///
К своему стыду, Мадаре потребовалось почти три месяца, чтобы наконец заметить пятно чакры. Оно следует за Хаширамой на осторожном расстоянии, паря на вершине утеса, пока они спорят или разговаривают, а затем следует за ним обратно в лес, как только они расходятся. Мадара ничего не говорит об этом Хашираме. После очередного спарринга, когда Хаширама лежит в отключке от хорошо поставленного (и, по общему признанию, удачного) удара в подбородок, Мадара легко прыгает по отвесной скале и бесшумно направляется к пятну чакры. Возможно, его друг знает о своем наблюдателе — какая-то нянька, присланная его кланом, но Мадара сомневается в этом. Парень немного идиот и не может быть хитрым в подобном, даже если он сильный. И, как это ни глупо, Мадара… доверяет ему. Он верит, что Хаширама не предаст его, не собирается предавать и что он подаст какой-нибудь знак, если узнает, что за ним следят. Наблюдатель даже не пытается спрятаться, когда Мадара приземляется на вершине утеса. Кунай уже в его руках, и Учиха готов нанести удар. Вместо ответа преследователь Хаширамы отрывается от книги, встречает его недоверчивый взгляд приподнятой бровью и возвращается к чтению. Мальчик, младше их обоих, с нелепо взъерошенными белыми волосами и темно-красными глазами. Мадара смотрит на него несколько мгновений, затем раздраженно фыркает и убирает свой кунай. — У тебя есть причина скрываться? — Требует он. — Или это просто еще один веселый день для тебя? На мгновение воцаряется тишина, а затем мальчик снова поднимает глаза, все еще явно не впечатленный. — Я присматриваю за своим братом, — говорит он ровным голосом. Прежде чем он успевает снова вернуться к своей книге, Мадара выхватывает ее, намереваясь получить ответы. Мальчик опасно прищуривает глаза. Чакра растёт в нем, когда он готовится к бою, но Учиха отскакивает на два шага в сторону и скрещивает руки на груди, глядя прямо на него. — Брат? — С сомнением переспрашивает он. Мадара замечает, что этот беловолосый мальчик и идиот, которого он недавно оставил, имеют не так уж много общих черт. Внешность этого ребёнка полностью противоположна темным волосам Хаширамы и его глубоко загорелой коже, и Мадара никогда не видел таких красных глаз, кроме как у обладателей Шарингана. Их телосложение отличается, и даже их лица имеют различную форму, причем этот мальчик гораздо более угловат, чем широкий, классически красивый Хаширама. По крайней мере, у этого сталкера вкус в одежде явно уместнее, чем у Хаширамы. Синяя рубашка кимоно поверх ажурной сетки, темно-зеленый пояс и свободные темно-серые брюки — не броско, но определенно лучше, чем в тонкую полоску. Немного удивительно, но блеск в чужих глазах исчезает, и мальчик слегка удивленно выгибает бровь. Он наклоняет голову, странно официально для сопляка, и вежливо говорит: — Хаширамы, да. Мадара еще мгновение пристально смотрит на него. — Просто… присматриваешь за ним? — эхом отзывается он. — Ты же ведь знаешь, что он сейчас без сознания, да? Я вырубил его. Парень выглядит совершенно невозмутимым, протягивая руку с выжидательным выражением и требованием вернуть ему книгу. — Наверное, это полезно для него, — сухо отвечает он и, когда Мадара не двигается, добавляет: — Мою книгу, пожалуйста? Я обещаю, что ты можешь бить его сколько угодно, и я ничего не скажу тебе об этом. Ах, любовь младшего брата. Мадара более чем знаком с этой особой разновидностью любящего, уважительного оскорбления. Он закатывает глаза и возвращает книгу. — И? У тебя есть имя или мне просто называть тебя «Сталкер»? Еще одно невпечатленное выражение. Этот ребенок явно никак не связан с тупым, угрюмым, энергичным и каким-то слабым Хаширамой. — Я Тобирама. Мадара чувствует здесь тему знакомства, и это своего рода отстой. — Пространство между двумя дверями*? Неужели? Тобирама игнорирует его и возвращается к своей книге. — Ты говоришь так, словно у тебя есть место для разговора, «Пятно». Слова заставляют Мадару ощетиниться, но он добродетельно решает быть здесь старшим из них и отпускает спор, прежде чем он может деградировать до выдергивания волос. Не то чтобы он думал об этом, но Тобирама явно не будет долгой занозой в заднице, чтобы позволить себе что-то подобное. Повернувшись, Учиха снова направляется к краю обрыва, пригибаясь для прыжка вниз. Затем, когда ему приходит в голову какая-то мысль, он замирает. — Не волнуйся, — говорит Тобирама, не поднимая глаз, словно читая мысли Мадары. Но он явно не настолько светловолос, чтобы быть Яманакой. — Я отношусь к сенсорному типу. Я бы почувствовал, если бы кто-то еще следил за моим братом, и уж точно никому не скажу, куда он направляется. Я бы предпочел, чтобы ты разбирался со всей этой хандрой и метаниями, а не я. Мадара смеется прежде, чем может остановить себя. Чтобы быть настолько знакомым с особой разновидностью смехотворности? Тобирама, должно быть, действительно брат Хаширамы, если не считать вкус в одежде. — Хорошо, но ты у меня в долгу, — парирует он, затем перепрыгивает через край и спрыгивает с утеса, легко приземляясь рядом со своим храпящим другом. Подпись чакры на скале остается до тех пор, пока Хаширама не уйдет, а затем появляется с ним на следующий день и практически каждый день после этого. Хаширама, кажется, никогда этого не замечает, но Мадаре никогда не удается полностью забыть.///
Прошло еще два месяца, прежде чем Мадара снова связался с братом Хаширамы. Лето наконец-то переходит в осень, и утро становится ясным и свежим. Когда Мадара приходит к реке, Хаширамы нет. В прошлый раз он сказал, что не сможет улизнуть на этой неделе, и, когда Учиха захотел узнать, почему, то уклончиво ответил и ушел, прежде чем он смог его расколоть. Но это ничего. Существование Мадары зависит не только от присутствия угрюмого, веселого мальчика с причёской под горшок. Они просто… Друзья. Друзья, которые разделяют одну и ту же мечту, и этого более чем достаточно. Однако, когда он выходит из-за деревьев, то видит фигуру, сидящую на каменистой земле в нескольких футах от берега реки, с мечом на коленях и точильным камнем в руке. Мадара изучает его прищуренными глазами, а затем пыхтит и опускает голову к воде. — Я думал, ты занят на этой неделе, — говорит он, уперев руки в бока. Бессознательный жест, и неважно, сколько раз Изуна дразнит его тем, что он похож на их мать. Тобирама оценивающе смотрит на него, а затем снова на меч. Мадара заметил, что он не из тех, кто смотрит в глаза. Или, может быть, просто потому, что это лицо Мадары, на которое он особенно не любит смотреть, что… раздражает. Мадара всегда считал себя по меньшей мере симпатичным. — Только Хаширама, — поправляет он с едва заметной ноткой самодовольства в голосе. Приятно сознавать, что он не бесчувственный чурбан, как бы он себя ни вел. — Меня отпустили на тренировку. — И это и есть тренировка? — С сомнением спрашивает Мадара, садясь на камни рядом с младшим мальчиком. Это… странно. Когда Хаширама здесь, они никогда не замирают ни на секунду. Даже в разговорах экспансивные жесты Хаширамы и его ничем не сдерживаемый энтузиазм заразительны, и Мадара готов признать, что он немного увлекается всем этим. Через мгновение Тобирама снова смотрит на него, предлагая один из точильных камней, лежащих у его ноги. Мадара раздумывает всего секунду. Со вздохом он соглашается и начинает вытаскивать свой кунай. Тобирама подталкивает к нему бутылку с хонинговальным маслом, а затем говорит, как будто в их разговоре не было зияющей паузы: — Я уже потренировался. Есть такая вещь, как перетрудиться. Это… немного удивительно слышать от мальчика, вероятно, на три года моложе его. Изуна все еще борется с идеей дать телу время отдыха, и их отец, который вряд ли был снисходительным учителем, вбил ему это в голову. Мадара мгновение смотрит на беловолосого мальчика, затем сосредотачивается на нанесении тонкого слоя масла на точильный камень. — И теперь ты просто прячешься здесь? — Тут спокойно. — Тобирама слегка пожимает плечами. — Возможно, это особенное место брата, но если он не знает, что я был здесь, он не будет чувствовать вторжения. — Затем эта слегка самодовольная улыбка возвращается, просто приподнятые уголки его рта. — Кроме того, меня не будут искать до вечера. Хаширама должен сопровождать Мито, так как он старше. Мито — определенно девичье имя. Мадара начинает подозревать, почему Хаширама вчера был таким взволнованным и уклончивым. Он ухмыляется, представляя себе, как он всю следующую неделю будет таскать за собой трепещущую, причудливую девчонку, а когда снова поднимает глаза, Тобирама смотрит на него с насмешливым выражением лица. — И, — беспечно спрашивает Мадара, едва сдерживая смех. — Она хорошенькая? Тобирама фыркает, и что-то в его плечах слегка расслабляется. Мадара даже не заметил, что он напряжен. — Очень, — сухо отвечает он. — И они уже помолвлены, так что брату не нужно беспокоиться о том, как вести себя и оттолкнуть ее еще до того, как закончится первое свидание. Браки по договоренности не редкость. Это говорит о предположении Мадары, что Хаширама — старший сын кого-то важного в его клане, но Учиха позволяет ускользнуть этой мысли от него. Он заканчивает со своим кунаем и откладывает его в сторону. Прежде чем потянуться за другим, он на мгновение задерживает взгляд на Тобираме. Младший мальчик все еще работает над своим мечом, выражение лица спокойное и сосредоточенное. Его пальцы ловки и осторожны, почти благоговейны, и Мадара гадает, не его ли это первый клинок. Вероятно, нет, учитывая мир, в котором они живут. — Ты хорошо управляешься с этой штукой? Мадара пришел сюда для небольшой тренировки, и даже если это не Хаширама, возможно, его брат тоже хорош. Глаза Тобирамы слегка сужаются, и он поднимает голову. С их первой встречи на его лице появились красные татуированные тонкие линии, по одной под глазами и одна на подбородке. Теперь это ещё больше обостряло черты его лица, подчеркивая угол наклона скул и глаз. Но это уже был не тот взгляд, обычно присущий ребёнку. Ему сколько, десять лет? Одиннадцать? Большинство детей, даже дети кланов, получающие традиционную маркировку, ждут, по крайней мере, до достижения половой зрелости. — Ты задаешь слишком много вопросов, — парирует Тобирама, хотя в его голосе нет злости. Мадара ухмыляется. — Бьюсь об заклад, ты все время говоришь это своему брату, — насмехается он, и Тобирама, как по команде, закрывает глаза с идеальным выражением долготерпения и вздыхает через нос. — Хаширама… всегда очень интересовался моей жизнью, — соглашается он с болезненной мягкостью. Мадара фыркает. Он может только представить себе, как Хаширама тычет пальцем в брата, пока Тобирама не срывается и не кричит на него, а затем тащится дуться куда-то в угол, чтобы потом повторить весь процесс через пять минут. Хаширама невозможен даже в самых милых отношениях. Кто-то вроде щенка, который грызет мебель, но потом с таким энтузиазмом смотрит на вас, что просто невозможно злиться на него. — Твоя деревня, — внезапно говорит мальчик, заставляя Мадару моргнуть. Он поднимает бровь на Тобираму, который решительно не смотрит на него снова. — Та, которую вы оба собираетесь построить. Может быть, вам нужен кто-то для помощи с управлением? Мадара снова моргает, его вторая бровь поднимается в удивлении. — Ты хочешь стать политиком? — недоверчиво спрашивает он. Это… определенно не обычная мечта десятилетнего мальчика. В этом возрасте Мадара хотел стать каким-то супер-шиноби со всеми силами Бога. Не… заниматься бумагами. Тобирама издает пренебрежительный звук. Его руки застывают на точильном камне, в красных глазах — какое-то отстраненное созерцание. — Не политик, — поправляет он. — А… планировщик. Кто-то, кто придумывает институты для улучшения жизни деревни и создаёт их. — Например, что? — Спрашивает Мадара, невольно испытывая любопытство. — Академия, — быстро отвечает Тобирама, как будто он думал об этом раньше. Возможно, так оно и было. Должно быть скучно, просто сидеть на этом утесе и наблюдать за своим братом весь день. — Школа, которая учит основам искусства шиноби всех, кто хочет учиться, независимо от клана и его непринадлежности к нему. Если вы учите всех иметь одинаковые ценности, это создает чувство общности. И… специальные подразделения, среди чинов шиноби. Элитные силы для защиты деревни. Экзамены, которые помогут продвигаться по служебной лестнице, не дожидаясь повышения на поле боя. Полиция, открытая для всех шиноби, чтобы сохранить мир в деревне. Мадара долго смотрит на другого мальчика, не в силах вымолвить ни слова. Он и Хаширама в основном смотрели на большие вещи, в их планировании. Здания, улицы, стены и ворота. Но это так… — Я думаю, ты нанят, — сухо говорит он, рассеянно крутя кунай вокруг пальца. — Это… не то, что пришло бы в голову большинству людей. Лишь на мгновение, столь короткое, что Мадаре оно кажется плодом воображения, Тобирама задумчиво смотрит на него. Печально. Затем это выражение исчезает, погребенное под его обычной нейтральной маской. Точильный камень снова начинает двигаться, ровно и непоколебимо. — Мне нравится создавать вещи. Печати, дзюцу, комбинации тайдзюцу — все, что угодно. Это… хорошо. Сделать что-то новое, о чем никто раньше не думал, что поможет людям. Сейчас мне это не очень удается, потому что мы постоянно ссоримся, но мне это нравится. Мадара думает об Изуне, всегда радующемся новым навыкам, всегда стремящемся стать самым лучшим шиноби, каким только может быть, и улыбается про себя. Он… наверное, забыл, что у младших братьев тоже бывают мечты. А у Тобирамы они большие, несмотря на всю свою исключительную практичность. На самом деле, «чрезвычайно практичный» кажется хорошим описанием Тобирамы в целом. Однако это не обесценивает его мечты. Напротив, это делает Тобираму еще более важным, поскольку он, например, не витает в облаках. Мадару обвиняли в этом раз или два, для Хаширамы это почти постоянное состояние. Немного заземления может оказаться полезным. Мадара со вздохом опускает свой кунай и откидывается на руки, щурясь на ослепительно голубое небо. — Ты говоришь так, будто мы не можем достичь мира, — замечает он через секунду. — Но в этом-то все и дело. Тобирама снова бросает на него взгляд, но на этот раз вместо того, чтобы отвернуться, он смотрит в глаза Мадаре. — Мира будет трудно достичь, — прямо говорит он. — Ты можешь работать ради этого всю свою жизнь и никогда не увидеть, как это произойдет. Слепая вера не сделает ничего, кроме как уничтожит вашу мечту до её осуществления. Но в какой-то момент весь этот лес был просто пустой землей, и я думаю, что мир — это то же самое. Как только семена будут посажены, корни достигнут глубины, тогда дерево сможет расти. Мадара провел рукой по волосам, разрываясь между раздражением, недоверием и едва заметным благоговением. — Напомни, сколько тебе лет? С чего это ты заговорил, как старый чудак? Тобирама снова прищуривается — он, кажется, любит это выражение или просто хорошо натренирован в нем, — прежде чем резко откладывает свой набор для заточки в сторону и встает на ноги. — Я очень хорошо владею мечом, — говорит он совершенно прямолинейно, без хвастовства. — Хочешь устроить спарринг? Мадара тоже встаёт. — Я думаю, что мог бы посмеяться над тобой, — лукаво говорит он, просто чтобы увидеть, как выражение лица Тобирамы темнеет, а его чакра вспыхивает, как сердитое море, бьющееся о берег. — Только не расстраивайся, когда я выиграю, малыш. В конце концов, я на несколько лет старше тебя. По какой-то причине это заставляет Тобираму издать тихий смешок, звук, который Мадара, честно говоря, считал его неспособным издавать. Его противник отскакивает на три шага назад, прямо в воду, и опускается в стойку кендзюцу, держа меч наготове. Значит, проверка контроля над чакрами? Мадара может это сделать. С острой усмешкой он следует за Тобирамой, а затем бросается вперед с кунаем в руке.///
Младший брат Хаширамы, честно говоря, немного пугает. Он определенно не хвастается, когда говорит, что он самый быстрый шиноби их поколения. Вероятно, если Мадара правдив с самим собой, то из любого поколения до сих пор. Но ему нравится думать, что он выдержал этот хороший бой независимо от исхода. Они растянулись на траве над речным берегом в удлиняющихся тенях. Оба тяжело дышат и немного помяты, и Мадара приподнимается на локте, чтобы объявить: — Хорошо, в следующий раз я не собираюсь так легко относиться к тебе. Жалостливое выражение, которое он получает, удивительно. Мадара ухмыляется, плюхаясь обратно со смехом. Хашираму немного обидно дразнить, в основном из-за того, что он дуется, но Тобирама никогда не отступает и отдаёт так же хорошо, как и получает. Еще один маленький братец. Но теперь, когда Мадара думает об этом, он определенно не считает Тобираму своим младшим братом. Хаширама может удержать его; Изуна и так доставляет достаточно хлопот. — Мой отец попросил меня последовать за братом, когда он исчезнет, — неожиданно говорит Тобирама, заставляя Мадару обернуться и посмотреть на него. Однако его глаза устремлены в небо на собравшиеся тучи. — Я скажу ему, что Хаширама тренируется один у реки, но твой отец, возможно, подумает сделать то же самое. Ты должен следить за хвостами. — Не указывай мне, что делать, — машинально отвечает Мадара, но мысли лихорадочно проносятся в его голове. Может быть, перерыв на этой неделе и к лучшему. Он позволит тому, кого они пошлют за ним — вероятно, Изуну, который лучше других умеет оставаться незамеченным, — увидеть, как он прыгает через камни и практикуется в ката, и на этом все закончится. Затем он напрягается, потому что- — Сенсор, — напоминает ему Тобирама с явным раздражением в голосе. — Я могу выделить каждого человека с чакрой в этой части огненной страны. Я бы заметил, если бы кто-то следил за тобой. Одна только мысль о такой дальности диапазона заставляет Мадару сглотнуть, в горле у него внезапно пересохло. Это…довольно впечатляюще. Тобирама вообще кажется довольно впечатляющим. Мадару называют вундеркиндом, и он знает, что он хорош, но это довольно много с контролем чакры и точечной точностью для десятилетнего ребенка. Совместить это с его скоростью, и… Да. Ужас — наверное, самое подходящее слово для этого. И он хитрый, коварный маленький ублюдок, ждущий того самого момента, когда Мадара решит, что он победил, чтобы нанести завершающий удар. Если бы они не были шиноби, Мадара определенно назвал бы это мошенничеством. — Спасибо за предупреждение, — говорит он, вместо того чтобы еще больше раздувать эго ребенка, и встает на ноги. — Иди и врежь своему брату за меня, ладно? — Если Мито еще не опередила меня, — Тобирама снова забавляется, садясь и скрещивая под собой ноги. Он колеблется еще мгновение, так долго, что Мадара уже готов повернуться и уйти, когда он наконец говорит: — Спасибо. За спарринг. Мадара одаривает его своей самодовольной улыбкой, ежедневно практикуемой на Хашираме. — Конечно. Но, как я уже сказал, в следующий раз я не собираюсь так легко относиться к тебе. Тобирама рычит, но Мадара уже на полпути к другому берегу. Он бежит не потому, что страшно, нет. Изуна, наверное, уже ждет, и ужин скоро. Возможно, после сегодняшнего дня он будет больше ценить младших братьев. Не просто как кого-то, кого нужно защищать, а как шиноби со своими мечтами, силой воли и силой, чтобы их достичь.