Дикий

Дженни присела рядом с Юнги, который должен был очнуться в любой момент. Бледнота сошла с лица, его щеки приобрели знакомый розовый оттенок. Правая половина плеча и сама рука оказались полностью перебинтованы, но это ненадолго, поскольку травы и магия делали своё дело. Омега чуть приблизилась к альфе, аккуратно поправив сползшее одеяло, и пальцем провела по подбородку. — А это что за чудо без сознания? — протараторил грифон. Существо удобно устроилось на основании свободного стула и когтями зацепилось за металлические прутья. — Тише, — недовольно шикнула Дженни. Последние несколько часов она только и делала, что безуспешно пыталась избавиться от нового знакомого или хотя бы заставить того замолчать, — разбудите же… — Глупая светлая волшебница, меня видишь и слышишь только ты, — сообщил Туан, а затем чуть повысил голос, — я могу говорить ещё громче-е-е, а он ничего и не заподозри-и-и-т! — Пожалуйста, тише. Юнги издал нечто похожее на мычание и недовольно повёл головой в разные стороны. Грифон нагнулся чуть ниже, клювом подцепив кромку одеяла, и поспешно потянул ту на себя. Ключицы альфы оголились, рельеф его тела предстал перед Дженни. Омега открыто рассердилась и начала войну с существом за кусочек материи, пытаясь действовать настолько аккуратно, насколько это было возможно. — Что Вы делаете? — недовольно выругалась она, насильно возвращая вещицу в первоначальное положение. — Помогаю твоему другу очнуться, мы же не можем просиживать здесь весь день, — подытожил Туан Бао Третий, вновь сместив одеяло ниже, на этот раз оголив торс Юнги, — сейчас обопрусь на тело лапами, он почувствует холод и как миленький придёт в сознание. — Нет, стойте, не нужно, — чуть громче обычного попросила Дженни, успешно выхватывая материал из клюва грифона, совершенно не обращая внимания на пытающегося разлепить глаза Юнги. В конечном итоге, их пререкания стали настолько ощутимыми и мешающими, что альфа зашевелился и прищуренным взглядом принялся оглядывать комнату. Он не вполне понимал, что происходило, ведь помещение всё ещё находилось в некоторой дымке. Однако лицо Дженни Юнги сумел различить достаточно точно. — Доволен? — злостно упрекнула грифона волшебница. Туан не ответил, вместо этого лишь взлетел вверх, сделав вираж*, и отправился к единственному не горящему в комнате факелу. По обрадованной мордашке грифона можно было смело утверждать, что он остался более чем доволен. — Дженни? — слабым голосом позвал подругу Юнги, наконец-то обретя возможность полноценно оценивать ситуацию, и неловко посмотрел по сторонам. — Тут есть кто-то ещё? — Нет-нет, мы одни, — поспешно соврала омега, наклонившись чуть ближе. Одной ладонью бережно накрыла его руку, а другую положила на шею. Она переживала из-за того, что её холодные прикосновения могли смутить друга, но его, казалось, всё устраивало. — Привет. Женские пальчики медленно зарылись в тёмные мягкие волосы; взгляды нежно соприкоснулись. Губы альфы сложились в небольшую улыбку, дарящую ощущение тепла и дома; в животе затрепетали бабочки. — Привет… — Юнги почувствовал, что ластится к ней ещё ближе, точно кот, требующий погладиться. Дженни приняла это за хороший знак. — Ой-вэй, — выругался Туан Бао Третий, повиснув вверх ногами. От его взбудораженности из клюва раздалось пламя, заставившее факел загореться, — неужели любовный треугольник. Терпеть не могу любовные треугольники! — Он… Он сам по себе зажегся? — удивился Юнги, вскинув голову выше и прервав деликатность момента. Омега устало выдохнула, смотря на непоседливое существо, которому не терпелось разрушить всю возможную романтику. Она также почувствовала странное покалывание в районе поставленной метки, но не предала этому особого значения. — Убежище полно сюрпризов, поверь мне, — добро увильнула от ответа Дженни, помогая Юнги принять сидячее положение. Омега всячески старалась не задерживаться взглядом на перебинтованном туловище альфы, — как… Как ты себя чувствуешь? — Не представляешь, я собирался спросить у тебя то же самое. Туан Бао Третий взвыл, — или хотя бы попытался — недовольно прокружив по комнате. Со словами «не могу этого выносить» и «встретимся через полчаса» грифон с размаху прошёл через стену, быстро удалившись в сторону столовой. Дженни выдохнула с облегчением, обрадовавшись возможности остаться без разговорчивого помощника хотя бы на тридцать минут. — Я не очень. — Поддерживаю, — не скрыл своего состояния альфа, нервно поправив беспорядок на голове. Его насторожила странная свобода в движениях; Юнги опустил взгляд и тут же заметил полное отсутствие верха от одежды. Он чуть сильнее притянул к себе одеяло, — эм… прости за вид. — Я потихоньку начинаю привыкать к тому, что кто-нибудь рядом со мной норовит раздеться, — попробовала пошутить Дженни. И смешок вышел весьма болезненный. Всё её напускное веселье было лишь защитным механизмом, попыткой закрыться от пугающей действительности. Она не хотела принимать тот факт, что теперь всё изменилось. Что всё уже не могло быть, как прежде. Что рядом находящийся альфа — не её единственный и не любовь её жизни. От осознания нутро сжалось. — Что он с тобой сделал? — взволнованно поинтересовался Юнги. Точно умел читать мысли. Альфа осторожно дотронулся до не теряющей алого цвета метки. Прикосновение вышло таким неправильным, во всех смыслах — плечо внезапно зажгло, вынудив Дженни неловко скинуть руку друга и отстраниться. Улыбка довольно быстро сошла с лица, к горлу подступила знакомая безысходность. Они не обещали друг другу хранить верность, ничего подобного, но омега всё равно чувствовала себя так, словно подвела его. Словно предала его. — Я отчасти виновата… — попыталась объясниться Дженни, выругавшись из-за внутренней слабохарактерности. Неужели она и вправду собиралась рассказать Юнги про то, что занялась сексом с другим мужчиной? С тем, чей отец убил его родителей. — Прости я… Не могу. Точка невозврата была пройдена. Дженни моментально поняла, что никогда больше не сможет смотреть в родные глаза без ощущения острой вины за случившееся. Отныне и теперь, каждое их объятие выходило ложью, а совсем скоро и её чувства тоже. Если омега правильно поняла ту кипу книг об истинных, которую прочла на досуге, то эмоциональная привязанность к Тэхёну оставалась лишь вопросом времени. Удивительно, как за три дня у Дженни получилось испортить столько лет любви и дружбы, променяв их на настоящее саморазрушение. Она оказалась в таком душевном отчаянье, на грани, на пределе, просто мечтая проснуться в злополучном лагере и никогда не выходить за его пределы. — Всё нормально, расскажешь, когда будешь готова, — понимающе — настолько, что сердце щемило от поддержки — сообщил Юнги, вновь подтянув одеяло ближе к себе. Выглядывающие из-под материала стопы и лодыжки с кромкой штанов чуть поуспокоили; не полностью нагой — и уже хорошо. Юнги попытался откинуться на руки, в точности, как проделал это Чонгук пару дней назад, однако пронзившая лопатку боль заставила пересмотреть планы. — Как ты сумел выбраться? — решила восполнить возникшую паузу Дженни, проморгавшись от накативших слёз. Их застопорившийся диалог требовал смены темы. — Стащил ключи как Намджун? — Нет, но это тоже преувлекательная история. Юнги понял, что она не могла говорить о произошедшем, так что не стал давить. Вместо этого пустился в подробный рассказ своего непростого побега. Он чувствовал её отдаление, чувствовал стену, которую Дженни зачем-то между ними выстроила. Не в характере альфы было давить, но, к сожалению, в характере омеги было держать всё в себе.

~

Чеён приступила к дежурству около часа назад. Глаза, к тому времени, начали слипаться, но промозглый ветер в этой половине леса всё равно не давал заснуть. Они выдвинулись от Старца тем же вечером, пополнив запасы провизии и забрав снадобье для Юнги. Маг рассказал им о том, что Тэхён и Дженни теперь повязаны меткой истинных, и о том, что грядут «большие времена». Он также выдал каждому по предсказанию на будущее, которое должно было помочь в особый, конкретный момент. Для Чеён они все звучали бессмысленно и одинаково несвязно. Речь Старца в принципе оказалась полна подобных изречений, так что омега не знала, насколько их стоило воспринимать всерьёз. Джису он пожелал «смеяться звонче»; всё равно, что приказал реке загореться. В тот момент на лице оракула можно было различить заметное непонимание, однако она скрыла его за благодарственным кивком. Чеён при помощи магии создавала забавных зверьков из вихрей пламени костра, стараясь хоть чем-то себя порадовать. Её взгляд иногда падал на мирно спящих напротив Чонгука и Лалису: они оба лежали на боку, ложечка к ложечке. Широкая спина альфы закрывала страшный лес позади своей омеги, остатки просторной мантии укрывали её для большей теплоты. Он заключил Лалису в согревающие тиски, полностью защитив от возможных опасностей. Чеён чувствовала себя немного разбито; не из-за каких-то любовных подоплёк, а потому что теперь единственный человек, который не боялся её, всецело понимал и относился как к равной, принадлежал другой. Точнее, он всегда принадлежал Лалисе, было эгоистично ожидать чего-то иного. Но принцесса позволила себе размечтаться и из-за этого пострадала. — Нет, отец, — раздалось откуда-то со стороны, заставив волшебницу оторваться от бесполезного занятия. Тело Чимина напряглось, его руки сжимали опавшую листву, плечи вздёргивались. Чеён поняла, что страж ещё не пришёл в сознание; верно, ему снился не самый приятный сон. Она сразу же поднялась с места и в несколько шагов оказалась рядом, решив воспользоваться магией во благо. Маленькие светлые крупицы слетели с пальцев, проникая в виски спящего и помогая ему чуть расслабиться. Чеён прикрыла глаза, посылая в мысли Чимина лишь хорошие идеи, успокаивающие пейзажи, однако они едва ли могли перебить существующие тёмные картины. Такое происходило только тогда, когда на сны влияли сильные эмоциональные потрясения, хранившееся глубоко в воспоминаниях… … Звук звонкого удара о щеку маленького мальчика, на вид ему было не больше семи, донесся до ушей Чеён. От растерянности он упал на колени, в ту же секунду схватившись за болезненно горящую половину лица, и громко захныкал. — Мужчины не скулят, как какие-то бабы, Чимин, — прозвучал грозный голос над ухом, когда нога с сильным ударом пришлась мальчику в живот, заставив согнуться пополам. — Молчи и терпи, понял? Раз решился вступиться за мать, то получай и терпи! Едкий запах алкоголя распространился по скромной аскетичной избушке. Женщина, лежащая на полу без сознания, едва дышала. У Чимина не получалось скрыть жалобного стона. — Прошу, отец! Кнут, сотканный целиком и полностью из тёмной магии, поднялся вверх и грозился прийтись по маленькому беззащитному мальчику. Чеён понимала, что в прошлом отец Чимина наверняка избил его плетью до тяжелого дыхания и высохших слёз, но сейчас она не могла позволить этому случиться. Её лассо из светлой магии перехватило кнут и выдернуло из рук пьяного тёмного мага. — Quo perculsus**, — громким голосом провозгласила волшебница, заставив человека перед собой замереть. Чеён припала на колени перед съежившимся на полу мальчиком, до смерти напуганным, пытаясь его растормошить. Это детское воспоминание было настолько болезненным и ужасным, что дыхание перехватывало. — Чимин, посмотри на меня, — голос подрагивал, её пальцы трепали его за плечи, — это всего лишь сон. Пожалуйста, посмотри на меня. Красные и беспомощные глаза мальца поднялись на взволнованную волшебницу. — Ваше Величество…? Чимин тут же принял сидячее положение, невольно оглядываясь по сторонам и понимая, что оказался в реальности. Чеён сидела перед ним, подогнув ноги, смотрела с огромным сожалением. По её левой щеке медленно стекала одна слеза; прежде, чем страж успел сообразить о происходящем, омега захватила его в объятия, повиснув на шее. — Боже, мне так жаль, — сообщила она, чувствуя, как тело альфы все ещё немного дрожит. Чеён и подумать не могла о том, что у Чимина детство прошло настолько тяжело. За его постоянными шутками и хорошим настроением едва ли можно было уловить гнетущий бэк-граунд. Столько ужаса в глазах мальчишки, столько животного страха внутри. Будучи в его воспоминаниях, она переняла все его переживания на себя. От этого внутри возник огромный вихрь эмоций с сильной примесью боли и злости. — Всё… Нормально, — в растерянности сказал Чимин, не зная, должен ли устроить взбучку из-за того, что эта любопытная волшебница влезла к нему в голову, или поблагодарить её за то, что спасла от очередного кошмара? — Это… это было давно. Чеён не могла отделаться от мысли, что боль стража слишком уж сильно отдалась в ней. Он же, напротив, не выказывал переживаний, всего лишь успокаивающе перебирал светлые пряди волос и незаметно пытался усмирить бешено колотящееся сердце. — Твой отец был тёмным магом? — Не самая приятная часть биографии, каюсь, — равнодушно хмыкнул Чимин, отстраняясь и наблюдая за расчувствовавшейся принцессой в своих объятиях. Ну и как прикажете на неё злиться? Когда она так переживала, просто из-за того, что увидела часть его горького прошлого. Это был не первый и не последний такой эпизод, Чимин давно привык вспоминать о побоях без слёз и жалости, только если те не заставали его врасплох. Как, например, во снах. — Это всего лишь прошлое, принцесса. Оно уже далеко. Оно уже не причинит мне вреда, — попытался успокоить Чеён — хотя, вообще-то, всё должно было быть наоборот, разве нет? — страж, большим пальцем собрав стекающие по женским щекам слёзы. — Не стоит переживать об этом. — Но мне, правда, жаль… — Я напоминаю, что некоторые здесь пытаются уснуть, — прервал откровенный разговор сонный Намджун, недовольно пробурчав и отвернувшись от парочки и костра в сторону леса. Он даже глаза не открыл; да и вряд ли понял содержание диалога. Просто проснулся от посторонних звуков и посчитал своим долгом пожурить любителей ночных диалогов. Чимин неловко взъерошил волосы на затылке, понимая, что находится всё ещё неистово близко к Чеён. Его мало что в жизни могло смутить, поэтому он чувствовал себя совершенно нормально, в отличие от принцессы. — Хочешь, я раньше заступлю на дежурство, раз уж проснулся? — шепотом поинтересовался альфа, подтянув одно колено к себе и облокотившись о него рукой. — Нет, я сама вполне способна управиться. Чеён неловко стёрла оставшиеся слёзы, наблюдая за тем, как взволнованно страж изучает её. Она прежде никогда не плакала перед ним или перед кем-либо; но в этом не оказалось вины омеги, — заверила себя Чеён — ведь та просто поддалась чужим воспоминаниям. — Тогда, я просто составлю компанию, — заверил принцессу, Чимин, показательно разминая шею. Спустя несколько секунд добавил с усмешкой, — к тому же, нужно преподать урок нашему новому знакомому, который ломал ветки во время того, как я пытался уснуть. — Я потом тебе преподам урок, — недовольно фыркнул Чонгук, переворачиваясь на спину, — вы такие шумные, что вас услышит и Старец, и зайцы на другом конце леса. — Ну, раз уж все мы бодрствуем, никто не хочет поиграть в слова? Лалиса издала тихий смешок, в то время как Джису буркнула себе под нос что-то в стиле «почему-они-всегда-ведут-себя-как-малые-дети».

~

Кабинет матери вызывал внутри Тэхёна смешанные чувства. Тёмный маг внимательно ступал вокруг разбросанных, запылившихся вещей, вокруг того беспорядка, который устроил здесь отец после того, как его мать сбежала. Старые, исписанные на древнем языке листы валялись вместе раскрытыми книгами повсюду, пролитые чернила безоговорочно въелись в деревянную поверхность стола и немного в ковер. Порванные кусочки от письма хаотично расположились у высокого канделябра, перевернутые стеллажи с книгами загородили проход к окну… Тэхён только сейчас понял, откуда унаследовал черту громить всё подряд, когда находился в неистовом бешенстве. Альфа не знал, что хотел здесь найти, так что решил начать с малого. С неким трепетом поднял остатки покромсанной бумаги и рассмотрел ровный каллиграфический почерк. Его мать была слишком самонадеянной, светлая волшебница с задатками перфекциониста — опасное сочетание для мужа тёмного мага. Черные волны неконтролируемо вырвались из кончиков пальцев Тэхёна, собирая послание воедино. На конверте красовалось: «Моему мальчику». А на вкладыше в него: «Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь. Я не могла поступить иначе. С любовью, твоя мама». Тэхён почувствовал, словно слова вонзили клинок в самое сердце. Болезненно укололи и провернули, чтобы наиболее сильно подвергнуть забытой боли и отчаянью. Нет, он не мог её простить, сколько бы не пытался, сколько бы не оправдывал поступок глупостью и слабым духом. Она предала их семью. Она забрала у него брата. Она практически собственноручно убила его отца. Она испортила жизнь Тэхёну, и теперь ещё втянула ни к чему не причастную Дженни. Весь случившийся кавардак произошёл по её вине. Из-за глупого нежелания сдаться и признать и без того всем известное поражение. Внутри тёмного мага возникло такое раздражение, что он без оглядки поджёг злополучные документы, с наслаждением наблюдая за тем, как сгорают лживые слова, оседая пеплом вниз. Если бы она его любила, не бросила бы, не сбежала на сторону противников. «А что если и Дженни такая же?», — хаотично пронеслось в мыслях. Тем более омега уже сбежала однажды, что мешало сделать ей это дважды? Трижды? Нет. Чёрта с два Тэхён позволил бы истории повториться. Если бы он не нашёл возможности разорвать их сильную связь, то просто убедился бы в том, что Дженни никуда не сможет спрятаться. В отличие от матери, которая большую часть жизни являлась замкнутой одиночкой, у этой омеги уже были рычаги давления: старший брат и лучший друг. Ради них Дженни веревками изовьётся, всё бросит на алтарь, только бы убедиться в безопасности двух никчемных светлых магов — Тэхён был в этом уверен. Он ещё ни в ком не видел такого странного сочетания качеств: полного безрассудства, поразительного самопожертвования и настоящей животной преданности. К несчастью для Дженни, дарованная поддержка и опора, что помогли не сдаваться и выжить в лагере, сделали её ужасно слабой и уязвимой. Легкой мишенью для нападения и шантажа.