Непокорëнные

Говорили, что в Среднем участились проверки ВПЖ и аресты. Сперва говорили Нина и Вея – о какой-то их общей знакомой, потом говорила мать о сотруднице на работе, чей муж говорил про своего двоюродного брата, потом говорили и в новостях… Лада давно уже не верила всему тому, что говорили – почти независимо от того, кто это делал, но в этот раз ей снова отчего-то стало не по себе. Говорили и об увеличении числа камер, и об усилении групп МДН, и еще много о чем в этом духе – словно искали кого, как тогда, в июле. А, может, сами МДНовцы и пускали всем пыль в глаза – кто же их разберет? Слишком сложно было, как девушка ни старалась, продраться сквозь это хитросплетение лжи, иносказательности и недомолвок, которыми пестрели газеты, интернет-порталы и телевизионные новости. А, может, и вообще никогда правду не узнать, как ты ни ломай голову над тем, что слышишь и видишь, - только верить всё равно не хотелось. Уж если даже в Парке Славы Империи собираются цеплять камеры к деревьям, каким уж тут новостям удивляться? Не пропустить бы только этот момент, а то снова с единственным убежищем можно будет смело прощаться – а тогда что? Тогда и весь этот несчастный «Зеленый Лист» коту под хвост. Да, «Зеленый Лист» Ладу не впечатлял, и признаться в этом Ие она нисколько не стыдилась – но сейчас он казался единственным способом видеться дольше и чаще, чем десять минут один раз в неделю, как это было, когда девушка только переехала к мужу, а уж без камер, пусть и временно, - вообще несказанная роскошь. С другими ребятами она толком не общалась, хотя все они в целом вызвали скорее симпатию, кроме, разве что, Кая, показавшегося ей в первую их встречу не более чем недалеким задирой. Работы в парке было много, да и площадь его была велика, так что собираться всем вместе и подолгу чесать языками возможности практически не было – только мимоходом перебрасываться парой слов с оказавшимися внезапно рядом, шедшими по своим делам парнями и девчонками. Ладу это устраивало. Порой, правда, ее и саму пугало то, как изменилась она за последнее время, какой закрытой и почти нелюдимой стала, однако чаще она просто закрывала на это глаза. Кому какое дело?.. В конце концов, разве не такой она была всю свою жизнь до встречи с Ией? Когда она впервые почувствовала этот жгучий страх не успеть, который затмил собой все остальное – когда Ину увезли на скорой? Глупо, ведь Ия здесь вовсе ни при чем – а попадает, пожалуй, что единственная под её горячую руку. Мысль о том, как больно она умудрилась ранить Ию в последнем их разговоре, день ото дня не давала Ладе покоя. Наверное, они обе просто слишком сильно устали – устали от безнадежности, не от работы, не от «Зеленого Листа», не от чего-то еще… «Счастливая середина», говоришь? Нет, Ия, значит, тоже не верит ни в какой счастливый конец «их истории», только сказать об этом прямо никак не могла. Да разве середина может быть счастливой, когда нет почти никакой надежды на счастливый конец? «Почти». Только это слово, пожалуй, было главным – «почти». Потому что, пока оставалась хоть маленькая крупица надежды, оставались и силы идти дальше, по пути этой надежды – а они каким-то невероятным образом действительно оставались. Только для нее самой, Лады Шински, эта надежда и крылась в действии, с которым Ия так просила ее повременить, без которого все остальное было бы уже неважно. Провалиться Империи, как же она несправедлива к этой девушке! Как же эгоистична в своих мыслях и действиях – и как беспомощна на самом деле. Хотя… Может, именно тот факт, что она так ничего все еще и не сделала, и является тем последним, что ее оправдало бы? Оправдало перед Ией, просящей и настаивающей сохранить хотя бы каплю благоразумия. Только вот благоразумие это видится самой Ладе все тем же непроглядным болотом, в котором она существовала все семнадцать лет своей жизни, пока не встретила, наконец, Ию Мессель. А теперь оказывается, что все ее отчаянное стремление стать лучше для нее, стать достойной её, стать сильнее и ярче – все оно идет прахом – ради нее же. И выбраться из этой петли все никак не получалось. Ждать, ждать, ждать непонятно чего, замыкаясь в себе… «У меня нет больше сил!» - хотелось кричать, но она знала, что силы есть, что сил этих хватит еще надолго, им обеим, только вот все планы действий, шедшие в ее голову, здорово попахивали чистой воды самоубийством. Не нужно и объяснять, почему Ия так сильно того не хочет. Нет, меньше доверять Ие она, хвала Империи, не стала. Просто почувствовала на какое-то краткое мгновение, что даже они могут оказаться чуть более разными, чем представлялись друг другу изначально. И в этом нет ничего страшного… Как и с малышкой Иной. Это не то, что помешает им жить бок о бок и любить друг друга. По крайней мере, очень хотелось верить. И извиниться. И почему она такая? Почему вечно перекладывает свой смысл на других и другое? На Ину. А если ее не станет – на Ию? А если Ия… не пойдет дальше вместе с ней, что тогда? На революцию, восстание? Ия права, она не сможет одна. Тем более не сможет, пока не научится быть сама себе смыслом – только она быстрее с катушек съедет на своей же идее фикс и своем одиночестве… И почему только она не может спокойно, нормально, как все прочие люди идти, не замахиваясь на великое, не придумывая себе что-то из ряда вон выходящее?.. Почему непременно надо гнаться куда-то вперед за призраком далекой мечты, почти несбыточной, и разбиваться о стену… «Почти». Снова это треклятое «почти», не позволяющее закрыть хотя бы для себя эту тему и отложить в дальний ящик, забыв, чтобы вернуться к нормальной жизни. Дающее надежду на… - Ваши пятнадцать крон… - Двадцать пять, - поправила её женщина, - двадцать пять, а не пятнадцать. Лада рассеянно взглянула на чек, потом на деньги в своих руках. - Да, простите. Двадцать пять, пожалуйста… - Да что с тобой, Лада? – Вздохнула Вея, как оказалось, наблюдавшая диалог, стоя в двух шагах позади Лады. - Иди-ка ты проветрись пять минут, Нина вон тоже как раз только что на черных ход пошла. Я тут побуду. Фраза «на черный ход» обозначала у Веи «курить», когда женщина не хотела даже произносить это слово вслух. А дело было в том, что от этой дурной привычки она избавилась лишь пару месяцев назад, что оказалось для нее мучительно сложно, поэтому сейчас те короткие перерывы, которые позволяли себе время от времени её сестра и Лада, неизменно вызывали у нее сухое ворчание. - Чего случилось, клиента обсчитала? – Почти добродушно похлопала ее по плечу Нина, кутаясь в толстую, видавшую виды куртку своего отца, висевшую возле самого черного выхода на крючке именно для этого случая. - Со всеми бывало. Если вовремя исправилась, то и переживать нечего. Ты чего такая, темнее тучи который день, случилось что? Лада пожала плечами, тоже поглубже кутаясь в своё пальтишко, и закурила. - Нина… Вам хотелось когда-нибудь что-то изменить в своей жизни? – Наконец, произнесла она, глядя куда-то в сторону. Женщина ненадолго задумалась. - Хотелось бы, наверное, лучше учиться в школе. Или дольше. Я, конечно, понимаю, что и на любой другой работе все точно так же с утра и до ночи, но хотелось бы, наверное, чуть больше работать головой, а не только руками. Дома-то теперь разве найдешь время к учебникам вернуться, хотя у меня старшой в выпускном классе, да средняя в первый пошла, учись с ними – не хочу. А я все никак, то стирка, то уборка, то младшая набедокурит… Своим говорю, мол, учитесь, пригодится, а они только отмахиваются, а ведь потом поздно будет… Да я и сама ведь понимаю, что старший вот сейчас закончит, а дополнительные классы я ему оплачивать не смогу, даже с мужниным пособием – он-то на инвалидности у меня. А себя вспомню в пятнадцать – так ни родители не смогли бы денег набрать, ни мне самой тогда нужно не казалось… Хотя мы же с Веей тогда уже прекрасно понимали, что никуда нам не деться от пекарни, хотим мы этого или нет, какие уж тут дополнительные классы. Лада лишь согласно кивнула, задумавшись. - Ну а ты? – Просто продолжила Нина, подняв на девочку мягкий взгляд светлых глаз. - Хотя куда тебе менять, у тебя еще все впереди… - Ну да… - на автопилоте кивнула та. Только что-то внутри резануло так остро и больно, что слезы едва не навернулись на глаза. – Нет, – шепнула она, кусая губы, качнув головой, - неправда это, я бы много чего хотела изменить. - Лада?.. – Чуть встревоженный, хотя более удивленный, голос Нины потонул в звуке открывающейся двери и шагах Веи: - Девочки, ну вы тут решили до самого вечера сидеть? У нас ржаной заканчивается и отруби назавтра нужно заказывать. - Чур, я на тесто, - поспешила Лада протиснуться мимо Веи, стягивая на ходу пальто и уже не замечая, как женщины перекидываются удивленными взглядами. Просто, как ни крути, начинать нужно с себя. ***

I don't know what's worth fighting for Or why I have to scream But now I have some clarity To show you what I mean I don't know how I got this way I'll never be alright So, I'm breaking the habit I'm breaking the habit I'm breaking the habit Tonight* [*Англ. «Я не знаю, за что стоит бороться, И почему я кричу, Но теперь мне кое-что понятно, Я могу объяснить тебе, что имею в виду, Я не знаю, как стал таким, Я никогда уже не буду в порядке, И я завязываю с этим, Завязываю с этим сегодня же» (пер. автора) Из песни группы Linkin Park – «Breaking the habit»]

-…для выполнения данных задач назначается ответственный за документооборот, - Мастер Виктор Берген говорил как всегда ровно и монотонно, будто специально вызывая у каждого из слушателей отчаянное желание спать. Хотя говорил он и не медленно, и не быстро, записывать за ним казалось решительно невозможно, просто потому что слова смешивались в голове какой-то однородной кашей, жидкой и растекающейся, теряющей всякий смысл, - в нашем случае это Второй Мастер, который осуществляет организацию делопроизводства и архивного хранения документов, регистрацию, распределение и контроль исполнения документов и поручений, обеспечивает их учет, сохранность и использование, подготовку и организацию уничтожения документов. Он же разрабатывает информационно-справочные документы по вопросам, касающимся учебного процесса и пребывания кадетов в Академии, включая их проживание в общежитии, и контролирует соблюдение установленного порядка работы с документами. Еще раз повторюсь – не стоит забывать о том, что хранение и использование всех документов Академии, с которыми вам, вероятно, придется иметь дело, осуществляется как в электронном, так и в бумажном виде… Вот, однако же, паршиво быть Вторым Мастером… Буквально за десять минут до окончания занятия, когда надежда на избавление, забрезжившая далеко на горизонте еще почти час назад, стала уже совсем близка к претворению в жизнь, речь Мастера Бергена была прервана внезапным стуком в дверь. Ответа его стучавшие дожидаться не стали, тут же отворив дверь и войдя внутрь: ими оказались двое комендантов (только форма у них была какая-то не совсем комендантская, больше смахивавшая на рейдерскую, а при том вроде и не рейдерская), с рюкзаками и металлоискателями, как полноценные ВПЖшники. Что еще за новости? - Досмотр, - сухо произнес один из них вместо приветствия, наверняка отвечая разом на все невысказанные вопросы, родившиеся в головах присутствующих, - содержимое сумок на стол, - и замер в ожидании беспрекословного исполнения своего распоряжения. Мальчишки засуетились, не вполне удачно скрывая растерянность и почти смущение, выкладывая на парты перед собой телефоны, зарядные устройства с мотками проводов, ручки, жвачки, паспорта, деньги, связки электронных карточек-ключей и прочие мелочи в том же духе. - Мастер Берген, к Вам это тоже относится. - Простите?.. – Казалось, шорохи, издаваемые в молчании кадетами, на какую-то секунду одновременно стихли, и все они как один подняли глаза на стоящих перед ними Высоких, не веря своим ушам. - Вы прекрасно меня услышали и поняли, Мастер Берген, - с едва уловимым нажимом отозвался один из мужчин, - приказ относится и к Вам. Не произнеся больше ни слова, Виктор Берген подчинился. Быть может, то была лишь игра света, но лицо его показалось Пану белее бумаги. Самым уголком глаз, не поворачивая головы, он взглянул на Колина, сидящего через проход по правую руку от него, и поймал в ответ взгляд столь выразительный, что любые комментарии были бы здесь абсолютно излишними. Видимо, не ему одному больше всего на свете сейчас хотелось провалиться под землю. Когда всё закончилось, а нежданные гости молча покинули помещение, Мастер Берген предпринял не самую удачную попытку вернуться к недосказанной лекции, однако успеха в этом не достиг, будучи сам слишком явно напряженным и обескураженным, не менее прочих мальчишек. - ..К следующему разу приготовите мне по одному образцу на каждый из разобранных сегодня типов, - сухо подвел он итог, - учтите, что не существует "каких-то бумажек" и "каких-то списков", существуют документы, подотчёные документы, и, если они оформлены как "какие-то бумажки", это ваша проблема, и это не документы. И обратите свое внимание, что бланки вы тоже составляете исключительно самостоятельно. С графическими редакторами Мастер Аккерсон вас уже знакомил, так что все реквизиты вставляем. Вариант "не умею" не принимается. - А на кого заполнять, Мастер? - Подал голос Ники из своего дальнего угла. - Друг на друга. Представьте, что делает Мастер, когда формирует свою группу. - Но у нас же нет и половины данных... - У вас есть язык, Даниш, мозги в голове и уникальный шанс узнать друг о друге все то, чего вы так и не удосужились узнать за прошедшие полгода. Если все ясно, и вопросов нет, то все свободны. Разумеется, никто из кадетов не упустил шанс как можно скорее воспользоваться этим заманчивым предложением, как попало закинув назад в сумки и рюкзаки все то, что только что было методично из них извлечено. - Святая Империя, на занятия Виктора Бергена мне хочется сдохнуть. – Выразительно выдохнул Колин, закуривая, не успев даже спуститься с высокого крыльца учебного корпуса. Интересно, он просто так безмозгло рискует (хотя кто бы говорил, конечно) или тоже откуда-то знает, что на улице – во дворе, на балконах или на той же крыше – звук на камерах пишется неважно? Дело и в шуме дорог, и в расстояниях, и в ветре… Сам записей Пан, разумеется, никогда в глаза не видел, но наслышан был кое от кого достаточно, чтобы говорить вне помещений чуть смелее, чем прежде. Забавно, если Колин в курсе. - ...или кинуть в него чем-нибудь тяжелым, чтоб он и сам проснулся, и всех остальных разбудил. - Вместо прощания хмуро шепнул Ники, обгоняя парней, и направился куда-то за ворота Академии. - А, по-моему, сегодня было весьма интересно, - чуть слышно процедил сквозь зубы Пан. Колин лишь пристально посмотрел на него, став на какую-то едва уловимую долю секунды настолько серьезным, что даже, кажется, почти до неузнаваемости изменился в лице, однако поддерживать тему не пожелал, тотчас вернув себе свой привычно легкомысленный вид. - Нам ведь вроде еще его брата в следующем семестре терпеть, да? Но Петер, мой сосед, говорил, что старший нормальный. Хотя... – Колин мотнул головой, словно не соглашаясь вдруг с собственными словами. – По-моему, мы зажрались, да, Пан? Кого не взять из наших преподов – один лучше другого. Виктор Бе’ген же реально среди всех один такой зануда, как будто его специально в п’отивовес предыдущему нашли. А остальные все… как на подбор. Да у меня девятом квартале на всю школу было два но’мальных препода - и те мои предки. А остальные… на работе как на каторге срок мотали, честное слово. Ты-то в пятом, наверное, сам знаешь… - Угу… - А еще мне до смерти интересно, что будет на тех выездах, о которых Мастер Берген говорил... ну, тогда, давно еще. Я прям очень жду. – Карие глаза Колина и правда блестели неподдельным любопытством. - А мне, знаешь, вот ни разу не интересно, - хмуро отозвался Пан, явно не поддерживая энтузиазма одногруппника и по-прежнему размышляя над происшедшим только что в классной комнате, - тебя хоть на нормальное время поставили... Какого, двадцатого? - Двадцать третьего. - Вот-вот. А у меня опять бред какой-то, 30е-31е. Прикинь, все будут отдыхать как нормальные люди в последний день года, а я - по сугробам где-то в глуши корячиться, красота. У меня, может, вообще день рождения в этот день. Колин сдавленно хмыкнул, качнув головой. - Серьезно? Тебе еще пятнадцати нет что ли? Ну ты неудачник... - он соболезнующе хлопнул Пана по плечу и направился в сторону общежития. И снова спасибо на добром слове, Колин Кое… Только странная мысль, мучительно свербящая, словно укус насекомого еще с самого дня исчезновения Алексиса, не дала Пану отпустить его сейчас так быстро. - Колин! – Окликнул он товарища, спешно догоняя его. Тот остановился, выжидающе глядя на мальчишку. - Колин, - возбужденно произнес Пан, пристально глядя в его темные глаза, - почему есть вещи, о которых никогда не говорят? Сейчас, вчера, месяц назад… Почему мы о них не говорим? Кто остался – ты, я, Ники… да Артур не в счет… Мы вымрем как динозавры, если продолжим молчать, когда люди вокруг нас пропадают один за другим. Да, мы первокурсники – пока, а потом? Мы так и будем молчать, став Мастерами? (Как же странно звучат эти слова, сказанные тобой самим!) Рано или поздно нам придется учиться говорить. И поздно это для нас же будет хуже, если ты помнишь, о чем говорил Мастер Брант. Колин лишь снова посмотрел на Пана снизу вверх исподлобья тем же пронзительно серьезным, очень взрослым взглядом, и, не ответив, поспешил своей дорогой дальше. - Колин! – На какое-то мгновение мальчишке послышалась в собственном требовательном голосе едва ли не угроза. Нет, только не смей уходить так просто и… молча. И, кажется, проклятый голос снова звенит, выдавая напряжение. Ну почему он никак не научится держать себя в руках?.. Парнишка остановился и обернулся, глядя Пану прямо в глаза. - Я услышал тебя. - Спокойно произнес он в ответ.