил пленника скрипучий голос одного из надзирателей. Это был первый раз, когда кто-то из этих безликих ублюдков заговорил. От этого приказа всё тело одеревенело. «Ну нет, блядь, только этого не хватало», — в ужасе подумал Доджер и попятился в угол камеры, готовясь обороняться. — Нет, нет, ублюдки, постойте. Я вам предлагал лучших девушек и… мальчиков… Сиськи и хуйцы разных форм и размеров, на любой, даже самый привередливый и извратный вкус, — тараторил в панике Ди. Поток слов прервал прилетевший в лицо свёрток ткани. Он поймал его и расправил. Это была тюремная роба. — Не мой фасон, мужики. Мне больше подходит золотой костюм свободы с голубой ленточкой «пошли на хуй!» на груди. Скажите своему боссу, я хочу его видеть. Что, смертникам не положено последнее желание? Одна сраная просьба. Просто передайте своему боссу, что я хочу его видеть! Ответа не последовало. Вместо этого надзиратели, а их было уже трое, повалили Доджера на пол и начали сдирать с него одежду. — Стойте, уроды! — закричал Доджер, отчаянно сопротивляясь. Силы из-за голода и побоев давно покинули его. Сопротивление было тщетным. — Ты где меня трогаешь, гандон? — С остервенением он прокусил руку в перчатке одного из надзирателей и тут же поймал тяжёлый удар в скулу. Задница, с которой спускали штаны, обдало холодом. — Ох, блядь! Всё, всё, остановитесь, я понял… понял! Распиздатый костюмчик, чистенький и цвет охуенский, подчёркивает глубину моих прекрасных глаз. Я сам, сам… — почти истерически завопил Ди. К большому облегчению пленника, его отпустили, дав возможность переодеться самостоятельно, но далеко надзиратели не отходили, на случай, если юноша опять начнёт артачиться. — Что, так и будете пялиться? — дрожащим после потрясения голосом проворчал в конец истощённый Ди, стаскивая с себя остатки потрёпанной грязной одежды и носок. Но, как и в прошлые разы, ему не ответили. Когда с переодеванием было покончено, всё тот же надзиратель с противным, скрипучим голосом скомандовал: — Даниэль Картер номер 56742D, на выход и без глупостей.