Машенька и Медведь

Белая, укатанная за день лента дороги исчезала под капотом и неумолимо приближала к городским окраинам шуршащий шинами тяжелый внедорожник. За его окнами серыми тенями мелькали лиловые в ночном мраке снежные поля, огромные покрытые пушистыми снеговыми шапками, словно сединой, столетние ели. Васнецов, ощущая на себе взгляд, что время от времени бросал на него в зеркало заднего вида водитель, нетерпеливо ерзал на холодном кожаном сидении. Под этим изучающим взглядом, он нервничал, будто находящееся в клетке редкое животное под пристальным наблюдением, чувствовал себя некомфортно. Вновь отвернувшись к окну смотрел на серый пыльный след, оставшийся от капли воды бежавшей по стеклу, и молчал. А что он мог сказать? Оправдываться Лёнька не собирался. Ни перед кем. Тем более перед незнакомым мужиком. Если уж кому и должен он принести извинения за свою непреднамеренную ложь, так это Стасу. Он никогда не отличался особой везучестью. Да и теперь прекрасно понимал, что за эти несколько часов с Медведем-бородачом, успел влюбиться. И нутром ощущал, что это не просто влюбленность. Потребность видеть Вершинина будет лишь возрастать, пока не заполнит все его существо под завязку. А все остальное: тоска, томление, дрожащие руки и ноги при встрече, что были прежде — лишь гормоны, взбунтовавшиеся, не находящие выхода. Отсюда и низкая самооценка и депрессивность. Но он как-то научился справляться с этим, уходя с головой в работу. Она здорово отвлекала, заполняла измученную мыслями голову совсем другими проблемами. И он справлялся со своим болезненным чувством. Значит и этот раз сдюжит, справится. Пошарив в карманах в поисках перчаток, Васнецов вздохнул и сжал замерзшие пальцы в кулаки, судорожно пряча руки в рукавах, вспомнив, как сунул их в сумку с сувенирами, когда в порыве показать «фак», застрявшему в снегу таксисту, снял их с рук. Теперь один бог знает, где они находятся. Значит не избежать очередных предстоящих трат. А это здорово напрягало и било по его и без того пустому карману. Вокруг замелькали первые многоэтажки, поблескивающие лампочками гирлянд, в темных окнах. Огнями иллюминации встретил ночной проспект.  — Адрес какой? — выдернул его из созерцания новогодней суеты голос водителя. Ленька огляделся, силясь понять, где находится:  — Третья улица Строителей, — от долгого молчания голос был сиплый. Теперь он не старался его изменить или говорить фальцетом. Водитель прищурился, а после хмыкнул:  — Что, дом двадцать пять, квартира двенадцать?  — Почти. Дом тридцать седьмой. Девятиэтажка с темной полосой по низу. Остановите, не заезжая во двор. — он вновь привалился лбом к холодному окну, погружаясь в безрадостные мысли и легкую дрему. Усталость накатывала рывками. На несколько мгновений или минут отключала и без того загруженное эмоциями сознание. И Лёнька ощущал в эти мгновения нечто родственное невесомости, когда тело вдруг обретало легкость, будто вот-вот оторвется от земли. Ехали недолго. По пустым в ночное время улицам добрались быстро и без пробок, водитель остановил внедорожник, как просил Васнецов, не заезжая во двор, развернулся у торца дома и щелкнул кнопкой блокировки дверей.  — Приехали, красавица! — Лёнька дернулся от окрика и, открыв рывком дверь, вывалился по колено в сугроб. — Ну, бывай. Все взяла? Не забыла чего?  — А у меня и не было ничего, — ответил он, мягким щелчком закрывая дверь. И сквозь снежную пелену глядя, как машина отъезжает. Снег, касаясь тела, таял, стекал тонкой струйкой за голенища сапог. Васнецов не замечал этого. Задрав голову к небу, он ловил лицом снежинки, таявшие на щеках губах и ресницах. Какое-то время стоял не двигаясь, словно изваяние, затем, вылез из сугроба и прошел во двор стоящих квадратом девятиэтажек, обогнув детскую площадку, на краю которой стояла припаркованная Генкина «Мазда». Настроение было настолько хреновым, что даже не возникло желания плюнуть на нее, что в другой раз он сделал бы обязательно. Какое-то время потоптался у подъезда, а затем нырнул в его черное чрево. Подъезд распахнул для него объятия, обдавая теплом и запахом мандаринов. Едва шагнув внутрь, Лёнька, как обычно, вильнул задом из стороны в сторону, чтобы сработал датчик и включился свет. Новомодную электрику установили не так давно, сменив «лампочки Ильича» на экономки. Пол был усеян разорванной мишурой, конфетти, пайетками- сердечками и, как ни странно, кожурой мандаринов.  — Свиньи… — буркнул Васнецов, перешагивая через корку. Он не станет убирать эту грязь до утра, хотя на этой неделе его дежурство по подъезду. Имеет и он право отдохнуть и наконец-то выспаться в эту ночь. Поднявшись на свой этаж он пошарил в кармане в поисках ключей, затем долго возился с замком, отпирая дверь уже в потемках — датчик успел отключиться, погружая лестничную клетку во тьму. Он вновь вильнул пятой точкой, отметил как блямкнула металлическая шторка на дверном глазке — значит Егоровна снова шпионила у двери — и скрылся в квартире. За запертой дверью его жилища царила абсолютная тишина, такая, от которой глохли уши и какая бывает только в старых купеческих домах со стенами толщиной едва ли не в полметра или в таких, где еще существуют парадные. И в этой мертвой тишине единственным звуком раздражающим слух было биение его собственного сердца. Устало привалившись плечом к шкафу в маленькой прихожей, он скинул на тумбу у двери свою куртку, затем снял сапоги Окси и аккуратно поставил на полку. К обуви девушка относилась серьезно, тем более к своей. Ноги гудели от долгого блуждания на каблуке. Хотелось поскорее завалиться в кровать и заснуть, и желательно на все дни новогодних праздничных выходных. Но он не мог себе позволить такого. Да и Окси, он был уверен, заявится ни свет ни заря, чтобы прочитать ему лекцию на тему, как про@рать собственную жизнь. Васнецов скривился от этой мысли, как от кислого. А что ему прикажете делать?. Не впустить подругу он не мог, а выслушивать ее спич на тему: какой он, Лёлик, придурок», не было никакого желания. Но больше сна, ему хотелось кофе. Крепкого сладкого кофе. Чтобы заставить мозг усиленно работать. А в работе как всегда забыться, замотаться и пережить новое чувство, раскроившее душу на до и после. Прошлепав в одних чулках в кухню, он осторожно повел потерявшими чувствительность на морозе пальцами ног, налил в чайник воды и включил плиту. А затем сорвал с себя через голову ненавистное платье. Как ему хотелось сейчас отмотать этот день назад. На то время, когда не в меру деятельная Матвеева прискакала помочь ему одеться. Он бы тогда отказался и всеми силами отрицал бы необходимость этого маскарада. А настоял бы на обычном деловом костюме и бабочке. Образ Джеймса Бонда и людей в черном тоже не плох, согласитесь… в это мгновение он элементарно хотел, чтобы Вершинин заметил его, Леонида Васнецова, не какую-то несуществующую Белоснежку-Машеньку. Мысли метались в голове, словно ошалевшие, не позволяя сосредоточиться на чем-то одном. Из сумбура его вывел запрыгавший с переливами свисток чайника. Он налил в кружку с уже подготовленным растворимым кофе и тремя ложками сахара кипятка, наслаждаясь распространившимся терпким с легкой горчинкой кофейным ароматом, к которому примешивался легкий запах молотой корицы. Осторожно помешивая содержимое и позвякивая ложкой о стенки любимой синей кружки, Васнецов подошел к окну и невидяще смотрел в пространство за стеклом, где на фоне старого разбитого с одной стороны уличного фонаря кружились в морозном воздухе крупные снежинки. За мечтами и тяжкими думами он не заметил, как кофе остыл превратившись в неприятную сладкую жижу. Васнецов потоптался у раковины, решая, что предпочтительней: выпить мало аппетитный напиток, теперь пахнувший почему-то вовсе не кофе, а чем-то непонятным, тяжелым, забивающим ноздри, как вонь грязных носков, или все же вылить его? Выплеснув жижу в раковину и сполоснув кружку, отправился в спальню, так и оставив на спинке кухонного стула, похожего на трон, и так любимого бабушкой, сарафан Белоснежки. Не сняв чулок и рубахи, он завалился на кровать и, закуклившись как в кокон в одеяло, Лёнька, наконец, заснул. **** Утро для Васнецова началось значительно позднее, уже после полудня, но как и вчерашнее, с прихода Матвеевой. Он не успел еще продрать глаза, поджимал ноги к животу, окукливаясь в одеяло, как в дверь забарабанили. Хотелось спокойного дня, вдали от праздничной суеты, может быть посиделок с чашкой кофе и куском торта. «А торта-то и нет», — промелькнуло сквозь дремотно-томное состояние, и Лёнька вздохнул — придется без оного. Сонно заворочался, ища свободный конец одеяла.  — Да иду я, иду… — все еще сонно ворчал он, выпутываясь из теплого кокона, когда от ударов в дверь затрясся косяк. — Еще головой постучи, — ворчливо добавил, распахивая дверь.  — Ну и придурок же ты, Лёлик. — Окси, а это была именно она, промчалась мимо него в кухню. — Совсем мозги порастерял? Не мог адрес запомнить? Как ты вообще оказался в том доме? Окси рывком выдернула крышку чайника и сунула его под воду. С трудом сдерживая ярость, клокотавшую внутри, она грохнула чайник на плиту и повернулась к Васнецову. Глаза девушки гневно сверкали, а тонкие бледные губы, лишенные косметики, недовольно скривились. Сложив руки на груди, она зло уставилась на друга.  — Ну?  — Не нукай, не запрягла, — отпасовал «удар» Лёнька. — Адрес я и сейчас тебе могу назвать, из ума не выжил. А приехал туда, куда привез таксист. Я нашел на крайнем доме со стороны деревни нужный указатель и отсчитал пятый дом. — осознав, что все еще стоит босой и в одних боксерах, помимо рубахи Белоснежки и чулок с ажурной резинкой, а Окси беззастенчиво пялится на него, он развернулся и направился в спальню. — Но дом оказался не таким большим, как ожидалось! — крикнул оттуда, натягивая вчерашние трико, в пузыри растянутыми на коленях, и потрепанную, но чистую футболку. А назад уже выйти не смог. Меня Потапыч не выпустил. Ты ж знаешь, я больших собак, мягко говоря, опасаюсь. Пришлось прятаться в доме до появления хозяина. Перед глазами тут же всплыл образ Станислава, который он так тщательно отгонял с раннего утра, и в груди заныло. Васнецов вернулся в кухню, где на столе уже парили две кружки с кофе. Оксана растерянно, как-то по-особенному, будто извиняясь, смотрела на него и молчала. Этот взгляд Окси Лёньке был очень хорошо знаком. Так она смотрела, взглядом сделавшего пакость щенка, когда серьезно косячила. Васнецов свел брови у переносицы:  — Что? Только не говори, что все это случилось, потому что ты мне что-то забыла сказать… — парень сжал руки в кулаки и сунул их по карманам, чтобы не было соблазна как следует стукнуть по столу, при этом опасно натянув на бедрах и без того еле державшееся трико. Оксана закрыла ладонями лицо и уронила голову на стол. И Васнецову показалось, что он услышал едва слышное «прости».  — Вот сейчас не понял… — Лёнька раздувал ноздри не хуже мехов доменной печи — Ну-ка, повтори! Громче! Оксана подняла голову, в глазах ее застыли слезы.  — Прости, Лёлик… Прости, прости, прости!..Я забыла, что из Фомино есть еще один проезд в дачный поселок. Лёнька выдохнул. Оказалось, что все время ожидания, он не дышал вовсе.  — Знаешь, Матвеева, тебе лучше уйти… прямо сейчас, — две нетронутые кружки с кофе загремели осколками фарфора в раковине. Васнецов, склонив голову и упираясь руками в раковину, рвано дышал, будто бы пробежал спринтерскую дистанцию.  — Лёлик! Лёлечка, пожалуйста, прости меня! — запричитала она, протягивая к нему руки, но так и не осмелилась коснуться. — Я не хотела… забыла… короче, прости!  — Я сказал, уходи сейчас, не вынуждай кричать на тебя… — Лёнька почти шипел. Оксана бросилась в коридор, застегивая попутно пальто. Через минуту послышался хлопок входной двери и бархатная тишина окутала ватным коконом все органы чувств. Он не слышал звуков, не ощущал запахов, хотя перед ним на подоконнике лежал на блюдце утыканный спичками, как ёж иглами, душистый апельсин. И еще пятнадцать минут он источал острый цитрусовый аромат. «Спать! Он должен с этой проблемой переспать! — Решил он и скрылся за дверьми спальни. **** Праздничные дни Лёнька провел, разрываясь между двух решений. То он обвинял свою влюбчивую натуру и клялся-божился забыть Стаса раз и навсегда, то метался по кухне, едва сдерживая желание на последние деньги вызвать такси и мчаться туда, в Фомино. Каждый день, как пресловутый «День Сурка» повторял бы прошедший, если бы не случайное происшествие на Рождество. В тот день он встал пораньше, чтобы сходить в магазин и потратить еще сотню из своего скромного… очень скромного!.. бюджета на литр молока и полбулки хлеба. Заглянув в портмоне, Лёнька с тоской бросил взгляд на оставшиеся две сотни. До зарплаты еще почти неделя, а с такими темпами потребления молочной продукции, как у него, денег хватит дня на два-три. Значит пора переходить на одноразовое питание. Его мыслительно-аналитический процесс прервал звонок в дверь. Гадая, кто бы это мог быть — ведь Матвеева после того дня, как он объявил ей бойкот, больше не появлялась — Васнецов поплелся в коридор. «Неужели пришла виниться?», — промелькнуло в голове, едва он щелкнул замком и распахнул дверь. Но вместо ожидаемой с повинной Оксаны за дверью стоял парень с огромным букетом цветов.  — Вам кого? — нахмурился Лёнька. Парень был незнаком ему, и букет скрывал его чуть ли не до колен. Поэтому толком разглядеть ничего, кроме пытливых глаз, не удалось  — Доставка цветов. Вот распишитесь, — он перехватил букет одной рукой, а второй выудил откуда то из-под полы куртки желтый планшет с прикрепленным сверху бланком.  — Вы, наверное, ошиблись. Я ничего не заказывал, — принял планшет и ручку, но расписываться не спешил.  — Да нет, поступил заказ на третью улицу Строителей дом тридцать семь, квартира тридцать восемь. Ведь это ваш адрес, разве нет?  — Мой, — растерянно ответил Лёнька, переводя взгляд с букета на парня.  — Там распишитесь, да я пойду, у меня еще заказы есть. Васнецов поставил закорючку в графе получения и едва не присел под тяжестью букета.  — Наслаждайтесь, — улыбнулся парень и со словами «Счастливого Рождества!», побежал вниз по лестнице.  — А что с оплатой? — Лёнька готов был откусить свой язык за несдержанный вопрос, брошенный в спину убегавшему курьеру.  — Все оплачено уже! — донеслось откуда-то снизу и парень расслабленно выдохнул. Оплату такого чуда его бюджет точно бы уже не потянул. Прикрыв ногой дверь и сгибаясь под тяжестью букета, он побрел в кухню нужно было найти емкость для подарка и хотя бы отдаленно понять или представить кто мог его прислать. Кому вообще из его знакомых доступно такое… богатство (букет тянул не меньше, чем на пару-тройку косарей). Сначала Лёнька подумал, что это извинение Окси, но после рассмотрев букет, где розы соседствовали с мандаринами и хвойными веточками, решил, что Матвеева вряд ли подарила ему такой громадный букет. (Кстати, сколько их тут?) Он попытался посчитать розы, но сбился со счета, зато нашел карточку и собственные варежки, спрятанные среди стеблей и шпажек с нанизанными на них ароматными фруктами. Воткнув букет в трехлитровую банку и для устойчивости налив до краев воды, а после опустив в ведро, Васнецов раскрыл карточку. «Возвращаю твои варежки, Машенька-Лёля. Не теряй!» А ниже подпись: «Медведь». Позабыв, о том, что собирался в магазин, о том, что дико хотелось есть, Лёнька растерянно, с улыбкой на порозовевшем от смущения лице смотрел на этот неожиданный подарок Стаса, а это был именно он, и пытался вспомнить, когда же он успел растрепать свой адрес. Но в этой улыбке радости было в разы меньше, чем грусти. Ведь букет прислали опять-таки не ему, а несуществующей девице. И он грустил и тяжело вздыхал, глядя на букет. А потом вдруг начинал радоваться от одной лишь мысли, что Стас не забыл, потрудился его адрес как-то разыскать. Хотя охранник и знал дом, номер квартиры был ему неизвестен. Другой бы и заморачиваться не стал, выкинул из головы, а Стас разыскал и букет подарил. И ему хотелось на последние деньги вызвать такси и мчаться в Фомино, отвешивать поклоны и благодарности. Ведь букеты дарят не просто так? Его варежкам грош цена, сто лет в обед. Они ничего не стоят. Он сам бы на месте Стаса и заморачиваться с возвратом их не стал бы. А вот букет! … Букет это намек. Вот только на что? Какое значение в него вкладывал хозяин теремка? И вкладывал ли вообще? Так, подобно маятнику, раскачивая чаши весов между решениями, незаметно прошли дни зимних праздничных выходных и подкатили рабочие будни и, словно Дамоклов меч, предстоящее сокращение штата. По этому поводу Васнецов не переживал особо, зная, что окажется в списках одним из первых, поскольку его судьба решилась в тот час, когда он вошел в калитку чужого дома. О том, что будет дальше, думать пока не хотелось. Как говорила бабушка: «Проблемы надо решать по мере поступления». Тем более с момента появления списков и до получения документов, у него есть пара месяцев, чтобы свыкнуться с мыслью и озадачиться поисками работы, ну, и закрыть дыры в своем бюджете — оплатить счета.