***
Я не надеялся, что хоть один мой поступок повлечёт за собой правильные исходы, но когда мне буквально на следующий день пришло сообщение от Данилы, я понял, что иногда даже ко мне судьба может быть благосклонна. 09:26 «Данила Кашин»: Приходи сегодня. Часам к десяти-одиннадцати. 09:29 «Руслан Тушенцов»: И тебе доброе утро… Спасибо ещё раз, что помог. Только чего так поздно? Обычно к девяти уже все в сборе, если не выстраиваются очередью в туалет. 09:34 «Данила Кашин»: Юлик увидит тебя — сразу ко мне пойдёт с наездом, а-ля «что он тут делает», а я скажу, что «понятия не имею, он мне сказал, что не придет». Так и я предателем не останусь, и твоё появление эффектности не потеряет. 09:35 «Руслан Тушенцов»: Убедил. Ладно, тогда до вечера. Кажется, пока все идёт даже слишком гладко. И когда Кашин успел заделаться в стратеги? Впрочем, меня это мало заботит. Сегодня меня ждёт серьёзный разговор, если Юлик не решит от моего «эффектного появления» сбежать через окно восьмого этажа.***
Жизнь — самая страшная болезнь. Неизлечима, мучительна и стопроцентный летальный исход. «Жизнь вовсе не страшна. А вот смерть…» — заявят ярые «любители жизни». Толстой писал: «…коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся». И ведь верно. Люди боятся не самой смерти, а факта неизвестности. Во что и как бы рьяно ты не верил, умирать без ясного и чёткого представления о мире после — страшно. Но беда в том, что жизнь мучает нас, вкидывая приятные сюрпризы лишь для того, чтобы мы не думали так быстро с ней прощаться. Она благоухает где-то в грудной клетке, трепещет чувствами в сердце и тёплыми эмоциями разливается под кожей. А потом опрокидывает на нас всю свою широкую фантазию на неудачи и загоняет ещё глубже в себя, чтобы в следующий раз выбраться было сложнее. И так вроде плохих событий меньше, чем хороших, но бьют они сильнее с каждым разом, и уже даже петля не выглядит, как выход из этого кошмара. А вот она — смерть. Таинственное путешествие в неизведанные живыми края. Новые впечатления, новые ощущения, больше никакой суеты среди живых, больше ничего не держит тебя на земле. В теле легче и хочется просто улететь подальше от того места, где ты потерял то, что кто-то считает подарком бога, а кто-то, по справедливости, наказанием — жизнь. И мечтать здесь проще, ведь к звездам ближе, но и мечтать больше ни о чем не надо, ведь предела ты уже достиг. И все это — ещё одна причина считать, что реинкарнация — худшее, что может ждать человека после облегчения.***
Уже стоя в лифте, я начал сомневаться в том, что собираюсь сделать. Запала хватило только придумать, как заманить Юлика на вписку к Дане, а на продумать план действий далее его вообще не осталось. Но опомнился я слишком поздно: ровно тогда, когда лифт привёз меня на нужный этаж, а сразу на выходе из него, на лестничной площадке, меня встретил Кашин. — Клянусь, я уже начинал думать, что ты не придёшь. — Клянусь, я уже начинаю на этой фразе дежавю ловить, — я пожал Даниле руку и уже было хотел от волнения вырвать у него изо рта только начатую сигарету, но словил себя на полпути. — Юлик пришёл? — Пришёл. Первые полчаса как на иголках был, шарахался от каждого. Параноик. Тебя, наверное, вылавливал. Сейчас подрасслабился. Да что уж там… выпил. — Ладно, — я усмехнулся, — тогда иди проследи, чтобы Юлик не напился до моего прихода. Иначе нормально с ним поговорить у меня не выйдет. — Я надеюсь, что ты мне потом расскажешь закулисье всех моих стараний. Напоследок Кашин хлопнул меня по плечу и удалился в сторону своей квартиры, оставляя меня наедине с собой в обшарпаном временем и подростками подъезде. Стоять долго я не намеревался, однако отдаться здравому смыслу хотя бы на минуту явно было бы не лишним. Но, пробыв в тишине и минуту, и две, и больше, я начинал все чётче и яснее ощущать, как что-то начинало тянуть меня к лифту, умоляя вернуться домой. Здравый смысл это был или привычная мне паника — я был не уверен и вообще уже начинал с годами подозревать, что у меня это одно и то же. Однако, очень даже хотелось прислушаться. И все же, та самая капелька неутихающей в груди надежды, которая определённо досталась мне от мамы, взывала к эмоциям и тянула к Юлику. И я стойко решил и дальше следовать за её голосом.***
Собравшись с мыслями и уже намереваясь открыть дверь, будучи уверенным, что готов к любому исходу событий, рука даже не успела коснуться ручки, как дверь резко открывается изнутри, ощутимо прилетев мне в плечо. Из квартиры высовывается Никита. — Блин, Руслан, ты чего у двери стоишь и не заходишь? — он затянул меня внутрь, видимо, напрочь забыв о том, что сам, вроде как, хотел зачем-то выйти. — Извини… Нормально все? — Да не волнуйся. Мне плечо, а не голову задело, так что и жить буду, и дурачком не останусь. Гридин шумно выдохнул и достал телефон. — Поздновато ты заявился, — я ничего не ответил, лишь потянулся к маленькой тумбочке, сдвинул чужие вещи и сел, начав снимать обувь. Никита смотрел на меня, не отрываясь, якобы что-то пытался во мне разглядеть, а потом вдруг голосно вдохнул, что-то вспомнив. — Слушай, Руслан, помнишь сообщение, которое я тебе отправлял? Я завис на секунду, но как только вспомнил, о чем он говорит, мысленно простонал, понимая, что, видимо, разговора не избежать. Благо, мы до сих пор стоим в коридоре, и даже, если Юлик меня уже увидел, путей для побега у него нет. Вот только, что сказать Никите, я даже не думал. — Ну, помню, вроде, что-то… В инсте? — строя из себя последнего придурка, я пытался делать вид, что еле как понимаю, о чем идёт речь. — Да, ты его ещё проигнорировал, — не заметить алкоголем играющие в глазах парня смешинки было сложно, потому в ответ на очевидный (хоть и весьма добродушный) наезд я лишь ухмыльнулся. — Но я извиниться хотел за него. Ты вообще правильно сделал, что не ответил, я мог и херни обидной наговорить, ибо, на самом деле, почему-то полностью винил тебя. Но мне до Юлика удалось дописаться, и он рассказал все, как есть. На переваривание информации у меня было достаточно времени, ибо после этого Гридин легко хлопнул меня по спине, кинув через плечо «ещё раз извини», и все же удалился из квартиры, прихватив из куртки собственную пачку сигарет. Либо в том, что происходит с Юликом, оказывается, виноват не я, либо в этом лишь часть моей вины, либо Онешко бесстыдно солгал Никите, чтобы… чтобы что? Не хотел, чтобы вся эта запутанная история всплыла, или хотел защитить меня от праведного гнева Гридина? Думать сейчас над каждым вариантом не было ни сил, ни времени, ни желания, потому я просто выкинул из головы эту ситуацию, поймав взглядом в дальнем углу гостиной Кашина и направляясь к нему. — И снова здравствуйте, — заприметив меня на горизонте, Даня отлип от стены и сделал шаг в мою сторону. — Давно не виделись, — сменив выражение лица на что-то более серьёзное, я начал крутить головой по сторонам, задерживая взгляд на тех, кто ближе к выходу из квартиры. — Где он? — Верно, ты следи за выходом, а лучше и дальше сиди в прихожей, — он засмеялся и зачем-то обернулся в сторону коридора, ведущего в его спальню. — Как я и говорил: Юлик искал Никиту и нашёл его в прихожей, вместе с тобой. Пошёл ко мне, я, как и обещал, собирался сказать, что без понятия, что ты тут забыл, но даже начать не успел, как он выхватил у меня из рук бутылку и ушёл… куда-то. Я уже не помню, — Кашин качнулся и снова кинул взгляд на дверь в свою спальню. — Бля, братан, я пойду покемарю… А ты не раскисай, в бутылке точно алкашка была, — с усмешкой закончил Данил и двинулся нетвердой походкой в сторону спальни. Удивительно, как он вообще успел за такой короткий промежуток времени так напиться, ибо был почти трезв, когда встречал меня у лифта. В любом случае, сейчас где-то по квартире бродит Юлик с бутылкой алкоголя и жмется по углам, дабы я его не поймал. Неужели, так сильно не хочет меня видеть? В любой другой момент я бы уже шёл по ночному Петербургу в сторону своего дома, но определённо не в этот раз.***
Львиная доля присутствующих уже валялась по квартире, вместе с пустыми бутылками дорогого и не очень алкоголя, а другая лениво бродила по углам и пьяно шаталась под до силь играющую музыку. Я с боем заполучил диван у самого коридора, ведущего в прихожую и, вместе с этим, к выходу из квартиры, дабы Онешко никак не смог проскользнуть мимо меня. Однако, за все время моего нахождения здесь, я его так ни разу и не увидел. Часы показывали уже почти час ночи и на этот момент я единственный трезвый человек в пределах этой квартиры, но гордиться мне этим или же пока не стоит — я не думал. А в целом, теперь было проще: тех, кто мог еще ходить и с успехом это делал, остались единицы, так что сбегать — вариант однозначно провальный. Но с каждой минутой, проведенной здесь, я все больше закреплялся во мнении, что Онешко не особо-то и рвется куда-то бежать, более того — я почти уверен, что он сейчас на ноги с трудом сможет встать. Поговорить тогда точно не выйдет, но я даже уже не знаю, что хуже: факт того, что Юлик напился до беспамятства из-за меня или то, что я этому даже не попытался воспрепятствовать, наивно полагая, что разговор выйдет более гладким, если парень будет слегка подшофе. Вдруг, чувствую, как на подлокотник дивана кто-то приземляется и кидаю удивлённый взгляд в сторону Кашина, в стиле «ты ещё на ногах?», но не успеваю озвучить вопрос вслух, как он кладёт одну руку мне на плечо, а второй разворачивает мою голову влево. — Видишь коридор? Там в самом конце есть дверь в нежилую комнату, которую я раньше, за ненадобностью, даже поздавать успел. В общем, видел, как Юлик высовывался оттуда. Не уверен, что он ещё там, но ты глянь, — не успел я и рот открыть, как Даня пожелал мне удачи и вновь удалился в спальню, на этот раз, по-видимому, не намереваясь больше выходить. Вернув голову в исходное положение, я чуть задумался, потупив взгляд в пол, после, резко кинув его в сторону указанного коридора. «Может, не сегодня?» — вроде как твердил здравый смысл и шелестящее на грани сознания предчувствие. Предчувствие, конечно же, плохое, ибо других у меня, по обычаю, не возникает, однако, я привык держать обещания, даже если давал их самому себе. С этими рассуждениями я вроде как даже успел успокоиться, когда дошёл до комнаты, нашёл в себе силы опустить ручку, приоткрыть дверцу и заглянуть внутрь тёмного помещения. Сам для себя я это уже почитал маленькой победой над самим собой, но все же радоваться пока не спешил. — Руслан?.. Даже забыл испугаться, когда прямо перед лицом показались до боли знакомые черты. В темноте я мог бы и не узнать, но когда с пугающей частотой эти самые черты являются тебе во снах — их узнаешь даже при самом паршивом освещении. Подавать голос я не спешил: глаза привыкли к темноте, и я мог в красках проследить за тем, как удивление и лёгкое любопытство на лице Юлика сменились на эмоцию, ранее мне не знакомую, пугающей неизвестностью проблеснув полумесяцем от середины тёмного зрачка до края кофейной радужки. Я не знал, чего ожидать, но точно понимал одно: Онешко сейчас значительно больше, чем «слегка подшофе», и выдала это следующая реплика: — Руся… — он расплылся в улыбке, неясного мне подтекста. — Я так рад тебя видеть. Я так скучал! И вслед он бросился мне на шею, сжимая её так крепко, что я начинал было подозревать о хитром плане по моему убийству, с включением удушения. Но похоже, Юлик просто сильно перебрал с алкоголем. Я определённо не понимал, что происходит, и почему Онешко сейчас ведёт себя так, как не вёл никогда. Искренность — его главный козырь, но не настолько приторно. — Я узнал тебя, — по телу прошёл неприятный холодок. — Русь, я так перепугался тогда в кафе, до последнего не верил, думал, что показалось. Но с каждым твоим словом понимал, что просто не мог перепутать этот голос… Чем больше говорил он, тем более неловко становилось мне. Это я должен сейчас из кожи вон лезть, подбирая слова; это я должен оправдываться, заплетая язык в тугой узел от волнения; это у меня глаза должны намокать, пока раскаяние не потечёт солёными дорожками по щекам. Но все это сейчас делаю не я и наблюдать за этим становится неприятно. Но что я могу сделать, если ничего не мог сделать раньше? Если ничего не сделал раньше… — Русь, я хочу домой… Поехали домой, — Онешко попытался сделать пару шагов мимо меня, но чуть не упал, а я еле успел подхватить его под локоть. Вариант оставить его в таком состоянии в этом сомнительном месте с ещё более сомнительными людьми (наверное, не считая Данилы с Никитой), я даже не рассматривал. Но и везти его к себе домой, не имея ни малейшего понятия о том, как утром на это отреагирует Юлик, — идея тоже так себе. И все же, я остановился на последнем, решив, что в приоритете у меня будет качество, в первую очередь, его сна, которое будет где-то на уровне плацкарта, если мы останемся здесь. Ему не нужны лишние подачки в сторону ухудшения головных болей утром, потому я закинул его руку себе на плечи и повёл в сторону выхода, попутно вызывая такси на свой адрес.