Непокорëнные

Ты такая красивая, словно мне это снится, Это только сейчас, это не повторится* [*из песни группы Нервы - "Батареи"]

С Прудов Ия приехала ни капли не отдохнувшая, с сильнейшим кашлем и красными, будто заплаканными глазами. Нужно признать, крепким здоровьем девушка никогда не отличалась (что для нее служило лишь подтверждением теории, что жизнь её началась не в колбе Центра Зачатия, как у всех нормальных людей, но... иначе, как, наверное, у диких из Низкого Сектора, и генофонд её не был выверен и избавлен от дурных предрасположенностей и вероятных болезней, как положено в Центрах Зачатия в Среднем), но свалиться с температурой среди лета было бы уже слишком... Лагерь, который организовала школа на первую половину летних каникул, имел технико-механический уклон, что, пожалуй, и стало единственной для Ии причиной согласиться остаться там воспитателем: чем меньше государственно-уставно-религиозной бурды и чтения моралей, тем лучше, тем более что детишки здесь и без нее были заняты почти весь день, ковыряясь в каких-то деталях и сборных моделях. Что ж, лишние умелые руки Среднему Сектору никогда не помешают, а развивать их для этого стоит с самого детства. Лучше это, чем вступать в Молодежные Дружины Нравственности и доносить на соседей. Как бы то ни было, но работа в лагере утомила девушку, хотя это, несомненно, было лучше (да и попросту выгоднее финансово), чем оставаться на весь июнь в школе, готовя её к новому учебному году. Пусть летние каникулы и длились целый месяц, но вероятность получить отпуск на все тридцать дней была столь мала, что вернее было бы сказать, её не существовало вовсе. Потому Ия и решила выехать к Прудам – в конце концов, вернуться ненадолго в те края, где провела всё своё детство, девушка тоже была ни капли не против – там и природа есть какая-никакая, растительность, воздух чуть чище, второй ярус дороги чуть дальше… Да и лето выдалось душным, а в городе, пахнущем плавленым асфальтом и тонущем в пыли дорог, наверное, совсем невыносимо. Домой, однако, девушка вернулась больной и уставшей, нерадостно предвкушая, как проведет остаток каникул в своей кровати с температурой, и, едва сделав шаг внутрь квартиры, поняла, что отец уехал не то в очередную командировку, не то еще куда, даже не удосужившись предупредить её об этом по телефону. Что ж, Ия и маленькой одна справлялась неплохо, не то что теперь, когда ей почти уже восемнадцать лет. А к тому, что его вечно нет, и он ничего не рассказывает о своих делах, ей не привыкать. То было вчера, а сегодня градусник показал с утра пораньше 38.9, и девушка, тяжело вздохнув, переоделась в свое серое уличное платье и, напялив ненавистную шляпку (зато не видно, что волосы не мыты), вышла на лестничную клетку, удивляясь, каким трудом, оказывается, бывает удержать равновесие собственного тела. Даже сейчас она не взглянула на ненавистный лифт и, мысленно проклиная отца за выбранный этаж, начала свой долгий спуск по лестнице, освещенной режущими глаза светодиодными лампами. Как ни крути, а на Прудах, когда они жили в пятнадцатом квартале, было всяко лучше – не потому даже, что в пятнадцатом уровень жизни повыше, а потому, что там были трехэтажные дома на несколько семей, а не эти чудовищные высотки с прозрачными лифтами, чтоб их проектировщикам самим так застрять… Девятнадцать этажей вниз показались Ие не то пыткой, не то нескончаемым дурным сном, от которого голова шла кругом, и думать о том, каким будет обратный путь, не хотелось подавно. Этаж за этажом, снова по кругу. Мозг девушки отчего-то непроизвольно считал каждую пройденную ступень, но к четыреста восьмой, когда впереди уже виднелся белый пол проходной, залитый золотистым солнечным светом, ноги словно сбились с размеренного ритма, и девушка чуть не выпала в дверной проем, едва успев ухватиться за металлический косяк. Невольно выругавшись про себя и спешно вернув на лицо маску безразличия, она подняла взгляд… ...и встретилась с теми самыми светло-карими глазами, что около двух недель назад так потрясли ее своей глубоко спрятанной, затравленной добротой. Ия замерла на мгновение, с ног до головы покрываясь мурашками, но голова вдруг предательски закружилась, и девушке пришлось крепче впиться пальцами в дверной косяк, чтобы устоять на ногах. Ну почему каждая их встреча выпадает именно на те моменты, когда Ия выглядит полным убожеством? Гнев и обида бурно вскипели у нее внутри, но нездоровый румянец, пылавший на ее щеках, был и без того слишком ярок, чтобы выдать их. - Добрый день... - Эй, Вы в порядке? - Тревога коснулась только голоса тоненькой соседки, но в нем звучала на удивление отчетливо, совсем не так нерешительно, как в предыдущий, первый раз. - Я... Да, все хорошо. – Ия хотела было обойти её (или попросту спастись бегством?), но что-то внутри не давало ей ступить и шага. - У Вас же жар... Ия, - та вздрогнула, услышав звуки своего имени впервые из уст Лады, - у меня мама и папа врачи, я знаю... - речь ее звучала по-детски просто, когда девушка потянулась коснуться лба Ии, что стояла в паре шагов от нее, но та отчего-то невольно отшатнулась, тут же судорожно оглядываясь на окошко комнаты консьержа, которого, к ее облегчению, почему-то не было на месте. Вездесущие камеры, конечно, никто не отменял, но все же так отчего-то хоть каплю спокойнее. - Эй... Ия, Вы куда собирались, я могу... Вам помочь? - В аптеку. – Хмуро выдавила Ия, все еще не понимая, бредит она или нет, хотя и склонялась куда явственнее к первому варианту. Она сделала еще два шага, выходя за порожек лестничной клетки, и оперлась на подставленный локоть девушки, смутно удивившись, каким тонким и хрупким он был. Ия, конечно, и сама не была такой уж высокой, а тем более полной, но все же миниатюрность Лады, удивительно незамеченная в их первую встречу, теперь совершенно поразила ее. - Садитесь и ждите меня, - голос той внезапно зазвучал решительно и даже вовсе командно, когда Лада твёрдым движение усадила Ию на узкую лавку у стены проходной, - что Вам купить? - Ааа?.. То есть… - Что Вам купить? - Повторила она свой вопрос, прямо глядя в мутные от жара глаза Ии. - Вот, - сдалась та, протягивая вытащенные из маленького рюкзака деньги и называя лекарства. Лада кивнула сухо и поспешно выскользнула на улицу, оставляя растерянную Ию одну – удивляться, как просто она сдалась и послушалась мягкой настойчивости этой странной девушки. Вернулась та быстро - благо, аптека располагалась в дальнем конце двора, противоположном от столь сильно не понравившегося Ие магазина, и, отдав Ие купленные препараты со сдачей, вызвала болтающийся где-то наверху лифт. Ия невольно поежилась – в равной мере от нездорового озноба и собственных сомнений – и замялась, когда через минуту или две лифт распахнул свои не очень-то гостеприимные двери. - Ия?.. – Да что же за манера у нее звать людей по имени, словно они знакомы сто лет, а не по фамилии, как все всегда зовут? И почему только Ия чувствует себя так неловко от этого?.. - Я… то есть… - она замялась, тяжело дыша, как вдруг глаза Лады широко распахнулись от внезапного понимания. - Так Вы поэтому по лестнице шли? С самого верху… Святая Империя… - выдохнула она, едва сдерживая потрясение, потом снова опустила глаза к полу, но в голосе ее, прежде тихом и покорном, больной девушке послышались приказные нотки, когда Лада, не поднимая глаз, нетерпеливой скороговоркой зашептала. - Ия, заходите же, камеры наблюдают! - Ия вошла внутрь, позволяя дверям тяжело захлопнуться за своей спиной и тотчас же поворачиваясь к ним лицом, чтобы не видеть стеклянных стен и города, вид на который открывался сквозь них. - Все хорошо, - кажется, странная девушка стояла прямо за ее спиной, но у Ии не хватило ни желания, ни сил обернуться и посмотреть. Опираясь на локоть соседки, она открыла входную дверь, все еще находясь в легком замешательстве, имеет ли она право пустить Ладу внутрь, но та сама решила все ее сомнения, проворно скидывая мягкие туфли на плоской подошве, проходя на кухню и включая чайник, словно давным-давно знала откуда-то, что где лежит и что откуда взять. - Вам нужно лечь, Ия, Вы врача вызывали? Вы с кем живете? – Доносившийся с кухни голос девушки был звонким в шуме закипающей воды, и, несмотря на всю нелепость и даже абсурд ситуации, Ия вдруг почувствовала себя так уютно и спокойно, как не доводилось ей чувствовать никогда прежде, почувствовала себя по-настоящему дома – впервые в жизни – и сама подивилась этому неясному теплу внутри. Словно именно так всё всегда и должно было быть, единственно правильно. А может, - вероятнее всего, да, - это просто повышенная температура снова мутила её рассудок… Лада тем временем принесла в комнату исходящую паром кружку с чем-то сиреневым, дурманяще пахнущим синтетическим ягодным ароматизатором, и, опустив на низкий стол возле дивана, замерла рядом, словно тоже не зная, что произошло и как быть теперь. Потом смущенно кивнула головой. - Я попрошу отца завтра к Вам зайти, хорошо? Или стучитесь, если нужна будет помощь… У меня сестренка недавно болела, я знаю, как это бывает…- прибавила она спешно, словно оправдываясь за проявленную заботу. А Ия, по-прежнему сидевшая на самом краешка дивана, словно сама была в гостях, а не в своей квартире, всё смотрела снизу вверх на тонкое, бесцветное лицо соседки – лицо изможденной женщины, а не семнадцатилетней девчонки, запечатанное напряженной сосредоточенностью, не отпускающей ее разум ни на мгновенье. И каждая ресница, бесконечно длинная, прикрывающая ее почти постоянно опущенные глаза, казалась ей каким-то удивительным чудом, которого прежде Ие почему-то никогда не доводилось видеть и замечать. За форточкой стеклостены, совершенно бестолково распахнутой из-за июньской жары, где-то вдали гулко грохнул пушечный выстрел. Лада чуть заметно вздрогнула и невольно обернулась в ту сторону, настороженно замерев, словно лисичка, услышавшая шорох мыши в жухлой траве. «В девятом Посвящение началось» - с тихим трепетом произнесла она. *** Павильоны на плацу перед Домом Управления Средним Сектором поставили как всегда быстро и четко, за считанные два или три дня. Несмотря на то, что в этом году, как и в предыдущем и, наверняка, следующем, пятнадцатилетних было меньше, чем прежде, ибо демографическая яма прошедшего кризиса давала о себе знать, работы по доставке на плац и установке психо-колб, павильонов, ограждений и всего необходимого было по-прежнему предостаточно. Утро в день Посвящения выдалось жарким и каким-то томительным даже для тех, кто уже минул возраст пятнадцати лет и мог с чистой совестью не вспоминать о пройденном испытании – если, конечно, то возможно было забыть. Воздух пах плавленым асфальтом, пылью и всё нарастающим напряжением: несмотря на то, что успешное прохождение испытания являлось непререкаемым долгом каждого молодого гражданина Империи, день этот (к тому же выпадавший на самый долгий день года) считался торжественным, хотя и не праздничным, и бесспорно занимал центральное место во всех новостных лентах телевидения и компьютерной сети. Фотографы и репортеры беспрестанно сновали туда-сюда среди подтягивающихся к площади мальчишек, чтобы успеть запечатлеть начало церемонии и каждый её уголок, который только оставался доступен и дозволен Средним, не принимавшим в ней непосредственного участия. Неширокий остекленный коридор, соединявший павильоны, был идеальным местом для наблюдения за происходящими событиями изнутри: во-первых, стекла его стен казались снаружи зеркалами, не дававшими Средним увидеть происходящего в нем, во-вторых, это был попросту самый краткий и удобный путь из одной зоны Посвящения в другую, что тоже было немаловажно. По коридору то и дело сновали люди в форменной одежде: и Средние, обслуживающие мероприятие и следящие за порядком, и Высокие, присланные в этот знаменательный день на территорию Среднего Сектора по более важным делам. - …говорю тебе, мы не успеем вернуться из второй зоны в первую, чтобы увидеть всех шестерых, - настойчиво убеждал черноволосого Высокого молодой мужчина с непослушно топорщившимися каштановыми кудрями, - либо мы расходимся, и каждый смотрит за своими, что я по итогам прошлых лет считаю на корню неверным, либо я вывожу трансляцию фиксирующей камеры, - он едва уловимо кивнул в сторону стоявшего у его ног дипломата, подразумевая находящееся в нем устройство, подходящее для озвученных действий, - что, на мой взгляд, является меньшим из зол, - подытожил он. Пять павильонов, что соединял коридор, иначе называемых пятью зонами, делили проходивших обряд Посвящения подростков на группы в алфавитном порядке их фамилий для повышения пропускной способности и ускорения процедуры. Таким образом, из шести мальчишек, что были выбраны парой мастеров в этом году, Пан Вайнке и братья Стеф и Дени Драй относились к первой зоне, Кир Ивлич (которого напарник где-то откопал едва ли не в последний момент второго построения) и Колин Кое – ко второй, а Артур Рот – к пятой, предпоследней, таким образом, что метаться меж ними всеми представлялось молодым людям, ожидавшим начала мероприятия, крайне непрактично. Мастер Брант и Мастер Оурман стояли возле перил, шедших вдоль стеклянной стены коридора, напротив первой зоны, ожидая начала мероприятия, которое их двоих касалось немногим меньше, чем самих проходящих Обряд. Оба они, однако, выглядели сдержанными и преисполненными холодным спокойствием, строго привитым с самых юных лет и отточенным до блеска. Предыдущие два года, что молодые люди работали вместе, каждый предпочитал сам смотреть за успехом своих будущих подчиненных, но в этот раз слишком большое число возникших внезапно противоречий привело их к решению вместе наблюдать весь ход событий, разрешая свои споры по ходу дела, а не откладывая в долгий ящик. Гулкий удар пушечного выстрела обозначил начало Обряда Посвящения и призвал к тишине выстроившихся в еще не ровные шеренги четырнадцати- и пятнадцатилетних мальчишек, ожидающих своего часа. «С того дня, как Всеединый Управитель поделил Великую Империю нашу…» - начал свою неизменную вступительную речь голос из динамика. В зеркальном коридоре, облокотившись на металлический поручень, Алексис закурил и, сам не отдавая себе отчета, устремил невидящий взгляд на ряд «В». В этом году лишь двое – в противовес предыдущим троим-четверым - из шестерых Средних были выбраны в Академию им, и всё же какое-то непонятное чувство внутри, словно странная рассеянность, не давало ему покоя уже не первый день, как бы ни стремился холодный рассудок убедить молодого человека в том, что всё полностью под его контролем. - Вайнке, - кивнул Даниел на направившегося к психо-колбе высокого паренька, подойдя совсем близко к Алексису и опираясь подле него на перила; тот выпрямился, кинув окурок в стоящую поодаль урну (и, кажется, не попав, хотя это не имело уже равным счетом никакого значения), и взглянул на экран телефона засечь семь минут. Святая Империя, целая жизнь за бесконечные семь минут. - Паршиво справился, - констатировал Даниел и без того очевидный факт, пристально глядя, спустя установленное время, на нетвердо вышедшего из капсулы мальчишку, чье бледное лицо отдавало зеленовато-землистым цветом, и сухо добавил, - он слабый. Возможно, слишком эмоциональный. - Он только что порешил всю свою семью ради буквы Устава и Империи, - холодно заметил Алексис, не отрывая от мальчишки своего взгляда. - Я в курсе. Я тоже это делал, чтобы получить права гражданина. - Даниел, сколько можно? – Пан скрылся в «зеленом» коридоре, дававшем право продолжать жить дальше, и Алексис перевел, наконец, глаза на собеседника; голос его звучал натянуто. - Ты мне третий год кряду в этот день напоминаешь, что я не проходил обряда. Это такой толстый намек, что я должен быть там, а не здесь? - Нет, просто мне нравится выводить тебя из себя, - непринужденно пожал плечами Даниел, - а виртуальная реальность, кстати, штука действительно любопытная – стоит подумать, какой еще толк можно из нее извлечь. У тебя же вроде были связи в охранке, может, подскажут что-нибудь по реализации? - Прости, мне убить доводилось только в «реальной» реальности, - отрезал Алексис, глядя на товарища прямо и холодно, словно пронзая его насквозь этим взглядом. Потом едва уловимо смягчился, отвечая на поставленный вопрос, - были, только связываться с охранкой по неутвержденному проекту без ведома администрации у меня особого желания нет. Надеюсь, у тебя тоже. Даниел промолчал, кажется, чуть сконфуженно. - Послушай, просто мне не нравится Вайнке, - наконец произнес он примирительно и чуть устало, - Йен в позапрошлом году мне тоже первое время не нравился, если ты помнишь. - А мне не нравится Ивлич, - эхом откликнулся Алексис, снимая порядком уже запаривший светло-серый двубортный форменный пиджак, перекидывая его через ограждение и закатывая рукава белой рубашки, - он слишком… живой. Благонадежные такими не бывают. Я, знаешь, вообще Средних не люблю, но я же не говорю, что их не должно быть. Хотя ответственность за Ивлича, если что, все равно ляжет на тебя. И кстати, осталось четыре минуты до него и девять – до Дэни Драя. Пока Даниел разбирался с настройками компьютера, Алексис снова уставился на людской муравейник, что открывался его взору сквозь слегка затемненное стекло, но глаза его словно не видели ничего происходящего. Нервничать - означает быть неуверенным в себе. Нет, у Алексиса не было повода нервничать, он всегда получал то, чего желал, и этот раз не станет исключением. Трансляция фиксирующей камеры второй зоны была на удивление хорошей и четкой, а ракурс съемки – как нельзя более удачный, чтобы возможно было рассмотреть мальчика словно сквозь стекло: Кир Ивлич, невысокий, худенький парнишка с сероватыми, мышиного цвета волосами, вышел из психо-колбы ровно и спокойно, словно делал это прежде уже десяток раз, и окинул стоящих перед ним Высоких безразличным взглядом красивых серо-голубых глаз. Пустых и мертвых. Затем, получив безмолвное согласие, вышел тем же путем, что и предшествующие ему мальчики. - «Слишком живой», говоришь? – Мастер Оурман был на этот раз совершенно серьезен, и ни капли былой насмешки не слышалось в его голосе. - Кир актер, каких еще поискать, - качнул он головой, - ты поймешь, когда узнаешь его ближе. А от Вайнке у тебя еще будут проблемы, попомни моё слово.