Непокорëнные

We were the tears that passion cried We were the sacrifice We were the flame that wouldn't die inside* [*Англ. «Мы были слезами страсти, Мы были принесенными в жертву, Мы были пламенем, которое не погаснет внутри». Из песни группы Red – “Who we are”.]

Февраль начался с дождя – не то мокрого снега, кто его разберет, – превратившего мёрзлую землю в грязную кашу, но в воздухе уже веял едва уловимо весенний запах, и день становился длиннее на глазах, словно давая, наконец, лёгкую надежду, что тепло однажды всё же непременно придёт. Уставшие от промозглой, бесснежной зимы, Средние словно бы искали в каждом ясном дне первые искры весны – и, кажется, даже находили, несмотря на то, что календарь обещал еще три с лишним недели февраля. Между тем, Парк постепенно наполнялся жизнью, новыми людьми и едва уловимой суетой движений: мельком познакомиться, правда, девушки успели только с тремя парнями из ботанического павильона, самого ближнего к экологическому, где располагался «Зеленый Лист», однако людей, имевших в Парке какие-то дела, с каждым днем становилось очевидно всё больше и больше. И каждый раз, когда Ия замечала это, её не покидало ощущение, сходное с подготовкой школьной постановки: усталость, смешанная с удовлетворением от проделанной работы и немного волнительным ожиданием результата. Едва разделавшись с рабочими отчётами за январь, Ия отправилась в «Зелёный Лист», где за весь прошедший месяц появилась лишь дважды, вытащив заодно и Ладу, по которой успела соскучиться так, словно не видела её добрых полгода. Лада выглядела мрачной и напряженной, к тому же еще и наполовину простуженной, одолеваемая время от времени приступами сухого, захлёбывающегося кашля. «Совсем замучили мою девочку», - только и прошептала Ия, украдкой обнимая её в пустой подсобке. Тайник проверять не полезли, слишком уж велика была угроза быть застуканными на месте преступления: кроме Кая и, кажется, Эми Хансен, которая ни разу еще не попалась Ие на глаза, весь «Зеленый Лист» был сегодня в сборе, отчего павильон и его окрестности казались непривычно многолюдными. Кроме того, Рона, несмотря на свой юный возраст стоявшая в условной иерархии организации ближе всех к Эми, то и дело сновала туда-сюда от павильона до домика администрации с какими-то бумагами на подпись и новенькой девушкой по имени Миа. Кай сегодня был на дежурстве, поэтому его сестра, вечно всюду ходившая за ним, словно они были сиамскими близнецами, неожиданно прибилась к девушкам – мало, признаться, их тем самым порадовав. Миа, с её слов, в Парке появлялась уже третий раз, но держалась пока что особняком, всё больше общаясь с Роной, чем прочими ребятами. Девушек постоянная близость Каи немало удручала, заставляя каждый раз оглядываться на всякий случай по сторонам, отчего разговоры их получались какими-то куцыми и отрывочными. Рассказ Ии про отца Ладу, кажется, здорово озадачил – по крайней мере, вопросов вызвал достаточно, хотя большая их часть и не имела пока что хоть сколько-то внятных ответов. - За Кая вон выходи, - криво усмехнулась она, - и он счастлив будет, и ты в квартире останешься… - потом смягчилась и посерьезнела. – На самом деле ничего в этом такого нет… Ну, в том, чтобы «взрослеть». Какая разница, что ты под родителями, что под мужем? С мужем-то, кстати, еще и поспорить можешь, если повезет, а с ними… Лада прервалась, едва уловимо провожая взглядом Каю, забравшую из подсобки ведро и снова вышедшую из павильона, потом снова тихим шёпотом продолжила уже о другом: - Вообще странный он человек, отец твой. Словно всю жизнь пытался смириться со своей судьбой, и так и не смог. Интересно, конечно, что он такого сделал?.. А, может, дело и не в нём? Может, он тоже на Систему за что-то зуб держит? - Он же Высокий… - И что? - Ну не знаю… - неуютно повела плечом Ия. Кая снова появилась в дверях павильона с пустым ведром в руках. - Девчонки, там с теплицы пленка отошла, поможете поправить? Я одна не дотянусь. – Обратилась она к замолчавшим заговорщицам, разминая пальцы замёрзших рук. – Кошмар, там всё опять в ледяной корке… - Отогревайся давай, мы сами справимся, - отозвалась Ия, слишком уж резво отставляя в сторону коробку со схемами Парка Славы, которые пересчитывала, - у меня как раз уже ум за разум зашёл от этих бумажек. В этой коробке сто по пятьдесят, а в той… А, ну я запишу сейчас, чтоб потом не забыть. - Спасибо, - кивнула Кая, пока Ия искала на захламленном столике упаковку маркеров, - там на второй аллее по левую руку, третий квадрат, вы сразу увидите… Только рукавицы какие захватите, а то тоже отмёрзнете. Там, кстати, Паул пришел, принёс свой фильтр – посмотрите, лихая штука. Хотя он сюда наверняка зайдёт еще… - Угу. – Кивнула Ия, оказываясь, наконец, на улице. Вот уж неудивительно, что Кай так не хочет жениться на Роне, если на него и без того каждый день обрушивается такой словесный поток… - Слушай, Лада, - спешно зашептала она, едва они свернули на упомянутую аллею, - дальше-то что-то надо делать. А то камеры установят, как мы тогда в наш тайник полезем? - Думаешь, заранее стоит достать? – Серьезно посмотрела на нее вторая девушка. - Конечно, а как иначе? Двадцать восьмого, во-первых, уже всё в камерах будет, а, во-вторых, не факт, что нас сюда вообще допустят. Ты же знаешь все эти их мероприятия: понаедет тьма Высоких, а Средние будут в сторонке молча стоять, пока им – нам – не будет позволено шевельнуться… Только вот не знаю, куда деть потом, как оттуда достанем. Я бы прямо в павильоне не побоялась оставить, на самом видном месте прятать всегда надежнее, чем по углам, да только кто их поймет, кому и когда в голову может прийти разгребать этот хлам? Ты же знаешь Эми, она ни у кого ничего не спросит, сама все разберет и разложит, и где потом искать?.. Хоть с собой в рюкзаке таскай… - С ума сошла? Это же до первого патруля и всё, с концами. - Да я понимаю…. - Угу… Если кто и в курсе про камеры, то, думаю, только Эми с Яношем. – Предположила Лада. – С ним-то я не знакома толком, а у нее надо будет на днях как-нибудь невзначай спросить, вдруг давно уже всё известно, и только мы с тобой на отшибе жизни... - Должно быть известно... А то время не ждёт. Мне, знаешь, уже даже снится… всякое. – Тревожно шепнула Ия, невольно отводя глаза. Говорить о своих снах другому человеку странным казалось даже ей, так далеко ушедшей от уставных норм едва ли ни во всех сферах жизни, но сны… То, что сны есть не более, чем еще один физиологический процесс, было фактом общеизвестным, но говорить о том, что именно ты видел… Легче уж сразу принять факт собственной неблагонадежности, чем так бездумно подтвердить, что не в состоянии совладать со своими неосознаваемыми чувствами. – И про нас, и про… всё это… - Ия неопределенно качнула головой, - и мне страшно, вдруг я однажды буду во сне говорить? Вдруг отец что-то поймёт? Или камеры в спальне. Я иногда вижу, как за нами приходят, Лада, кричу и просыпаюсь – молча, хвала Всеединому, - просыпаюсь, а меня колотит, что пошевелиться страшно. А иногда снится, что мы с тобой… - Ия осеклась, смущенная так, как не могли бы её смутить никакие поцелуи, и с усилием продолжила, - …и что Империи нет, а мир какой-то другой, и мы… можем быть… - она прикусила задрожавшую внезапно губу и замолчала, не глядя на Ладу. Та лишь выдохнула как-то слишком громко и ничего не ответила. Когда сорванная ветром плёнка была закреплена на прежнем месте, порядочно испачкав колготки Ии талым сероватым льдом, а Лада, воспользовавшись моментом тишины и спокойствия, выкурила свою сладковато пахнущую сигарету, девушки неспешно направились назад, к павильону, готовые в любой момент разжать крепко сцепленные пальцы. - Меня еще, знаешь, что пугает? – По-прежнему шёпотом начала Лада, глядя себе под ноги. - Что я не знаю, чего ждать – ну… первого числа. Догадываюсь, что никаких очевидных результатов мы не увидим. Ни сейчас, ни даже потом, в обозримом будущем. А это пугает меня чуть ли не больше остального, я ведь не могу никому в голову залезть, узнать, о чем кто подумает. - Ясно, что не увидим… По себе суди, разве ты когда чего показывала, сколько бы ни поняла и ни осознала? Ведь то, что люди не реагируют, не значит, что они не слышат и не понимают. Нас приучили быть такими, и вырваться ой как непросто. Но ведь «непросто» не значит «невозможно», верно? - Надеюсь… То есть, мы вообще вслепую идём, да? - Снова зажевала тонкие губы Лада. - А как еще? Те дошли до Всеединого, а мы даже ничего толком не узнали бы, если бы не постарались узнать, - и никто не узнал. Всё мы делаем правильно, не бойся, - голос Ии зазвучал горячее, а пальцы крепче сжали ладонь спутницы, - мы с тобой начнём, но нас слишком мало, надо только продержаться до момента, когда будет, кому продолжать... Девушка открыла было рот, чтобы продолжить свою мысль, однако не успела, спешно пряча в карман руку, только что сжимавшую пальцы Лады. Вокруг павильона «Зеленого Листа» царила оживлённая кутерьма, кажется, даже пара молодых людей из биологического подтянулась помочь Паулу, не справляющемуся со свалившейся внезапно на его плечи работой. - Вас только за смертью посылать, честное слово, - укоризненно качнула головой Кая, едва завидев девушек, - нам всё для рассады привезли, даже, вон, землю хорошую, - кивнула она головой в сторону парней, скидывающих поодаль на тачку пластиковые мешки из грузовой машины, - сажаааать будеееем… до самого лета. – Ни капли радости от собственных слов девушка, судя по интонации, с которой были произнесены последние слова, не чувствовала. – Авось даже что-нибудь, да взойдёт… - Ну и чего это вы там расслабились в сторонке? – Улыбка звучала в голосе окликнувшего их молодого человека, помогавшего Молчуну Паулу. – Для вас тоже найдётся дело, там еще пачек семян не перечесть… Кая картинно закатила глаза и направилась к нему, увлекая за собой и Ладу, когда внимание Ии, на миг замешкавшейся, привлекло сверкнувшее из-за машины золото длинных волос, неизменно собранных в пышную косу. - Рона! Рона, постой, - девочка чуть сбавила шаг, услышав оклик, и та тотчас нагнала её, - не знаешь, сегодня где-нибудь можно Эми найти? - Её не будет сегодня. - Качнула золотоволосой головой та. Новенькая, Миа, полная, темноволосая девочка лет пятнадцати, к неописуемому облегчению Ии направилась помогать ребятам с семенами, едва только Рона остановилась на этот разговор. - А что? - Да нет… - задумчиво произнесла Ия, потом вдруг воспрянула. Была – не была. - Скажи, может, ты знаешь, когда у нас камеры-то монтировать начнут? А то уже вроде февраль, а от них ни слуху, ни духу, странно. Мы вот сейчас всё наконец помоем-уберем, разложим, а из-за них всё равно придется все опять переставлять и перемывать… - Ууу… - Только и качнула головой школьница. - В это меня тоже никто не посвящает. Когда придут, тогда и придут… - потом вдруг чуть сощурилась и спешно зашептала. - Ия, я слышала, есть все основания полагать, что они уже это делают. По ночам, пока никого нет. А когда с официальным визитом заявятся, тут уж никто не знает. Им же весь парк обставить – это сколько часов работы? Они не успеют ничего, если еще не начали. Не думаю, кстати, что Эми больше моего знает. – Добавила она еще тише, а вся та многозначительность, с которой Рона смотрела на Ию, девушке отчего-то ужасно не понравилась. - Вот как? – Придать напряженному голосу спокойное безразличие оказалось не так-то просто. - Ладно. Спасибо… ***

I tried so hard And got so far But in the end It doesn't even matter I had to fall To lose it all But in the end It doesn't even matter* [*Англ. «Я так старался и так многого достиг, Но в итоге всё это не имеет никакого значения Я упал, потеряв всё, что имею, Но в итоге всё это не имеет никакого значения» Из песни группы Linkin Park – «In the end»]

После той короткой, неловкой встречи в парке, с Паном они не общались еще долгое время. У Алексиса от нее, этой встречи, осталось смешанное чувство, хотя многое ли сейчас оставляло его спокойным и безразличным? Ощущение того, что что-то происходит за его спиной, постепенно ослабло, однако молчаливое напряжение, сходное с тем, что витало в Академии в начале октября, по-прежнему неизбежно висело в воздухе. Зима, мрачная и слякотная в этом году, очевидно измотала всех – и мастеров, и кадетов, и небо, такое же мрачное, как и их лица, тёмное и бессолнечное, тяжёлой подушкой давило словно бы всё сильнее с каждым днём. Учёба шла своим чередом. Алексис смотрел на четверых своих подопечных и всё больше убеждался, что именно в таком составе они пойдут дальше и дойдут до конца – если, конечно, дойдут. Не то дело было в этой невыносимой февральской усталости, не то еще в чём, но впервые за прошедшие полгода в четвертой группе царило спокойствие – не такое, быть может, как обычно имеет место у старшекурсников, но всё же спокойствие, словно каждый нашел своё место в этом маленьком коллективе, перестав, наконец, использовать все возможные и невозможные средства, чтобы показать себя «во всей красе» - вернее сказать, не себя, а свою привычную маску. Объявлять в классе об упомянутом Пану задании молодой человек пока не стал, сочтя необходимым ввести в курс намечающихся дел своего напарника, о чем, впрочем, тотчас же пожалел – Виктор оказался категорически против, а его появившаяся невесть откуда резкость лишь усугубила положение дел. - Я, конечно, понимаю, - отозвался он, скрестив на груди худые руки и глядя прямо в лицо курившему в открытую форточку напарнику, - что моё слово ничего в итоге не решит, но всё же надеюсь, что Вы к нему прислушаетесь. Мне кажется, Вы перегибаете, Брант. Ясно, что хочется всего и сразу, но им еще рано этим заниматься – особенно когда у них на глазах и без того за шесть месяцев убрали троих человек. Вы требуете от них невозможного, а главное, чего ради? Брант, ни один мастер во всей Академии не потребует от первого курса выполнения такого задания. Я прекрасно понимаю, почему Вы так торопите время, но одумайтесь, иначе мы потеряем еще и остальных, и на второй курс перейдем с одним или двумя человеками в группе. Вы понимаете, что они не справятся? Разве что Артур, и тот вряд ли. Вам, конечно, мои слова придутся не по душе, но, несмотря ни на что, я Ваш напарник, а не подчинённый, и я имею полное право говорить то, что думаю, прямо. - Разумеется, - спокойно отозвался Алексис, прекрасно скрывая досаду от услышанных только что слов, - я никогда не говорил, что не имеете. - Только, тем, не менее, Вы так считаете, это я вижу достаточно ясно. - Давайте обойдёмся без детского сада и не будем придумывать за других, кто как считает, Виктор, мы взрослые люди. А касательно того, что Вы сказали – потому-то я и хочу сделать задание добровольным, спросить сперва их мнения, готовы ли они, хотят ли они, а, главное, смогут ли… - Вы, правда, думаете, что они в состоянии что-то решать? – Искреннее изумление слышалось в голосе молодого человека. – Такие сложные вопросы? - Я думаю, Виктор, что я здесь для того, чтобы научить их. Научить их спрашивать, говорить и думать головой. - «Думать»? Вы серьезно? – В светло-голубых глазах Виктора скользнула тень недоумения. - Они Средние, и единственное, что от них требуется в ближайшие несколько лет, это подчиняться. И вообще, если Вы полагаете нормальным спрашивать их, тогда почему Вы не считаете нужным спрашивать меня? Я Ваш напарник, Брант, а Вы кадетам даете больше свободы, чем мне, и слушаете каких-то Средних больше, чем меня! - Потому что Вы мастер, Виктор, и я, поверьте, не ожидал, что Вам в некоторых вопросах придется уделять внимания не меньше, чем кадетам-первокурсникам. – Кажется, разговор этот начал порядком утомлять Алексиса – слишком уж быстро собеседник из логичных аргументов скатился в излишне эмоциональный протест. И вообще, с каких это пор он снова обращается к Виктору на «Вы»?.. - «Уделять внимание»? – Переспросил меж тем тот, едва сдерживая новую волну холодного негодования. - Да Вам вообще нет до них дела. Вы преследуете исключительно свою цель, а они – лишь инструмент, который рано или поздно перестанет приносить Вам пользу, и Вы про него забудете… - Внутри что-то противно похолодело. Проклятая Империя, нет, не забудет. Но как же он прав. – И дураку понятно, что ради должности Вы готовы по головам идти, но они дети, Брант! - …Только вот боится Виктор на деле не за мальчишек, а за себя, за то, что его первый набор провалится и будет расформирован, а сам он – отправлен на переподготовку. И плевать на самом деле ему, ведь ему от этих ребят было бы совершенно достаточно лишь подчинения и отсутствия всех тех проблем, что свалились разом на четвертую группу первого курса. Дети, Средние… Кажется, Берген готов найти добрый десяток причин, почему ими можно и нужно лишь командовать и управлять. «…ты просто жить не можешь спокойно, если есть кто-то, кто тебе не подчиняется. А я тебе не нужен - никогда не был и не буду», - гулким эхо прозвучали в ушах Алексиса хлестнувшие однажды так больно слова. Проклятье. Как же они с Виктором похожи, и как же далеко оба зашли, преследуя собственные эгоистичные цели. - Они не дети, они совершеннолетние, - бросил он сухо и холодно, - и, чем сильнее Вы хотите заставить их подчиняться, тем выше шанс их сломать. А вовсе не давая им выбор и право голоса. А в нашей группе, к сожалению, и так осталось уже слишком мало кадетов, что бы еще кого-то терять. - «В нашей»? Это Ваша группа, Алексис. Я не имею к ней никакого отношения, и не желаю иметь, но меня никто не спрашивает, чего я хочу, поэтому я здесь. И Вас, Брант, несмотря ни на что, тоже никто не спрашивает, меня Вы хотите видеть своим напарником или нет. Я, поверьте, свой первый набор и своего будущего напарника тоже представлял совсем не так. Не понимаю, как Даниел Оурман столько времени терпел Ваше самодурство. – Бросил младший Берген, сощурив серо-голубые глаза. О-оу, мальчик, а ты далеко зашёл. - Понятия не имею, о чём Вы говорите. - С холодным спокойствие отозвался Алексис, скрестив руки на груди. Виктор побледнел, запоздало осознавая свою промашку. – В отличие от Вас, Виктор, я здесь, потому что я хочу быть здесь. И я работаю с этими мальчишками, потому что хочу с ними работать. И, несмотря на то, что они Средние, я хочу научить их мыслить и выражаться, вместо тупого подчинения приказам – за этим стоило бы идти в охранку, но мы с Вами здесь, а не там. И, если бы вся моя цель заключалась, как Вы говорите, в одной лишь должности, мне было бы плевать, подчиняются они, ломаются или хоть сколько-то продвигаются вперед, а этого нелепого разговора не было бы и в помине. По-моему, вся Академия давно знает, что я – мы с моим предыдущим напарником - работали не так, как большинство остальных мастеров. Вам стоило быть в курсе. А зачем Вы стали мастером, Виктор? Чего Вы хотите добиться? Вы говорите, что они дети, а я их сломаю тем, что научу излишне много думать? Полагаете, молчаливое подчинение их не сломает? Да еще и подчинение непосредственно Высоким? Как и когда, по-вашему, они смогут стать взрослыми, если ничего не смогут решать? Понимаю, непросто начинать с чужой группой, проблемной группой, да еще и после такого долгого перерыва по здоровью, но, знаете, потерпеть еще один семестр и попробовать летом начать всё заново для Вас было бы логичнее и правильнее, чем искать – или создавать – повод запрашивать нового напарника. Тем более, что Вам его всё равно не дадут как минимум до тех пор, пока еще два человека не получат колец мастера – штат укомплектован. Даже Мастер Рейн сейчас не получит второго кольца – пока Мастер Аккерсон остается без пары. – Несмотря на ледяное спокойствие голоса, изнутри Алексис готов был закипеть и вспыхнуть в любую секунду. Каков реальный шанс того, что Виктора перенаправят к Беллану? Каков шанс, что, вновь оставшись без напарника с проблемной группой, Алексис, как мастер, сумеет сохранить свои особые права? – Как бы то ни было, научитесь себя вести или запомните хотя бы, что ликвидированные не упоминаются, потому что никогда не существовали. По-прежнему бледный, Виктор посмотрел на молодого человека долгим, куда более задумчивым, нежели оценивающим или враждебным взглядом и, едва уловимо кусая нижнюю губу, направился к выходу, так ничего и не произнеся. - И еще, знаете, что? – Обратился к напарнику Алексис, вынуждая его остановиться. - Если бы Системе они не были нужны – мыслящие Средние, а не только подчиняющиеся, - в Академию их бы не набирали вовсе. Спасибо за прямой разговор. Едва Берген-младший покинул его кабинет, Алексис тяжело опустил голову на ладони, выдохнул и, только спустя несколько мгновений, закурил. Святая Империя, как же он устал. Устал, как ни удивительно, не жить две такие разные жизни одновременно, но устал от прежнего себя, который, сжав зубы, вечно кому-то что-то должен, с которого каждый считает своим непременным долгом что-то требовать, который всегда должен соответствовать чьим-то представлениям, который впервые за пару лет имел возможность отдохнуть, только свалившись в день парада от переутомления… Странное ощущение того, что всё, прозвучавшее в этом разговоре, Мастер уже однажды слышал – от другого человека – неприятно саднило где-то внутри него. Удивительно, как близки к истине оба они были, и Пан тогда, и Виктор теперь, и как сильно вместе с тем заблуждались. А главное, как много воды успело утечь со дня того разговора, сколь многое стало по-другому. Одно только точно осталось неизменным: он всё такой же упёртый баран, привыкший считать, что весь мир вращается лишь вокруг него одного. Алексис затушил сигарету и, тут же взявшись за вторую, взглянул на часы – до занятия с третьим курсом оставалось семь минут, значит, можно пока не спешить. 3-04, первая набранная им группа, всё ещё поднимавшая в нём странную волну тепла, пять человек, ни один из которых ни разу не причинял и десятой доли нынешних беспокойств… Может быть, хотя бы они смогут вернуть ему утраченное душевное равновесие? «…а они – лишь инструмент, который рано или поздно перестанет приносить Вам пользу, и Вы про них забудете...» Чёрта с два, он никого не забывает. А ведь иногда стоило бы.