Машенька и Медведь

Вершинин захлопнул папку с отчетом отдела снабжения и логистики, и отодвинул ее на край стола. Посмотрел на стопку таких же кожаных папок справа от себя и со стоном разочарования прикрыл глаза. Слияние «Строй Индастрис» и ИНГЕОКОМ прошедшее несколько месяцев назад принесло, кроме бонусов, еще и море проблем, которые теперь ему приходилось разгребать. Работе не было конца и края. Но принять на себя компанию и ответственность за несколько тысяч рабочих было его решением. А перекладывать ответственность на другие плечи Стас не любил. Да и как после этого смотреть в глаза отцу, доверившему ему компанию. Он потер переносицу и моргнул, сильно на мгновение сжав веки. «Отдых. Глазам нужен минутный отдых и дальше… на баррикады».       Сегодня утром Стас готовился особенно тщательно: костюм темно-синей тонкой шерсти в узкую, едва заметную черную полоску, отчего он казался почти черным, но при свете отливал синевой, лиловую рубашку и галстук цвета индиго, что прекрасно гармонировал с костюмом, побрился, наконец, оставив на лице лишь дневную щетину. Такой образ делал его немного старше и солиднее. Но все же достаточно узнаваемым, чтобы не смутить парня столь разительными переменами. Ведь он готовился сделать в каком-то смысле предложение. Пусть пока не руки и сердца, но тоже достаточно важное. Затем нанес гель после бритья с тонким восточно древесным ароматом от Армани и удовлетворенно кивнул отражению в зеркале.       — Красавчик! Если ты его упустишь, тебе не жить… — наставил палец на самого себя. — Да ни за что! — добавил, гордо подняв подбородок и расправив плечи. — Не упусти его, придурок.       Уже через полчаса большой внедорожник вез его в сторону третьего транспортного кольца.       — Николай, останови у метро, возле «Ассоль», я в цветочный зайду.       Выбор цветочной продукции в торговом павильоне был большой. Магазин благоухал смешанными, но едва различимыми ароматами цветов и навязчиво-тошнотворным сладкого парфюма. Стас поморщился, мысленно окрестив эту убойную дозу химии гадостью, и натужно улыбнулся девушке-консультанту.       — Здравствуйте! Будьте любезны, мне букетик хризантем и одну розу. Нет, не эту, — он указал на коралловый едва раскрывшийся бутон на длинном стебле, в прозрачной упаковке с золотистыми завитками серпантина в россыпи белых снежинок.       Хризантемы предназначались его помощнице, а вот роза… Стас очень надеялся, что Лёне она понравится, намереваясь уже с утра вызвать Васнецова к себе и поставить его перед фактом, но производственные дела, будь они неладны, не оставили ни времени, ни выбора.       Никакой личной жизни!       — Куда теперь, шеф? — Николай бросил взгляд на Вершинина.       — Давай к дому где ты оставил парнишку, во двор не заезжай.       Порыв забрать его прямо из дома пришел внезапно. Стас не раздумывал над этим да и что тут думать, брать надо тепленьким. А то уведут.       Николай крякнул (он до сих пор не мог понять, как не узнал в ряженой девице парня) и кивнул. Машина плавно тронулась с места и уже через полчаса припарковалась у арочного проезда во двор, где одна за другой стояли четыре девятиэтажки. Стас выдохнул — придется подождать — и погрузился в воспоминания.       Проснувшись первого января уже ближе к обеду и не найдя парня рядом с собой, он наскоро оделся и спустившись вниз в операторскую, потребовал отчета у дежурившего ночью охранника: когда мальчишка ушел и на чем добирался до города. А узнав улицу и номер дома, найти номер квартиры и личное дело работника холдинга уже не составило труда. Правда обошлось это ему в букет восхитительных восточных лилий, но срывать отдых своей личной помощнице просто так, ничего не дав взамен, было неудобно и чисто по-человечески неправильно. Новогодние выходные установлены для всех. И прекрасно зная Светлану, он был уверен, что она по первому зову оставит семью и бросится выполнять его поручение. Они работали вместе всего пару недель, но он понял это сразу. А такого ценного помощника надо беречь и премировать. Вот букет лилий и записка с просьбой выяснить, кто из работников объединенного ИНГЕОКОМ живет на третьей улице Строителей в доме тридцать семь, и отправились в качестве извинений. Результат был у Стаса уже через пятнадцать минут. Но он терпеливо ждал. Скажете чего? Решил дать парню принять себя, подумать. А там можно и «на абордаж» брать. Тепленьким. Поставил для себя лично срок в две недели. Но уже в Рождество, послал букет, цветочно-мандариновый. Но постарался пока не раскрывать Лёнькину тайну. Всему свое время. А спугнуть парня он не хотел.       — Кажется он, — выдернул из мыслей голос Николая. Стас моргнул. Васнецов пританцовывал у подъезда, балансируя на краю огромной лужи. Весь вид его выдавал крайнюю растерянность и озабоченность.       «Упадет», решил Стас и уже было хотел отдать распоряжение подъехать поближе, как парня окликнул рослый молодой мужчина у старенькой «Мазды». Плечистый, сбитый, русоволосый крепыш. Разговор был недолгим и через минуту Лёнька сел в салон машины. Вершинин сжал зубы до хруста, вцепившись побелевшими пальцами в ручку двери и за шумом в ушах не услышал, как щелкнул блокиратор двери.       В груди зашевелилось нечто, похожее на ревность, чему никак нельзя было давать выхода, да и права он пока не имел на столь сильные эмоции. Они были друг другу пока никто, а по легенде он и имени парня знать был не должен. Оставаться или затеять слежку вообще не имело смысла.       — «Но ведь уведут парня, мля, точно уведут!» Давай в офис, добавил вслух и откинулся на спинку сидения.       В первый день после праздников встретить парнишку не удалось. Как и в следующие три дня. Совещание за совещанием, деловые встречи, — все навалилось как сход лавины. Лишь сегодня он сумел наконец выбраться на производство, посетить основные цеха, но и сейчас, управляющий персонал не оставлял его в покое.       Лёню он увидел у доски объявлений — наверняка смотрел списки сокращенных. Стас намеренно не стал вносить его имя в список, чтобы иметь возможность для личной встречи.       Вершинин поставил подпись и написал резолюцию на документе и придвинул следующий.       Пришлось делать вид, что они незнакомы. Хотя в тот момент он с трудом сдерживался, чтобы не подойти и просто встать рядом, чтобы ощутить тепло и убойный магнетизм парня. Хотя он, похоже, за собой подобного и не ощущает. Но он этого не сделал, потому что с момента, как он сел в «Мазду», сам внутренне кипел. А подойдя мог устроить шоу для работников холдинга с «криком, руганью и битьем посуды».       Очередной подписанный им договор пополнил стопку справа.       Стас улыбнулся, представив, как обрадуются этому представлению подчиненные и как скоро об этом станет известно отцу.       Вершинин отложил в сторону последнюю папку, встал, потянулся и набрал комбинацию на селекторе.       — Светлана, пригласите ко мне старшего в отделе проектировщиков, Васнецова, пожалуйста. ****       Лёнька положил карандаш на край кульмана и пересел за компьютер, где на открытой вкладке красовалась модель мягкой мебели, в которой бы гармонично сочетались элементы стиля Ампир и современной классики. Дело шло плохо, он постоянно отвлекался на мысли о Станиславе. Нервно сняв очки и, потерев переносицу пальцами, закрыл вкладку корректировки, и прикрыл припухшие от усталости веки. Работа выматывала, но, по крайней мере, не давала погрузиться в хандру и жалость к себе любимому.       Внезапно распахнувшаяся дверь в кабинет вывела его из состояния прострации. В проеме появилась Матвеева (Лёнька так и не нашел сил простить ее. Точнее простил, но не сказал ей об этом, и Оксана вела себя как мышь под веником. Ходила едва ли не на цыпочках, говорила шепотом и старалась во всем потакать другу. Лёньку такая позиция пока устраивала, и он не спешил информировать подругу об амнистии).       — Лёлик, — Оксана мялась в дверях, безжалостно теребя поясок своего платья, — там списки по сокращенным повесили.       — И я в них первый, — хмыкнул Лёнька.       — Не знаю, я еще не смотрела.       Матвеева опустила глаза, чувствуя свою вину в том, что подвела друга. Ленька вздохнул. Как бы ему не виделась эта ситуация, чему быть — того не миновать. И игнорировать подругу, вина которой лишь в девичьей памяти, не стоит.       — Ладно, Окси, пойдем, посмотрим, — обняв девушку за плечо, Васнецов вышел в коридор.       У доски объявлений толпилась куча народу. А шум напоминал галдеж птиц, в местах массовых гнездовий.       — Позвольте пройти, — Оксана попыталась растолкать всех локтями.       Луди возмущенно шипели, косились на нее, но девушка перла танком, хотя получалось у нее не очень.       — Куда прешь, Матвеева? — Зинаида Кузьминична, грузная женщина из отдела логистики, в похожем на парашют платье, попыталась схватить ее за воротник блузы, но зацепила лишь кружево окантовки. — Тебя все равно нет в списке!       — Как и вас, осмелюсь предположить! — Оксана дернула плечом и скривила ехидно лицо. — Однако вы, как старая ржавая баржа пришвартовались тут и никому не даете подойти. Сплетница! — гордо отвернувшись она стала шарить глазами по списку. Составленному не в алфавитном порядке, а вразнобой, видимо, чтобы позлить и без того расстроенный контингент рабочих бывшего уже «Строй Индастрис».       — Окси, не надо, после подойдем, посмотрим.       Васнецов чувствовал себя здесь совершенно не к месту. Сейчас едва ли не середина рабочего дня, и он должен работать, а не околачиваться в толпе любопытствующих. Поскольку был уверен, что те, кто попал под «колесницу слияния», сидят по своим местам и пашут последние дни, чтобы получить хоть какие-то бонусы. А здесь, что лишь любопытствующие, любящие позубоскалить, относительно сотрудников.       — Но мы уже здесь, — Матвеева потянулась повыше, напрягая зрение. Ей не хотелось уступать этой старой кошелке.       Зинаиду Кузьминичну Матвеева невзлюбила сразу. О таких говорят, без мыла пролезет. Одинокая, бездетная, женщина жила тем, что собирала компромат на всех и каждого по всему «Строй Индастрис», чтобы после посмаковать в кругу таких же одиночек, да уколоть побольнее.       — Ааа, Васнецов! Нечего тебе тут стоять, тебя нет в этом списке, — Кузьминична самодовольно улыбнулась — хоть таким образом отомстить девице за «сплетницу», и то в радость.       — Вы уверены? — сердце парня радостно забилось.       — Конечно, — она зыркнула на Оксану. Приятно было хоть в чем-то почувствовать себя осведомленной и заодно утереть нос юной профурсетке. — Иди, Леонид, иди…       Васнецов потянул подругу за руку, выбираясь из толпы. От радости ему хотелось станцевать джигу или ирландский рил. Даже если Кузьминична ошиблась, он узнает об этом максимум через три дня, когда принесут уведомления. Но на память Кузьминичны можно было надеяться, как на банковский сейф. Если в уши этой дамы и проникало что-то важное, то оседало там прочно. Он едва успел сделать шаг, как встретился взглядом со Стасом. Приятно выбритый, элегантно подстриженный, в длинном до середины голени дорогом пальто он казался незнакомцем, но Лёнька был уверен, что не ошибся. Сердце рванулось вперед и заполошно забилось.       Станислав шел в толпе начальства в компании теперь уже бывшего генерального и еще дюжины незнакомых мужчин, в официальных прикидах похожие друг на друга как братья- близнецы. Но его нельзя было не узнать. Он выделялся среди них статью, ростом и вообще, каким-то неуловимым налетом аристократизма. Из-под распахнутого пальто при каждом шаге был отчетливо виден дорогой красиво облегающий фигуру костюм, какой Лёнька не сможет себе позволить даже во сне.       Станислав надолго зацепился взглядом за Лёньку, но по отстраненному выражению лица — узнал или нет? — понять было невозможно.       — Лёлик, ты чего встал, как вкопанный? — Окси проследила его взгляд и снова вернулась к нему. — Это кто? Ты его знаешь?       — А это, деточка, наш новый генеральный, владелец холдинга, Станислав Владимирович Вершинин. Начальство нужно знать в лицо, — кинула шпильку начальник отдела логистики и гордо удалилась.       Васнецов ринулся в свой кабинет. До обеда оставалось еще полтора часа, и он должен сделать все, что запланировано. Весь день Лёнька провел как на иголках, ожидая вызова. Но его не последовало, и он успокоился, но, наверное, зря. Скорее всего его ожидала очередная черная полоса.       Эту ночь он никак не мог уснуть, все крутился и ворочался. Никак не мог успокоить улетающие в воспоминания новогодней ночи фантазии. Ведь он тогда ни в чём не прокололся, надеялся Васнецов. Как после такого маскарада в глаза начальству смотреть, да и захотят ли такого сотрудника после всего, что было там, в Фомино? Сон сморил его уже под утро, затянул в трясину беспокойных, вязких как болотная тина образов, из которых он с трудом выбрался слушая настойчивый сигнал будильника, оравшего в ухо «Я свободен, словно птица в небесах!» Со словами «да кому нужна такая свобода?», он выбрался из постели, как мог привел себя в порядок, с трудом впихнув в рот бутерброд и запив его едва теплым чаем, наспех оделся и выскочил из подъезда.       Погода тоже не радовала. За ночь наваливший в новогодние праздники снег окончательно растаял, оставив после себя превратившееся в непотребную жижу месиво из снега пополам с песком и реагентом. Васнецов потоптался у края большой лужи загородившей выход из подъезда, а затем выругался и примерился для прыжка.       Воропаев Генка, натиравший стекло своей старенькой «Мазде» внимательно следил за его кордебалетом. Увидев, что Лёнька собрался в полет над лужей и готовится приземлиться не меньше, чем на шпагат, он дернулся было, а после выдохнул, будто приняв какое-то окончательное решение на его счет и предложил, вытирая руки той же тряпкой.       — Привет, Васнецов. Тебя подвезти?       Лёнька от неожиданности резко затормозил и едва не завалился в ту самую лужу. Он поднял недоверчивый взгляд. Стало стыдно, за все мелкие пакости, которые он сделал своему бывшему однокласснику, в то время как он приятный и самый оптимальный способ добраться до офиса. Время поджимало и до начала рабочего дня оставалось не так много.       — Да, пожалуйста, если тебе по пути, конечно.       Уже сидя в машине и исподлобья поглядывая на Генку, Васнецов с сожалением вспомнил все, что было между ними еще со школы и думал о том, что пора бы уже оставить детские обиды в прошлом, но не знал, как начать разговор. Генка сидел рядом намертво вцепившись в руль побелевшими пальцами и нервно дергал скулой, видимо, тоже пытаясь прервать тягостное молчание.       Генка остановился на светофоре на проспекте Вернадского и набрал в лёгкие воздуха. Лёнька сглотнул:       — Прости меня, за все, что было в школе и после. — Сказали они хором и замерли на пару мгновений, а после расхохотались, как никогда раньше. «Пружина», стягивающая грудь в районе солнечного сплетения, лопнула и развернулась. На задний план, как нечто не соответствующее возрасту и убеждениям, отошли мелкие обиды, оскорбления, Лёньке даже стало легче дышать.       Они со смехом вспоминали пакости, что сделали друг другу, и Васнецов не заметил, как они подъехали к офису. ***       Рабочий день, для мучающегося головной болью Лёньки тянулся долго, а после встречи у доски объявлений и вовсе казался бесконечным. Время уже подбиралось к обеду, когда поступил вызов к генеральному. Он торопливо собрал папку с отчетом и выскочил из кабинета. В груди все сжималось от неприятного предчувствия.       В приемной, Светлана Ветвицкая — личный и бессменный помощник как бывшего гендира, так, видимо, и нынешнего, едва завидев его в дверях, улыбнулась:       — Лёня, проходи. Станислав Владимирович ждет тебя.       Васнецов кивнул, моргнул, и шагнул к двери. От волнения язык прилип к нёбу, а голос превратился в шипение Он постучал, дожидаясь разрешения войти, и, едва услышав басовитое «Войдите!», открыл дверь.       — Можно?       — Входите, Васнецов, садитесь, — Стас указал на стул напротив своего стола, полированного, из красного дерева. Он дождался, когда дверь закроется и отрежет их двоих от лишних ушей. — Или правильнее будет назвать тебя Машенькой?       — Простите, — холодный пот окатил парня волной и потек по спине тонкой струйкой, — я не хотел вас обманывать, так получилось и я не знал, как исправить положение. Конечно, вы можете меня уволить.       Ленька сжигал все пути отступления, отдавая себя на суд начальства. Он не знал как поступит Стас, не предполагал, чем это может обернуться, но сказанного уже не вернуть, как и сделанного не исправить. Та ночь, пусть ничего между ними и не было, была самой счастливой в его жизни. И предложи Вершинин сейчас продолжить начатое тогда, Лёнька, не раздумывая, согласился бы.       — А я и уволю тебя, Леонид. Но не из-за того случая у меня в Фомино. А потому, что ты нарушил устав нашей компании. Где один из пунктов гласит: «Никаких внеуставных отношений между работниками, кроме служебных»       — Но у меня нет ни с кем отношений на работе, — Встрял в речь начальства, перебивая на полуслове, Лёнька.       Ему было обидно, за несправедливое, мало того, нелепое обвинение.       — Нет, так будут. Но даже я не в праве нарушить устав собственной компании. Потому, Васнецов, что я тебя больше от себя не отпущу, — Стас встал из-за стола и как фокусник выудил из-под стола шикарную кораллового оттенка розу на длинном стебле. Подошел к растерявшемуся Леньке и глядя в глаза прошептал: — Ты ведь будешь моим парнем? …       Лёнька растерянно моргнул: «Это шутка такая?», и утонул в нежном, затяжном как прыжок с парашютом поцелуе.       — У тебя есть время подумать до вечера. — Стас наконец оторвался от его покрасневших губ. — Потому что вечером, я приеду к тебе, — он посмотрел на часы. Дорогой Ролекс сверкнул стрелками, — Приеду к тебе в восемь и заберу к себе в Фомино. Так что советую подготовить сумку с вещами, чтобы не задерживаться. — Стас чуть наклонился и, приподняв за подбородок, вновь поцеловал его. На этот раз едва коснувшись. Таким нежным и сладким, что у растерянного парня подкашивались ноги. — А теперь иди и пиши по собственному желанию.       Лёнька развернулся и, будто пристукнутый чем-то тяжелым, двинулся к двери, сжимая в руках розу.       Он боялся поверить, боялся мечтать, боялся принять желаемое за действительное. Но улыбка невольно расползалась по его лицу, потому что он уже сейчас знал, что принял это решение уже давно, как только переступил порог кабинета. А вечером он даст свой ответ. И это определенно будет «Да!»