Последний танец

Мой день рождения приходился на начало зимы, и мы всегда проводили его вместе с Фикхен. Начиналось всё, как правило, с того, что я прибегал в её покои, и мы вместе завтракали. Потом были прогулки по зимнему лесу, игры в снежки и катания с горки. Фикхен веселилась наравне со мной. На это время она отпускала себя, становясь ребёнком и, громко хохоча, бегала по снегу, пытаясь столкнуть меня в сугроб. Обед проходил как самый настоящий приём. Нам прислуживали лакеи, и я ощущал себя очень важной персоной. Затем мы долго болтали, играя в карты и, проигрывая, она подставляла мне лоб для щелбана. Я целовал её, а Фикхен громко смеялась и гладила меня по волосам. Заканчивался день ужином при свечах в её покоях, а после него цесаревна дарила мне подарок. Поначалу это были игрушки: набитые хлопчатою бумагою сафьяновые медведи, деревянные трещотки или настольные игры. Когда Эльза вышла замуж и уехала в город, я донашивал одежду, отданную мне сердобольными людьми. Зная это, Фикхен стала дарить мне то кожаные сапожки, то курточку, то добротный меховой полушубок. Игрушки давно растерялись, из вещей я вырос, и некоторые я отдал Варваре, которая ждала уже третьего ребенка. Из всего подаренного у меня осталась тройка лошадей, которые когда-то были прикреплены к маленькой карете. Увидев игрушку впервые, я испугался бешеного оскала коней и их безумно выпученных глаз. Фикхен отделила эту бешеную тройку от кареты и положила в мой ящик с бельём, где они и лежали по сей день. Я долго не мог уснуть в преддверии дня рождения, а проснулся, по обыкновению, с первыми петухами. Забежав в кухню, я, как всегда, помог по хозяйству тётке Наталье, потом перетаскал колотые дрова в дровницу и аккуратно разложил их рядами. Услышав, что главный двор уже проснулся, я помчался по коридору в сторону господских покоев и в растерянности замер в проёме открытой двери комнаты Фикхен. Её самой там не было, а по аккуратно заправленной постели я понял, что она тут и не ночевала. – Никитка! – окликнула меня молодая горничная, которая пришла убираться. – А цесаревна уехамши ещё вчера. Её императрица вызвала к себе… Я был так расстроен, что, не дослушав девушку, резко развернулся и бегом побежал обратно по коридору в свою комнату. – Эй! Никитка! – услышал я за своей спиной. – Да погоди ты, оглашенный! – за мной бежала та самая горничная, держа в руках небольшую коробочку. – Катерина Ляксевна тебе подарок передала. Сказала, что вернётся через пару-тройку недель и уже лично поздравит. Я взял коробку и медленно пошёл в свою комнату. Нет, она не забыла обо мне, как я решил поначалу. Просто теперь Фикхен была занята важными делами в силу своего высокого положения, но я очень ждал и надеялся, что когда она вернётся, всё будет, как раньше. Так я успокаивал себя, сидя на кровати в своей комнате. Но настроение у меня от этого не поднималось. Я даже не сразу открыл подарок, который Фикхен передала мне через служанку. Немного успокоившись и вытерев набежавшие слёзы, я, наконец, снял с коробочки праздничную ленту. Это была механическая музыкальная шкатулка. Я покрутил резной ключик и, открыв крышку, услышал нестройные звуки вальса, которые издавал музыкальный барабан. На небольшом постаменте под звуки вальса кружилась счастливая пара: девушка со светлыми волосами в нежно-розовом платье и юноша в синем камзоле. Я целый день провёл в своей комнате, слушая вальс и глядя на танцующую пару. Ближе к вечеру в дверь моей комнаты постучали. Тётка Наталья своей широкой фигурой на секунду загородила свет свечи, а затем тяжело плюхнулась рядом со мной на кровать. – Никитка… – улыбнулась мне повариха, – ты ведь сегодня и не кушал ничего. Расстроился, что твоя королевишна забыла про праздник? Я покачал головой и поставил на стол пред тёткой музыкальную шкатулку. Снова заиграла мелодия и парочка начала кружиться на своем постаменте, слегка поскрипывая колёсиками. – Эх, милый… – вздохнула тётка Наталья, погладив меня по голове. – Вот вроде умный, и книжки читаешь, а в жизни совсем ничего не смыслишь. Она тебя вот в такой же коробочке держит и открывает её, когда хочет посмотреть на свою любимую игрушку. Слова поварихи заставили меня задуматься снова, как тогда, в далёком детстве. В действительности, кто я такой? Кем меня считает Фикхен? И неужели в её руках я всего лишь игрушка? – Хоть и не для простого народа это, но я тебе тоже подарочек приготовила, – улыбнулась Наталья и положила передо мной небольшой свёрток. Это были новенькие, хорошо наточенные коньки с крепкими ремешками, которые должны были крепиться к валенкам. Я поцеловал Наталью в красную щёку и откусил кусок пирога, который она мне протянула. Решив испробовать подарок, я оделся и, перекинув коньки через плечо, побрёл на пруд, где для зимних забав обитателей села был расчищен лёд и расставлены яркие фонари. – Ёжка! – розовощёкая и весёлая Лизонька подхватила меня под руку, когда я поскользнулся на льду. – Ты тоже решил на коньках покататься? Я кивнул и начал оглядываться по сторонам в поисках Сашки и Максимки. – Я тут с подружками, – пояснила мне Лизонька. – У Максимки отец сильно приболел – ноги совсем не движутся. Так Максимка все его заказы на себя взял. Уже с неделю в мастерской пыль глотает. А Сашка со своими лошадьми возится. Битый час Лизонька пыталась научить меня кататься на коньках, но моему неуклюжему телу никак не давалась эта наука. Устав сам, и утомив свою учительницу, я отвёл Лизоньку к берегу, где мы уселись на поваленной берёзе и, вытянув разболевшиеся ноги, стали смотреть, как катаются на льду парочки. – Я замуж хочу, – внезапно сказал Лизонька. – Вон у Зойки уже жених есть. Он в городе при слесарной артели работает и к ней часто приезжает. Её мать уже и приданое готовит. Раиса с ловчим встречается. Он мужик-то при деньгах. Катерина Ляксевна ему хорошо платит, когда он ей охоту с соколами устраивает. А я уже в девках засиделась. Пора бы и мне жениха какого найти. Я попытался изобразить Сашку, с его вечно серьёзной физиономией, и легонько толкнул Лизоньку в бок. – Сашка? – рассмеялась Лизонька. – Да на кой мне цЫган сдался! Мне жаних либо родовитай либо богатый нужОн. Вот за тебя бы я пошла, – внезапно сказала девушка и игриво подмигнула мне. – А что? Ты при дворе живёшь и у цесаревны в любимчиках ходишь, – я удивлённо приподнял брови и открыл рот. – Вот только… – продолжила свою мысль Лизонька, – куда мне с цесаревной-то тягаться? Кто она и кто я? – я нахмурился, пытаясь понять смысл её слов, но девушка продолжала болтать, не обращая на меня внимания. – Я давно заметила, как у тебя взгляд меняется, когда про неё говорят. Эх, Ёжка… Не по размеру ты себе тулупчик-то выбрал, – тут Лизонька встрепенулась и подскочила на ноги. – Совсем запамятовала! У тебя же сегодня день рождения. А у меня для тебя подарочек приготовлен. ПобЁгли ко мне, я его тебе подарю. Это был вязаный шарфик из козьей шерсти. По словам моей подруги, она сама и нить пряла, и вязала подарок собственноручно. Илья тоже не забыл о моём скромном празднике. На следующий день, когда я пришёл к нему в мастерскую, он долго рылся в старой тряпичной котомке и, наконец, достал из неё блокнот в переливающемся кожаном переплёте. Он скреплялся небольшим замочком, ключик от которого висел тут же на верёвочке. – Я купил эту тетрадку, когда учился на художника и в Курляндии жил, – сказал мне Илья. – На рынке её приглядел. Она тогда денег стоила немалых, а я их больше на эль да на шнапс спускал. Потом меня из академии выгнали, я перед отъездом наскрёб последние монеты в кармане и купил енту тетрадку. Теперича твоя она. В ей можно свои секреты хранить. Видишь ключик? Закроешь тетрадку, и никто её, окромя тебя, открыть не сможет.