В этом мире хоть что-то, наконец, изменилось, Ты вернулась домой не такой, как вчера* [*Из песни группы СПЛИН – «Совсем другой» ]
На самом деле Лада не была уверена, что когда-то в жизни – осознанной, разумеется, жизни, - при ком-то плакала. По крайней мере, память подобных воспоминаний ей милосердно не предоставляла. Нет, ну случалось, конечно, чего греха таить, в начальной школе, пару раз закрыться в кабинке школьного туалета и размазать по щекам это странную соленую жидкость из глаз, но это было, разумеется, тайком, беззвучно, чтобы не нашли и даже не заподозрили. Но теперь… Ощущение было такое, что странная двойственность, терзавшая девушку все эти дни, куда-то сама собой испарилась, улетучилась, и осталось одно лишь спокойствие, светлое, до краев наполняющее сердце. Смешно, но, собираясь с духом на этот разговор, эту речь, столько раз обдуманную и мысленно проговоренную про себя, Лада как-то даже и не рассматривала вариант, в котором оказывалась не права в собственных выводах, в котором Ия не была бы внедренной – а чего мечтать о несбыточном, когда реальность нечасто это поощряет? И теперь она совершенно не знала, что делать и как быть – теперь, когда жизнь, кажется, несмотря на всю шаткость её нынешнего положения, всё же не утратила своего смысла… Лада так и стояла, не в силах выпустить Ию из своих объятий, всё ещё потрясённая – её словами, своими слезами, бесконечным теплом в груди, да и по-прежнему самим фактом того, что за ними не наблюдают камеры, и что ощущение это, оказывается, неимоверно отличается от того обычного, что она, уже не задумываясь, привыкла испытывать каждый день. Время, словно бы замороженное в моменте, постепенно начинало оттаивать, возвращало свой ход, снова перенося девушку в привычный ей мир – где всегда было страшно сделать лишнее движение, - и теперь два этих чувства равно боролись в ней: Отпустить или остаться, рискнув. Сколько еще продлится темнота? А если кто-нибудь придет? Или Ия всё-таки играет, и ей, Ладе, теперь точно крышка?.. Не сдержав тяжелого вздоха, девушка выпрямилась и выпустила новообретенного друга из своих рук, скользнув пальцами по плечам девушки. Та лишь улыбнулась едва заметно самыми уголками губ – или даже одними глазами, поди разбери тут… Глаза, конечно, к темноте привыкли, да только вот по голосу, и телу хотя бы как-то ориентироваться в эмоциях Средних всегда было куда проще, нежели в каменной маске лица, так что освещение тут все равно не помощник. Откуда-то издали, сверху, раздался приглушённый, но гулкий стук, а следом за ним словно бы голоса, едва различимые, заставившие обеих девушек одновременно вздрогнуть и обернуться. - Кажется, кто-то в лифте… - почему-то уголка губ Лады коснулась едва уловимая улыбка, блуждающая и растерянная. - И чем мы им поможем? – Мягко отозвалась Ия, всем своим тоном словно говоря на самом деле: «Я никуда не пойду, останусь здесь с тобой, и пусть они делают, что хотят». - Вот так, наверное, и избавляются от всяких нерациональных страхов, - неожиданно для себя укоризненно съязвила вторая девушка и почему-то подумала, что, окажись они в том проклятом лифте сейчас, Ия бы наверняка не испытывала тех неприятных ощущений, что всегда. Хотя с чего вдруг такая уверенность? Может, этот страх бы, наоборот, лишь всё испортил? А вообще странно, неужто и правда достаточно лишь отключить камеры наблюдения, и все, кто в ином случае пришёл бы на помощь, разом закроют глаза и вот так пройдут мимо, когда она тебе понадобится? Или просто счастье – такой невероятный эгоизм, что не оставляет места самоотверженности и следованию долгу? - Лада, я ведь тебе… Вам… тебе хотела показать кое-что, - тем временем начала Ия нерешительно, прогоняя прочь разом все сомнения девушки, - затем и весь этот разговор начала, хотя и странный он вышел... – Ия выглядела смущенной и растерянной, но без болезненной нервозности, которую так часто можно было заметить в повадках Средних. Выглядела она утомлённой что ли, или просто такой же опустошённой, как и сама Лада, опустошённой этим странным вихрем чувств, непривычных и каких-то почти нездоровых в своей иррациональности. - Только если не боишься. - Шёпот Ии звучал так твердо, а вместе с тем так безоглядно опрометчиво, что Лада даже на какую-то долю секунды засомневалась, а не боится ли она, действительно, даже сама еще не зная, чего именно, и тут же замотала головой, все еще глядя в чернеющие в темноте проходной огромные зрачки Ии. «Алло, Анна, Анна, слышишь меня?» - Громкий голос и темный силуэт прошедшей по двору мимо распахнутой двери их подъезда женщины с мобильным телефоном заставили девушек вздрогнуть. - Разве что может быть страшнее сегодняшнего дня? – Выдохнула Лада, качнув головой и закрывая на мгновенье лицо руками, едва только женщина скрылась из вида и ледяные тиски испуганного напряжения отпустили девушку. - Я словно десять лет прожила за него один… - И правда, - откликнулась Ия, в очередной раз окидывая проходную мимолетным, но весьма пристальным взглядом, словно невольно ожидая увидеть кого-то, затаившегося в темном углу. - Прямо сейчас покажете? – Лада заметно оживилась, выражая всем своим видом готовность действительно мчаться куда угодно именно теперь, сквозь тьму и бурю, а потом тотчас поспешно и так привычно потупила взгляд, заметив в лице собеседницы какое-то словно бы отеческое умиление. И почему она себя такой дурой набитой чувствует теперь, когда эта девушка знает о ней так… непростительно много? Нет, нет, решительно не может быть, чтобы она была подставной. Хотелось даже замотать головой, лишь бы только прогнать эти жуткие, почти неприличные мысли из своей головы. Подставные точно не такие! Подозрительные, закрытые или… Святая Империя, да откуда ей знать, какие на самом деле шпионы Высокого Сектора? Но Ия все равно точно не такая. Точно. - Нет, не сейчас, - казалось, в голосе отвечавшей слышалась не то досада, не то разочарование, - сейчас не выйдет, хотя я и собиралась… - она немного замялась, по всей видимости, сомневаясь, насколько много готова выдать Ладе своих секретов, - я напишу, когда возможно будет, хорошо? – От прикосновения ее рук, всё еще полуобнимающих девушку за плечи, было, несмотря ни какие внутренние споры и сомнения, как-то невероятно тепло и хорошо, как-то доверчиво, неслыханно… - Так что ждите от меня странных посланий между строк. - Ия, кажется, заметила, что всё еще сбивается с этого внезапного «ты» на привычное, безжизненное «Вы», губы ее нервно дрогнули, и лица коснулась робкая, сдерживаемая, а вместе с тем безумно настоящая улыбка, мигом изменившая и преобразившая ее едва различимую в темноте внешность. - Ну, ты же умеешь такие читать, да? – Снова пытливый взгляд и сомнение в голосе. - Угу, - закивала Лада так спешно, будто могла тем самым задержать странное видение перед глазами. В деле заумно зашифрованных посланий она, конечно, едва ли так уж блистала, писать-то особо секретного было за все эти семнадцать тухлых лет считай, что некому, но уж прочитать-то и понять, авось, сможет. - Вы… Ты же меня найдешь? Ну, в сети или по базе дома… - язык отчаянно не слушался, комкая и путая слова, так глупо и неловко, когда Ия снова привлекла её к себе в крепком объятии: - Уже сто раз нашла, - выдохнула она, всё еще улыбаясь. ***Кто мы?.. Незнакомцы из разных миров Или может быть, мы – Случайные жертвы стихийных порывов? Знаешь, как это сложно – нажать на курок, Этот мир так хорош за секунду до взрыва* [*Из песни группы Flёur – «Русская рулетка»]
- Сюда, – шепнул Мастер, резко свернув за угол, в какой-то короткий, темный аппендикс бесконечно длинного, едва освещенного коридора, железной хваткой дернув Пана за собой, за металлическую дверь с табличкой «эвакуационный выход», втолкнул на тесную лестничную клетку, уходящую решетками на бесконечное число этажей вверх и вниз, и так же резко затворил за собой дверь, повернувшись к Пану. - Какого… Ты с ума сошел? – Мальчишка смотрел на него непонимающими, чуть испуганными глазами, и сердце билось бешено быстро, словно за ними была погоня, а они чудом нашли спасение своим жизням. «Ты», «Вы» - уже не важно. По лицу Алексиса ходили тени от красной лампочки аварийного освещения, с тусклым подрагиванием озарявшей то странное место, где они оказались, а глаза, казавшиеся почти чёрными, и правда блестели совершенным безумием, столь непохожим на обыкновенную сдержанность Высокого. - Да, - порывисто выдохнул он, прижимая Пана к стене, - из-за тебя. Тот не успел ничего ответить – губы Алексиса накрыли его рот быстро и жадно, не давая опомниться от прозвучавших только что слов, всё ещё отдающихся эхом в ушах; он задохнулся, растерялся, попытался отвернуться, как вдруг осознал, что, сам не владея собой и собственным телом, уже отвечает на этот не поддающийся никакому разумному объяснению поцелуй. Отвечает шокировано, неумело и пылко. «Поцелуй». Пан не мог сказать, откуда ему известно это слово - и тем более не был в состоянии задуматься о том, - однако точно понимал, почему и зачем это делается - да только легче от этого не становилось ни на грамм. Темные ресницы и бледно-коричневатые веснушки Алексиса как-то неадекватно близко к его, Пана, широко распахнутым глазам, холод крашеной штукатурки за спиной, и оглушающий барабанный бой крови в висках - ощущение было такое, что все кости в теле Среднего приняли консистенцию желе, готовое стечь со стены сразу же, как только Мастер отпустит его плечи. Только спустя несколько бесконечных мгновений, Пан дернулся и с силой оттолкнул парня, задыхаясь. Сотня мыслей сменили друг друга в голове мальчишки за десятую долю секунды, и вдруг, моментом какого-то нелепого озарения, ему стало вдруг ясно, на какой жуткий риск решился Мастер, делая всё то, что он делал теперь, ведь любой другой, на месте Пана, попросту сдал бы его первому же встречному в Академии или еще кому похуже, обрекая на… Какие сомнения, естественно, ликвидацию. Или… а сможет ли вообще какой-то мальчишка из Среднего доказать что-то против Высокого, да еще и без записей камеры? Пан судорожно сглотнул подступивший к горлу душащий ком, моргнул широко распахнутыми глазами и почему-то внезапно отрицательно замотал в ответ на выжидающий взгляд Алексиса головой, не понимая – или, быть может, напротив, слишком хорошо понимая, что делает. Ему конец. Всему конец. - Я не... то есть, что… - язык совершенно не хотел слушаться Пана, как, в общем-то, и мозг. Алексис замер, по-прежнему не отрывая внимательных синих глаз от ошалевшего мальчишки перед собой, и открыл было рот сказать ему что-то в ответ, как внезапный шум шагов в коридоре заставил их мгновенно замолчать, замереть и прислушаться. Нет, не сюда. Казалось, даже собственное дыхание было слышно этажом выше или ниже. - Выйди здесь. - Хрипло прошептал Алексис, когда звук подошв затих. Его лоб снова коснулся лба Пана, горящие глаза были устало полуприкрыты. Недопустимо близко... Проклятье, что он делает? - Я выше поднимусь. – Его рука все еще лежала на плече Пана, словно не хватало сил убрать ее, снова потеряв с ним последнюю связь, - давай же, - он подтолкнул мальчишку к двери, - мы теперь вне закона, парень. Слова эти почему-то произвели на Пана эффект разорвавшейся бомбы: кто из них был первым потом – уже не разобрать, только, когда рука Пана коснулась дверной ручки, вдруг снова почти объятья, пальцы, сжимающие плотную ткань форменного пиджака, и снова поцелуи-укусы, неумелые, лихорадочные и жадные. К диким Устав. Пытаясь спастись от себя, мальчишка вырвался и пулей вылетел за дверь. Стоило Пану вывернуться из темного «аппендикса» и притворить за собой дрожащими руками дверь эвакуационного выхода, как он едва не столкнулся лоб в лоб с двумя крупными мужчинами в форме комендантов; те тотчас внимательно оглядели мальчишку с головы до ног, не скрывая немого вопроса во взглядах. - Я… швабру хотел… найти… - Среднего колотило, но голос, дрогнувший в первые секунды, быстро выправился и сразу стал звучать решительно, когда Пан понял, сколь невелик его выбор: уверенно лгать или же попадаться с поличным, да еще и подставляя Мастера под удар. - Там на лестнице, - он кивнул головой в другой конец долгого коридора, - кто-то воду разлил, в темноте опасно же… - убедительно врать мальчишка отчаянно не умел, что всегда в себе ненавидел, а особенно остро – в моменты, подобные этим, каких в его жизни бывало не так-то и много, когда только ложь может спасти тебя и всё твоё дальнейшее существование. - Славный альтруизм, коллега, - без малейшей иронии в голосе кивнул один из комендантов, - но уборка - дело не кадетов-первокурсников. А мопная там, - он указал рукой по коридору направо, - вдруг всё же пригодится. - Спасибо, - коротко ответил Пан, совладавший, наконец, со все еще не покидающей тело слабостью, - я здесь неделю, - пояснил он, - ещё не всё успел узнать. - Освоишься, парень, не отставай пока от своих. И храни Империя грядущую встречу. - Мужчина коснулся его плеча… Да, того самого плеча, что только что сжимал своими холодными пальцами Алексис. Пана снова словно ошпарило кипятком, он выпал из окружавшего его мира, нырнув в омут жгучих воспоминаний, и даже не слышал уже, как коменданты ушли в глубь алевшего коридора. - Храни Империя грядущую встречу… - едва слышно прошептал он, словно ни к кому не обращаясь. «Однако ж угораздило тебя влипнуть, Пан Вайнке». - Пронесся в голове мальчишки его же голос. На негнущихся ногах – через проходную, долго и упорно тыкая в двойной турникет неработающую из-за обесточки карточку пропуска. С каменным лицом – мимо охранника в форменной черно-серой робе. Задыхаясь, вынырнуть на хмурую улицу, под стеной льющий дождь, сделать жадный глоток влажного воздуха и, открыв зонт, заметить, что пальцы всё ещё мелко дрожат. Массивные ботинки всколыхнули воду и пустили рябь по поверхности широкой лужи, пересекавшей всю хрустящую гравиевую дорожку, ведущую за ворота Академии, когда Пан сделал очередной шаг, не глядя себе под ноги. Дождь заливал их, и никакой зонт не в силах был спасти от падавших сквозь серое небо струй воды. Пану было страшно. Только теперь он запоздало осознал происшедшее, только теперь понял свою реакцию и свои чувства, только теперь смог дать им имя, и они невероятно смутили его. Страшно было не оттого даже, что, хочешь – не хочешь, ему нужно будет делать выбор, быть может, важнейший выбор в его жизни, но оттого, что выбор-то, по сути, сделан уже был, безоговорочно, слишком быстро… Был сделан только что, без единого слова, в трепещущем красноватом свете на пожарной лестнице, когда он сам, («Сам», - подтверждал себе мальчик мысленно) не ударил молодого человека, когда это стоило сделать. Страшно было из-за нависшей неопределенности, неизвестности. Что это было, Святая Империя? Брант свихнулся? Или проверяет его? Что делать теперь – бежать, стучать? Затаиться? Или пытаться делать вид, что ничего и не было?.. Голова, кажется, была готова взорваться, а сердце все еще отбивало дикий ритм где-то на уровне глаз, тело всё ещё горело. Непроизвольно облизнув губы, Пан закрыл глаза в безуспешной попытки сделать глубокий вдох, мысленно воздавая хвалу Империи, что на улице – на всем обозримом ее отрезке до остановки монорельса – кроме него не было больше ни души. Однако даже на фоне всего этого самым страшным открытием, оказывается, было другое - полнейшая потеря контроля, притом контроля абсолютно надо всем, что только ему, Пану Вайнке принадлежало: рассудком, чувствами, над всей жизненной ситуацией и даже собственным телом. Бездна и правда разверзлась под его ногами. А Брант точно свихнулся. И, кажется, не только он. Понять, проанализировать и «разложить по полочкам» происшедшее только что было решительно невозможно, сотни вопросов отбивали барабанную дробь о черепную коробку. Это не укладывалось в голове. Это бред. Просто невозможно. …тот самый Алексис, который столь сильно оскорбил его своим обманом во время первой встречи, который непонятно с чего вдруг проявил к нему, Пану, необъяснимо живой интерес (а каждый Средний с детства знал, что быть предметом интереса Высоких ничем хорошим, как правило, не заканчивается), его будущий наставник и учитель… Пан страшно стеснялся сам себя, не понимая, что происходит в его сердце, сердце, что вообще противоречит всем разумным нормам… И голова шла кругом, разом пустая и переполненная до самых краев. «Интересно, он на цыпочки вставал?» Расколоться Империи, что за бред у него в голове? Мальчишке вдруг стало как-то совершенно истерически смешно, и желваки выступили на скулах от того, сколь сильно он сжал зубы. Это не бред, это катастрофа вселенского масштаба. Вот тебе и вернулся после занятий за забытым в кабинете зонтом.