Вопреки всему

Пит напрасно беспокоился за душевное равновесие Люси и Мисси. Уже через несколько дней девочки придумали новую игру — «кто серьезнее». Они, конечно, сменили стиль одежды, хотя она всё ещё пестрила красками, начали рьяно выполнять все его поручения и даже, вроде бы приступили к подготовке к осенним занятиям в школе. Правда, взгляды, соблазнительные позы, хихиканье и споры друг с другом все равно не прекратились, но теперь, девочки изо всех сил старались показать ему, что у них есть разум и чувство меры. Мистер Бард не мог нарадоваться, глядя на дочек. Да и в целом, поводов для радости у хозяина «Лакомого кусочка» стало больше — кафе начало приносить небольшую прибыль. Посетители приходили посмотреть на Пита, но возвращались уже не из-за него, а из-за того, что им действительно нравилась сама кофейня, и особенно маленькие конфетки в подарок всем желающим. Отдыхали они все равно с опаской — как сказал Питу парень, заходивший каждый раз в одно и то же время за кексами «точь-в-точь как у его мамы», они боялись, что к ним относятся терпимо, пока они не выделяются из толпы, но если кто-то увидит, что они расслабились, радуются, и начинают процветать, то могут и кофейню разгромить, от злости. Парень знал о чем говорил, его родители были убиты в одном из таких погромов. Пит это понимал — злобы у жителей дистриктов накопилось много, но он очень надеялся что прошло уже какое-то время, и большинству хочется мира. Пока, во всяком случае, все было спокойно. Несколько раз между посетителями возникали напряженные разговоры, но Питу удавалось загасить пыл спорящих. Тогда-то он и обнаружил, что ни та, ни другая сторона не знает, как к нему относиться — он вроде как и жертва Капитолия, но и помогал им, и защищает капитолийцев сейчас, а с другой стороны он был в отряде тех, кто рисковал жизнью во время штурма. Он сам был предметом споров, возможно поэтому Питу и удавалось их останавливать. Глория напрасно опасалась что работа у мистера Барда будет мешать творчеству Пита — наоборот, у него появилось больше сюжетов для картин. Он писал жителей Капитолия и дистриктов вместе, маленькую девочку с желтым бантом, которая заворожённо смотрела на молочный коктейль с мороженым и печеньем. Парня и девушку. Бабушку с внуком, и много много маленьких но таких важных моментов жизни. Пит хотел показать их человеческие черты, и красоту мирной жизни. Его агент была довольна, удовлетворенно замечая, что художник проявит себя в любых условиях. Дни текли за днями, и Пит всё реже обращался за консультациями к доктору Аврелию. Пока однажды не произошло то, что снова вернуло его страх перед самим собой. За три дня до выставки Пит ужинал с Эффи и Глорией — нужно было подготовиться к неизбежным после мероприятия интервью. Эффи заказала столик в одном из самых дорогих ресторанов, оставшихся в Капитолии. Даже Глория, явно не бедствовавшая до революции, иногда удивленно оглядывалась по сторонам. — Никогда здесь не была? — обратился Пит к девушке. — Родители не очень любили рестораны. А отцу вообще очень нравилось готовить самому. Он всегда делал нам что-нибудь вкусное на выходные — это было нашей традицией, — Глория светло улыбнулась. Пит уже понял, по её немногочисленным словам о родителях, что Глория жила в любящей семье и была единственным ребенком. — Вкусное только на выходные? — иронично спросил Пит. — А по будням готовил повар! — она посмотрела с вызовом, сказав это таким тоном, что сначала было непонятно, шутит она или нет. — Так ты богата! — шутливо сказал Пит. — Была, — вызов в голосе ему не почудился, девушка действительно говорила напряжённо. — Сейчас пытаюсь зарабатывать сама. Впрочем, у меня мало поводов для гордости — я не смогла бы занять такую должность, если бы родители не оплатили мне образование и начало карьеры. — А сейчас они где? — спросил Пит, молясь про себя, чтобы с родителями этой девушки, какими бы богатеями и фанатами Игр они ни были, все было в порядке. — В Четвертом. Ехали туда как на курорт, потом там началось восстание. Они выжили, там и остались. Теперь работают по распределению — мама в учителя пошла, отец строит. Точнее, проектирует. Хорошо, что у него профессия была, иначе оказался бы обычным рабочим, а возраст уже не тот. Пит хотел сказать, что на возраст жителей дистрикта никто не смотрел, но, заметив болезненный взгляд Глории, догадавшейся о чём он подумал, промолчал. На этом всплеск откровенности от Глории закончился. Вскоре подошла Эффи, защебетала о том, что только такой роскоши, как этот ресторан Пит и заслуживает, и разговор перешёл к интервью и вечеринке, которые должны были состояться после выставки. После ресторана Пит допоздна работал с Глорией, в этот раз они обсуждали стиль обрамления картин, затем, как обычно, он проводил её до лифта и лёг спать. Он даже не помнил, что ему снилось, но проснулся он не там, где засыпал. Пит стоял в тёмном ночном парке, освещённом далёким светом фонаря, не понимая, как он тут оказался. Рядом журчала вода, видимо, искусственного водопада. Пит обернулся на звук и остолбенел: в воде лежала Китнисс. Белое платье, одно из созданных Цинной, было покрыто багровыми пятнами, что расплывались на промокшей ткани, на освещенных участках воды вокруг тела расплывались тёмные пугающие узоры — Почему так много крови? — он обречённо посмотрел на свои руки. Пит знал, чувствовал — это сделал ОН. — Пит! — голос Китнисс вдруг послышался сбоку от него. Пит с надеждой обернулся. Ложное воспоминание? Она жива? Пит очнулся. Он стоял в том же парке, что и во сне, возле водопада. В пижаме. И последним, что он помнил до видения с Китнисс, было то, что он засыпал в своей кровати. — Как я здесь оказался? - задал он вопрос в пустоту. Впрочем, можно было не спрашивать - видимо, проводив Глорию, он забыл закрыть дверь на замок, а дальше действовал автоматически - открыл дверь, вышел и отправился на прогулку, продолжая видеть сон. Всё просто. Пит пытался подавить нарастающий ужас: в прошлый раз, когда он очнулся от подобных сновидений, выяснилось, что он убил человека. Спокойно, спокойно, пытаясь дышать глубже повторял Пит. Сначала нужно дойти до дома - хорошо, что подсознание вело его знакомыми дорогами, и он не рисковал заблудиться в городе ночью. Потом нужно будет позвонить доктору Аврелию, а уже потом думать о том, какие ещё сюрпризы преподнесет ему охмор. Да и охмор ли? Доктора Аврелия новости обеспокоили, но, услышав, что во сне Пита не было ни ложных воспоминаний, ни желания проявлять агрессию, он посчитал это побочным эффектом охмора на мозг, который можно вылечить, или, хотя бы, сгладить, подобрав нужные лекарства. Разговор с доктором несколько успокоил Пита, но заснуть в эту ночь он больше не смог - закрыв дверь на все замки и спрятав ключ, он рисовал. Рисовал Китнисс, такой, какой видел её во сне. Что он будет делать с получившейся картиной он не решил. Возможно сожжет, а, возможно, оставит себе, как напоминание о том, к чему могут привести подавляемые злость и обида. Он так увлёкся рисованием, что, только услышав настойчивый стук в дверь, задумался о том, сколько сейчас времени. - Пит! Пит, открой! Глория говорила взволнованно. Неудивительно, ведь, открывая дверь своим ключом, она не могла подумать о том, что он запер и все задвижки тоже. - Уф, ты меня напугал, я уже подумала, что с тобой что-то случилось! - голос у неё слегка дрожал. - От кого забаррикадировался? - От себя...- Глория удивлённо посмотрела, и Пит объяснил: - Я ходил во сне, очнулся в парке. А это то, что мне снилось - закончил он, заметив, что Глория увидела картину и не может оторвать от неё взгляд. - Ужас...такого же раньше не было! - Смотря насколько раньше... До лечения нечто подобное было. - Ты звонил Аврелию? Что он говорит? - Что я не агрессивен, а это побочный эффект, который надо лечить. — Понятно. — вздохнула девушка — надо снова в больницу. Она нахмурилась, приоткрыла рот, как будто хотела сказать что-то ещё, но замолчала, тряхнув головой и поморщившись. И все же добавила: — Хотя, я и без Аврелия могу тебе сказать, что тебя гложут нерешённые вопросы с Китнисс, поэтому ты и видишь ее везде. Пит вздохнул. Видимо, нерешённые вопросы с Китнисс были написаны у него на лбу, поэтому все и заговаривали с ним о ней. Может, Глория и права и то, от чего он убегает преследует его в снах и снова сводит с ума… — А как решить эти вопросы? — Пит все же решил заговорить с Глорией о том, что его волновало. Из-за испуга за него, или ещё по какой-то причине, девушка казалась более беззащитной, открытой и близкой. Даже если она сейчас снова переведёт разговор на рабочие темы, или скажет, что он подарил ей идею для очередного проекта, все равно, ему нужно выговориться, чтобы избавиться от окружающего темнотой ужаса, возникшего от осознания смерти Китнисс. — Чтобы решить вопросы, надо приехать, а как я могу приехать? Мне снится, что я убиваю её. И уже не только снится, я хожу во сне в ее поисках. А если я приеду домой, она будет рядом, я смогу ее найти. Что если я однажды очнусь над ее трупом? Глория смотрела на него с интересом, потом спросила: — А ты помнишь, что ты во сне искал именно её? — Нет. Я вообще не помню, как оказался в парке. Но это неважно! — Важно. Ты во сне хотел ее убить, обрадовался, когда увидел мертвой? Пит замотал головой. — Тогда это просто твои страхи. Ты боишься ее убить, и видишь это во сне. Можешь допустить такое? Некоторое время они молчали. Пит исподволь разглядывал девушку. Она говорила успокаивающе, логично, с привычной деловитостью. Разве что выглядела задумчивее обычного, чаще уходила в себя. Глория продолжила: — Так что, давай я побуду Аврелием и спрошу у тебя, а за что ты вообще хочешь ее убить? Ты на нее злишься? — Не знаю. Я считал, что она злобный переродок, чудовище, созданное Капитолием или тринадцатым. Я считал, что она убила мою семью, уничтожила мой дистрикт, несколько раз пыталась убить меня. — Пит сам понимал что эти слова пусты — но, наверное, все эти убеждения и охмор сработали только потому, что я злился на нее за то, что она не могла ответить на мои чувства, постоянно обманывала меня, то манила, то ускользала. Я не обижался, так как она ни в чем не виновата, я пытался понять ее, чтобы больше не обманываться. Но, наверное, все равно злился. И вот вся эта злость вдруг вылезла и разрослась так, что я уже не знаю, что я чувствую. Ну, а истинных чувств Китнисс я никогда не знал. — Да…- протянула Глория, выслушав его. — Я думала у вас все проще. Она всё ещё поглядывала на картину, и быстро отводила взгляд. Затем обошла полотно, сев на диван. Пит присел рядом. — На самом деле, все просто: я любил ее и признался. После моего признания у нее не было выбора — чтобы вытащить нас обоих она должна была изобразить любовь со своей стороны, этого от нее ждал весь Капитолий. Ну а потом выбора не стало совсем. Вытаскивала она меня, наверное, из чувства долга. — За хлеб, да? Я видела то интервью — Глория говорила взволнованно, Пит никогда не видел ее такой. — Ну да. Так что, я влюбился в порядочную и совестливую девушку, которая, чтобы спасти мне жизнь, разбила мне сердце. На нее я злюсь только за то, что она не смогла дать мне понять, что чувств нет, что это игра. Хотя, как она бы это сделала, если я сначала болел, а потом был так счастлив, выдавая желаемое за действительное, что она боялась меня разочаровать? — А я думаю, она к тебе что-то чувствовала. Она так улыбалась, когда ты рассказывал ей про то, как влюбился в нее. Да и ещё были моменты… — Вот в этом вся и сложность. Моменты может были, но я их не помню. И они для меня все отравлены тем, что это могло быть игрой. — А ты не спрашивал у нее, что было игрой, а что нет? — Спросил, она ответила, что сама не знает. И потом не говорила об этом. Я и сейчас начал писать ей письма и спрашивать. Глория как-то зло рассмеялась: — Ну да, телефон и личные разговоры — это, видимо, роскошь, которую парни не могут себе позволить — Пит с удивлением посмотрел на нее. Она с горечью продолжила: — С другой стороны, может, ты прав, письмами лучше. Не видишь глаз, есть больше времени подумать. Да и у нее есть выбор и время на ответ. — Да, на письма нужно время. Но, мне кажется, ей так будет удобнее. И, ты права — надо бы мне, наверное, опять в больницу. Даже если я не убью Китнисс, все равно не хочется просыпаться посреди незнакомых мест, задаваясь вопросами, где ты и что происходит. — Только давай после выставки — взмолилась девушка — Я тогда уберу часть мероприятий, заменю их теми, что можно провести без тебя. А у тебя будет отпуск. — его агент вновь вернулась к своей работе, но теперь он отнёсся к этому без прежнего раздражения. И решил сказать ей об этом. Реакция оказалась непредсказуемой: — Что, я и тебе не даю дышать? — девушка вдруг истерически засмеялась. — Видимо, так и есть. Поделом мне! — Глория? Прости, я не хотел… — Да это не ты! Меня жених бросил сегодня. Может и правильно сделал. — закончила девушка, уже плача. Они долго говорили после этого. Глория рассказывала о женихе — они дружили ещё со школьных времён, но, если сначала ему нравились упрямство девушки и ее увлеченность работой, со временем они же стали вызывать у него раздражение. Кроме того, Глория любила планировать и устраивать мероприятия не только на работе, но и в домашней жизни. И в конце-концов, парень не выдержал. — Может, он ещё вернётся. Вы поссорились, он наговорил тебе сгоряча…- пытался утешить девушку Пит. — О, нет! Ты думаешь мы говорили? Я просто пришла вчера вечером домой, а там — вещей нет, на столе письмо. Вот там он и написал, что я его душу своими постоянными инициативами, он хочет спокойной жизни. Разговаривать со мной он не будет, так как я точно устрою спор, задавлю его аргументами и он опять не решится уйти… Так что уйти он давно хотел, и письмо не сгоряча написал. Лучше бы я его с любовницей застала! Могла бы думать, что то, что я его душу, это оправдание. А так, действительно, дело во мне… Пит не знал, что сказать ей в утешение, поэтому, предложил ей прогулку. - Ты так и пойдёшь в пижаме? - девушка улыбнулась сквозь слёзы. — Я так и не переоделся? - ужаснулся Пит - Кстати, я заметил, что я говорю с тобой о личном только когда почти не одет — то в халате, то в пижаме — пошутил он. Глория засмеялась. Гуляя, она продолжала говорить о женихе. Пит слушал, а потом сам говорил о Китнисс, пытаясь вспомнить о ней такие же подробности. Получалось не всегда. — Потому что вы не встречались. — говорила Глория — Не ходили нигде вместе, не спорили, не обсуждали ничего, не жили вместе, в конце-концов! И почему бы вам не попробовать все заново? — спрашивала она, как будто хотела устроить если не своё, то хотя бы чужое счастье. Она говорила так убеждённо, что у Пита мелькала мысль «почему бы и нет?». Тем более, что Китнисс могла действительно нуждаться в помощи, но не писать ему об этом. Оставалось только долечиться, чтобы быть точно уверенным, что он не очнётся когда-нибудь над ее трупом.