Машенька и Медведь

«Я это помню» — парировал Вершинин. «Видимо, нет, раз забылся и живешь с этим сопляком. Помни, в случае нарушения контракта, ты теряешь большую половину бизнеса. Ты готов к этому?» Лёнька съехал по стене на ступени, судорожно дергая пуговицу на рубашке. Воздуха не хватало, грудь сдавило железным кольцом и сжимало все сильнее. Ощущение боли разрасталось, угрожая поглотить сознание. Он уцепился за ручку двери ледяными непослушными пальцами, чтобы не скатиться по ступеням вниз и не сломать себе шею на радость Кристине. И, видимо, нажал чуть сильнее, чем хотелось бы. Дверь приоткрылась. Голоса в коридоре стали слышны лучше, в лицо пахнуло морозным воздухом из открытой двери дома. Кристина стояла на крыльце. Ее рука, занесенная, видимо, для удара, была в крепком вершининском захвате. Губы зло поджались. Взгляд ее метался по лицу Стаса, сместился чуть ниже и Лёнька понял, что она смотрит точно на него. Холодное выражение сменилось усмешкой. — Условие в договоре еще не означает, что у тебя есть право командовать в моем доме, — Вершинин шипел как разъяренный змей. На шее вздулись жилы. — У меня есть все права, — она выдернула из захвата руку и достала из сумочки файл свернутый в трубочку. Протягивая его Стасу, она сверкнула глазами: «Наслаждайся, пока можешь…» Девушка развернулась на каблуках и, хохоча, спустилась по лестнице. Через пару секунд Ленька услышал, как взревел мотор и от ворот отъехала машина. — Сука! — прошипел именинник, захлопывая дверь и разворачивая файл. Ему и самому стало интересно, что такого в документе, что дало ей право повышать голос и что-то требовать от него. — Стас, Ленька, ну где вы там?! Мясо стынет! — послышался из гостиной голос Елены Владимировны. — Идём! — он, так и не прочитав, кинул файл на холодильник и развернулся к двери в подвал."После посмотрю». Лёнька некоторое время стоял у двери, собираясь с духом. В груди разверзлась черная бездна. Но услышав за дверью шаги, потянул ручку на себя. Никогда ему еще настолько сильно не хотелось оказаться в любом другом месте, кроме этого. — Ну что, идём? — Стас внимательно оглядел Леньку. Тусклый взгляд, бледное лицо, от радости и цветущего вида не осталось даже близко. — Что с тобой? Тебе плохо? — он опустился на корточки, снизу вверх рассматривая тонкую, сейчас похожую на призрачную фигурку парня, старавшегося избегать его пристального взгляда. В любое другое время он бы не отпускал парня, пока не дознался правды. Но сейчас… дом был полон гостей, да и Кристина, будь она неладна. Стас так и не понял, чего она хотела добиться своими словами и угрозами. — Нет, все нормально… Просто голова закружилась. Наверное у меня клаустрофобия, да и не спал ночью совсем. С Потапычем ходил пару раз гулять. А после не до сна было, — оправдывался Васнецов, стараясь не смотреть в глаза Стаса. Пристального взгляда он бы просто не выдержал. Не хватало еще разреветься при нем, как сопливому пацану. — Пойдем, — потянул Стаса вверх, нас ждут. — Вершинин, мы сейчас все съедим, и вам с Золушкой точно ничего не достанет…— начал было, судя по голосу, Петров. Но его прервал ни то крик, ни то задушенный вой. В гостиной враз поднялась суматоха, все забегали закричали, заохали. Загремел тарелками стол, раздался звук бьющегося стекла и отборный мужской мат. — У нее воды отошли, Стас, скорую… скорую вызывай, быстро! — Елена пронеслась в гостевую комнату, едва не сбив прижавшегося к стене испуганного Леньку. Естественно, как любой нормальный человек, учивший в школе анатомию, Лёнька знал строение организма, знал в теории как происходят роды, но никогда не сталкивался с ними так близко. — Сынок, не стой тут, не мешай, — Владимир Степанович отстранил парня подальше к кухне. Не прошло и пяти секунд, как Елена пронеслась обратно с увесистой сумкой в руках, видимо собранной именно на этот случай, и его догадка подтвердилась. — Маришка, как ты догадалась ее с собой взять? — Лена расстегнула молнию и достала фланелевую салфетку. Хотя она больше походила на простынь, приподняла державшуюся за поясницу финансиста и подсунула под нее ткань. — Стас, ты вызвал скорую? — Вызвал,… нашу, поселковую… они приедут быстрее, чем мы дождемся машины из Москвы. Все суетились вокруг Марины. Помогая, кто переодеться, кто поддержать под плечи в момент пока еще слабых схваток. А кто и отошел в сторонку, чтобы не мешать. Владимир Степанович коршуном следил за Ленькой, в то время как остальные представители сильной половины человечества вышли покурить на веранду, чтобы не мешать дамам и не крутиться под ногами. Скорая подъехала уже через пять минут. — Лена, Надя! Давайте, помогите Маришке спуститься. Скорая здесь. — крикнул, открыв дверь, Александр Викторович. На крыльце послышался топот ног. Пока роженице помогали спуститься с крыльца, Ленька, забытый всеми, прихватив файл с холодильника, поднялся в спальню. На подушке, лежала небольшая коробочка в красной упаковке, перевязанная тонкой ленточкой с завитыми в спирали кончиками. Под нее был воткнут свернутый пополам лист. Лёнька сдвинул коробку и развернул послание: «Сюрприз для тебя, Машенька, посмотришь позже» и чуть ниже — «Медведь». Зло усмехнувшись, Ленька поднял руку с зажатым в ней файлом: — Сюрприз удался! Да, читать чужие письма и документы плохо, но любопытство одолевавшее его вот уже около пятнадцати минут, оказалось сильнее. Он присел на пуф в ногах кровати и развернул файл. В глаза бросилась первая фраза: БРАЧНЫЙ ДОГОВОР И дата: от 14 октября 20** г. Имена и полные реквизиты паспортов, а также подписи внизу, обоих брачующихся. Лёнька закрыл глаза и сглотнул, его замутило. Перед глазами слегка потемнело, и он торопливо втянул в себя воздух, разгоняя дурноту. В груди сразу образовалась странная пустота. Словно вынули все внутренности. На глаза навернулись слезы, но Лёнька упрямо стиснул зубы, не давая себе расслабиться. Как Стас мог так поступить с ним? Судя по дате, он уже состоял в браке, в то время, как начал отношения с ним, — закрыл лицо руками, — сволочь, — выругался, поражаясь стасову цинизму. «Уехать… я должен уехать отсюда поскорее». — Находиться в этом доме, рядом со Стасом он больше не мог. Да и объясняться сейчас не было ни сил, ни желания. Набрав номер такси и оформив заказ со своих скудных средств, он достал рюкзачок из шкафа, который почему-то так и стоял не распакованный с его небогатым скарбом. Видимо, подсознательно он так и не смог поверить в свое счастье, в свою удачу. Боль густым туманом расползалась в груди парня. Оказалось, в его жизни, состоящей из черных и серых полос так ничего не изменилось. А прошедший месяц был всего лишь отблеском чьего-то чужого счастья. Усмехнулся и на автомате принялся собирать вещи, причем того, что он уже использовал, оказалось на удивление мало. Сунул в карман коробочку — подарок Стаса. Любимые домашние трико, старенькие, но мягкие и удобные в носке да футболка с надписью «НИРВАНА». Пара нижнего белья, которое Стас в страстном порыве просто разорвал одним движением руки — все полетело в рюкзак. Лёнька нервно рассмеялся, вспомнив об этом, а перед глазами все расплылось. На руку упала капля. Он поднес ладонь к лицу, провел по щеке, размазывая текшие из глаз слезы. Только теперь поняв, что плачет. Сполз на пол и свернулся калачиком, подтянув колени к животу. Хрупкие плечи содрогались от беззвучных рыданий, и лишь одно слово «за что?», срывалось с губ. Сколько он так пролежал, Васнецов не осознавал. В себя его привел гудок машины под окнами. Вскочив на ноги, он, перепрыгивая через две ступени, скатился с лестницы, не заметив выпавший из кармана сувенир — последнее и, наверное, единственное, что он бы себе оставил на память о Вершинине. В доме стояла абсолютная тишина. Куда подевались все гости он не знал, да и не хотел знать. Так даже лучше. Никто не увидит его ухода. Надев куртку, шапку и ботинки, Лёнька выскочил на улицу, едва не налетев на бросившегося ему в ноги Потапыча. — Прощай пёс, — Лёнька опустился на одно колено, чмокнул маламута в его влажный нос-пуговицу и кинулся к калитке. У ворот стояла старенькая пошарпанная девятка. Этакая «неваляшка» российского автопрома. За рулем сидел толстый усатый дядька в очках с толстыми линзами, напоминавший моржа. — Вы не подождете минутку? — выдавил сквозь перехватившее горло Васнецов. — Я забыл кое-что. — бросил на сидение рюкзак и ринулся в дом. Подвальная дверь поддалась не сразу. Пришлось помучиться с ключом. Вообще, Стас ее никогда не запирал. Там у него хранились кое-какие инструменты для работы по дому, а сегодня запер, потому что гостили сорванцы Петровы. Но Лёнька туда рвался не за ними. Котенок, маленькое белое чудо, — вот что влекло и тянуло. Он одним ударом по клавишам продавил обе, и подвал залился ярким светом. Сбежав вниз по ступеням, подхватил коробку с котенком. — Станиславу Владимировичу что передать? — Васнецов вздрогнул от неожиданно раздавшегося в тишине голоса. На верхней ступени, закрыв плечами проход, стоял Николай. — Ничего… — Лёнька поднялся наверх, бережно держа коробку в руках. — Я ничего не украл, а котенок… он ничей. Мой будет. Сглотнув вязкую слюну, стянувшую горло, он готов был вновь разреветься. — Я знаю, — хмыкнул охранник. — Твой рюкзак мы проверили. Лёнька не сказал на это ни слова, лишь кивнул, прикрывая припухшие от слез глаза длинной челкой. — Сбегаешь? — Николай даже в самые веселые свои дни не был многословен, а уж теперь, с презрением глядя на Васнецова, и подавно. — Значит все, что о большой гейской любви говорят — это такой же развод, лохотрон, сказки? Лёнька прикрыл глаза, вновь ощутив, как слезы размывают зрение. — Нет, — выдавил задушенно, горло перехвалило тугой удавкой. — Нет, не сказки. — Так почему же ты бежишь? Раз уж не сказки. Только до были-то не дотягивает. — Ты не понимаешь. Вы останетесь без работы. Он потеряет все, если останусь. У него брак… — Что? — Николай растерянно смотрел в спину пронесшемуся мимо Лёньке. — Какой такой брак? **** Теперь Николаю и самому стало интересно, о чем талдычил парнишка. Ленька ему понравился сразу. Спокойный, волевой, домашний до мозга костей и в его чувства к Станиславу верилось. А то, как он их всех развел своим маскарадом подкупало еще больше. Сам Николай Бурлаков — отставник десантник — на своем веку многое повидал: и традиционные семьи, где друг к другу относятся по-скотски, и однополые, что живут, на удивление, мирно. Против геев ничего не имел. И натуралы встречались значительно большими пидорами, чем геи. Вон, взять хоть правительство. Орут с трибун о падении нравов среди молодежи, а сами педофил на педофиле. А после боя, когда адреналин бьет фонтаном, эмоции захлебываются в чужой крови и некуда слить разрывающий мозг драйв, чтобы снизить градус через край бьющего куража, было всякое. Мужики порой брали друг друга, лишь кивнув головой или просто бросив взгляд — горячий, жаркий, выворачивающий мозг на изнанку. А после удивлялись, как оказались в такой комбинации, когда стыковалось нестыкуемое и в сцепке оказывалось и трое, и пятеро здоровых лбов. Это было нужно, иначе кранты. Так и до инсульта дотерпеть можно. — Что, сбежал наш пострел? — за плечом встал Виктор. Встал близко. Николай даже ощущал затылком его горячее дыхание. Но это мужчину не напрягало. В напарниках этот молодой парень, списанный в запас после ранения под Цхинвалом, оказался чуть больше года назад. Сработались сразу. Он тянулся к Николаю, как к отцу или старшему брату. Парень прекрасно понимал, в каком доме оказался и на кого работает. Твердил: деньги не пахнут. И работал здесь, хотя с его мозгами мог ежедневно взламывать базу Пентагона или брать золотой запас страны. В компьютерах шарил почище Билла Гейтса, но довольствовался зарплатой рядового охранника. Вся система слежения и видео наблюдения была на нем. Он раньше несколько месяцев трудился в «Византии» — ночном клубе для определенной категории лиц нетрадиционной ориентации. А ушел, «потому как беспокойные они. На подвиги мужиков тянет. Вот и влетало порой, по-крупному. Врачи посоветовали найти место попроще, поспокойнее». К Вершинину его привел какой-то родственник Васечкиных — седьмая вода на киселе. Так он тут и остался. — Сбежал… твердил о каком-то браке… ты слышал чего о том? — Слышать— не слыхал, — Виктор выдохнул. — Да вот видел, как он последние полчаса рыдал над бумагой какой-то. — Да ну! Рассказывай… — В спальне хозяйской бумага та… — прищурился Виктор, запоминая номер таксомотора, так… на всякий случай. — Нам туда не положено… — Николай проводил взглядом отъехавшую машину. — Так нет же никого. — Ага. Кроме совести, пошли посмотрим. Файл они нашли под кроватью. Торчащий угол привлек внимание, уже когда осмотрев все, собирались уходить. — Фьють — присвистнул Виктор, развернув файл и пробежав глазами по написанному. — Что там? — Николай зашарил по карманам в поисках очков. Его «орлиное» зрение последнее время давало сбой. И пришлось приобрести вспоможители, хотя бы для чтения. Дополнительные приспособы на лице бывший десантник никогда не любил. Но застарелые травмы давали о себе знать все чаще.  — Нихуясе! На, полюбуйся. Николай взял шуршащий файл в руки, нацепил наконец найденные в нагрудном кармане очки и нахмурился, читая текст. Затем, бросив его на кровать, отошел к окну. — Скажи, дядь Коль, ты веришь, что Стас такая циничная сволочь? — Виктор шагнул к нему. — Нет… — ответил категорично и не задумываясь — И чует мое сердце, тут не все так просто, как кажется. Сам посуди. Только эмоции в сторону убери. Просто не может человек взявший на себя ответственность за каждого гнилого старика, трудившегося в холдинге, быть сволочью. А ведь их не один и не два, кому он доплачивает из своего кармана к пенсии. А они думают, из фонда ветеранов. Да фонд существует. И сам Вершинин- младший его организовал. — Откуда знаешь? — Не забывай, я еще и водитель при нем. А он, порой, забывает стекло опустить меж нами и дела решает в пути. — Думаешь он в курсе таких изменений в своей жизни? — Не знаю, Вить. Тут дело темное и бабки огромные замешаны. И как показывает опыт, даже у богатых не всегда все заканчивается хорошо. А пацан ушел не потому, что не любит. А как раз наоборот. Его защищал и нас заодно. Самаритянин, ёпт.