Непокорëнные

Знаешь, я теряю свободу, когда теряю тебя, И я теряю голос* [* Из песни группы Нервы – «Нервы»]

Лада боялась, это было очевидно. Ия и сама, конечно, боялась немногим меньше, в конце концов, ответ, упаси Империя чему случиться, держать перед начальством в первую очередь ей. И все же соблазн был столь велик, что фактически пересиливал здравый смысл – не настолько, разумеется, чтоб назначать соседке встречу в электронной переписке соцсетей (встречи по двое запрещенными не были, но к числу неодобряемых Уставом вполне могли быть отнесены, ведь что, с позволения спросить, такого тайного может быть у двух законопослушных людей, чего они не могли бы обсудить в присутствии прочих лиц, но стали бы встречаться с глазу на глаз?), и девушка второй день искала любой повод выйти если не из дому, то как минимум из квартиры, чтобы натолкнуться «случайно» на подругу-соседку. А Лада же явно боялась лишний раз даже ответить на сообщение, не то что позвонить или зайти. Словно улитку, накрепко приросшую к своей раковине, Ладу доставать из ее крохотного мирка приходилось осторожно и крайне аккуратно, думая над каждым словом и каждым движением. Теперь, постепенно узнавая девушку получше, Ия все больше удивлялась, как и почему в первый раз, в лифте, та набралась смелости заговорить с ней первой, с чего вдруг решила проявить внимание - в до странности хорошем смысле этого слова, а Ия не была прежде уверена, что у слова «внимание» действительно может быть значение, не подразумевающее слежки, подозрения или угрозы. Но ответа найти все не удавалось, хотя совершенно очевидным оставалось одно: к Ладе тянуло неумолимо, как никогда и ни к кому прежде, словно необъяснимым магнитом. Вытащить эту трусиху в бомбоубежище, о котором она упоминала девчонке еще во время недавней грозы, и, кажется, добилась согласия, оказалось для Ии делом, мягко говоря, не из самых простых. Никто, в общем-то, и не обещал, что будет легко, и все же Ие думалось, что юная Карн окажется легче на подъем, чем ей пришлось увидеть и испытать впоследствии. За неполный день переписки – иносказательной, туманными намеками, - у девушки сложилось стойкое впечатление, что Лада боится всего на свете, что только возможно и невозможно, каждого сделанного шага и каждого невысказанного слова, каждого взгляда, брошенного на нее случайным прохожим. Признаться, Ие это было странно: в ее жизни и жизнях людей, окружавших ее каждый день, ответом на возможную угрозу куда чаще была едва сдерживаемая агрессия нападения или, как минимум, упёртый спор за отстаивание собственных немногочисленных прав; здесь же все представлялось совсем иначе – Лада убегала. Пряталась улиткой в свою раковину, сдавалась, подчинялась и убегала от любых дальнейших взаимодействий, а уж конфликтов и подавно. Словно запирала сама себя на тяжелый замок с давно потерянным ключом (если вообще когда бы то ни было существовал этот самый ключ), ее саму же камнем на шее тянувший вниз. Как бы то ни было, назначить место и время этого странного свидания, наконец, удалось. Встретились девушки в поздних сумерках за зданием школы, ничего не сказав друг другу, лишь согласно моргнув глазами, пытаясь придать походке непринужденность запоздалого пешехода, задержавшегося на работе. Ие вдруг подумалось, что неплохо было бы, пожалуй, если их общение войдёт в то русло, которого она так жадно желает теперь, придумать свои жесты или специальные слова для обозначения всего того, что вслух они произнести не могут. Надо предложить ей… До комендантского часа оставалось еще минут сорок, быть может, даже чуть больше, но терять попусту время думалось совершенно недопустимым. Поблизости от заросшей кустами трансформаторной будки, по счастью, никого не было – Средние редко задерживались вне дома допоздна, – и Ия тотчас скрылась в зарослях, до неловкости спешно поворачивая ключ первой двери, а затем и второй, когда услышала приближающиеся шаги – помоги Империя, только бы Лада! Сердце трепыхалось в грудной клетке неровно, но безудержно громко, словно желая выдать своим стуком присутствие девушки в неурочное время в неурочном месте, и пальцы, сжимавшие ключ, дрожали. Какое безумие, святая Империя, какое безумие она затеяла, да еще и ввязывая в это другого человека…. Ведь теперь, случись что, выданная школьной администрацией доверенность уже не спасёт. Голова едва не шла кругом от осознания происходящего, от одной лишь мысли о том, что будет с ней и с ними обеими, если… Она отворила первую дверь, когда Лада показалась в паре шагов от нее в зарослях черемухи - вот интересно, а не специально ли она посажена именно здесь и именно так, чтобы закрывать вход в потайное помещение? Глаза девушки блестели каким-то, как показалось Ие, лихорадочным нетерпением, которого она от Лады, столь упорно не желавшей искать приключений на свою голову, никак не могла ожидать теперь. Словно полевые мыши в свою норку девушки шмыгнули во тьму приоткрытой двери предтамбура, разом радуясь и досадуя, что сквозь кусты, окружавшие спуск под землю и трансформаторную будку, нет возможности видеть творящегося вокруг них, и, толкнув совместным усилием вторую, более тяжелую дверь, очутились во тьме бомбоубежища. С тревогой наблюдавшая весь вечер за реакцией соседки, Ия включила свет и повернулась к ней, понимая, что не знает, что сказать, но слова, судя по лицу второй девушки, оказались бы сейчас лишними. Лада окинула помещение зачарованным взглядом и, кажется, забыла вовремя сделать вдох, дико озираясь. Воздух был затхлым и сухим от пыли, длинная лампа в дальнем конце помещения нервно подрагивала. - Идем, не стой, - прикосновение Ии отозвалось на предплечье девушки роем разбежавшихся мурашек, - сейчас это мое царство. - Твое? Точно никто не придет? Ты же говорила о ремонте... – Лада сделала несколько неуверенных шагов вперед, словно ожидая не то какого-то подвоха, не то просто опасаясь проснуться от этого странного сна. Во взгляде её, однако, не было сейчас ни тени усталости и того затравленного страха, который Ия так часто замечала прежде. - Они звонят мне каждый раз, отчитываются, что сделали. – Отозвалась девушка. – Славься Империя, но камеры они оставили напоследок. Видать, так делают, что сами не рискуют перед камерами светиться, - усмехнулась она, - правда, это только до осени… Но Лада, кажется, уже не слышала ее последних слов, устремив взгляд на противоположную стену, куда-то мимо длинных столов и нар. - Книги, - выдохнула она зачарованно, - бумажные книги! - Она перевела взгляд на Ию и удивленно заморгала, словно не веря собственным глазам. - Так много бумажных книг в одном месте, с ума сойти... Ты их читала? - Ну, кое-что читала… - замялась девушка, опускаясь на корточки возле замершей подле нижних полок с книгами подруги, - Там ничего особенного нет, кроме… кроме Устава, представляешь? – Одним звуком выдохнула она. - Устава? – Лада взглянула на подругу расширившимся от удивления глазами. - Полного Устава? - Только для Средних, конечно, с ума сошла – полного… - Ия недобро фыркнула, - Мы нашей-то части в глаза не видели кроме тех считанных глав, что с младенчества вбиваются в голову, а ты говоришь «Полный»…Может, Высокое издание – вообще миф, кто их знает, что у них там творится. Отец, конечно, не рассказывал никогда, да иногда всё-таки случалось обмолвиться, ну, и вообще, многое же говорят, - она выпрямилась, помогая подняться и Ладе, крепко вцепившейся руками в запыленную книгу, - многие же говорят, что там совсем другой мир, а Высокие – совсем другой расы, нежели мы. - Ия не смогла отчего-то сдержать вздоха, хотя и едва ли сама отдавала себе отчет, о чем конкретно подумала в тот момент: об отце, о матери или же обо всей Системе в целом. - Еще бы не другой, - тихо отозвалась Лада, - мы – муравьи, тупая рабочая сила. – Она опустилась на самый краешек длинной скамьи, глядя расфокусированным взглядом куда-то в пустоту перед собой и словно бы совершенно забыв о присутствии Ии в этом странном помещении. - Они требуют от нас быть идеальными, соответствовать всем параметрам нормы – только требования их невыполнимы, потому что невозможно так себя убить, оставшись живым. Не знаю уж, как для Высоких, но для Средних – точно невыполнимы. Удобно, да? Этими невыполнимыми нормами они заставляют нас чувствовать себя виноватыми и чуть ущербными, но вместе с тем вроде как и стремиться стать лучше, идеал-то перед глазами… Хотя где это он перед глазами? Он только в Уставе и в идеологических воспитательных рассказах, а на деле мы его не видели никогда и даже не замечаем этого. Только смотрим друг на друга и на себя самих и сравниваем с этой самой «нормой», прячем еще глубже свои и без того затоптанные эмоции, и окончательно убеждаемся в своей несостоятельности… - голос ее был абсолютно бесцветным и сухим, идеально для Устава, который девчонка теперь держала в своих тонких руках, но у Ии недобро засосало под ложечкой, - Система отлично отлажена, не придраться. - Лада… - неуверенно начала было Ия, но та и правда словно не слышала ее, продолжая свою речь, обращенную в пустоту перед ее взглядом, словно выговориться было для неё единственным важным сейчас, вопросом жизни и смерти.. - А еще, например, смотри: обычная трудовая норма в Среднем – десятичасовой рабочий день, положим, плюс-минус час на обед. Средние работают в большинстве своем на то, чтобы попросту свести концы с концами и оплатить все нескончаемые счета и налоги, непрерывно растущие и множащиеся. С девяти до половины восьмого, каждый день, представь. Мы счастливчики, что еще почти дети, что можем так или иначе получить послабление, да и то, часто ли? Но однажды Система полностью сожрёт и нас обеих, мы станем такими же: работа по будням и полный дом детей по «выходным», стирка, уборка, готовка, и молельные собрания, разумеется… Средние изо дня в день приползают с работы никакие от усталости, включают телевизоры или социальные сети, чтобы хоть как-то отвлечь мозг, и без того не у всех утруждаемый, потом ложатся спать, чтобы на следующий день повторить тот же путь до работы, а с работы – до дома… А чего ради? Ты прежде спрашивала себя об этом? – Лада подняла лицо и посмотрела на Ию таким светлым, незамутнённо чистым взглядом, никак не подходившим к сказанным ею словам, что к горлу второй девушки подступил какой-то душащий ком. – Высоким ведь нужны наши пустые головы, верно? Высоким нужны наши покорность и бессилие, да просто усталость… И все это знают, ну, многие, наверное, только вслух никто не посмеет сказать. Упаси Империя такое сказать вслух… Ия смотрела на соседку заворожено, почти напугано, будто увидев в новом свете эту маленькую женщину, болезненно хрупкую, ссутулившуюся под тяжестью собственного молчания. Что-то происходит в ее аккуратно причесанной головке, о чем никто, кроме нее самой, Лады Карн, никогда и ни за что не узнает? Сколько слов прячется за молчанием и сколько гордости – за покорностью?.. Всю жизнь считавшая себя взрослее, умнее и – из-за этого – почти даже выше своих ровесников, а то и старших людей, теперь Ия чувствовала растерянность и смущение. Кто эта удивительная девушка перед ней, за какие заслуги – и ради чего? – послала ей её судьба?.. Странность, почти абсурдность ситуации, в которой они находились теперь, помещения и той невероятной доверчивости, которую вдруг обнажила перед ней Лада, выбивали Ию из колеи привычной жизни, спутывали мысли. Щеки отчего-то жарко горели. Такого ведь не бывает, не может, и всё же… И всё же они здесь и сейчас, всё еще не потерявшие самих себя в средних буднях Империи. Вдвоём. *** И на кой этот мальчишка теперь пришел? Алексис был зол. Пан что, думает, что он, Алексис, вот так просто возьмет и скажет: «Переезжай давай, хватит комедию ломать»? Черта с два! Он еще не настолько сошел с ума в этом внезапно свалившемся ему на голову бреду, чтобы забыть свое место, работу и достоинство. Каких, позвольте спросить, советов он от него ждет? И все же было в этой встрече и в этом странном спектакле, разыгранном парнями в его, Алексиса Бранта, кабинете, нечто, принесшее несомненное удовлетворение и даже некоторое душевное спокойствие – пусть уж лучше оба они будут упрямствовать или играть в поддавки, чем всё (кстати, что «всё»?) закончится, даже толком не начавшись, чьим-то доносом. Нет, все не так просто, все выходит за рамки привычных сюжетов: мальчишка его не сдаст. Горячей волной поднималось внутри какое-то неописуемое, восторженное ликование. Мальчишка вообще... Нет, нет, нельзя себе позволять эту безумную надежду. Или он уже позволил ее себе?.. Странное дело, но, когда схлынула это аффективная внутренняя дрожь, осадок остался куда более приятный, чем Мастер мог бы от себя ожидать. Осталось какое-то лукавое самодовольство и совсем мальчишеское любопытство, живой интерес, что же будет дальше, как выпадут кости, если Пан Вайнке и правда таков, каким уже успел его так легкомысленно (и тем самым так не похоже на себя самого) придумать себе Алексис. Но именно эта встреча и этот странный, даже, на самом деле, весьма дурной разговор полунамеками, который теперь произошел между ними впервые после того инцидента, открыли ему этот совершенно очевидный факт: Пан не донесет, ему самому, каким бы бредом безумца это ни показалось, как минимум любопытно, что же будет дальше. И мысль эту все сложнее было прогнать из головы, когда она так крепко зацепилась там и так настойчиво порывалась вылиться шальной ухмылкой на лицо Мастера. И страх - это омерзительное чувство, что накатило тошнотворной волной в день грозы, странно смешавшееся после поцелуя с безумием ликования, - постепенно отступал, освобождая место для чего-то иного, нового, чему молодой человек не мог дать названия, не имея опыта испытать подобного прежде. Единственное, что он мог сказать с уверенностью - что холодный, отточенный логикой ум его оказывался бессилен перед водоворотом сумбурных чувств, не дававших более Алексису покоя ни днем, ни ночью. Асфальт плавился в лучах палящего летнего солнца, уже достаточно низко нависшего над линией горизонта, однако все такого же раскаленного, и отдаленный шум широкой дороги наполнял двор высокого дома монотонным гудением, многократно отражаясь от пыльных стен из бетона и металла. Редкая листва деревьев, маячивших перед балконом Бранта, еще недавно такая зеленая, уже, казалось, готовилась к приходу осени, сероватая, запыленная, словно уставшая от духоты июля. Жара выбивала Алексиса из колеи, даже кондиционер, выставленный едва ли на 20 градусов, не спасал от умопомрачающей духоты, преследовавшей его как в Академии, так и дома. Мастер сидел в своем напоминающем половинку яйца кресле с легким компьютером на коленях, и быстро-быстро скользил пальцами по плоским клавишам, когда внимание его, едва успевшее снова сосредоточиться на работе, а не посторонних мыслях, было вновь отвлечено – на этот раз звонком Даниела. - Привет. Занят, отвлекаю? – Как всегда сухо и суетливо начал он, невольно заставляя Алексиса несколько напрячься. - Да нет, тесты составляю. - Ооо, А я как раз по ним хотел кое-что прояснить. Ты в первой части делаешь по главам или по приоритетности? Мне для таблицы и графика надо быть в курсе. Сколько уже готово? Потом кинешь сверить? – Поток вопросов полился из мобильного как вода из лопнувшей трубы, в извечной манере Оурмана, и Алексис позволил себе немного расслабиться, понимая, что звонок напарника действительно относится к учебной части, а не выяснению их личных дел. Даниел тем временем выдержал несколько секунд тишины, давая Алексису шанс ответить по всем озвученным пунктам, а затем спросил. - Как думаешь, кто отличится? - Артур, - не то задумчиво, не то безразлично, но весьма уверенно отозвался Алексис, - или Колин. Но точно не Кир. И не Стеф. - …и не твой Вайнке, - подвел черту напарник. - Такой же мой, как Кир – твой, - холодно произнес Алексис, запоздало понимая, как крупно сглупил, попавшись в ловушку напарника, заострив внимание на одном несчастном слове, а на другом конце трубки, спустя долю секунды, послышался едва различимый долгий выдох. - Все-таки ты кретин, Брант, - холодно произнес Даниел, - полнейший кретин. Ты что, все еще не уяснил и не понял сам? Ты не имеешь права на то, что творится в твоей башке, Брант – и никто не имеет. Только у меня нет доказательств против тебя, настоящих доказательств, а не пустых слов, над которыми кое-кто не успел вовремя подумать головой. Не давай мне их в руки, слышишь? Я не собираюсь идти против Святой Империи лишь из-за того, что один болван пошел наперекор собственным мозгам, я тебе это уже говорил и буду говорить до тех пор, пока ты не убедишь меня в моей неправоте. Или пока сам не погоришь с поличным. - Так зачем повторять? - Кажется, где-то внутри, в самой глубине, Алексиса бил озноб, причем озноб отнюдь не нервный, но куда более злой на то, каким поучительным и снисходительным тоном говорил с ним напарник. - Чтобы лучше отложилось, а то вдруг мозги совсем откажут, - отрезал Даниел, словно подводя итог разговору. Алексис невольно поежился, радуясь в глубине души, что Мастер не может сейчас видеть его вживую. Все же, какая бы холодная война ни разыгралась между ними теперь, как ни крути, а мастер Оурман – честный парень, с этим не поспоришь. Иначе Бранта, наверное, здесь бы уже не было… Признаться, он чувствовал себя совершенным заложником – и своего напарника, и обстоятельств, и не было даже ни сил, ни времени обратить взгляд внутрь себя, на собственные мысли, кипевшие все так же яростно, несмотря на все буйство событий, происходивших вокруг него, за всеми которыми надо было успевать, следить и больше ни за что не позволять ситуации выходить из-под контроля. Проверки технического обеспечения после обесточки, первокурсники со своими переездами и общежитиями (благо, не все рвутся обсудить с ним, Первым Мастером, каждую мелочь своей жизни, как этот Вайнке), составление проверочных тестов, третьекурсники с выбором профиля дальнейшего обучения, которые, хотя под его руководством уже не учатся, всё равно за советами идут почему-то к нему… Голова шла кругом в водовороте рабочих забот и как всегда смертельно болела в самые неподходящие для того часы. - …Брант, даже если закрыть глаза на то, на чем я тебя ловлю второй раз, ты слишком много им позволяешь – в частности тем, что говоришь с ними на равных. - Опять ты о старом? – Устало выдохнул Алексис. - Важно не то, как я говорю с ними, а как они говорят со мной. – «Оурман, всё-таки ты упёртый зануда». - Поверь мне, в их жизни будут самые разные люди, и не все из них станут вести себя по Уставу - вот тогда-то они и вспомнят меня. - Брант, нужно быть жёстче, они должны уже сейчас, сразу понимать, что к чему, разве нет? А ты с ними обращаешься как... однокурсник, а не Мастер. - Даниел, мне нужно их узнать - максимально быстро и глубоко проникнуть в их головы, а с ними это возможно только в неформальном общении. Ты, правда, думаешь, что хотя бы один из них покажет настоящего себя какому-то левому Высокому? Я имею полное право сам решать, как мне с ними общаться. - Ты просто пользуешься привилегией своей фамилии. Но если что-то случится, Брант, даже на твою фамилию просто закроют глаза, это ты понимаешь? Вот только не надо про фамилию, а? К счастью, последние слова Мастера Оурмана оказались приглушены короткими гудками звонка на второй линии, тем самым давая Алексису отличный шанс закончить этот ставший внезапно не самым приятным разговор. - Ладно, отбой, мне кто-то еще звонит. Потом обсудим, - сухо бросил Алексис, почему-то чувствуя себя совершенно втоптанным в грязь, и, оторвав мобильный от уха, коснулся клавиши переключения. Знает же Оурман его слабые места... Негромкий, чуть отдававший нездоровой хрипотцой мужской голос встретил его почти в тот же самый миг. - Алло, Мастер Брант? - Да, здравствуйте. - Алексис не мог узнать голоса, и напряжение словно бы неприятным покалыванием проникло во все его тело. - Берген, Кристоф Берген. - Неудивительно, этого наставника Алексис и правда знал неважно. - Мастер Брант, срочная мобилизация из Совета, слушайте меня внимательно, но не смейте ничего предпринимать, пока Вам лично не будет приказано. Час... Уже почти два часа назад было совершено покушение на жизнь Всеединого Владыки. Он жив, хотя и ранен, хвала Империи, не так опасно, как мог бы быть в данной ситуации. Террористы захвачены и обезврежены, о них, однако, я сейчас не могу говорить многого, что сказать стоило бы, особенно именно Вам... - в четком и до настороженности серьезном голосе Кристофа можно было услышать далекий отзвук досады. - И все же мой долг - сообщить то одно, что Вам действительно крайне необходимо знать сейчас: в числе преступников, мастер Брант, был Ваш кадет из нового набора. Вас скоро вызовут. Готовьтесь.