Сегодня не закончится никогда

Когда громыхать перестанут тамтамы, то ближний, то дальний, И молот замрёт в двух сантиметрах над наковальней, И вдруг станет тихо, так тихо, как в храме, тебя я узнаю. А ты шевелишь беззвучно губами — я всё понимаю. Fleur — Тайна

      Суббота. Двенадцатое декабря, 19:48       Время остановилось. Киллуа для достоверности посмотрел на циферблат часов, висевших на стене, и убедился, что их стрелки не двигаются. Выглянув в окно, украшенное морозными узорами, он обнаружил, что все прохожие застыли, подобно ледяным скульптурам, в разных позах, что даже кружево снежинок зависло в воздухе.       Размеренным шагом, остекленевшим взглядом глядя прямо перед собой в никуда, Киллуа подошёл к гардеробу и, дрожащими руками приоткрыв дверцу, медленно засунул телефон в карман пальто, а затем так же медленно прикрыл шкаф.       Ноги налились тяжестью и ощущались будто ватные. Едва передвигая ими, он вернулся в гостиную. И остановился в дверях как вкопанный, разглядывая фигуры друзей, напоминающие причудливые восковые статуи в музее.       Гон сидел, обняв подушку, спрятав за ней половину лица. Курапика прижимался к щеке Леорио легко улыбающимися губами в невинном поцелуе, пока тот, подняв вверх указательный палец, видимо, втолковывал что-то сконфуженному Гону.       Где-то на периферии сознания пронеслась мысль, что любопытно было бы узнать, о чём они говорили и не его ли обсуждали, но затем страх и шок навалились с новой силой, подобно метели выметая из души всё остальное.       Жадно хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, Киллуа облокотился на стену, неверяще глядя на друзей. Казалось, сейчас они зашевелятся, задвигаются, баг отремонтируется сам собой, и тогда всё встанет на свои места. Но этого не происходило. Киллуа сполз по стенке и невидяще уставился в пространство. Вокруг было оглушительно тихо, будто бы он остался последним живым существом на земле.       Когда первичный шок отошёл на второй план, Золдик принялся судорожно размышлять о том, как ему удалось остановить время, и вспомнил, что он всего лишь представил это.       Значит, достаточно просто вообразить всё как было прежде? Но что если представить, будто он может сделать это с помощью какого-то определённого движения, как, например, щелчок пальцами. Или в ладоши хлопнуть. Что-нибудь в таком духе.       Он поспешил было испытать предположение на практике, как вдруг его пронзила мысль: разве это не то, о чём он мечтал? Остаться в недвижимом мире совсем одному, без наблюдения и какого-либо контроля со стороны окружающих? Полностью свободный, лишённый каких-то ограничительных рамок, он мог делать всё, что давно хотел, и никто не будет против, никто даже не узнает.       Киллуа тяжело сглотнул, смачивая враз пересохшее от волнения горло, и неуверенно посмотрел на Гона, сидевшего всё в той же позе.       Конечно, это всего лишь отсрочка. Он не сможет оставить мир так навечно, рано или поздно ему придётся вернуть всё на круги своя и решить все проблемы. Но почему обязательно сейчас, почему нельзя немного насладиться вседозволенностью и своим положением маленького бога?       С иронией Киллуа подумал о том, насколько же его скрытной натуре подходит такая трусливая способность, прежде чем осторожно, как хищник, преследующий жертву, двинуться к дивану. Ему кажется, что каждый шаг стоит ему частички жизни. Наконец оказавшись подле Гона, он подрагивающей рукой невесомо проводит по его щеке, чувствуя под ней шероховатость кожи и лёгкую щетину, вниз, обводит контур кадыка и, осмелев, спускается к ключицам. Некоторое время он любуется тем, как красиво контрастирует смуглая кожа Фрикса с его бледной рукой, словно кофе с молоком.       С шумом втянув воздух и задержав дыхание, Золдик идёт ещё дальше и проскальзывает рукой под тонкий хлопок футболки. С нежностью и восхищением Киллуа оглаживает рельефную грудную клетку и подтянутый живот с проступающими кубиками пресса.       Внизу живота сладко и пикантно потянуло, желудок скрутило и прижало к груди. Мысли помутнели, словно запеленённые в фатиновую ткань, и голова приятно закружилась. Закусив губу, Киллуа решительно убрал подушку, а затем принялся методично избавлять Гона от одежды. В карих глазах ему почудился упрёк, и Киллуа засомневался.       С примесью стыда Киллуа подумал о том, насколько жадным стал в столь короткие сроки. Раньше он довольствовался тем, что наблюдал за Гоном со стороны, потом он был счастлив общаться с ним и купаться в лучах его внимания, а теперь… Теперь Гон нужен был ему целиком, без остатка. И сейчас он мог заполучить его, украсть этот миг его жизни, запечатлеть, и как он мог устоять перед таким соблазном?       С трепетом оглаживая мускулистый торс, стройные бёдра и голени, очерчивая пальцами дорожку от ключиц и задерживаясь на выемке пупка, наслаждаясь гладкой и бархатистой фактурой кожи, Киллуа останавливается на кромке паховых волос. Он пытается запомнить изгибы желанного тела человека, который никогда не будет принадлежать ему, создвездия родинок на внутренней стороне бедра, небольшой шрам на задней области колена. Он вдыхает запах мыла и чистого тела, а ещё особенную ноту, свойственную только Гону — что-то светлое, как рассветная дымка, и терпкое, как хвойный лес. Не колеблясь Киллуа назвал бы всё это произведением искусства.       Внутри жжётся желание сохранить этот миг, запечатлеть его. Торопливо Золдик мечется по комнате в поисках карандаша и бумаги, и, когда находит нужное, он принимается рисовать, старательно перенося на чистый лист фигуру Гона с разных ракурсов. Он рисовал и рисовал, пока рука не устала окончательно и не стала судорожно дрожать, а бумага не закончилась.       Тогда Киллуа устало складывает небольшую стопу вчетверо и убирает в карман, скрывая улики, он с сожалением одевает Гона обратно и впихивает ему в руки подушку, а затем усаживается на пол напротив него. Печально рассматривая Фрикса, Киллуа осознаёт, что теперь, когда он получил то, что хотел, он обязан восстановить течение времени, вновь соединить нити, которые оборвал. Всё внутри него сопротивляется этому, но он не имеет права оставлять всё как есть сейчас. Это нечестно — отбирать у Аллуки, у Гона, у всех, кроме себя самого, возможность жить в своём настоящем, их свободу. Зажмурившись, Киллуа опускает голову и кривит рот. Нужно смириться с неизбежным. — Чёрт, — глухо с непривычки выдыхает он, разрывая волокна тишины впервые за долгое время, а затем поднимает взгляд на оцепеневшего Фрикса. — Если бы ты узнал о том, как кощунственно я без спроса сделал тебя своей моделью, ты бы разозлился, да? Хотя… Я же постоянно тебя рисую без спроса.       На некоторое время Золдик замолк, чувствуя горечь. Она оседала на языке и катилась вниз, к самому нутру, отравляя душу. Он задумчиво и виновато рассматривал напоследок расстроенное лицо Гона. — Знаешь, — разлепив губы, обронил он, и слово повисло в немом пространстве. — Я давно хотел сказать тебе… Ты мне нравишься. Я едва не сказал тебе это сегодня, но потом позвонил брат. Он, кстати, против того, чтобы я общался с тобой, но мне всё равно. Но ещё я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за моей чокнутой семейки…       Исповедь Киллуа прерывает зевок. Сонливость навалилась неожиданно. Глаза начали слипаться. Он и не заметил, когда успел так сильно утомиться. Кажется, несмотря на то, что всё вокруг лишено жизни, его тело живёт в прежнем времени, так как его циркадные ритмы и естественные потребности не изменились, и он по-прежнему нуждается во сне. Снова зевнув, Киллуа, с трудом поднявшись на затёкшие от сидения в одной позе ноги, перебрался на диван, сразу же проваливаясь в марево сна.       Воскресенье. Тринадцатое декабря, 5:09       Киллуа просыпается как от какого-то толчка извне с тяжёлой головой, будто напичканной свинцом, с застывшим на губах криком. От жуткой мигрени сжимает виски, и он стискивает челюсти, сдерживая болезненный стон, и морщится. Перед закрытыми веками алыми вспышками всё ещё проносится калейдоскоп ужасающего сна, где он постепенно превращался в Иллуми, а Гон всё больше его ненавидел.       Осторожно Золдик приоткрывает глаза и ожидает увидеть замерший мир, но первое, что он наблюдает, — это обеспокоенное лицо склонившегося над ним Гона. Сердце в груди делает кульбит, и это почти болезненно.       Неужели всё то про остановку времени, про то, как я писал его портрет, про звонок Иллуми и про то, что Гон хотел меня поцеловать (хотя я и до сих пор сомневаюсь, что там он намеревался сделать именно это) — всё это был сон? — потрясённо подумал Киллуа. Он не знал, что и думать по этому поводу, не знал даже, радовался или нет — чувства смешанными оставались в осадке. — Киллуа, тебе снился кошмар? — доносится до него взволнованное будто издалека.       Киллуа медленно моргает и фокусирует взгляд на Гоне, осоловело смотря на него. Сон ещё не до конца выветрился из него, и реальность кажется мутной. Стыд накатывает волной, затопляя собой сознание, когда Киллуа настигает осознание, что ему, похоже, снилось какое-то мокрое и безумное сновидение с участием Гона.       Гон озадаченно хмурит лоб, так и не дождавшись ответа, и мягко прикасается сначала ко лбу Золдика, а потом, описав полукруг, прижимает ладони к его щекам. — Да ты горишь! У тебя температура! — ахнув, заключает Фрикс, и его голос срывается на высокие, звенящие ноты. — Почему ты не сказал, что болеешь? И ещё и гулял по парку в таком состоянии тогда!.. и как я только не заметил… Решено, ты остаёшься здесь. Думаю, Курапика и Леорио не будут против. Сейчас, сейчас сбегаю за лекарствами, наверняка у Леорио всё есть, а ты жди здесь и никуда не уходи!..       Киллуа пытается возразить, мол, это вовсе ни к чему, и вообще он сейчас домой пойдёт, и совсем он не болеет, но Гон, не слушая препирательства, отправляется за аптечкой. Киллуа со вздохом признаёт, что слишком слаб, чтобы оказывать сопротивление с должным старанием, и откидывается на диван — его голова с необычайной точностью приземляется прямиком на подушку.       Комната всё ещё кружится перед глазами, и ему приятна забота Гона, и хотя всё это так, ему не по себе от того, что он напрягает едва знакомых ему людей. К тому же, ему действительно слабо верится, что он заболел, со своим-то отменным иммунитетом, но ведь Гону ни к чему врать про температуру, так? Это было бы нелогично, зачем человеку создавать себе без причины лишние проблемы, поэтому Киллуа решает, что пока что смириться, но завтра, как дурнота отступит, отправится восвояси.       И тут его как громом поражает. Есть способ проверить, было ли происходившее накануне вечером сном. Исходящий звонок от Иллуми в списке вызовов и наброски. Если всего этого нет, значит, и то было сном, наваждением. А если есть…       Резко подскочив с места и игнорируя усилившееся головокружение и белые точки, мерцающие перед глазами, пошатываясь Киллуа побрёл в прихожую. Едва дыша, он протягивает руку и вытаскивает из кармана пальто сложенные вчетверо листы. Судорожно он достаёт тут же и телефон и проверяет историю звонков. Так и есть, вызов от контакта «Иллуми» вчера вечером.       Широко распахнутыми глазами с сузившимся зрачком Киллуа гипнотизирует находки, чувствуя подступающую тошноту. Он не знает, рад или напуган.