Двенадцать месяцев

      Вьюга становилась все сильнее, колючий ветер кусал щеки, норовя сбить с ног. Снег большими хлопьями сыпался за шиворот, быстро таял, неприятными ручьями скатываясь за шиворот. Федя, ежился, но терпеливо складывал принесенный хворост и дрова в поленницу. Из дома тянуло теплом и едва уловимым ароматом свежеиспеченной выпечки. В животе предательски урчало, но юноша понимал, что все лучшее достанется не ему, а брату. Феде же, как всегда, либо пригоревшие, либо покусанные, которые Антону пришлись не по душе. Отчим на это безобразие смотрел сквозь пальцы, то и дело, шпыняя тем, что дает кров и кормит, хотя мог бы давно выкинуть его на улицу. Федя молчал, прекрасно понимая, что не прогонит, ведь где еще взять бесплатную прислугу? Может быть, он бы и сам ушел, да вот только куда? Ему с детства вдалбливали, что он никто и звать его никак. Никому он такой убогий, косой и кривой не нужен, а в доме его держат только из жалости.       Выложив принесенные поленья, Федя выпрямился и вздохнул. Внутрь идти совсем не хотелось. Но особого выбора ему не предоставлялось: между зимней стужей, с колючим ветром и домашним теплом, пусть вперемешку с бранью и упреками, он выбирал последнее. Замерзнуть насмерть в планы юноши не входило, даже на радость его глуповатому братцу.       — О, явился, наконец! — едва Федя вступил за порог, послышался недовольный голос отчима, — принес хвороста?       — Да, Станислав Саламович, на несколько дней должно хватить, — кротко отозвался юноша, пряча от него глаза. Раздражать отчима хотелось меньше всего. А он к не так брошенному взгляду мог прицепиться, к тону или слишком, по его мнению, уставшему вздоху.       — Хорошего хвороста-то в этот раз собрал? — грозно нахмурил брови мужчина, — или опять таких же бревен, как ты сам?       — В этот раз хорошего, — ответил Федя, тихо вздохнув. Каждый раз одна и та же песня. Можно было уже ради разнообразия придумать что-то новое?       — Ты мне каждый раз так говоришь! — ответил Станислав Саламович, не отрываясь от своего занятия. По всей комнате были разбросаны корзинки. Он критично осматривал каждую, сравнивал их по размеру, выбирая попрочнее и побольше.       — Мне помогли собрать лучшего хвороста, честно! — простодушно признался юноша, улыбаясь.       — Это кто это тебе помог? Кому ты убогий сдался? — слова Феди отчима заинтересовали, выпрямившись, он недоверчиво посмотрел на него еще больше хмурясь.       — Мужчина. Военный. Сказал, что за елкой пришел! — признался Федор, коря себя за через чур длинный язык.       — А этот мужик потом с тебя оплаты натурой не потребовал? — заржал с печки Антон. Станислав Саламович на него цыкнул, спрятав улыбку в пышных усах, но ничего не сказал. Он вообще, одобрял все, что говорил и делал его сын.       Федя вновь вздохнул и ничего не ответил, лишь поближе подсел к печи, тщетно пытаясь отогреться и высушить промокшие ноги. Его братец, немногим старше его был абсолютно глуп и необразован. А еще до безобразия ленив и надоедлив. Если кого и можно было назвать бревном, так его. А еще эти тупые шутки, которыми он так гордился, заставляли Федю беспомощно скрипеть зубами. Как бы он не хотел сбежать из этого дурдома, прекрасно понимал, что деваться ему некуда, поэтому давным-давно покорно принял свою судьбу. Лишь тайно мечтая о том, что когда-нибудь наберется смелости, чтобы уйти от отчима и начать новую, самостоятельную жизнь.       — Вот эта корзина отличная! — вдруг заявил Станислав Саламович, — сюда много золота поместится!       — Корзина то у нас есть, — лениво протянул Антон, откусывая большой кусок очередного пирожка, — а вот подснежников нет!       — Откуда зимой взяться подснежникам? — осторожно подал голос Федя, — вон какие сугробы намело!       — А ты больно умный, я смотрю, — рявкнул отчим.       — Так они под снегом-то и цветут! — снова громко рассмеялся брат, — не зря же они подснежники!       — Подснежники цветут в апреле, — возразил Федор, хотя уже пожалел о том, что вообще открыл рот. Корзина, в которой отчим собрался хранить золото, цветы в декабре… Вопросов появилось много, но задавать их было опасно.       — Ну, что? Ты обогрелся? — грозно спросил Станислав Саламович, — давай, надо тебе еще кое-куда сходить.       — Это куда же? — обреченно спросил юноша. Мысль о том, что придется вновь выходить в этот холод, отдавалась стужей по всему телу.       — В лес! — рявкнул он, грубо всучив ему в руки корзинку.       — Зачем? — опешил Федя, борясь с очередным недобрым предчувствием. Если сейчас, он прикажет принести в корзине воды из проруби, он нисколько не удивится.       — За подснежниками! — пояснил Станислав Саламович и идея с водой из проруби уже не казалась Феде абсурдной, — король пообещал, что исполнит желание того, кто подарит ему на Новый год подснежники. И мы с Антошей считаем, что корзина золота именно то, что мы хотим!       — Какие же подснежники 31 декабря? Там так метет, что ни земли, ни неба не видно! — попытался возразить Федя. Даже корзина полная золота, не стоит того, чтобы сгинуть в зимнем лесу!       — Разговоры! — снова рявкнул отчим, всучив ту самую большую корзинку, — иди! И без подснежников не возвращайся!       Выбирать вновь не приходилось — Федор, натянув свой старенький тулуп и все еще мокрые валенки, взял корзинку и вышел из дома в морозную ночь, где не зги не видно из-за завывающего ветра и снежных вихров.

***

      Пробираясь по сугробам в чащу леса, Федя дыханием согревал озябшие пальцы, с трудом удерживая большую, плетеную корзину. Прислушиваясь к каждому шороху, он опасливо озирался. Но на его счастье, никого кроме него, в такое время в лесу не было.       Федю нельзя было назвать трусливым человеком, скорее осторожным. Суровое, жестокое отношение отчима закалило его характер, сделав его подозрительным и внимательным. Но отправиться ночью в лес, или запрячь самую норовистую лошадь, проблем не вызывало. Даже на ярмарку, торговаться с заморскими купцами, которые по слухам были не прочь обманом завлечь наивных парней и девушек на свой корабль, отправляли Федю. Станислав Саламович считал, что его Антошенька слишком хорош, и непременно привлечет внимание диких иноземцев. А на Федю, они точно никогда не позарятся. Поэтому, встреча с хищником или шайкой разбойников не пугала. Напротив, это стало бы эффектным завершением и без того тяжелого дня. Или тяжелой жизни, которую все равно никто не ценил.       С самого детства, Федя слышал о том, как сильно уступает Антону. Во всем. Природа, по словам отчима, на Антона не поскупилась: красота, сила и блестящие перспективы. Всем этим обладал родной сын Станислава Саламовича. Даже то, что его сын большую часть своего времени проводил лежа на печи, поедая все запасы еды в доме, его ни капли не смущало. А вот Федя в его глазах был простым, ничем не выдающимся мальчишкой. Таких по деревне бегают сотни. Раз взглянешь, а потом и не вспомнишь. Поэтому ему можно было поручать самую тяжелую и грязную работу.       Станислав Саламович так часто это повторял, что Федя тоже начал в это верить. Смирился, особо не высовывался, свое мнение почти не высказывал. Молчал и терпел. Какой смысл, если ему, скорее всего, всю свою жизнь предстоит провести, угождая прихотям Антона, терпя издевательства и придирки отчима? Антону давно и безуспешно подыскивали хорошую, покладистую невесту, а Феде и думать об этом запретили. Не то чтобы он об этом мечтал. Девицы вообще его привлекали мало, но возможно, для него это был единственный шанс вырваться на свободу. Но кто согласится пойти замуж за сироту, у которого за душой ни гроша?       Продрогнув до костей, Федя едва передвигал ноги, все сильнее проваливаясь в сугробы. Он отчаялся вырваться из этого снежного плена, понимая, что никаких подснежников в декабре не бывает, да и, оглядываясь по сторонам, понимал, что окончательно заблудился. А значит, его ждала верная гибель. Что ж, значит, так то и быть. Он смирился со своей судьбой, значит и такой конец примет безропотно.       Поплутав еще немного, юноша заметил в отдалении, между пушистыми ветками сосен отблески костра. Федя вопреки голосу разума и инстинкту самосохранения поддался любопытству и подкрался ближе. Спрятавшись за ветвями ели, он не дыша, разглядывал компанию гревшихся у огня мужчин. Все разного возраста, и совершенно непохожие друг на друга. Но то, как весело и непринужденно шла у них беседа, давало надежду, что бандитами и грабителями они не были. Да и лица у них были слишком уж добрыми.       Прислушавшись, Федя старался уловить хоть краем уха их разговор.       — Мы бы хоть раз могли побывать в городе не прячась? — спросил молодой человек в легкой, цветастой рубахе, небрежно поправив непослушные волосы, которые растрепались от этого движения еще сильнее, — каждый год я слышу о том, как весело в конце декабря и никогда ты нас с собой не берешь! А мы бы с Октябрем тоже покатались на санях или коньках. Почему Январю и Февралю можно, а нам нет?       — Так и скажи, что просто хочешь лишний день провести с ним вместе, — хитро улыбнулся парень, сидевший рядом с ним, — думаешь, мы не замечаем, как при любой возможности вы от нас прячетесь? Весь лес уже изучили?       — Не выдумывай, Апрель, — произнес молодой, высокий, темноволосый мужчина с густой щетиной на лице. Его голос звучал мягко, протяжно, немного хрипло, словно простужено, — зачем нам с Маем прятаться? А по лесу, так не только мы гуляем!       — А кто еще? Неужели Июль с Ноябрем? — хитро прищурился Апрель, не спуская с Октября любопытного взгляда. Мужчина едва заметно кивнул, — так и знал!       Он так звонко рассмеялся, что сидевший за елью Федя, сам улыбнулся. Слишком уж заразительным был его смех, и пламя костра в глазах плясало огненный танец. И сам молодой Апрель оказался завораживающе красивым. Даже отсюда были заметен его глубокий взгляд голубых глаз и трогательная родинка на правой щеке. От этих мыслей у самого Феди запылали щеки от прилившей к ним крови.       — А ты Апрель, не завидуешь ли часом? — усмехнулся еще один светловолосый юноша, только в отличии от Апреля он был выше ростом и более крепким на вид. Он, откусив от большого красного яблока большой кусок, показал Апрелю язык, — ты у нас один одинешенек!       — Вот еще — завидовать! — тут же парировал Апрель, — я знаю, судьба моя близко! И я ее непременно дождусь!       Он мечтательно улыбнулся, глядя куда-то вдаль, отчего вновь показался Феде, который давно забыл, как дышать, еще прекраснее и загадочнее.       — А почему Сентябрь с Январем в город ходит? — вновь заговорил Май, недовольно и обижено посматривая на одного из самых старших мужчин в их компании, — сейчас твой месяц, Декабрь! Значит, ты разрешил!       — Январь у нас самый главный, ему мое позволение не требуется. К тому же, Сентябрь его суженый и берет он его под свою ответственность, — терпеливо объяснил Декабрь, — не переживай так, Май. Наступит весна, и вы сможете пойти на прогулку. В твоем месяце тоже бывают холодные дожди.       Октябрь, сев рядом с Маем ласково обнял его за плечи, и склонившись к его уху, что-то прошептал. Это что-то видимо было очень приятным, потому что молодой человек улыбнулся и, сжав в ответ ладонь мужчины, кивнул.       — Хорошо. Обещаю с этим больше не приставать. Нам и в лесу неплохо!       — Вам ли переживать? — заговорил еще один мужчина в теплом, зимнем тулупе, — а вот как нам с Августом нелегко! Только я появляюсь, чтобы его навестить, как тут же, куда не пойдем слышим, как люди ругаются на резкое похолодание! А я всего-то на денек прихожу! Скучаю.       Смуглый парень, что сидел рядом с ним в летней, белой рубашке, прижался к его боку.       — Зато потом все одиннадцать месяцев можно не расставаться. Ради этого, и потерпеть можно месяц.       Чем дольше Федя слушал разговор этой загадочной компании, тем чаще вспоминал о небылице, которой поделился с ним военный. И к его удивлению, мужчин у костра было именно двенадцать. И обращались они друг к другу именно так. Видимо, и сам Федя, от холода повредился разумом.       Неожиданно для всех, Декабрь поднес палец к губам и разговоры смолкли. Все месяцы разом посмотрели на него, встревоженно и внимательно. — А у нас с вами гости, — усмехнулся он и, поднявшись, подошел ближе к костру, — кто бы ты ни был, выходи. Не бойся, если ты сам с добром, то мы тебя не тронем.       Ноги Феди утопали в снегу, вылезти продрогшими ногами из снега, оказалось не так уж и легко, но даже на мгновение у него не возникло мысли о том, чтобы ослушаться. Понимая, что перед ним создания поистине волшебные, прятаться от них он не видел никакого смысла, а еще он верил словам Декабря.       С трудом выбравшись, он почти упал им под ноги, когда отодвинул тяжелую ветку ели.       — Простите, что подслушал вас, — начал Федя, пряча взгляд, — я увидел костер и хотел погреться.       — Так подошел бы к нам, попросился. Не прогнали бы! — мягко сказал Январь, — что же ты под елью сидишь? Или испугался? Так мы не злые!       — Не хотел мешать вашему разговору, — Федя протянул руки к костру, мельком посмотрев на улыбающегося Апреля. Как бы не было стыдно перед другими, но отвести от него взгляд было настоящим подвигом. И не холодно же ему, в такой легкой накидке!       — Кто ты, и что делаешь в лесу в метель? — продолжил расспрос Январь, словно не замечая обеспокоенного, немного ревнивого взгляда молодого месяца, что сидел с ним рядом. Видимо он и был тем самым Сентябрем, его суженным.       — Меня зовут Федор, — отогревшиеся пальцы покалывало, а тепло разливалось по телу. Даже дышать стало легче, — я здесь по приказу отчима.       — И зачем же он тебя отправил? — поинтересовался Декабрь и кивнул на корзинку, — за шишками?       — Нет! Не за шишками, — смутился Федя. Называть истинную причину своего визита в лес было стыдно, — за подснежниками.       — За чем? — фыркнул Май, — а твой отчим не знает, что подснежники не растут в декабре?       — Забавный у тебя отчим. С юмором, — серьезно добавил Октябрь, — или попросту дурачок необразованный?       — Знает. Но наш король обещал исполнить любое желание того, кто подарит ему на новый год подснежники и наполнить корзинку золотом, — пояснил Федя, — вот и дали мне самую большую.       — Что ж, Апрель, — улыбнулся Май, — это твой клиент. Забирай.       — Да я бы с радостью, да вот уступит ли мне Декабрь? — Апрель бросил на Федю еще один взгляд, от которого сердце упало в пятки и сладко заныло.       — И как же я пущу тебя вперед Января, Февраля и Марта?       — Ну, я противиться не стану! — тут же высказался Январь, — да и Февраль думаю тоже.       — Я тоже не против, — произнес кудрявый юноша. Говорил он с жутким акцентом, выдавая свое иноземное происхождение, — ради такого дела, можно и уступить немного времени.       — Спасибо, Март, — Апрель благодарно сжал его плечо, — мне нужно всего-то полчаса, не больше, — взяв из рук Декабря волшебный посох, он повернулся к Феде, — будут тебе подснежники. Так много, сколько унести сможешь!       Как только он ударил им по земле, снегопад прекратился, на полянке стало теплее, снег под ногами стал влажным и через миг, потекли ручьи. Стало по-весеннему тепло, Федя тут же стянул с рук промокшие рукавицы и расстегнул тулуп. На полянке словно была своя жизнь, отдельная от всего остального мира. А впрочем, возможно так и было. Едва снег успел растаять, как зазеленела первая травка, запели птицы, и появились белые хрупкие цветы.       — Подснежники! — восхитился Федя, не веря своим глазам, — и правда, подснежники!       — Не теряй времени, Федор, — сказал Апрель, встав у него за спиной, — у нас всего лишь полчаса.       С трудом взяв себя в руки и победив охватившее его волнение, Федя побежал на полянку, собирать цветы.       Полчаса пролетели быстро. Корзинка была полна подснежников, а сам Федя задыхался от усталости.       — Спасибо вам, братья-месяцы, выручали вы меня, спасли от гнева отчима и верной гибели! Не пустил бы он меня на порог, да и пропал бы я тут в лесу…       — Как же было не помочь? — улыбнулся Апрель, склонив голову на бок, — я сразу узнал тебя, Федя. Часто видел тебя на поле. Едва сходил снег, как ты был там. Землю пахал, сеял, а потом в лесу хворост собирал. А после на ярмарке в городе. Где бы я ни был, везде на тебя натыкался.       Не ожидал Федя таких слов. Тем более от самого красивого, молодого месяца. С трудом удерживая тяжелую корзину, он еще раз пробормотал слова благодарности и побрел к узкой тропинке, освещаемой тусклым светом появившейся откуда-то луны.       — Федя! — крикнул ему в след Апрель, — никому не говори, что видел нас! Никому. Дорога эта секретная. Если о ней узнают, ты больше сам никогда нас не найдешь!       — Не скажу! — обернулся Федя, — никогда, никому не скажу!       Думать о том, что больше они никогда больше не увидятся, было страшно, но он обязательно сохранит эту тайну.