***
Когда прозвенел звонок, оповещающий об окончании последнего урока, на Рин камнем навалилась скопившаяся за день усталость. Поэтому, выйдя из класса, она не особенно оглядывалась по сторонам. И именно по этой причине была не в состоянии заметить бегущего в ее сторону человека, который, по всей видимости, тоже не особо смотрел, что может находиться на его пути. И, как бы очевидно это ни было, произошло столкновение, после которого оба человека очнулись, сидя на полу друг перед другом. Человеком, так сильно торопившимся куда-то, оказалась совсем маленькая, невысокая девушка, младше Рин, кажется, на год-два. Моргнув пару раз, Рин внимательно пригляделась, удивившись тому, как эта девушка-пушинка смогла сбить ее с ног. Да и сама она, похоже, совсем этого не ожидала, судя по тому, какой испуг отразился на ее лице. В одно мгновение вскочив на ноги, она поклонилась так глубоко, что, похоже, едва удержалась на ногах: — Простите, пожалуйста! Недлинные светлые волосы девушки полностью закрыли ее бледное маленькое лицо. Рин видела лишь то, как часто-часто она хлопала пушистыми светлыми ресницами. Она казалась маленькой, милой и совсем безобидной, настолько, что в груди Ринго не родилось даже малейшего намека на привычный страх. Коснувшись пальцами ее плеча, Рин внезапно вспомнила своего кохая в средней школе, прощавшегося с ней подобным образом, отчего в груди разлился неконтролируемый поток непонятной нежности. — Все нормально. Ты не пострадала? — Н-нет, все хорошо, — девочка пару раз робко мотнула головой, приняв нормальное положение. У нее оказались красивые карие глаза, в которых намешаны были все эмоции, которые, наверное, вообще существовали. Рин захотелось как-то успокоить её, прежде чем заметила, что на поду лежит ее светло-голубая заколка с изображением чего-то, напоминающего звезду. — Ты обронила? — спросила она, протягивая ей аксессуар. Девушка, немного осмелев, кивнула, принимая заколку. — Спасибо, — тихо отозвалась она, глядя на Ринго как-то исподлобья, сквозь длинную светлую челку. — Как тебя зовут? — беспечно поинтересовалась Ринго, игнорируя накатившую на ее собеседницу стеснительность. Та ответила, мгновенно вытянувшись по струнке: — Ячи Хитока! Третьегодка! Ой, нет, первогодка! — Аяме Ринго. Третьегодка, — беззлобно фыркнув, отозвалась Рин, направившись в сторону лестницы на первый этаж. Ячи-чан последовала за ней. — куда ты так торопишься? — А, ну, — она неловко рассмеялась, — не «куда», а «откуда»… — Бежишь от кого-то? — Ринго удивленно приподняла брови, уже смутно понимая, что Ячи имеет в виду. — Ну, скорее, я хочу побыстрее уйти из школы, — Ячи-чан смущенно отвела глаза. Ринго сочувствующе хмыкнула: — Понимаю. Мне тоже каждый день хочется поскорее вернуться домой. Такие скопления людей — совсем не моё. — Точно, — протянула девушка, опустив глаза, а затем вздрогнула, будто спохватившись, — простите, я не хотела вас задерживать, Аяме-сан! — Ничего страшного. Приятно было поговорить, — отозвалась Рин, махнув на прощание рукой и поспешив в раздевалку. Нужно поскорее переодеться, пока не пришло еще больше народу.***
Когда Ринго вернулась домой, то, к своему удивлению, застала там маму, обычно возвращающуюся ближе к восьми вечера. Только она, почему-то, выглядела словно не так, как раньше. В ней не изменилось ничего: одежда была все той же, прическа, макияж, выражение лица ничем не отличались от прежних, но Рин непроизвольно напряглась, почувствовав витающую в комнате неприятную своей известностью атмосферу. Рин точно знала, что случается, когда в доме царит подобное звенящее напряжение. И ей это определённо не нравилось. Заметив настороженный и внимательный взгляд дочери, Эрин, будто сорвавшись, без сил рухнула на кровать, оперевшись локтями об собственные колени и закрыв лицо руками. Вся ее поза будто выражала полнейшее отчаяние и горе, ее плечи время от времени мелко подрагивали, а пальцы истерически дергали ее темные волосы, будто мама считала, что, причинив себе боль, она сможет успокоиться. Длинные ярко-красные ногти оставляли на ее лбу отчетливые отметины, а она будто и не замечала этого. Рин не сразу заметила того, что правый рукав ее рубашки был едва заметно вымазан в крови. Неужели снова?.. — Что случилось, мама? — панически дрожащим голосом спросила Рин, мгновенно усаживаясь на пол перед матерью и ласково сжимая ее холодные ладони в своих руках. Быстро засучив ее рукав и внимательно осмотрев запястья мамы на наличие порезов и, к собственному облегчению, не отыскав их, Ринго спешно села на кровать, прижимая мать к груди, и медленно, привычными движениями, начала раскачивать ее из стороны в сторону, успокаивая. Пальцы Эрин больно сжали ее предплечья, ногти впились глубоко в кожу. Кажется, снова останутся синяки… Подождав, пока мама успокоится, Ринго вновь медленно, спокойно повторила вопрос, замедляя дыхание и следя за тем, чтобы мама дышала вместе с ней: — Что случилось, мама? — Рин… Твой папа в больнице. Он умирает, ему нужна помощь, Рин! Я хочу помочь ему, Ринго, но… я не могу. Я не могу, не могу, не могу! Я не могу… Помоги своему отцу, Рин! Умоляю тебя, в последний раз, пожалуйста, прошу тебя, Ринго! Неужели снова? Ненавижу. — Ложись на кровать, — с трудом процедила Ринго, укладывая голову матери на подушку, — я сейчас вернусь. Принесу чай. — Рин, ты же поможешь? — срывающимся голосом крикнула мама ей вслед, протягивая к дочери руки, — Рин! Ринго не ответила, до хруста суставов сжав руки в кулаки и торопливо скрывшись в кухне. Трясущимися пальцами зачесав волосы назад, Ринго яростно сжала челюсти и нервными движениями начала расчесывать тыльную сторону ладони, словно пытаясь привести находящийся там старый шрам в состояние кровоточащей раны. В голове пульсировала кровь, в глазах темнело… Ни за что. Ни за что. Ни за что.Ненавижу!