Машенька и Медведь

Эпилог Два месяца спустя после аварии. Электрический духовой шкаф с готовностью принял в свое нутро завернутые в пищевую фольгу кусочки скумбрии сдобренные оливковым маслом, лимонным соком и смесью прованских трав. Мерно побулькивала на плите кастрюлька с рисом. В сотейнике «доходили стручки фасоли, зерна кукурузы и натертая мелко, пассированная с лучком морковь. Растапливалось в пиале до комнатной температуры масло. Лёнька стоял и мерно помешивал у плиты молочно-сахарную с добавленной мукой основу заварного крема, рядом на подносе дожидались начинки эклеры. Привычное занятие частично выключало мозг, позволяя отрешиться от проблем и просто отдаться процессу. Тишина ласкала слух. Никто не кричал. Не работал телевизор. Не громыхала в одном из соседних домов музыка, которую было слышно даже сквозь двойной стеклопакет. Было очень комфортно. Лёнька впал в некий транс и ему казалось, что его руки живут отдельной жизнью: смешивая, добавляя, натирая, доводя до нужной консистенции. — Ты что мне втираешь хуйню! — послышался крик в глубине дома. Он сопровождался равномерным жужжанием — Стас мерил комнату своим двухколесным транспортом, «шагая» из конца в конец перед своим рабочим столом. — Или ты думаешь, что если я не на объекте то и проверить не смогу. Ошибаешься, Петрович! Не юли, говори давай куда блоки ушли! Скайп, видеозвонки по вайберу или в мессенджере, конференц связь — стали привычными в этом доме с тех пор как Вершинин вернулся из больницы. В офис он выбирался редко, да и нужды особой в этом не было. Гаджеты и IT-технологии в этом стали огромным подспорьем. «Ну вот, сглазил», — дернулся от неожиданности Лёнька, едва не опрокинув на себя загустевшую смесь. С заказанным ризотто вышла заминка. В идеале для улучшения вкуса необходимо было добавить белого вина, но винный погреб был закрыт на замок, а отрывать от работы Стаса, который накрепко заперся в кабинете — хотелось еще меньше. По его раздраженным крикам было понятно, что он не в духе. Поэтому Лёнька отыскал в морозилке куриную ногу, решив приготовить блюдо на бульоне. Когда рыба и ризотто были полностью готовы, и оставалось лишь начинить эклеры остывшей массой крема, Лёнька начал засыпать. Эти два месяца были не легкими ни для кого из них. Зрение у Стаса стало восстанавливаться довольно быстро. Будто бы приход к нему Васнецова был своеобразным катализатором. Или прав был Владимир Степанович, говоря, что сыну нужен стимул. А Лёнька им и стал? Он не знал, да и верилось в это с трудом. Но как бы то ни было, через три дня Стас неверяще щурился на яркое солнце у окна палаты, сидя в новеньком двухколесном транспорте, осваивать который ему доверил Константин Алексеевич. Он часто злился, раздражался по мелочам, орал, что не нуждается ни в чьей жалости. Срывался на Васнецове, потому что тот был единственным, кто безропотно терпел его нападки, злую иронию, стёб., а после сжимал что было сил, целовал в живот. Лёнька принимал все молчком, обнимал бубнящего в кресле Медведя, целовал в висок. Потому что своё, дорогое, любимое. Он прекрасно понимал, что в Стасе говорит не злоба на него, а раздражение на самого себя, на свою беспомощность. Жалость — самое неконструктивное чувство, которое только может быть. Оно не создает ничего и никак не помогает. Оно рушит остатки гордости и прямиком указывает на проигрыш. Заставляет чувствовать себя ничтожеством, неудачником. От жалости только хуже. Нет, Лёнька не жалел Стаса, да и сам Вершинин не позволил бы этого. Сочувствовал, поддерживал, подставлял плечо в трудную минуту, но жалеть — никогда! И вот утром, счастливый возглас, заставивший сердце биться быстрее, — «Я вижу, вижу свет!», стал переломным в процессе восстановления. Стас счастливо жмурился, после недельного пребывания во тьме, его душа ликовала. А расчувствовавшийся Лёнька беззвучно рыдал у его ног, уткнувшись носом в стасовы коленки, укрытые клетчатым флисовым пледом. Выписали его через две недели и дни обратились для Васнецова в бесконечный марафон от отдела горархитектуры до больницы. Стас как дитя с нетерпением встречал его всякий раз на пороге приемного покоя, словно не мог дождаться его появления. Проект по благоустройству парка на Воробьёвых Горах шел полным ходом, чем Лёнька не уставал хвастаться своему визави. В поле видимости и мгновенной досягаемости маячила коренастая фигура Бурлакова, исправно несшего свою вахту. А иногда и незабвенная фигура отца — Стас терпеливо сносил его присутствие, но на мировую так и не пошёл. Все никак не мог ему простить заговора с Кристиной. А вот о том, что стал вдовцом Стас с Лёнькой узнали совершенно случайно из выпуска новостей на канале Вести. «Случайная пуля, выпущенная кем-то из членов уличной банды, положила конец жизни русской бизнесвумэн, жене русского магната, владельца крупного строительно-инвестиционного холдинга ИНГЕОКОМ Кристины Вершининой», — с серьезной миной трещала диктор центрального канала. На экране работники медицинской службы доставали из красного феррари тело молодой женщины, с аккуратным кровавым пятнышком в височной области. — Стас, ты видишь то же что и я? — Лёнька сжал повлажневшую от волнения ладонь Стаса, неверяще смотревшего на экран. — Надо бы позвонить тестю, — пророкотал хрипло, шаря сбоку в поисках трубки. Как бы Лёнька не презирал эту «барракуду» (как он называл ее за глаза), жестоким человеком он не был. Подтолкнув телефон в ладонь Медведя, он поднялся и вышел в кухню. Налил в стакан минералки и сделал глоток, стараясь не прислушиваться к Стасу, бубнящему соболезнования безутешному отцу. В случившееся все еще не верилось. Кристина успела таки натворить дел, поспешно стараясь избавиться от акций, хотя планировала начать распродажу через полгода. Видимо припекло неслабо. А неумение вести дела в огромной компании толкнуло к действию. Стас потерял с легкой руки номинальной супруги двадцать процентов акций. А через два дня с Вершининым связался адвокат и на ломаном русском назначил встречу. Стас дал ему договорить, а затем на чистейшем языке Байрона и Диккенса предложил не мучиться и общаться на родном языке. В результате к вернувшимся активам ИНГЕОКОМ прибавился и модный косметический салон в Нью-Йорке, учиться вести дела, в котором Стас предложил растерянному новостью Лёньке, тот не ответил ни да ни нет, а когда пришел в себя, ввернул разухабистым семиэтажным образцом русского классического мата, и объявил, что видел этот Кристинин бизнес в деревянном макинтоше. Отчего довольный донельзя Стас ржал как взбесившийся конь. Лёнька обиженно поджал губы и спрятался в спальне. «Ничего, — думал он, — стопчется, мука будет…». Главное Стас шел на поправку. Хотя ноги пока не восстановились. Но и это не за горами, думал Лёнька, улыбаясь собственным мыслям. Этим утром он проснулся, впервые за последние месяцы ощутив мерно потирающийся о его анус стасов стояк. Вершинин пыхтел за спиной боясь потревожить спящего Лёньку, а может и спугнуть собственную эрекцию, но его действия не остались без внимания и утренний неспешный минет в исполнении Лёньки с последующим фроттажем (Стас гонял во влажном кулаке оба члена даря несравненное удовольствие от такого интимного контакта) стал подарком обоим и поводом отметить это событие праздничным романтическим ужином, над которым Васнецов сейчас и дремал. — Сынок, ты бы пошёл прилег, — пропыхтел тяжело дышащий Вершинин-старший ввалившийся в дом, после дневных садово-огородных работ. — Вижу умаялся. Небось за день и не присел ни разу. — Спасибо, пап, немного осталось, — Ленька вновь наполнил кондитерский мешок кремовой массой и выдавил ее в оставшиеся на подносе эклеры. Романтический ужин плавно перетек в романтическое купание в узкой ванной. Теперь уже Стас, сидя на бортике эмалированного чудовища на львиных лапах, неспешно насаживался на член Лёньки горячим ртом, постанывавшего в моменты особо глубокого поглощения. Жмурился от удовольствия на едва державших его дрожащих ногах. Дорвавшийся до удовольствия Стас одной рукой ритмично поглаживал себя, гоняя шкурку в кулаке, предвкушая удовольствие, другой же, нырял двумя пальцами в растянутый анус Лёньки, отчего парню казалось, что рядом не один Стас, а футбольная команда. Его руки, казалось, находились везде, они то поглаживали живот ниже пупка, то сжимали ягодицы, то вдруг ласкали и сжимали торчащие соски. Удовольствие, скрутившееся тугой пружиной в паху, вдруг развернулось и под выстонное Васнецовым «Стас, я сейчас…уже… да!» выплеснулось Вершинину в рот. Тот отстал от Лёньки на секунду и, с трудом приходя в себя, поймал сползавшего обессиленного парня в объятия. Мыться пришлось вновь. Утром проснувшийся Васнецов простонал от ощущения давления в заду. Почувствовавший его пробуждение Стас равномерно неспешно задвигался, прикусив зубами плечо. День начинался очень позитивно. — Может сходим в кино? Что сейчас в тренде? — Стас поцеловал метку чуть ниже плеча Лёньки, оставленную своими зубами. Засос нераспустившимся бутоном алел на нежной коже. — Ммм… мстители, кажется, — разомлевший от удовольствия Васнецов все еще подрагивал от посторгазменных конвульсий под стасовым боком. — Давай днем, на детский сеанс, а после погуляем в парке. Давно не выбирались… — Согласен… попкорна, мороженого поедим, — лениво продолжил Стас, поглаживая прохладный бок Лёньки. — Ну что, встаем? А то батя заявится. Опять кричать начнет, что спим долго, собаки, куры и утки не кормлены. — однако попыток подняться не делал. — У нас нет кур и уток… — Лёнька приподнялся на локте, прижался губами к стасову лбу, проверяя температуру, как делала это бабушка, нахмурился. — Ты здоров? — Угу… — промычал Вершинин, вновь проваливаясь в сон. В кино они все же сходили, взяв билеты на последний ряд, Ленька занял крайнее место, Стас остался в своем транспорте, подкатив его вплотную. Только фильма не запомнили — целовались в темноте, забыв о попкорне. А едва загорелся свет, донельзя довольный Ленька захотел мороженого. Типа остудиться. Стас был не против. Покинув кинотеатр, он перешел дорогу к ближайшей торговой точке. Там стоял холодильник, и румяная дородная дама вызывающего вида в белом кружевном переднике и кружевной же наколке в пышных волосах кричала: «Мороженое! Свежее мороженое!» Закупившись, Ленька стремительно двинулся навстречу Стасу, провожавшему его любящим взглядом, сжимая в руке два рожка с фисташковым лакомством. Затем вдруг достал из заднего кармана телефон уставился в него с каждым мгновением улыбаясь все шире. Визг покрышек отвлек внимание Вершинина, он бросил взгляд сначала на несущийся на скорости ламборджини, блеснувший синим боком в лучах майского солнца, затем перевел испуганный взгляд на стремительно шагавшего к краю тротуара Леньку, так и пялившегося в экран мобильника. Сердце Вершинина сделало кульбит, пропустило удар: «НЕТ!.. НЕТ! — забилось под ребрами ошалелым боем. Стас вскочил с коляски и, сделав неуверенный шаг, затем другой, вдруг рванул через дорогу наперерез стремительно ревущему в эйфории монстру, снес Леньку своим весом и перекатившись под него приземлился на спину. Крепко сжимая в объятиях самое дорогое — любимого человека. От удара воздух вырвался из легких со смачным «Кха!» Стас закрыл глаза, так и не выпуская его из своих рук, животом ощущая растекавшуюся по телу ледяную влагу. Ленька, растерянно уронив на асфальт телефон, во все глаза рассматривал его, прошептал: «А нас на свадьбу пригласили», а затем, будто очнувшись, не обращая внимания на остановившихся в ожидании сцены прохожих, схватил его за щеки: — Ты встал! Господи, Стас! Ты пошел! — кричал он под рёв двигателя промчавшейся мимо крутой тачки, через слово целуя Стаса то в шею, то в подбородок, то в висок, понимая, что вот оно, настоящее счастье. И обеспечивают его не деньги или другие материальные блага, а именно любовь, толкающая на безрассудство и желание спасти жизнь тому, кого любишь больше чем жизнь! — Знаешь, — пропыхтел чуть пришедший в себя Стас, — мне предстоит поездка в Нидерланды на следующей неделе на пару дней. Поедешь со мной? Не найдя в себе сил ответить Лёнька лишь согласно закивал, мысленно крича: «поеду!» Все оставшиеся до поездки дни Стас запирался в кабинете, выходя оттуда с загадочным видом Кота обнаружившего бесхозную крынку сметаны. Васнецов терялся в догадках, что бы это могло означать, но лишних вопросов не задавал, ждал когда Вершинин наконец созреет и расколется. Но тот был что Штирлиц на допросе у Геринга. Молчал и загадочно щурил глаза. Амстердам встретил путешественников скудным, чуть пробившимся сквозь облака солнцем и влажным после дождя воздухом. Оставив вещи в гостиничном номере, они провели пару часов в офисе огромного небоскреба из стекла и бетона, где Стас представлял Лёньку как своего echtgenoot (муж. Голланд) Что означало это слово, он не знал, но мило улыбался и кивал. А после они бродили по улицам, обедали в маленьком кафе, в сопровождении двух сотрудников фирмы увязавшихся за ними. Лёньке это казалось подозрительным, но он лишь молча оглядывался. В полдень, послушав бой часов на городской ратуше, Вершинин вдруг засуетился: — Посмотрим внутри? — предложил он и махнул парням, увязавшимся за ними, что-то прокурлыкав на незнакомом Леньке языке. Отказываться Васнецов не собирался. Ему было интересно всё. За свои двадцать четыре года он не выезжал никуда дальше Фомино, за исключением поездки с бабушкой в Кусково. Охотно подцепив Стаса под локоток, проскользнул в дверь высокого здания в готическом стиле и крутил головой рассматривая картины, роспись на стенах, элементы интерьера, пока Стас не отдернул его прямо у стола, за которым сидел мужчина в бархатной темно-фиолетовой мантии и с медальоном на широкой серебряной цепи на шее. Мужчина с улыбкой встал, приветствуя их обоих. А затем, поговорив о чем-то со Стасом, принялся зачитывать текст из раскрытой кожаной папки, смотря то на приосанившегося гордого Вершинина, то на растерянного Леньку. — Скажи «Да» и кивни, — громко прошептал Стас, растягивая щеки в болезненной улыбке. Ленька кивнул, на автомате и растерянно проблеял: — Чего? А через пару секунд получил ответ в виде кольца из двух витых полос белого золота с чуть заметной гравировкой на безымянном пальце левой руки. — И мне надень, — довольным котом мурлыкнул Стас и поцеловал Васнецова в губы. — Теперь ты точно мой: в горе и в радости, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит нас. Только тогда до Лёньки наконец дошло, что он только что стал мужем. Настоящим, с настоящими парными кольцами и свидетелями, ставившими в данный момент подписи в книге регистрации. — Да, я согласен! — улыбнулся в ответ. *** — Встать лицом к стене, руки за спину, — резкий голос конвоира за спиной отразился в пустом полутемном коридоре с многочисленными железными дверями многократным эхо. Заставив Вехновскую вздрогнуть от неожиданности. Справа загремел замок, заскрежетали раздраженно ржавые петли. Голоса за дверью смолкли, когда в открывшийся проем втолкнули новенькую в серой тюремной робе на пару размеров больше необходимого. — Принимайте на постой! — Рявкнули за спиной, вновь громыхнула дверь, лязгнул зло замок и наступила настороженная тишина. Побледневшая, похожая на привидение Ангелина оказалась лицом к лицу с пятью парами глаз на злых суровых женских лицах. — И откуда к нам такая сучья лярва? — скривилась бабища с немытыми волосами, завязанными в неаккуратный поседевший хвост, в полинялой серой борцовке. Геля сжала губы в нитку, не совсем понимая, о чем говорит эта баба-мужик, но видимо ничего хорошего, потому что товарки хмыкнули и соскочили с коек, начиная подбираться к испуганной новобранке. — Осади, Седа. Погоди ты пугать девку. Как бы кони не отбросила. Ты ж после отчет писать будешь, — дернула ее за руку другая похожая на сушеную воблу бабенка с тугим пучком волос на голове и злыми серыми глазами. Та, кого назвали Седой, криво хмыкнула, и забралась на койку сев в позу лотоса, отчего растянувшиеся пузырями треники поднялись чуть ли не до колен. — За что тебя сюда? — Спросила спасительница со злым лицом. Голос женщины, вопреки внешности, был спокоен и вызывал доверие. — За попытку отомстить насильникам матери. — прошипела Геля и мысленно сплюнула. Надо же было так нелепо попасться. Удачно сбежав из столицы, она выехала в направлении рязанской области, в надежде затеряться в глубинке. Наличка была на исходе, со счета денег не снять, как и со сберегательной книжки. «Дура, — кляла она себя, все бабки на счету, — хоть бы десять тысяч на питание оставила. Иметь на счету несколько тысяч и голодать. Только с ней, с Гелей такое могло случиться. Мстительница, блин!» А с голодухи на что только не пойдешь. Вот она и пошла. Бросив машину еще на трассе — закончился бензин, — она автостопом добралась до Рязани и попросила высадить у ближайшего супермаркета. Геля попалась охраннику, когда в торговом зале давилась всухомятку колбасой и черствой булкой. Сбежать не получилось. Мужик держал за руку мертвой хваткой, как вкусивший воли питбуль. А приехавший наряд полиции тут же признал в ней разыскиваемую преступницу. — Чувствуй себя как дома. Думаю, ты к нам надолго, — хмыкнула третья девица с выбитыми передними зубами и большим синяком под глазом. — На четыре года, — буркнула Вехновская, опускаясь на свободные нары. — Есть время подумать и возможно раскаяться. Примечание Ну вот и все. Закончилась очередная история, и мне очень жаль расставаться с полюбившимися героями, прошедшими все круги Ада, чтобы быть вместе. Надеюсь, они и вас не оставили равнодушными. На этой позитивной ноте я хочу поблагодарить всех вас, кто был со мной все это время, всех, кто писал комментарии. Ведь даже просто "спасибо" дает стимул писать дальше. Спасибо всем тем, кто оценил работу поставив плюсик и низкий поклон всем, кто подарил работе награду. Мне очень приятно. И я рада, что у меня получилось. Спасибо еще раз всем вам! И с праздником, наступающим 8 марта!!! Милые, добрые, нежные дамы: Бабушки, тёти, любимые мамы! С праздником вас от души поздравляем, Только счастливыми быть вам желаем! Всегда улыбаться и нежными быть, Себя, дорогих, вам желаем любить, Огромных букетов всегда вам, родные, Вы — просто блаженство, лучи золотые! Вы — солнце и небо, вы — нежность цветов, Вы — свет, теплота удивительных слов, Вы — праздник весенний, вы — радости дни, Вы — ангелы, чудо, сиянье любви!