~
Туан Бао Третий удобно устроился на вельветовой софе. Подле Сокджина, что словно интуитивно чувствовал грифона, периодически оборачиваясь на пустующую подушку. — Для того, чтобы сотворить столь мощный портал, понадобится человек семь искусных магов, не меньше, — рассудительно подметил регент, наблюдая за тем, как хаотично альфа вымерял кабинет шагами, — но я думаю, найти желающих будет весьма нетрудно. — Я очень надеюсь, что ты станешь одним из добровольцев. — Тэхён убежденно верил в силы и преданность Сокджина. А ещё в то, что регент лучше любого другого присмотрит за Дженни. — Ваша магия будет восстанавливаться несколько часов, так что придётся оставаться в замке. Тем более, Джейн не помешает компаньон. — Но, мой Лорд, я считаю, что мне было бы более полезно находиться с Вами, — обеспокоенно заявил тёмный маг, вкрадчиво взглянув на правителя двумя чёрными турмалинами. — Ты действительно нужен мне здесь. Сокджин неохотно покачал головой. Он ведь относился к правителю как к родному сыну — воспитывал его с самого пубертата, сталкиваясь с первой необузданностью, подростковыми закидонами и непередаваемым самомнением. Они вместе прошли через многое, рука об руку, выиграли ни одну и даже ни десять битв. Поэтому отпускать альфу на боевые действия, в соло, было психологически сложным моментом для Сокджина. А что если бы с ним там что-нибудь случилось? А регента не оказалось бы рядом? — Хорошо, я останусь и присмотрю за Вашей омегой. Однако позвольте всё же дать Вам напутствующий совет, — с тяжелым сердцем согласился тёмный маг, выпячивая корпус вперёд. Сокджин сцепил руки на коленях, пытаясь не выдать сковавшего напряжения. — Конечно, — улыбчиво ответил Тэхён и аккуратно приземлился копчиком на край стола. Ладонями зацепился за выезжающую столешницу. — Выясните слабые точки противника и не дайте ему выяснить Ваши… … Когда Туан Бао Третий красочно пересказал весь диалог, Дженни была в ярости. Она ворвалась в королевские покои практически без стука. Носком ботинка прошлась по железному орнаменту, обрамлявшему края двери, и вытолкнула тяжелую деревяшку вперёд. Тэхён, спокойно разглядывающий своё отражение в зеркале, казалось, даже не удивился; свирепая фурия в лице омеги не только не разозлила его, а совсем наоборот. Она серьёзно умилила альфу — как вообще можно было обижаться на эти симпатичные щечки и маленькие кулачки? — Полагаю, с грифоном ты уже поболтала, — запахнув жилетку, произнёс правитель и бросил взгляд на новенький сюртук, висящий на портновском манекене. Мстить сопротивлению он решил при полном параде. — Но знаешь, подслушивать — весьма наказуемая привычка. — А ты бы мне рассказал о своих планах? О том, что решил взять омегу своего брата в заложники? Дженни резво кинулась к теплой вещице и не позволила Тэхёну как следует покрасоваться перед зеркалом. Тогда альфа равнодушно стянул шёлковый шейный платок, назло примеряя тот вместо пиджака; светлая волшебница могла говорить правителю всё, что угодно, забрать хоть тысячу двубортных курток с отложным воротником, но это никак не изменило бы его намерений. Тэхён собирался идти на Флорен. Собирался высвободить заточённых в темницах подданных. Собирался подорвать шаткий авторитет сопротивления и забрать осиротелого отпрыска себе. Теперь, когда Чонгука не стало, единственным, кто подходил под описание пророчества, был этот маленький светлый маг. Его, прости Господи, племянник, который, при должном воспитании, мог бы отказаться от сил и стать достойным преемником королевского трона. Дженни поняла, что альфа ни в какую не считается с её взбудораженностью, поэтому рискованно загородила собой высокое зеркало в пол. Пальчиками злостно сжала сюртук за воротник с меховыми вставками, неосмотрительно пройдясь его подолом по полу. — Тэхён, я видела, какой ты на самом деле. Тогда, в зимнем лесу. Ты ведь не был похож на человека, который готов сжигать города и деревни, — омега говорила искренне, с прожигающей надеждой во взгляде. Так уверенно, что на секунду заставила правителя ощутить небывалую вину… За то, что он всё ещё двигался в сторону своих убеждений. Тэхён отрезвляюще стиснул зубы, мысленно считая до десяти. «Не смей хоть на мгновение сомневаться в принятом решении и переживать за этих ничтожеств», — цинично приказал альфа, пытаясь сохранить самообладание. Разговоры про свет, «теплящийся в душе правителя», начинали его порядком раздражать; он был сильнейшим тёмным магом современности, о каком свете вообще могла идти речь? — Джейн, я был таким, потому что находился рядом с тобой. Потому что мы оба были разбиты после смерти малышки, и потому что я начинал к тебе что-то чувствовать… Но это никак не касается других, в особенности светлых магов. Хочешь, буду полноценно откровенным? Мне плевать на их жизни. Плевать, если мои люди вырежут хоть целые поселения их класса. Плевать, если союзный Флорен будет задыхаться в копыте и огне. Я должен заботиться о своём королевстве, о своих людях и о будущем тёмных магов. — Неужели, ты не хочешь положить конец вражде? Неужели, не хочешь стать первым правителем королевства, кто сумеет объединить две половины одного целого? — Светлая волшебница сделала уверенный шаг навстречу, сократив расстояние до минимума. В её глазах читалось сумасшедшее желание достучаться. Однако Тэхён отвёл взор к книжному шкафу, дабы не видеть, как разбиваются все теплящиеся надежды омеги. Такая глупая, наивная и миролюбивая — альфа не представлял, насколько сильно ранит Дженни последующими словами. Но больше разыгрывать даже толику заинтересованности Тэхён не мог. Ради её же блага. Поэтому правитель выдохнул, настраиваясь на сложный разговор, а затем неохотно изрёк: — Нет. Не хочу. Ничего из этого не хотел и никогда не захочу. Я не верю в утопию, не верю в порядочность светлых магов и не верю в мир. Знаю, тебе тяжело это принять, но это правда. Какая бы она не была. — Но ты ведь даже не стараешься, — в бессилии заявила омега, выпустив из рук тяжелую вещицу и разведя ладони по сторонам. — Ты зациклился на прошлом, оно тебя тяготит. Из-за него ты даже мысли не допускаешь, что не существует идеальных людей. Мы все с изъянами, и класс не имеет значения. — Джейн, ты росла в лагере, а после попала в замок. Ты ничегошеньки не знаешь о настоящей жизни и обо всех её проявлениях, — дерзко бросил альфа, в жилах которого понемногу начинала вскипать кровь. А вот Дженни, что и до этого находилась порядком на взводе, укоризненно ткнула в мужскую грудь, источая небывалую злость. Подобную той, что накрыла светлую волшебницу в самую первую их встречу. — А из-за чего? Из-за этой системы, которая прогнила ровно так же, как и люди, что в неё верят. Ты хочешь этого? Хочешь быть таким же злым и погрязшим в ненависти, как твой отец? Хочешь закончить как Джунг? Омега поняла, что совершила непростительную ошибку, когда стальная рука правителя резко схватила её за шею и грубо прижала к стене возле кровати, насильно стукнув макушкой. Доступ к кислороду прекратился слишком неожиданно; Дженни болезненно прокряхтела, пытаясь вдохнуть хотя бы немного, и вцепилась в мужскую ладонь. Перед ней был не её Тэ, не заботливый парень из зимнего леса, а злобный лорд Тэхён — с глазами полными тьмы и шлейфом тёмной магии. Он сжимал горло настолько непреклонно, что светлая волшебница в какой-то момент практически отключилась. — Не смей даже упоминать имя моего отца, ты меня поняла? — погрубевшим басом рявкнул альфа, наклонившись и втянув носом загустевший запах малины. Волк внутри правителя завыл от неправильности ситуации; сущность бузила, набатом била, требуя выпустить пару из тисков и окружить её недюжинной заботой. Однако его рациональность по-настоящему включилась лишь тогда, когда омега стала менее усердно колотить по кисти. Тэхён моментально разжал пальцы и сделал широкий шаг назад. Дженни согнулась пополам, пытаясь откашляться и жадно глотая ртом воздух. По спине прошлась мелкая дрожь. Светлая волшебница мечтала, чтобы Туан Бао Третий пошёл вместе с ней, а не улетел в кабинет к Хосоку и Сокджину подслушивать оставшуюся часть плана. Грифон наверняка бы вцепился в темные локоны альфы, в попытке оттянуть его от тонкой женской фигуры. — Почему не закончил начатое? — сдавленно и весьма медленно отчеканила омега, наблюдая за глубоко виноватым Тэхёном, у которого сожаление на лице прописалось. Её голос поначалу надломился, а после сорвался на настоящий крик. — Почему?! Трусишь?! У моего существования всё равно больше нет смысла. Мой истинный — грёбаный психопат. Мои родные во Флорене, который ты собираешься захватить. Мой ребёнок мёртв. Всё, что я могла сделать — это попытаться спасти тебя и будущее светлых магов, но, очевидно, тебе проще закрыться в своём мыльном пузыре ненависти и слепо следовать идеи, чем взглянуть на реальное положение вещей. — Хватит, — шикнул альфа, едва сдерживая внутренний гнев и клубы магии. Если бы он сейчас на ней сорвался, то ничем хорошим это бы не закончилось. — Нам стоит прекратить ссориться, иначе… — Иначе «что»? Думаешь, мне есть, что терять?! — Щеки Дженни увлажнились, в пальцах ужасно дискомфортно закололо, однако она не сразу сообразила о происходящем. Светлая волшебница чувствовала невыносимую переполненность эмоциями, энергией и слезами; её колотило от скопившейся за полтора месяца беспомощности. — Мы не можем делать вид будто между нами не существует непреодолимых разногласий. Мы не можем прийти к компромиссу, потому что у наших верований нет точек соприкосновения. Мы, чёрт возьми, больше не можем заминать эту ситуацию, потому что иначе закончим как Джунг и Виен! Омега позволила чувствам и магии главенствовать; она подняла руки в упорной жестикуляции и неожиданно выпустила две увесистые серебряные сферы, размозжившие вазу о картину и повредившие стену. Правитель едва успел увернуться, дабы не попасть под раздачу и не оказаться на месте зияющей дыры, открывшей достаточно подробный вид на коридор. Светлая волшебница обессиленно упала на колени, обхватывая грудную клетку руками. Пальцами надавила на то место, где в её понимании находилось сердце — точно мечтала вырвать беспечно бьющуюся вещицу. Проломить ребра, сжать пульсирующий орган и прекратить навсегда собственные мучения. У Дженни не осталось сил, чтобы сражаться дальше. Она готова была упасть ничком и смиренно дождаться кончины, поглядывая на издевательски затянутое облаками небо. Тэхён осторожно выпрямился, слушая тихий плач и чувствуя всю эту грузную безысходность, легшую на душу молодой омеги. Он глядел на неё и понимал, насколько основательно связь истинных разрушила каждого из них. Как невероятно навязано и неорганично они сошлись… С ними ведь должны были быть Джой и Юнги… Дженни и Тэхён ведь никогда не должны были встречаться не по ту сторону баррикад… Альфа обезоружено опустился к порогу, поглядывая на страдающую светлую волшебницу и не решаясь уйти или приблизиться. Он нервно завёл пятерню в волосы, затылком упёрся в дверной косяк, успокаивая разбушевавшееся нутро. Их союз — самая дерьмовая рокировка истинными в истории, — думал Тэхён, ослабляя платок у яремной впадинки, — ощущающаяся до невозможности правильной.~
Чимин надежно переплёл пальцы с Чеён, обхватившей стража под локоть и уложившей голову на плечо. Утро траурного дня, организованного в честь памяти по погибшим за освобождение Флорена, встретило столпившихся у берега людей безоблачным горизонтом. Каждый кого-то потерял в кровопролитной войне, каждый кого-то оплакивал, поэтому практически вся бухта замка оказалась усыпана букетами, медленно уплывающими в далекие океанские дали. Эта была их маленькая и чисто флорентийская традиция — при помощи магии отправлять цветы в открытое плавание. Аккуратненькие букеты, по легенде, символизировали почивших людей, а вода — огромный неизведанный мир, в который человек переносился после кончины… — Почему лотос? — заботливо уточнил альфа, подбородком утыкаясь в лоб принцессы. Его взгляд коснулся расстроенной Джису, что вкладывала в руки Бан Чана веточку кипариса. Символа похорон. Помимо него в связке присутствовали и другие растения — незабудки от Чимина, венок из оливы от стражей, васильки от Криса и дружественные хризантемы от Юнги и Намджуна. Каждый заложил что-то своё в последний дар признательности Чонгуку. — Потому что лотос означает и смерть, и жизнь во всех их проявлениях. Он — цветок перерождения, — погрустневшим голосом обозначила Чеён, потуже зажимая руку альфы в кольце из пальцев. Поскольку после оракула к Бан Чану подошла Лалиса. Господи, на ней лица не было; она казалась настолько подавленной и убитой горем, с болезненной побледневшей кожей и потухшим огнём в глазах, что светлая волшебница не выдержала. В очередной раз отвела взгляд, спрятавшись в шее Чимина и вслушиваясь в успокаивающий шум прибоя. В руках Лалиса сжимала три белоснежных лилии, сорванных в оранжерее, принадлежавшей некогда лживой флорентийской принцессе. Вообще, белые лилии являлись слишком противоречивыми цветами. Они могли означать радость жизни, беззаботность, безропотность, непорочность и нежность. А могли означать смерть и горечь от утраты. Омега трясущимися ладонями вложила дары флоры в центр букета, пытаясь сделать всё как можно аккуратнее. Затем стянула с шеи цепочку — ту самую, на которой раньше висело кольцо принца и которая до сих пор хранила слабый аромат родной сирени — и осторожно обвязала получившийся букет. Лалиса на несколько мгновений замерла, рассматривая красоту, возникшую из налитых цветом бутонов и листьев. «Чонгуку бы очень понравилось», — неосознанно подумала она, инстинктивно прикрыв рот ладошкой и едва сдержав новый поток слёз. Из-за этого Крис немного растерялся, но вовремя подоспевший Минхо избавил повстанца от неловкой ситуации. Страж уверенно утянул омегу к остальным, попутно заключив в полуобъятия и утешающе погладив тёмную макушку. Глаза у неё казались стеклянными. Лалиса сквозь влажную пелену проследила за спускающимся к воде Бан Чаном, готовящимся источать небольшие всплески тёмной магии. Крис присел на одно колено, не обращая внимания на то, что омывающие прибрежную территорию волны промочили его ноги и штаны. Он сосредоточился, проложил сапфировую дорожку вглубь бухты и бережно опустил цветы на воду, наблюдая за поистине прекрасной картиной. Солнце полностью взошло на востоке, приветствуя всех в новом тёплом деньке, наконец-то подступившим к Флорену мирным небосводом. Чайки приветливо гаркали, а где-то ближе к замку прилетели ласточки и мило стрекотали в унисон с морскими птицами. Бан Чан поднялся с мокрого песка и обернулся на порядком уставших друзей. Повстанец подарил им слабую усталую улыбку, означавшую «Чонгук был бы рад тому, что у нас получилось». Правда, едва ли кто-либо из них догадывался, что — после захода солнца — их зубами вырванному миру придёт каюк.