Последний танец

Всё, что происходило дальше, виделось мне через мутный белый туман. Вокруг суетились люди. Они кутали меня в меха и совали в руки фужеры с вином. Рядом со мной постоянно находилась Фикхен и что-то говорила, яростно жестикулируя. Потом нас с ней устроили в санях и отправили в село. – Как он посмел! – услышал я её голос, очнувшись. – Он прекрасно знал, что я тебя люблю и дорожу нашей дружбой. Он хотел убить тебя, чтобы сделать мне больно! А этот, его любимчик, Гришка Бессонов… Тоже мне герой! Первый похабник, пьяница и скандалист в свите моего муженька. Его отец, царствие ему небесное, проиграл в карты всё состояние. А это пять деревень с крепостными! Потом повесился спьяну на чердаке собственного дома, оставив сынку фамильный особняк, кучу долгов и дурную наследственность. А знаешь, как Пётр с ним познакомился? На одном приёме, где Гришка научил его пить водку из стакана без рук. Потом этот мальчишка втёрся в доверие к моему слабоумному муженьку и стал зачинщиком всех пьянок и дебошей. Шут, смутьян и грубиян этот Гришка. Я, конечно, благодарна ему за твое спасение, но продолжаю ненавидеть его всей душой! Я страшно устал, и меня разморило от выпитого спиртного. Мой мозг тщетно пытался понять, про какого Гришку говорит Фикхен, ведь всё это никак не вязалось с сильным, смелым и прекрасным Фаэтоном, которого я встретил. Оставшись, наконец, один в своей комнате, я, не раздеваясь, ничком упал на кровать и прикрыл глаза. Передо мной снова возникло прекрасное лицо юноши с огненными волосами. Я вновь почувствовал тепло его тела и сильную руку, обнимающую меня поперёк груди. Поднявшаяся изнутри горячая волна взбудоражила мою кровь и разнесла жар по всему телу. Моё естество напряглось и отозвалось тяжестью внизу живота. Я расстегнул полушубок, снял с головы шапку и, развязав пояс, стягивающий мои штаны, сунул в них руку. Член запульсировал в ладони, разгоняя по всему телу приятную негу. Несколько раз проведя по нему рукой, я испытал небывалое блаженство и вязкая струя семени выплеснулась мне на живот. Блеск солнца в рыжих волосах юноши начал меркнуть, и через минуту лицо Гришки растаяло в глубоком и крепком сне. Я проснулся с первыми петухами и, открыв глаза, тяжело сглотнул вязкую слюну. Голова гудела, желудок отзывался неприятной тошнотой, а тело простреливало вспышками боли. С трудом поднявшись с кровати, я подошёл к ведру с водой и, окунув в него голову, с жадностью начал пить. Поклявшись себе, что больше никогда не притронусь к горячительному, я снял праздничную рубаху и потащил вниз штаны. Волоски на лобке, прилипшие к ткани, заставили поморщиться и вспомнить, чем я занимался перед сном. Мне стало стыдно, и я снова пообещал себе, что больше этого никогда не повторится. Мне было странно лишь одно. Я не испытал возбуждения от поцелуя Лизоньки и ничего не почувствовал, когда меня целовала Фикхен. Почему тогда при одной только мысли о рыжеволосом Фаэтоне мой член встал дыбом? Эта мысль не давала мне покоя, пока я носил воду и дрова в кухню. Она даже забила все неприятные ощущения от похмелья. Решив развеяться, я пошёл на второй день празднования свадьбы к Максимке с Лизонькой, чтобы поздравить новобрачных и извиниться за свое вчерашнее отсутствие. Дверь мне открыл сам Максимка и с довольной улыбкой пригласил в ещё пахнущий свежим деревом дом. Усадив меня по правую руку, как дорогого гостя, Максимка плеснул в чарку водки и громко сказал остальным гостям: – Мой друг, Никита, не может говорить с детства. Вы это и так все знаете, но я уверен, что он хотел бы пожелать нам с моей женой Лизонькой счастья и много детишек. Так ведь, Ёжка? Я кивнул и, улыбнувшись, поднёс к губам чарку. Резкий запах водки ударил мне в нос, и я почувствовал сильный рвотный позыв. Вскочив из-за стола, я кинулся в сени, а из них на двор. – Надеюсь, тебя полощет не из-за того, что я у Сашки бабу увёл? – услышал я за спиной голос Максимки. Я поднялся с колен и вытер рукавом губы. Максимка смотрел на меня с улыбкой, но в его глазах плескалась злоба. Я мотнул головой и попытался показать руками, что вчера на охоте много пил. Но Максимка впервые в жизни меня не понял. – Что бы ты ни думал, я сделал то, чего хотел. Лизонька никогда не принимала меня всерьёз, считая неудачником. А я вона какой удачливый оказался! Всё, что я имею, сробил вот ентими руками! – он протянул вперёд руки. – А Лизонька, это как подарок за мои труды. И не тебе меня за это судить. Ты всего лишь любимчик цесаревны. Вот надоешь ты ей, и забудет она о твоём существовании. И кем ты тогда станешь? Мне стало обидно и больно от этих слов. Но ещё было обиднее, что Максимка совсем не чувствует за собой вины перед Сашкой. А слово «баба», обращённое к Лизоньке, было вовсе неуместным. Я решил уйти домой, чтобы не портить Максимке его праздник и заскочил на минуту обратно в дом, чтобы забрать шубу и шапку. Лизонька поймала меня за руку в сенях и быстро утащила в пустующую клеть. – Ты рад за меня, Ёжка? – спросила она с улыбкой. – Теперь я мужья жена и Максимка не последний человек в селе. Он парень работящий, так что у меня всего будет вдоволь. Как я и хотела! Я только вздохнул и, притянув подругу к себе, обнял за плечи. – Я очень хочу, чтобы ты тоже исполнил свою мечту, Ёжка, какой бы она ни была. И ещё хочу, чтобы ты встретил свою любовь и был счастлив, – прошептала она, поцеловав меня в щёку. Я старался не думать про Гришку, не вспоминать своего позорного поведения, и чтобы забыться, постоянно искал себе занятие. Я носился по двору и всем предлагал свою помощь. Я натаскал воду для бани, помог дядьке Николаю пилить берёзу, которую тот привёз из лесу, носил мешки с мукой из телеги в кладовку вместе с дворовым Сенькой. В результате к вечеру я не чувствовал ни рук, ни ног. Решив немного почитать перед сном, я пробрался в библиотеку и, открыв томик стихов, уселся на лавку перед горящим огарком свечи. – Ты еще не спишь? – услышал я за спиной голос Фикхен. Она по обыкновению села рядом и мне пришлось отложить книгу в сторону. Она не замечала, что я часто листаю книги без картинок и всё так же не догадывалась, что я умею читать и писать. Её невнимательность объяснялась тем, что общаясь со мной, она пребывала в своих мыслях и спешила ими поделиться. – Знаешь, я раньше думала, что любовь – это чувство лёгкое и прекрасное, как крылья бабочки, – начала она разговор, – но это не так. Так кажется лишь со стороны. На самом деле любовь – это большой труд. Нужно уметь не показывать своих душевных переживаний другим. Делать вид, что у тебя всё хорошо, а при этом страдать и ночами плакать в подушку от тоски. Это мой удел… Моя любовь должна быть тайной для всех, и только ты можешь знать, что творится в моей душе. Я страдаю, Ёшик! Моё сердце рвётся на свободу! К нему! Но… я должна делать вид, что я примерная и любящая супруга. Ты ведь не осуждаешь меня, Ёшик? Не сердись. Не нужно. Если ты отвернёшься от меня, то я останусь совсем одна, и мне не с кем будет поделиться горем или радостью… Неожиданно она расплакалась, и мне стало её жалко. Рядом со мной сейчас сидела несчастная одинокая женщина, страдающая от любви. Я обнял её за плечи и прижал к себе, чувствуя, как на мою шею капают горячие слёзы.