Дикий

Лалиса чувствовала привычный холод, доносящийся со стороны выхода из пещеры. На лицо ветер приносил причудливые снежинки, коленки иногда обдавало снегом; она вытирала слёзы, потуже кутаясь в шерстяной свитер, надетый под тонкий хлопковый плащ. Омега планировала всего лишь освежиться и подумать над тем, что произошло. Успокоиться. А закончила здесь — не в силах совладать со внезапно обрушившейся на неё горечью. Лалиса тосковала по той, о ком даже не всегда вспоминала. Это было чистой воды лицемерием — сожалеть о кончине матери, но у неё всё никак не получалось унять истерику. — Лиса? — Родной запах сирени донесся до носа, заставив быстро освежить лицо снегом. Наверняка она выглядела помято и разбито, а ей меньше всего хотелось именно этого. — Ты здесь? Чонгук оказался рядом с ней спустя несколько секунд, медленно присаживаясь и обвивая узкие плечи. Лалиса коротко кивнула и уперлась щекой о его грудь, смотря на рельефные выступы горной породы. Альфа очень хотел перенять хотя бы часть её боли, но всё что у него получалось — просто находиться рядом и дарить заботу. — Ты пропустила ужин, и я заволновался, — аккуратно пояснил Чонгук, подцепляя непослушные прядки и перемежая их между пальцев, — а потом Чимин рассказал про твою маму… Она неловко шмыгнула носом, растирая вновь хлынувшие слёзы и стараясь заставить себя успокоиться. Это было вредно для малыша. Это было сложно для альфы, ведь он воспринимал каждую крупицу её боли, как свою собственную. В конечном итоге, это было абсолютно бесполезно, ведь плачем Лалиса всё равно не смогла бы вернуть прошедшие годы безмолвия и обиды. Но у омеги никак не получалось справиться с эмоциями и уговорить организм прекратить. Чонгук заметил, как сильно она впилась ногтями в мягкую часть ладони и как показательно продолжала держаться. — Лиса, ты не должна оставлять это чувство в себе, — сообщил альфа, когда его ладонь медленно и бережно накрыла её живот, — ты сейчас и без того проходишь через многое. Позволь мне помочь. — Она… — Лалиса попыталась что-то сказать, но у неё плохо вышло. Омега снова шмыгнула, собираясь с мыслями и закрывая опухшее от слёз лицо. — …Она была очень мелочной женщиной, неважной матерью, я не уверена, что она вообще когда-нибудь меня любила… Но… Почему мне так больно? Словно от души оторвали кусочек. — Потому что её любила ты. Чонгук чуть крепче прижал омегу к себе, дав полностью раствориться в утешающих объятиях. Он почувствовал, как пальцы начало неприятно покалывать и как из них вырывалось знакомое свечение — точно такое же, какое возникло в лесу. Чеён сказала, что это его тело на инстинктивном уровне вырабатывало магию, когда альфа наиболее в ней нуждался; а сейчас Чонгуку просто необходимо было хоть как-то остановить истерику Лалисы. Она оказалась настолько погружена в личную трагедию, что попросту не заметила крупицы волшебства и продолжила отстраненно смотреть вперёд через разомкнутые пальцы. — Последний раз я видела её семь лет назад, — переборов ещё одну волну слёз, выдала омега, чувствуя непривычное тепло, касающееся кожи. Она решила, что просто-напросто замёрзла, пока Чонгук не втянул её в объятиях и не начал согревать жаром своего тела, — я тебе никогда не рассказывала об этом, потому что, наверное, сама хотела бы забыть… Представляешь, моя мать и отец Чимина сошлись… Неудивительно, ведь она обожала нашу власть, а он — когда перед ним пресмыкались. Счастливая, чёрт возьми, семья. И у них даже родилась маленькая девочка. Наследница тёмных сил. Теперь у моей матери было всё, о чем она мечтала. Думаешь, в её сердце осталось место для меня или моего папы? Конечно же нет. — У вас с Чимином есть общая сестра? — удивлённо уточнил альфа, стараясь растереть продрогшее тело Лалисы. — Он знает? — Да, он тогда и успокаивал меня… Просто… Это так ужасно, ведь моя мать знала обо всех побоях отца Чимина. О том, как он намеренно убил свою жену, когда мы с Чимином и папой бежали в убежище. Знала и вышла за него, родила ещё одну дочь. — Омега резко свела руки на животе, наконец-то заметив свечение, но ничего не сказав на этот счёт. Её мало беспокоило происходящее, — как… Как можно забыть собственное дитя? Как можно его не любить, как можно за него не бороться? Она увидела меня в окне и задёрнула занавеску, даже ничего не сказала. Будто я какая-то ненужная часть её прошлого… Она ненавидела меня за то, что я родилась. Ещё одно напоминание о том, что мой отец был преступником и мятежником. Простым человеком. Позором. Она никогда никого из нас не любила и, я уверена, она была ужасно рада, когда мы бежали. Когда поняла, что папы больше нет в живых. И я её оплакиваю! Женщину, которая даже не горевала обо мне, которая предала нас… Лалиса вновь всхлипнула, гораздо сильнее прежнего. Сердце Чонгука разрывалось на части, он чувствовал себя настолько бесполезным и расстроенным, потому что никак не мог перенять её боль, никак не мог облегчить. Кроме этого успокоительного свечения, да и то совершенно не работало. Либо омега настолько сильно горевала, что попросту магия не справлялась. Существовали такие вещи, которые даже волшебство было неспособно починить. — Я… Боже, я так надеюсь, что никогда не стану такой, как она. Я ведь уже так его люблю… — Я знаю, — тихим голосом промолвил Чонгук, оставив поддерживающий поцелуй у виска Лалисы, — я тоже его люблю. И тебя. У нас с тобой не лучшие семейные ориентиры, но я уверен, что мы справимся. — Твоя мать пожертвовала всем ради тебя и брата. Вот, как поступают настоящие матери. — А твой отец рискнул собственным благополучием, чтобы обеспечить тебе лучшее будущее. Он спас Чимина, — заметил альфа, поймав подбородок своей омеги и заставив заглянуть в глаза, — а мой отец навсегда останется тем, кто истребил целое поколение светлых магов. И меня бы убил, глазом не моргнув, если бы узнал всю правду. Но мы — не они. Я не позволю, чтобы с тобой или с нашим ребенком что-либо случилось. Он заботливо стёр большим пальцем скопившиеся дорожки от слёз, приблизился и подарил успокаивающий поцелуй. Лалиса почувствовала, как весь гнёт сегодняшнего дня разом отступил вместе с собравшимися на глазах слезами. Тело пронзила сладкая нега, а ещё омегу сильно потянуло в сон. Болезненная реальность медленно и притягательно растворялась в дымке, оставляя позади всё реже мелькающие мысли об ужасном прошлом. Лалиса начинала чувствовать слабость и успокоение, необычайное смирение, которое никак не наступало до текущего момента. Когда Чонгук прервал поцелуй, то заметил, что полностью светится и источает лучи светлой магии, освещая пещеру не хуже десятка фонарей. — У тебя радужки золотые, — неловко сообщила омега, непреодолимо зевнув и прикрыв рот рукой. Лалису ужасно разморило, она взирала на обстановку чуть затуманенным взором, как если бы пригубила несколько глотков знаменитой лавандовой настойки от Джису. Только в этом состоянии находиться было в десять раз приятнее. Чонгук тут же почувствовал в своих руках расслабившееся омежье тело, сведенные за шеей тонкие женские пальцы и щеку, упирающуюся в плечо. — Прости. Кажется, мои силы слегка на взводе. Не больно? — Вообще-то очень даже приятно, — не соврала омега, прежде чем поддаться завлекающему утешению. Лалиса никогда не была у океана, ведь тот располагался во Флорене, но зато много раз слышала о нём от Чеён. И описание ленивого отдыха на песочном берегу в ожидании, пока тело обдаст прибрежными волнами, было очень даже похоже на то, что она сейчас испытывала.

~

— Это точно может сработать? — Абсолютно, — доложил Сокджин, вновь перечитывая представленное заклинание, написанное почерком давно почившего короля, — как странно, что Ваш отец никогда о нём не упоминал. Но я помню этот эпизод. Тогда у меня в голове не укладывалось, как он вызволил Вашу мать… — Он использовал его всего лишь раз, — пояснил Тэхён, внутренне гордясь своей находкой. Лорд потратил столько сил и времени на то, чтобы отыскать хоть что-то полезное в кабинете отца, когда наткнулся на спасительное описание одного старого ритуала, — оно очень энергозатратное. И на некоторое время лишит меня возможности пользоваться магией, но снимет защиту с портала. Мы получим мятежников. Последнее сопротивление падёт. Дневники отца были не самым приятным чтивом на ночь, с учётом того, какие подробности личной жизни и семейные секреты вскрывались постоянно. Тэхён думал, что не может ненавидеть свою мать сильнее, чем сейчас, но каждый раз она умудрялась ранить ещё глубже. То, как эта женщина постоянно сбегала, доставляла неприятности и помогала сопротивлению — не могло не подпитывать природную ярость и тёмное нутро правителя. Не смотря на это, его отец всё равно продолжал её любить до самого последнего вздоха. «Моя единственная слабость — любовь к Виен. Она меня когда-нибудь погубит». И он был прав. Она его действительно погубила. — Вам крупно повезло, что Вы поставили на своей паре метку. Без неё обряд оказался бы невозможным, — дополнил Сокджин, вернув значимый фолиант и аккуратно придержав тот за потертый корешок. — Хоть в чём-то Дженни оказалась полезной. Но это, отнюдь, не главное. Теперь мы сможем разобраться с оставшимся сопротивлением. Тэхён постарался подавить самодовольство в голосе и поспешил выхватить книгу, следом прижав её одной рукой к груди. В исписанном дневнике хранилось слишком много других тайн, о которых докладывать своему бывшему регенту было не обязательно. Самое главное он и без того уже поведал: связь истинных, скрепленная меткой — сильнейшее противоядие против многих заклинаний. Даже самых древних. — Моя мать была настолько недалекой, что из-за собственной глупости уничтожила своё же наследие. Завтра я получу омегу, брата и полное и безоговорочное подчинение. — Нельзя быть настолько самоуверенным, мой Лорд. — Нельзя не верить в успех, когда идёшь в атаку, — успешно парировал Тэхён, заостряя внимание на красиво расшитом нитками подоле плаща, — «И сомкнутся руки тьмы над миром», кажется, так говорится в пророчестве, верно? Сокджин удрученно выдохнул. Он всеми силами пытался сдержать амбиции молодого правителя, неуёмное стремление к мести и темпераментный нрав, однако это было довольно непростой задачей, поскольку Тэхён во всём хотел подражать отцу. Только вот Джунг происходил из клана чистокровных тёмных магов, а его сын уже нет. В жилах Тэхёна текла, пускай и самая малая, доля светлой магии. Сейчас это не доставляло никакой угрозы, но в будущем… Кто знал, чем оно могло обернуться? — Выступаем на рассвете, — закончил разговор правитель, нескрываемо ухмыльнувшись, — хочу к обеду выпить вино за свой триумф. — И всё же, я бы попросил Вас чуть повременить с наступлением. Спешка — лучшая подруга безрассудства. — А промедление — лучший друг поражения. Сокджин слишком много прожил и повидал на свете, чтобы понимать, что затеваемая авантюра не имела шансов к безоговорочной победе. Но как он мог отговорить этого ослепленного местью полноправного наследника престола? Пойти против его воли? Бывший регент решил, что позволит Тэхёну совершить ошеломительную ошибку и напороться на собственную амбициозность. Иначе он всё равно бы не понял.

~

Дженни неспешно перебирала ногами по коридору после очередного урока магии с Джису. Сегодня она вместе с Юнги и Намджуном училась ставить защитные сетки; те выходили забавными, с учётом того, что её магия всё ещё выглядела довольно… Невпечатляюще. Созданный щит заискрился, а затем взорвался молнией, отбросив частицы магии в близ сидящих учеников. А ещё Дженни заметила, как пристально Юнги принюхивался к ней, и поняла — его тело медленно отходило от подавителей. Неспешно подбиралось к разбитому сердцу. Она ощутила неприятное раздражение в самом низу грудной клеткой, когда друг почти одними губами вышептал слово «шоколад». Клеймо на её плече до скончания веков запечатало запах Тэхёна, привкус миндаля, в прямом смысле, въелся под кожу. В какой-то момент метка истинных даже неприятно зажгла, но Дженни решила продолжить обучение и не обращать внимания на периодически возникающую боль. Это походило больше на многоразовое покалывание в районе шеи, нежели на чувство тотального дискомфорта. — Это какие-то нехорошие задания для новообращённых, — возмущался Туан Бао Третий, кружащий в воздухе и оставшийся в полном недовольстве от прошедшего урока, — оракул такая… Жалеющая, аж тошно. Ещё двести лет тому назад магии обучались на утёсах. Вот это я понимаю экстрим. — Хочешь, чтобы мы занимались на горных вершинах? — ухмыльнулась Дженни, свернув в своё крыло. — Я думаю, что ты жалуешься, потому что тебе скучно. Никто не паясничает и никто не калечится. — Вздор! — Грифон предприимчиво пролетел чуть вперед, остановившись у следующего поворота. — К тому же, светлая волшебница, если бы ты чуть-чуть поднажала, то вполне могла бы кого-нибудь поджечь. — Тебя, к примеру, — забавно пошутила Дженни, различив возмущение и негодование в лавандовых глазах собеседника. О, её несомненно ожидала очередная лекция за обедом о потерянных манерах у молодёжи, но непередаваемое выражение мордашки Туана Бао Третьего того стоило. Юнги и Намджун отправились сразу же в столовую, а ей необходимо было захватить вещицу, которую она нагло позаимствовала. Брать еду в комнату строго воспрещалось, ровно, как и посуду, но одна чашка успокоительного чайного настоя для той, кто пережил заточение в королевских покоях, стала приемлемым исключением. — Братец-то начинает испытывать симпатию к оракулу. — Он мой брат, это во-первых, — поправила грифона Дженни, — а для тебя он Намджун. Или Джун. Это во-вторых. И с чего ты так решил? — Но мне нравится называть его братец. Как и того доброго друга «любовником», — недовольно хмыкнул Туан Бао Третий, всё ещё обиженный из-за её безобидной ремарки. Он хаотично размахивал крыльями и поспешно направлялся к комнате омеги, — я просто… Чувствую любовь между ними, понимаешь? — Но оракулы же не имеют чувств и эмоций, так что ты ошибаешься. Дженни внезапно застопорилась на месте, ощутив приторный запах. Тот самый запах, точно такой, какой она слышала во сне и какой лишал её рассудка всякий раз, когда его обладатель оказывался рядом. Нет. Он ведь чисто физически не мог здесь находиться, правильно? Они были защищены порталом, древним заклинанием. Если бы внутри наметились какие-то изменения, стражи уже на уши подняли бы весь замок. Предупредили бы о подступающей опасности. — Оракулы, которые обретают своих истинных среди других классов, постепенно начинают чувствовать всё то же самое, что и вы. Не так глубоко и сильно, но всё же… — рассказ грифона нагло прервала странная реакция Дженни, что сорвалась с места и побежала к ближайшей двери. — Мы играем наперегонки? Но омега его даже не слушала, быстро перебирая ногами и лихорадочно думая о том, что в её комнате мог расположиться тёмный маг. Главная опасность для любого находящегося здесь человека оказалась прямо за дверью и уже выжидала свою жертву. Дженни на секунду помечтала вновь очутиться в одном из своих противоречивых снов, лишь бы не переносить страх из них в безопасную и приятную реальность. — Эй, светлая волшебница! — окрикнул её Туан Бао Третий, когда омега внезапно потянула на себя приоткрытую дверь и замерла в ужасе. Властная фигура Тэхёна обернулась, его глаза непривычно сверкнули при тусклом освещении обычного настенного факела. Почему же он не воспользовался своей магией? Надоело тратить силы зазря? — Ой-вэй! — в панике воскликнул грифон, возникнув над Дженни в дверном проёме и бегло оглядев правителя перед собой. Он замельтешил, совершенно не подозревая, куда им теперь стоило деваться, — ой-вэй! Ой-вэй! Омега замерла, не в силах шевельнуться, точно перед сокрушительной силой, грозящейся обрушиться на неё стихийным бедствием. Пальцами впилась в косяк проёма, выточенного из горной породы, и всё грозилась сделать шаг назад. Оцепеневшее тело едва ли позволило Дженни двинуться с места. — Ну, здравствуй, моя королева. Соскучилась?