Перевертыш

Я сажусь на постели, прислушиваюсь. В отеле шумно: ходят по коридору постояльцы, звенит посуда в столовой на первом этаже, гомон голосов доносится с веранды через открытое окно. На дереве напротив ссорятся воробьи. Что меня разбудило? Стук в дверь заставляет вздрогнуть. Поспешно встаю, открываю. На пороге Матвей. Ерошит растрепанные волосы, оглядывает меня с ног до головы. Переступаю на холодном полу, сипло выдыхаю: – Доброе утро. – Привет, соня, – парень улыбается. – Двенадцатый час, нам пора на дежурство. – Сколько? – потрясенно моргаю. Матвей смотрит на часы: – Одиннадцать двадцать. Мы уже позавтракали, и Ян с Элей увинтили к заводи. Пошли, пока всю еду не сожрали. Там внизу настоящее столпотворение. Ничего себе. Не помню, когда я в последний раз так высыпался. С трудом сдерживаю ликующую улыбку: заклинание сработало! В груди тесно от радости, ощущения чуда. Киваю: – Я сейчас, заходи, – быстро заправляю постель, нахожу под подушкой комочек бумаги и прячу в кармане джинсов. Переодеваюсь, путаясь в штанинах, чувствуя лопатками взгляд Матвея. Жар заливает щеки, когда я стягиваю домашнюю майку и надеваю вчерашнюю черную футболку. Цепляю пирсинг, сумку с пистолетом – на пояс. От его пристального внимания хочется спрятаться. Или повернуться, подойти ближе. Спросить: какого черта?... – Пойдем? – накидываю на плечи толстовку. – Пойдем, – завтракать остывшей, склизкой яичницей с сосисками, помогать тете мыть тарелки: новая группа заехала раньше срока, портомойщица отправилась на рынок, и летняя кухня потонула в горах посуды. Только к часу дня мы, запыхавшиеся, приникаем к дырке в кустах на задах участка Андрея. Обнаруживаем Лешека за столом, вырезающим из деревяшки игрушечный меч. Матвей шумно вздыхает: – Ничего не пропустили, – усаживаюсь в траву, обрываю стебелек, чтобы занять беспокойные пальцы. Парень прячет в тени забора пакет с бутербродами, яблоками и бутылкой воды. Слежка начинается. Лешек работает до четырех. Мы жаримся под горячим солнцем, играем в карты, разговариваем, обсуждая школу, – я даже рассказываю про долбанную математичку, и Матвей сочувственно морщится: – Эта стерва и мне крови попила. Ненавижу математику чисто из-за нее. – Ты уже отмучился, – в этом году они с Яном и Элей закончили школу. – Куда будешь поступать? – Мне все только предстоит! Иду на конструктора в архитектурную академию, так что расчетовэ станет еще больше. – Ого. Я тоже думаю туда, только на художника. – Знаю. Ян говорил. Будем часто видеться, – парень улыбается. Вряд ли через долгих два года студенчества, когда – если, – я поступлю, он будет смотреть на меня так же. Чувствую горечь и отворачиваюсь. Между нами пропасть, которую Матвей отчего-то не хочет замечать. – Смотри, – Лешек ушел в дом некоторое время назад, а теперь выходит вместе с Андреем. У них в руках сумки, корзины. Запирают дом. Мы встаем. – Интересно, куда они, – произношу одними губами. – На базар, наверное, – говорит Матвей, когда мы вываливаемся из-за поворота на главную улицу. Двое мужчин идут далеко впереди. Лешек будто пляшет, сильно припадая на правую ногу. Дорогу перед нами, позвякивая колокольчиком, переходит корова. Лешек оглядывается на звук, и я тороплюсь нырнуть за угол. Матвей тоже шарахается, смеется: – Становится веселее! Мы крадемся следом до самого рынка. Здесь легче затеряться в толпе: туристы бродят между палатками, выбирая сувениры, повсюду стоят машины с товаром, стенды с овечьими шкурами и вышиванками, батареи банок – закрутки, наливки, мед. Шумно, играет музыка. Андрей с внуком ходят по торговым точками, выгружая из сумок поделки Лешека. Продавцы охотно берут. Только что выстроганный меч отправляется на прилавок, составив компанию деревянным куклам и подсвечникам. Лакированная посуда занимает видные места на полках, ажурные корзины громоздятся рядом. Андрей выуживает из торбы свертки мыла, баночки с кремами, цветные бутылочки зелий. Все охотно покупают. – Неплохо у них дела идут, – говорит Матвей. Продав товар, мужчины с пустыми сумками – Лешек размахивает своей, Андрей свернул и сунул под мышку, – возвращаются домой. Обедаем вместе, только у них суп и овощное рагу, у нас – раскисшие бутерброды и теплые яблоки. Шею и голову ощутимо припекает. Матвей надевает болтавшуюся на поясе кепку. Закончив с едой, мужчины уходят в дом. Несколько часов ничего не происходит. – Сиеста? – предполагает Матвей, разваливаясь в траве. Следую его примеру. Закинув руки за голову, смотрю в голубое небо, на бегущие облака. Вдыхаю запахи разнотравья и теплой земли. Думаю о чарах в кармане, Бубиной книге. Заклинании кошмарных снов. Интересно, заметила ли она, что абонент недоступен? Или считает, я всю ночь промучился? Лучше второе. Иначе – что она сделает? По спине бегут мурашки. Мне страшно. Бука ждет меня. Трогаю сумку с пистолетом, думаю: ничего, я больше не маленький беззащитный мальчик. И тоже умею колдовать. Пусть с миллионной попытки, пусть не всякие сигилы оживают под моей рукой – я могу противостоять Бубе и лесному монстру. Теоретически. Я должен быть храбрым. Шаг за шагом. Освоить книгу заклинаний, выследить Черного человека. И тогда... Раздается шорох. Матвей склоняется надо мной. Щеки, носа касается травинка: щекочет меня, зажав стебелек между зубами. Улыбаюсь. Синие глаза совсем близко, темные в тени от козырька. Мне хочется сказать что-то, но слова не приходят. Ловлю травинку, отбираю. – Боишься щекотки? – спрашивает он. Киваю. – Ревнивый, – вспоминает дурацкую примету. Соглашаюсь: – Ревнивый. – У тебя есть девушка? Или кто-то нравится? – Нет. А у тебя? – шепчу чуть слышно. Облизываю пересохшие губы. От дома доносится скрип: открыли дверь. Матвей не обращает внимания, смотрит пристально, отвечает: – Кое-кто нравится, – я отвожу взгляд, поднимаюсь на локтях, едва не столкнувшись с ним лбами, заглядываю в прореху в кустах. Лешек с полотняной сумкой в руках идет к калитке. Сажусь: – Он уходит. – Проснулся наконец или что он там делал, – Матвей потягивается и встает. Помогает подняться, дернув на себя. От жаркого солнца хочется спать, голова тяжелая и кружится. На секунду прислоняюсь к нему, вдыхаю древесный аромат дезодоранта. Признаюсь: – Я бы сейчас тоже вздремнул. – Соня, – ерошит мне волосы, потом зачесывает назад и надевает свою кепку. – Горячий совсем, чтоб солнечный удар не схватил. – Спасибо, – а ты?... Обходим участок, бежим узкой тропкой между сетчатых заборов – скорей, здесь мы на виду, любой может заметить! Следуем за Лешеком вдоль Жабьего ручья, прячась за деревьями. Напарываемся на старушку, выбираясь из зарослей сирени. Она глядит с подозрением, скупо здоровается. – Здрасьте, – Матвей берет меня за руку и тянет вперед. Быстрым шагом добираемся до верхней поляны, успевая заметить, как Лешек скрывается между сосен. Я замираю, задерживаю дыхание. То самое место. Где сны мешаются с воспоминаниями. Вон груда камней у обрыва, на которой стоял Бука и обычно ждет сестра. Вон уходящая в чащу тропинка. По ней мы гнались за светлячками, а теперь уходит мужчина... – Что такое? – Матвей тесней переплетает наши пальцы, заглядывает в лицо. – Тадеуш? – Это здесь. Здесь умерла Крыся, – я почти вижу силуэт в желтом платье среди старых деревьев. Острые травяные запахи набиваются в горло, душат. Звенит в ушах – или это поют насекомые? Прикасаюсь к шее в попытке сделать вдох. Не получается. – Все хорошо, я рядом, – Матвей становится напротив, кладет ладони мне на плечи. Ловит взгляд. – Ты в безопасности. Нащупываю пистолет сквозь ткань сумки. В груди будто что-то лопается, растекается жарким пламенем. Я наконец вдыхаю. Выдыхаю. Закрываю глаза, позволяю обнять себя, сам обнимаю – за талию, ощущая под руками горячее тело. Шепчу, не давая себе передумать: – Помоги мне войти в лес. Я должен. – Идем, – он не спрашивает, уверен ли я. Не пытается отговорить. Просто держится рядом, пока мы поднимаемся тропкой на холм, ныряем под сень деревьев. Я останавливаюсь, оглядываюсь на камни. Внизу шумит бурный поток. Между стволов искрами летает мошкара, пятна света дрожат на засыпанной хвоей дорожке. Тихо, лишь кричит ворона. Пахнет смолой и влажной землей, палыми листьями. – Как ты? – не отвечаю, шагаю вперед. Шаг за шагом – только так можно быть храбрым. Повторяю, про себя: я должен. Ради Крыси. Ради будущего. – Он услышит нас, – крадучись, легко ступаю по мягкой почве. Под кедами тихонько похрустывают веточки и иглы. Матвей шепчет: – Будем держаться далеко. Дорожка петляет, но лес – солнечный и ясный, не скрыться. Вскоре я начинаю слышать Лешека. Благодаря хромоте, он сильно шумит. Звук спускается вниз: – Сошел с тропы, – расшифровывает Матвей. Я снова трогаю оружие. Пригнувшись, осторожно выглядываем из-за поворота тропинки. Поваленное, заросшее папоротниками дерево служит надежным укрытием, и присевший у замшелого пня мужчина не замечает слежки. Срезает сыроежку, кладет в торбу. Рядом выдыхает Матвей. Лешек встает, – мы прячемся, – и медленно бредет дальше, высматривая грибы. Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы. – Теперь ясно, за каким хреном он сюда поперся. Мы идем все дальше в лес. Тропинка становится тоньше, грозя совсем исчезнуть. Свет блекнет. Я с ужасом понимаю, что сумерки застанут нас в лесу. – Вдруг он заманивает нас в чащу? – вдруг давно засек двух горе-детективов? – Не думаю. Он не знает, что мы здесь. Вообще головы не поднимает и явно ничерта не слышит, сам шумит как стадо лосей, – Матвей чешет комариный укус на локте. – Но, если хочешь, мы можем подождать его у входа в лес. Отсюда другим путем не вернуться. Хотя... Бука может. Обхватываю себя за плечи, пытаюсь решить, когда слышу ругательства. – Что такое? – Лешек матерится, шарит по карманам. Стонет, будто от страха. – Не понимаю. – У него кровь! – красная полоска на большом пальце – порезался, ерунда. Но мужчина явно паникует. Хлопает себя по одежде пока не находит наконец упаковку салфеток. Промокает ранку одной, другой, третьей... Вскакивает, роняя окровавленные платки и почти бегом несется к дорожке. Мы ныряем за выступ скалы. Застываю, не дыша, вжимаясь в прохладный камень. Если Лешек чуть повернет голову – сразу увидит. Но он рывками ковыляет мимо, продолжая стирать выступающую кровь. – Какого черта, он что, боится? – ухо обдает жаром. Вздрагиваю. Смотрю на обороненный платок с алой кляксой, а в памяти – пластырь из Бубиной книги. Выцарапанный в земле сигил. Перевертыш. Мгновенно решаю: вот чары, которые я попробую следующими. Лешек кажется подходящей жертвой, – именно жертвой, ведь наверняка пластырь служит той же цели, что и срезанные волосы: связать колдовство с определенным человеком. Направить. Посмотрим, что получится. Мужчина уже исчез за деревьями. Осторожно выбираюсь на дорожку. Пока Матвей не видит, подхватываю салфетку и, поморщившись, прячу в карман. Гадость, но мне... интересно. Даже страх отступает, вытесненный азартом. Магия. Я хочу узнать о ней больше. – Кажется, мы не за тем следим, – говорит, приблизившись, Матвей. – Если он впадает в ужас от царапины... – Да, – Лешек не может быть Букой. *** Ян с Эльжбетой реагируют на новость сдержанно. – Ну, мы попытались, – брат откусывает от пирожка и заваливается на кровать. В нашей комнате светло от торшера. Темнота надежно отрезана занавесками, но меня бьет дрожь. Ежусь, кутаясь в одеяло и вспоминая затопленный вечерними тенями лес, сумеречное небо в прорехах ветвей. Мы вышли к камням на поляне уже в полутьме, когда начали появляться первые светлячки. Я будто провалился в ночной кошмар, и только присутствие Матвея да тяжесть пистолета на поясе удерживали в реальности. Голова все еще кружится, полнится шорохами, криками воронья. Цепляюсь за чашку с обжигающе горячим чаем и стискиваю зубы. Матвей садится рядом, его бедро греет мое. Вдруг чувствую злость за эту молчаливую поддержку: хватит со мной носиться, я не девчонка, и могу держать себя в руках! – Вдруг у него раздвоение личности? И вторая, которая Бука, ничего не боится? – предлагает вариант сестра. – Ты пересмотрела сериалов, – фыркает Ян. Матвей кривится: – Да, звучит маловероятно. Хоть и привлекательно. – Тебе так сильно хочется торчать под забором с утра до ночи? – удивляется брат. Его друг пожимает плечами: – Мне было весело. А что, купаться весь день? Играть в настолки? – Именно этим мы сегодня занимались, и было отлично, – Эльжбета мягко улыбается. Я понимаю, что Влад был с ними. – Зануды, – закатывает глаза парень. – Завтра сам попробуешь. Устроим пикник с костром, напечем картошки... – перестаю слушать. Завтра у меня будет целый день на магию. Я должен опробовать новые чары – обязательно такие, которыми можно защититься. Бука ждет меня во тьме. Буба, Кира и черт знает кто еще. Страх сковывает плечи. Считаю вдохи-выдохи в попытке успокоиться. Едва замечаю, когда Эля с Яном выходят из комнаты, чтобы отнести тарелки и чашки на кухню. Матвей поворачивается ко мне, трогает за подбородок, заставляя посмотреть на него. – Ты как? – не отпускает, не дает – отстраниться, спрятаться за завесой волос. Сердце тяжело колотится в груди. Чувствую тепло в щеках и на кончиках пальцев. Касаюсь его запястья, чтобы убрать руку. Мне жизненно важно сбежать от синего пристального взгляда, исходящего от тела жара. Облизываю губы, чтобы ответить, когда Матвей вдруг наклоняется ближе и касается поцелуем. Всего на секунду, а я забываю, как дышать. Отодвинувшись, он что-то выискивает в моем лице и снова приникает горячим ртом, на этот раз целуя по-настоящему, глубоко. Стискиваю его руку, замирая. Закрываю глаза, непроизвольно отвечая. Матвей тихо стонет, обнимает за талию и тянет к себе, усаживает на колени. Ладони забираются под футболку. Вздрагиваю. Матвей отрывается от моих губ, продолжая гладить спину, шепчет: – Ты такой красивый, такой... невероятный. Я ужасно давно хотел этого, но боялся... черт, я и сейчас боюсь! Скажи что-нибудь... Смотрю на него, покрасневшего и взъерошенного. Ответный взгляд – темный, вязкий. Я чувствую его возбуждение и что мне больше не страшно. Выдыхаю: – Все хорошо, – Матвей чуть улыбается. Вплетает пальцы в волосы на затылке, притягивая в новый поцелуй. Он длится и длится, и я наконец понимаю, что все это происходит на самом деле. Я. Он. Золотой свет торшера, древесный запах дезодоранта, жадные руки. Жар внизу живота, шаги в коридоре – черт, Эля и Ян. Отодвигаюсь, встаю и шарахаюсь назад, когда дверь открывается, входит брат. – Там на веранде включили проектор и врубили кино. Боевик какой-то. Есть свободные кресла. Пошли глянем? – он спрашивает Матвея, а я прохожу мимо и скрываюсь в ванной, запираюсь на задвижку. Отражение в зеркале встречает румянцем и красными губами. Прижимаюсь лбом к стеклу, перевожу дыхание. Мысли путаются. Боже мой, я целовался с парнем! С лучшим другом моего брата! Ловлю себя на диковатой улыбке. Теперь я понимаю – его взгляды, прикосновения, заботу. Внезапный интерес к истории с Букой. Прижимаю ладони к горящим щекам. Ищу в себе отторжение, злость, стыд – и не нахожу. Мне... хорошо. Приходит Эльжбета, стучится в дверь: – Мышонок, мы идем вниз смотреть фильм, займем тебе место. Догоняй, – мотаю головой, но произношу: – Ладно! Скоро приду, – шепчу, хоть она и не услышит. Хочется малодушно остаться в комнате, спрятаться под одеяло, обдумать произошедшее, записать в дневник, разложив на строчки, но так я уже поступал – последние восемь лет своей жизни. Хватит. – Мне нужно быть храбрым, – напоминаю себе. Хмыкаю: как сказала Буба, отложить тетрадки и начать жить. Шаг за шагом. Пока не пришел Бука. Умываюсь ледяной водой, приглаживаю растрепанные волосы. Сбегаю вниз, не давая себе времени передумать. На веранде все кресла повернуты к экрану, фильм уже в разгаре. Большинство мест занято, и я не сразу нахожу брата с сестрой, лишь когда Эльжбета начинает махать с дивана в дальнем углу. Пробираюсь к ним с Яном, чуть позже приходит Матвей. Мы едва помещаемся вчетвером, и я снова тесно прижат к парню. По позвоночнику бегут мурашки, когда он осторожно приобнимает меня в темноте, гладит шею сзади. Сумасшедший. Я погружаюсь в сюжет, убаюканный теплом, лаской; уставший после долгого, полного волнений дня. Не сразу замечаю Бубу, остановившуюся на ведущей к летней кухне дорожке. Бабушка шарит нечитаемым взглядом по лицам, пока не находит меня. Глядит пристально правым глазом, кривит рот в улыбке. Склоняю голову на бок: что? Думала, я уже сплю, и можно наслать очередной кошмар? Шепчу одними губами: – Черта с два ты до меня доберешься. Я легко не дамся. Уже глубокой ночью, лежа в кровати с зажатым в кулаке клочком бумаги, думаю: может, стоит уехать? Оставаться опасно. Помешать она вряд ли сможет. Но дома никого: родители укатили к морю. Черт, они точно устроят скандал, если вернусь в город. Проваливаясь в забытье, решаю, что буду держаться отеля. Осваивать волшебство. Избегать леса. Защищать свой сон. Чары колют пальцы электричеством, и я улыбаюсь, закрывая глаза. Мне снится Матвей и горячие поцелуи.