Sugar and spice and everything nice

- Один человек как-то сказал мне, что всё это - Рэй неопределенно взмахивает рукой, - все эти мои поступки, все мои странности, он так и сказал, странности, представляешь? Так вот, все это от гордыни. Сказал - если считаешь, что что-то в этой жизни и в этой Вселенной происходит или не происходит лишь потому, что ты что-то сделал или не сделал, то ставишь себя выше всех и едва ли не равняешь себя с Богом. Поверишь - нет, я так смеялся тогда... Серьёзно, у меня едва ли не истерика была от смеха, потому что я никогда бы в жизни не подумал, что равняться с Богом - это бояться взять не ту банку консервированной фасоли в супермаркете. Не то чтобы я в то время много думал о Боге, но мне казалось, чтобы с ним сравняться, нужно совершить что-то глобальное. Тренер согласно хмыкает, и Рэй ему благодарен. Они уже часа полтора сидят в пустой кухне закрытой на ночь кондитерской и говорят о всяком. Ну как говорят? Скорее, это он один тут монологи толкает, Тренер в основном молчит. Очень уютно молчит, стоит отметить. Рэй вздыхает и отламывает еще один кусок от торта Сент-Оноре, что стоит между ним и Тренером. Вот прямо целого торта, неразрезанного. Но неразрезанный торт, который они вдвоём методично уничтожают, вооружившись вилками, не самая большая странность, случившаяся с Рэем в последнее время. Он честно собирался отправиться домой сразу же после того, как Микки, подписав очередную партию документов, выдал "завтра будет просто жопа, а не день, постарайся быть в форме, ладно?" Потому что у него целый месяц каждый божий день был таким, каким со слов босса должен был быть неумолимо надвигающийся четверг, и то, что Рэй еще держался, не срываясь ни на кого, иначе чем чудом назвать было нельзя. Может быть, он слишком задумался, добираясь домой, может быть, у него с головой уже очень не очень, может быть, кондитерская заколдована и сама собой возникает у него на пути, кто знает? Как бы там ни было, час спустя вместо дома он обнаружил себя рядом со знакомой уже тёмно-зеленой дверью, подпирающим плечом косяк и дожидающимся, пока Тренер докурит. Стоять вот так, поглядывая то на Тренера, то на затянутое тучами небо, вдыхать запах табака, слушать, как где-то неподалеку от них тихо играет музыка и Пегги Ли поёт "Прощай, черный дрозд" было немного странно, но так хорошо... Правда, потом, в полутемной кондитерской, он едва всё не испортил, мгновенно устав и не сумев ответить толком на вопрос Тренера, принести ли десерт, стоял и таращился то на пустую уже витрину, то на исписанную стену, и хмурился, и чувствовал внутри себя что-то такое неспокойное и тёмное, и готов был уже сказать что-то, что говорить не следовало, раздраженное, злое, но Тренер вдруг сказал: - Если ты не против, я бы хотел взять тебя за руку, - и кусачие слова, поднимавшиеся уже откуда-то изнутри, отступили. Нехотя, но отступили. Рэй судорожно кивнул и почувствовал, как пальцы Тренера аккуратно переплетаются с его пальцами, а затем - как его куда-то ведут. И после, после того, как ему дали достаточно времени на то, чтобы посидеть молча, разглядывая лампы, и длинный стол, и стопки тарелок, так много дочиста отмытых тарелок, он начал говорить. Рэй не ожидал, что вывалит столько всего разом. Тренер, наверное, тоже. В середине пространных рассуждений Рэя о том, насколько идиотичными могут быть вообще все вокруг, он вдруг встал, сказал, что сейчас вернётся, и действительно вернулся очень скоро, водрузив на стол торт. Пить под подобные разговоры было бы привычнее, пожалуй, но кто же откажется от торта, тем более, от такого? Вот Рэй и не отказался. А потом он взял и рассказал о том, что жжётся и мешает порой, потому что для чего скрывать и делать вид, будто ничего не было? Только хуже со временем станет. Рэй не хотел, чтобы было хуже. В конце концов, когда ты приносишь кому-то клевер в горшочке это что-то да значит.