Вопреки всему

Китнисс вошла в бунгало и с силой захлопнула дверь, заставив посуду на кухне зазвенеть. Впрочем, хоть бы и разбилась, всё равно. Внутри, после разговора с Томом всё дрожало и звенело, как эта посуда, и она сама не могла понять от ярости или от подступающих слез. Уехать, немедленно, быстрее, подальше отсюда, подальше — эти слова звучали в ушах, вытесняя прочие мысли. Китнисс вошла в свою комнату, схватила чемодан и остановилась рассмотреть комнату, убедиться не забыла ли она чего. Взгляд зацепил Ловец Снов, висящий над кроватью. Пытаясь убежать от некстати возникшего образа Тома, рассказывающего легенду, Китнисс поспешно покинула их бунгало. В холле гостиницы, Китнисс остановилась, пытаясь глубоко вздохнуть и немного успокоиться. В конце-концов, ничего страшного не случилось, просто она решила начать исправлять ошибки и доверять людям, и сделала глупость. Очередную. Китнисс подавила нервный смешок. Некоторое время она молча стояла возле дивана, рассматривая людей, занимающихся своими делами, и пытаясь ухватиться хотя бы за одну мысль, из тех, которые скакали в голове в каком-то бешеном танце. Наконец, ей это удалось — она поняла, что уехать, не предупредив маму, она не может. Можно было, конечно, просто позвонить, но Китнисс не представляла, как объяснить причину своего быстрого отъезда по телефону. — Простите, Вы не могли бы вызвать мне такси, — девушка обратилась к служащему гостиницы. — Конечно мисс, одну минутку, — молодой человек потянулся к телефону. Китнисс присела на диван у стойки ресепшена, прикрыв глаза. Голоса, стук каблуков, звон колокольчика над дверью слились в единый нескончаемый гул, похожий на рокот водопада, падающего в глубокую пустоту, образовавшуюся на месте её мыслей. Или сердца? Чья-то рука легла на плечо, Китнисс вздрогнула, — Мисс, машина у входа. — Спасибо. По дороге, она размышляла о письмах Пита. О чем он писал ей? Почему она не пыталась звонить ему снова и снова, почему не была упорнее? Почему она опять забыла о нём, жалея себя? Машина мчалась, потрескивая гравием под колесами. Китнисс казалось, что это сердце трещит под грузом этих вопросов и мыслей. — Приехали Мисс. Китнисс вышла из авто и приняла багаж из рук водителя. Поблагодарила его, и направилась к дому. Девушка нажала на звонок. — Иду, — послышался голос мамы. Секунда и дверь открылась. — Китнисс, дочка, что случилось? На тебе лица нет, — женщина протянула руки к дочери, — Китнисс вздохнула, — мать сделала шаг навстречу и обняла её. — Пойдем, милая, все будет хорошо, — говорила женщина, обняв дочь и ведя её в комнату. Давно Китнисс не чувствовала себя так уютно в объятиях мамы. От неё пахло яблоками и мятой, пахло домом. Они сидели вдвоем на диване, Китнисс забралась туда с ногами, положив голову маме на плечо. Женщина гладила волосы дочери, не задавала вопросов, просто была рядом. Этого Китнисс очень не хватало, в последние несколько лет. Нервное напряжение, сковывающее её в течение всех этих дней, немного спало, поддавшись уютной атмосфере. — Ну вот, — наконец, сказала миссис Эвердин. — Подожди немного, сейчас я принесу твой любимый ромашковый чай и мы посидим, поговорим, — женщина удалилась в кухню. Китнисс смахнула пальцами появившиеся в глазах слезы. Послышались шаги, и дребезжание посуды на подносе. Миссис Эвердин подвинула к дивану столик, поставив на него поднос. Некоторое время они пили чай молча, наслаждаясь уютом и пониманием, возникшим между ними. Китнисс заговорила первой. — Мама, я уезжаю домой. Сегодня же. Не могу больше тут оставаться. Женщина вздохнула. И сказала утвердительно: — Ты поссорилась с Томом. — Не просто поссорилась. Я не смогу простить то, что он сделал. — Что ты имеешь ввиду? — Том… — Китнисс замялась. — Он решил, что знает, что для меня лучше. Он украл письма которые я писала Питу. Он украл письма которые Пит писал мне. — Доченька… — снова вздохнула миссис Эвердин. — Том ведь хороший парень. Он очень заботится о тебе. Да, возможно, слишком. Но не лишай его шанса на прощение. Он ведь, действительно, думал, что так будет лучше. — Мама… — Китнисс удивлённо на неё посмотрела, — Я думала, ты поймёшь. Он решил за меня! Я хочу сама узнать, что Пит мне писал и сама решить, что для меня лучше. Я хотела сказать Питу столько всего! А из-за Тома, я не знаю… — девушка замолчала, и почти шёпотом произнесла, — Если бы я знала, что было в тех письмах, о чем он думает, как живёт… Но теперь поздно. — Китнисс, милая… — миссис Эвердин замялась. Ей не хотелось снова ранить дочь. Но, другого выхода у нее, кажется, не было. — Тебе не кажется что Том прав? Подумай сама, — торопливо продолжила она, видя что Китнисс вскинулась и открыла рот, чтобы протестовать. — Что тебя связывает с Питом, кроме вины и тяжёлых воспоминаний? Вы оба слишком травмированы, вас связывает только это, и может, это и лучше для вас обоих, начать новую жизнь отдельно друг от друга? Пит это понял, и, мне казалось, что ты тоже поняла… Да, Том, поступил неправильно, но он хотел как лучше! И он очень тебе помог, я же вижу это! Не нужно так сразу приговаривать человека, за одну ошибку! Китнисс неверяще уставилась на мать, пытаясь осознать сказанное ею. Значит, она считает, что они с Питом — искалеченные психи, которым нужен кто-то нормальный и надёжный, чтобы они могли жить дальше? А вдруг это правда? — Значит, ты тоже считаешь, что я — психически больная, за которую всё надо решать? — Я не говорила… Я же сказала, что Том не прав. Я только прошу тебя не цепляться за Пита. Не знаю, почему, но вы делаете друг другу только хуже, каждый раз, когда оказываетесь рядом. Китнисс сквозь зубы выдохнула. Уж тут её мать точно не права. — Да что ты вообще знаешь о нас с Питом, мама? — Может, не так много, но я видела больше, чем ты думаешь. И я хорошо знаю тебя — ты его не любила, просто была благодарна за то, что он рядом, не знала, чем отплатить и убедила себя в том, что любишь его. Отпусти это, Китнисс, пожалуйста. — Я всё равно должна поговорить с ним! Он писал мне, значит, не хотел меня забывать. — Китнисс, пойми, я не мешаю тебе, я просто боюсь, что тебе опять будет больно. Он ведь тоже тебя больше не любит. — Да откуда ты знаешь! Я помню, что ты мне говорила, о его девушке, но ведь это может оказаться слухами! Ты правда веришь этим слухам или ты нарочно мне это говорила, чтобы я поверила, что он меня разлюбил? — Я верю тому, что я вижу и слышу. Я была в соседней с ним квартире и слышала стоны и рычание, а потом видела, как он ночью провожает девушку. Китнисс ошеломлённо замолчала. Казалось, даже собственные легкие отказались ей подчиняться. Миссис Эвердин обняла ее: — Милая… Китнисс зло на неё посмотрела: — Я всё равно не верю. Мать вздохнула и прибегнула к последнему аргументу: — Хорошо, я выдумываю. Но почему он тогда не приехал? Если бы он любил и беспокоился за тебя, то он был бы рядом с тобой. Как Том. Китнисс больше не могла сдерживаться — уже в который раз за эти дни в ней вспыхнуло то, что она про себя называла «огнем Гейла» — холодная ярость, позволяющая произносить жестокие вещи, не думая о последствиях: — Ну наконец-то я нашла причину, по которой ты не приезжала ко мне! — девушка вскочила с дивана. — Спасибо, мама, за чай. Китнисс выбежала на улицу, за спиной послышался голос мамы которая звала её. Но девушка решила не слышать ничего. Сейчас, она была разбита даже больше, чем до поездки к матери. Рушилось всё, чего она, как ей казалось, достигла за это время — нормальная жизнь, дружба с Томом, налаживающиеся отношения с матерью. Или всё это было фальшивым и поэтому так быстро разрушилось? Что она сделала не так? Почему Том сделал, то что сделал? Почему Пит, в конце концов, сам не сделал ни одного шага навстречу ей? Может, мама права? Китнисс споткнулась о выступающий из земли камень, и упала, распластавшись посреди улицы. Вот, и правильно. Теперь, то что она чувствует внутри, соответствует тому как она выглядит. Поднявшись на ноги, она побрела не различая дороги. — Неужели он меня больше не любит? Неужели все было обманом? — прошептала она сама себе, присаживаясь на землю, на какой-то лужайке. Рядом кто-то присел. Китнисс подняла голову и увидела старика. Он был одет в лёгкую льняную рубашку и льняные брюки. Седые кудри выбивались из-под кепочки. — Плохой день? Китнисс молчала, только кивнула. — У меня теперь все дни хорошие. Ты спросишь, как так? А я тебе отвечу, — мужчина протянул платок. Китнисс пожала плечами — сумасшедший какой-то. Но платок взяла. — Посмотри, ты видишь? Посмотри вокруг. Китнисс начала вертеть головой из стороны в сторону, в поисках того, о чём говорит мужчина. Но ничего не видела. Обычная улица. Обычный парк. Обычные люди. — Видишь? — Нет, простите. — Ну как же?! Это так прекрасно! Смотри, мальчишки играют с мячом. В цветочной лавке полно людей. Вон, видишь, — мужчина указал рукой на девушку и парня, обнимающихся посреди улицы так, будто никого вокруг не существовало. В животе Китнисс что-то кольнуло. — Они прекрасны. Они счастливы. Люди живут. Им нипочём война. Всё вокруг пышет жизнью. Я так счастлив. Сейчас счастлив по настоящему. Так счастлив я был, когда впервые взял на руки своего новорождённого сына. Посмотри на мои руки, — старик растопырил пальцы. У меня зажили все язвы! — мужчина рассмеялся. Китнисс невольно улыбнулась. Его смех был таким радостным, с лёгкой хрипотцой. — Я тебя узнал дорогая. Огненная Китнисс! — Пожалуйста, не называйте меня так. Просто Китнисс. — Конечно, конечно! Китнисс, — мужчина улыбнулся, — Меня зовут Ноа, — мужчина протянул руку для приветствия. Китнисс пожала руку в ответ, — Очень приятно познакомиться! — Знаешь, бывают хорошие дни, бывают плохие. Но все проходит. Плохое проходит. А хорошее с нами навсегда. Главное не поддаваться, а как можно крепче держаться за всё светлое. — Спасибо! — Ну бывай, просто Китнисс! — мужчина ушёл, как будто растворившись в толпе людей. Китнисс сделала глубокий вдох, решая что же делать дальше. Она рассматривала платок оставленный Ноа, и увидела на одном уголке бабочку. Её синие крылышки раскинулись в свободном полете. Китнисс вдруг вспомнила арену. В какой-то момент когда она сидела на камне в гуще ада, к ней прилетела бабочка. Тогда у неё мелькнула мысль, что среди этого хаоса, посреди бойни, была своя маленькая жизнь. Китнисс опять посмотрела вокруг. Теперь она видела то о чём говорил весёлый старик. Может, у них с Питом почти ничего и нет, кроме тяжёлых воспоминаний, но… плохое проходит, а все светлое, что у них было, стоит того, чтобы за него бороться. Собрав все силы, впитав в себя всю радость людей, снующих туда сюда, Китнисс поняла, что именно ей нужно сделать. Она сложила платок, спрятала его в карман брюк, и не сомневаясь больше ни секунды, решила ехать в Капитолий. К Питу.

***

Поезд ехал так быстро, что деревья казались размытой нескончаемой полосой. Китнисс думала, что она, наконец, впервые за все эти годы, свободна, и летит быстрее ветра, навстречу своей судьбе. Она не сразу заметила, что поезд остановился и в него вошли люди в форме, не такой как у миротворцев, а из синей ткани. — Мисс Эвердин, пройдёмте с нами. — Что случилось? — Вам запрещено покидать 12-й дистрикт. — Сейчас, у меня есть разрешение, — Китнисс полезла в нагрудный карман куртки и выудила бумагу. — Вот смотрите. — Здесь указано, что Вам разрешается пребывание только в 4-м дистрикте. А как вы знаете, это граница с Капитолием. Пожалуйста, пройдёмте со мной. Китнисс обругала себя последними словами. Собралась она в Капитолий, как же. О чём она там думала, о свободе? Как она могла забыть, что она опасная убийца президентов? Теперь надо обойтись с меньшими потерями. — Простите, я забыла о запрете. Можно, я просто выйду из поезда? И пересяду на поезд до Четвертого или до Двенадцатого? — К сожалению нет, мисс Эвердин. Нам придётся задержать вас для выяснения всех обстоятельств. Рекомендую вам позвонить тому, кто может за вас поручиться, и кто встретит вас в Четвертом или в Двенадцатом. Китнисс осмотрелась вокруг, выискивая лазейки для побега. В проходе стояли несколько мужчин в форме. В окнах только маленькие форточки. Девушка обреченно вздохнула и попыталась вспомнить номер Хеймитча, надеясь, что он больше не вырывает телефон из стены. На то, что у Хеймитча хватит совести не комментировать эту ситуацию особой надежды не было.