Под Покровом

Окружённый холодным, резким светом Лань Ванцзи замер. Он не ожидал, что Вэй Усянь хотя бы безучастно кивнëт ему, но вот он вполне трезво сейчас отреагировал. — Моя работа..? — медленно поднял тот свою голову. Его голодный взгляд будто бы прожигал всë на своëм пути. — ...Да что ты знаешь о моей работе? — Я... — немного растерялся от такого вопроса Лань Ванцзи. — Что ты вообще знаешь о моей работе и обо мне! — Вэй Усянь, потрясываясь и повышая севший голос, поднялся на ноги. — Присядь обратно... — уже жалел о сказанных словах Лань Ванцзи. Действительно, ему не стоило затрагивать эту тему. — Не смей указывать, что мне делать! — одичало, казалось, двинулся в его сторону Вэй Усянь. Многие стали поворачивать головы к неизвестному, но чётко явственному источнику шума у того самого фургончика посередине. — Ты сейчас не в порядке, — всë сильнее хмурился Лань Ванцзи. — Тебе нужно... — А кто сказал, что я хочу быть в порядке?! — засверкав глазами, взревел Вэй Усянь. — Ты ничего не знаешь! Ты ничего не понимаешь! — Г-господин Вэй... — пришëл на помощь брату старший Лань, вмиг оказавшись рядом. — Вам лучше... Но стоило только Вэй Усяню стрельнуть глазами в фигуру Лань Сиченя, как тот сразу же замолчал. Такого мощного невербального «закуси свой язык!» Лань Сиченю за всю свою жизнь не приходилось получать, и хоть больше это походило на бесцеремонное «захлопни пасть!», ему ничего больше не оставалось, кроме как, смиренно опустив голову, отступить. — Вэй И... — одними губами произнëс Лань Ванцзи, с ужасом наблюдая за тем, что происходило с человеком перед ним. Даже Лань Сичень толком не расслышал то, что сорвалось с тонких губ его брата, но Вэй Усяню каким-то образом удалось понять, что только что произнесённый звук обозначал ничто иное, кроме как его собственное имя, и бушевавшая в нëм ярость вспыхнула с новой силой. Он, не страшась больше ничего, зашагал вперёд. Тонкий плед соскользнул с его изящных, усыпанных синяками плеч, аккуратно расстелившись по полу и так на нëм и оставшись. Людям вокруг казалось, что Вэй Усянь впал в безумство после того ужаса, что пережил, но вот сам он так не считал. Такой ясности от осознания своего положения он не чувствовал уже, пожалуй, целых три или даже четыре года. Он подошёл вплотную к замершему Лань Ванцзи и, резко остановившись, схватился за грудки его чëрной рубашки. С неизвестно откуда взявшейся силой он дëрнул его к себе, не потрудившись даже встать на носки, чтобы их лица встали на один уровень; вместо этого он предпочёл опустить самого Лань Ванцзи пониже. Воззрившись в настороженные глаза перед собой и крепко сжимая в руках ткань, он прошипел с таким серьёзным видом, что пробирало дрожью: — Не смей осуждать мою работу, хренов ты ублюдок. Ты никто, чтобы так говорить, так что сделай милость — держи свою бестолковую пасть закрытой! Он произнëс это таким глухим, но настолько ясным шëпотом, что лишь Лань Ванцзи смог расслышать его слова. Хотя следует отметить, что они и без того адресовались только ему одному. Но Лань Ванцзи не мог больше терпеть всего этого унижения — в конце концов, оголённый парень не был ему ровней. Он прикрыл на секунду глаза, затем в последний раз взглянул на бледного Вэй Усяня — удивительно, всего мгновение, а его эмоции уже успели смениться; теперь в его полных печали глазах Лань Ванцзи удалось разглядеть отчаянное «Ты не в праве меня жалеть», но как бы не хотелось ему и дальше наблюдать за глубиной серых глаз, было уже поздно. Он резко развернулся, вырвавшись из цепкой хватки рук, и в полном молчании пошëл прочь. — Ванцзи... — неуверенно оглянулся в его сторону Лань Сичень. — Вэй-сюн, накинь... — стоял за его спиной Не Хуайсан с пледом в руках. — Вот... — услужливо протянул он ему тëплую ткань. Неожиданно Вэй Усянь почувствовал неописуемо глубокую благодарность за этот скромный, совсем не сложный жест, и всего на секунду на его лице проскользнул намёк на тень былой улыбки, после чего его голова в одно мгновение закружилась, и он, несуразно от всех отгородившись, припал к полу, дав волю своему желудку выпустить «наболевшее». Его рвало так долго и много, что в край обессиленный он еле держал глаза разомкнутыми, жалобно содрогаясь от каждой новой, всë подступавшей к горлу волны. Стоявший рядом с ним врач, работавший на Ланей, который сразу после обстрела кинулся его осматривать, скорбно за ним наблюдал со стороны. А что тут сейчас было делать? Когда человека выворачивает, нужно позволить ему выпустить всë до конца, и только потом предпринимать какие-то действия. Эта сцена не скрылась и от зорких глаз самих Ланей. Лань Сичень постоянно вздыхал, глядя на бедное, искалеченное тело Вэй Усяня. Лань Ванцзи же было противно. От жалкой картины перед глазами, от этого места, от самого себя. Он не знал, что делать, эта ситуация была абсолютно ему неподконтрольна, но сил злиться он в себе не находил. Просто хотелось уйти, но что-то его всë-таки держало. Он медленно развернулся обратно. — …Вэй Усянь! — вдруг прогремело по всему ходу. Многие подняли головы в сторону внезапно появившегося человека. Незваный гость в странно большой ему по размеру одежде, запыхавшись, стоял и обводил всех присутствовавших взглядом. Старший Лань замер. Это был он. — Господин Цз... — начал было он. Но парень его даже не слышал. Он видел кучу рабочих, врача, двух братьев, не отрывавших от него встревоженных глаз, красные клочья знакомого кружева, съёжившегося на пыльном полу брата с таким отрешëнным видом, что страшно было на него посмотреть, и сгорбившегося на коленях Не Хуайсана рядом с ним, боявшегося до него даже дотронуться. Нечего здесь было объяснять. Секунд десять Цзян Чэн изучал обстановку, и никто не посмел шевельнуться под его свирепым взглядом. Наконец после глубокого вздоха он с белой яростью в глазах двинулся вперёд. — А-а... — подняв голову, растерянно проблеял ему Не Хуайсан. — Вы..! — прошипел Цзян Чэн, пуская дьявольские молнии из глаз. — Цзян-сюн... осторожно, — помог тот развернуть Вэй Усяня к себе. Цзян Чэн оглядел распластавшегося на полу голого брата и не нашёлся, что сказать. На худых коленях красовались кровавые бинты и пластыри, исцарапанная грудь вздымалась неестественно медленно, покрасневшие глаза слиплись под тяжëлыми веками; ноги, спина, живот — всë было в уродливых синяках. Он был грязным и чересчур, даже для себя самого, худым. На опухшее лицо вообще без страха нельзя было взглянуть: под носом засохла размазанная дорожка крови, щëки пылали от нанесённых по ним ударов, потрескавшиеся губы распухли до красно-сливового, а подобие синяков поселилось у него даже под глазами. — Усянь... — Цзян Чэн просунул холодные, чуть шершавые руки под убитые колени и спину и поднял безвольное тело на руки. Он оглянулся на переминавшегося с ноги на ногу Не Хуайсана. — Ты идёшь со мной, — Цзян Чэн рассëк носом воздух, кивком указывая направление. Не Хуайсан облегченно выдохнул. Цзян Чэн покрепче прижал брата к груди и со стальным взглядом последний раз злобно прошëлся по наблюдавшей за ними толпе. — Чëртовы выродки, — проскрежетал он сквозь зубы и развернулся, направившись к выходу. — ...Подождите! — раздался сзади чей-то голос. — Ему срочно нужно в больницу! Цзян Чэн на ходу перевëл взгляд — тем кричавшим оказался врач, обработавший изодранные колени Вэй Усяня. Лицо его выражало крайнее беспокойство. — Из того, что я видел, могу смело предложить, что у парня сотрясение. Ему, как минимум, нужно пройти компьютерную томографию, причëм как можно скорее! Цзян Чэн холодно хмыкнул и, ускорив темп, крупными шагами пошëл дальше, вглубь туннеля. Не Хуайсан поплёлся за ним, и две мужские фигуры скрылись в темноте.

***

— …Сколько? — тихо спросил хмурый Цзян Чэн. Они вдвоём с Не Хуайсаном шли по длинному, тëмному ходу, тихо переговариваясь. — Не знаю... — болезненно зажмурил глаза тот. — Я видел начало, а потом... по видимому, потерял сознание, — он потянулся рукой к припухшей шишке на лбу и легонько прошëлся пальцами по потемневшей коже. — Ясно. А... — ...Господин Цзян! Цзян Чэн и Не Хуайсан синхронно повернулись на стремительно приближавшийся голос за их спинами. Вскоре вместе с торопливыми шагами и едва различимой одышкой показалась высокая тень. — Господин Цзян! — Засунь свои извинения себе в задницу! — гаркнул вновь вмиг вышедший из себя Цзян Чэн. — Нам очень жаль... — наконец предстал перед ними Лань Сичень. — Если мы можем как-то... — Не можете! Пошëл вон! — оскалился тот. — Нет, подождите, — Лань Сичень, потянулся к внутреннему карману пальто, которое вновь было на нëм. — Вот, держите, — протянул он ему остроугольную карточку чёрного цвета. — …Что это? — пренебрежительно глянул Цзян Чэн в сторону карточки. — Я же сказал... — Нет, берите — Лань Сичень вложил в его руку бумажку. — Мы возьмём на себя все расходы. Лань Сичень тихо вздохнул и, сделав почтительный шаг назад, кивнул головой: — До свидания, — после чего развернулся на каблуках и тихо ушёл. Цзян Чэн ещë долго наблюдал за его удалявшейся воистину породистой спиной. И после минуты молчания в стылом воздухе раздалось совсем не громкое, но несказанно горькое: — Подонки.