Лабиринты лжи

      Люцифер не отличался скромностью, но даже для него это было слишком. У его ног и за спиной вились несколько полуобнаженных девиц. Их руки оглаживали плечи демона, ныряли под рубашку, лаская татуированную грудь, и терлись о него, словно мартовские кошки. Они, словно под кайфом, смеялись и перешептывались, расхваливая его, будто перед ними сам Шепфа. Самодовольство демона, фривольно восседавшего рядом с Голодом, ощущалось в окружающем пространстве, будто статическое электричество — стоит двинуться, и заискрит. Расслабленность Голода была мне понятна. Все-таки он один из могущественнейших бессмертных в истории бытия, который существует с сотворения мира и явится на главную сцену в судный день. А вот чеширская улыбка Люцифера вызывала колкую дрожь по коже, не предвещавшую ничего хорошего. Так улыбается только тот, кто абсолютно точно уверен в своей безопасности. Вот только мы не были, не могли быть, в безопасности рядом с всадником апокалипсиса. На соседнем диване, тоже в окружении девиц сидел Энди. В отличие от Люцифера, он не выглядел так расслабленно. Непризнанный ерзал на месте, несмело отстраняясь от прикосновений соблазнительниц. Встретив мой взгляд, Энди собрался встать, но словно побоялся.       Я двинулась к мужчинам, протискиваясь между гостями. Их было так много, что приходилось задействовать плечи и локти. Приблизившись, я встала напротив и ухмыльнулась мысли о том, что видимо именно так выглядит верность в понимании адского принца. Интересно, пошедшая по стопам матери Уокер вынесла бы ему пару зубов за подобное? — Что бы ты не задумал, не смей, — сказала я с неприкрытой угрозой в охрипшем голосе.       Находиться здесь было сложно. Дым от сигар и кальяна затруднял дыхание и притуплял нюх. Казалось, стены давят на меня, отнимая возможность вдохнуть полной грудью.       Люцифер хищно сузил глаза, все еще улыбаясь, и сделал глоток. Смакуя каждую каплю, демон оглядел меня с ног до головы, словно сканировал, а затем задержал выжидающий взгляд на моих губах. — А ты, вижу, тоже времени зря не теряла, — Люцифер откровенно насмехался надо мной, пока Голод с самодовольством и азартом молча наблюдал за нами. Я провела ладонью по губам. На коже остались кровавые разводы. Воспоминания о Мара обожгли нервы. — Это не, — я не собиралась оправдываться, но Голод не дал мне закончить. — Не стоит растрачиваться на разъяснения. Тем более, если они не нужны. В моей обители потакать своим прихотям — абсолютно нормально.       Вкрадчивый и немного слащавый голос Голода, в совокупности с приторным акцентом и ужасающе привлекательной внешностью, сильно отвлекали от осознания, где мы находимся. Притупленные жаждой инстинкты были бы рады поверить, что это обычный клуб, где среднестатистические грешники растрачивают свои души на мелкие удовольствия.       Голод встал и подошел ко мне вплотную. Его взгляд обжигал и заставлял нервные окончания скручиваться в тугие пучки электричества, посылающие разряды в онемевшие кончики пальцев. Хотелось отстраниться, отойти как можно дальше, но ослабевшая аура была плотно окутана в путы его влияния. Кончика носа коснулся запах трупного гниения, пробившегося сквозь плотный сладковатый кумар. — Ты противишься неизбежному, дорогая, — нежно и вкрадчиво, словно обращаясь к желанной женщине, произнес Голод, касаясь моих волос. Я подавила желание отпрянуть от всадника, ощущая иллюзорную легкость его ладони, оголяющей мою шею, — все дети Создателя одинаково грешны. И смертные. И бессмертные, — я сглотнула, ощущая очередной прилив жажды. — Все подвластны желаниям. Желания движут действиями каждого.       Его голос медленно окунал мой разум в состояние подобное трансу. Я внимала Голоду, постепенно погружаясь в темные воды мистической бездны, которую он любезно припас для меня. Зеркальные барьеры, защищающие доселе мое сознание, неумолимо рушились, как песчаные замки, омываемые волнами. Мягкое и жадное влияние Голода по кусочку прибирало к себе мое «я».       Голова кружилась, искажая окружающее меня пространство. Реальность расщеплялась, обретая более яркие, почти кислотные, оттенки. Музыка перестала звучать лирически. Она била по ушам, соблюдая гипнотический ритм, уводящий меня за завесу разума. Слюна щипала язык, вынуждая судорожно сглатывать. Я чувствовала, как клуб сужается, давя на меня. Гости Голода, словно разноцветные жуки, запертые в банке, двигались и шелестели, раздражая мои рецепторы. Я слышала каждое движение в этом зале.       Периферийное зрение выхватило из толпы уродливый силуэт, ни то живого мертвеца, ни то неведомого человекоподобного монстра чистилища. Я вздрогнула, отскочив чуть в сторону, опасаясь нападения, но это оказалась чопорно одетая демонесса с высокой старомодной прической. Яркие губы и нарисованная карандашом родинка над губой добавляли ей флера из старых фильмов. Голод снисходительно улыбнулся, когда я врезалась в него отстраняясь от мнимой угрозы. Я чувствовала — это место сводит меня с ума. Демонесса заметила мой настороженный взгляд и с широкой улыбкой подняла свой бокал в мою сторону, а затем осушила его в один глоток. Ее соседи за столиком проделали то же самое. Я натянуто улыбнулась, принимая их беззвучные тосты, но мои инстинкты ощерились. — Ты пытаешься спасти остатки своей души, глупо полагая, что у тебя был выбор стать кем-то другим, — продолжал Голод, — но попытайся вспомнить то трепетное чувство, когда ты позволила себе быть самой собой.       Голод опустил тяжелые ладони на мои плечи, вынуждая замереть. Сердце пропустило удар, когда его губы зашептали у самого уха: — Наслаждение, — я слышала, как медленно он облизал свои губы, дразня меня, — удовлетворение, свобода.       Бессмертные вокруг придавались своим прихотям с самозабвенно удовлетворенными лицами. Чистый эфир морального забвения наполнял воздух, вытесняя кислород, как здравый смысл из мыслей присутствующих. Но они выглядели… счастливыми… — Видишь? — прошептал Голод, вновь приблизившись к моему уху. Холодное дыхание вызвало табун неприятных мурашек вверх по спине. — Нельзя чувствовать себя счастливым, когда всю жизнь ущемляешь себя в угоду чужим взглядам. Неужели ты никогда не хотела избавиться от оков ангельской морали? Голод взял мое запястье, подняв руку, на которой ждала своего часа магическая лента. Омерзительно было признавать, что я действительно не была свободна ни секунду своей жизни. Даже тогда, когда мне казалось, что жизнь на дне девятого круга, вдали от лицемерных законов Небесной Коалиции, казалась лучшим вариантом, чем маршировать под дудку высоких чинов, которые все равно подчинялись Небесам. С какой стороны не посмотреть, я всегда была на поводке. Захоти я что-то изменить в своей жизни, я бы прочувствовала это гораздо острее. И это будило во мне жгучее желание вырвать с корнем все щупальца системы, стягивающие горло таким, как я. — Чего ты добиваешься? Ты же всадник, ты должен быть заинтересован в исполнении пророчества, — произнесла я, пытаясь освободиться от морока. Осязаемое, почти видимое влияние энергии Голода вилось вокруг меня неуловимым змеем. Скользило по коже, теряясь под тканью одежды, впитываясь в мою собственную энергию. — Я тебя умаляю, — рассмеялся Голод, — пророчество — это лишь способ моих дорогих родственников потешить свое чувство собственной важности. Ведь можно только представить, насколько удобно лелеять веками свою избранность, когда тебе пообещали выход в свет и последние овации в конце шоу. Голос Голода сочился презрением. Казалось, даже его дыхание стало ядовитым от кислотности его отношения к другим всадникам. Веря земным сказаниям, я всегда была уверена, что всадники пронесутся по земле дружной кавалькадой, сметая все на своем пути. То, что простые семейные разногласия применимы к самим всадникам апокалипсиса несколько сбивало меня с толку. — Меня полностью устраивает мое существование и убогий мирок, с которым заигрался Шепфа, мне не нужен. Следовательно, и в расположении буревестника я не нуждаюсь. В отличие от моей сестры. Уверен она была в восторге, когда ты появилась. Ее бурный нрав не даст ей упустить шанса устроить очередной конец света в вашем термитнике. Для нее это забава. Я бы на твоем месте не был уверен в том, что она не заиграется и не покажет вам, что наивная вера в какое-то там равновесие, станет вашей последней ошибкой. Подумай, этого ли ты хочешь? — В чем тогда смысл? — я почувствовала, как вопреки всем моим внутренним устоям, в голосе промелькнула нотка сомнения. Мои барьеры продолжали рушиться под натиском. Сопротивляться влиянию всадника было сродни попытке двигать стены. — Ты можешь отказаться от поводка и занять свое место здесь. Любой бессмертный, принявший себя, отказавшийся от навязанных рамок может остаться здесь, упиваясь любыми известными ему удовольствиями. Власть, — голос Голода стал ниже, еже более гипнотизирующим и вкрадчивым. — Секс. Кровь. Столько крови, сколько ты только сможешь выпить. Я сглотнула ком в горле, отчаянно, из последних сил сражаясь с соблазном. Моя собственная кровь словно была отравлена, собственное тело вот-вот бы восстало против меня. До скрипа сжимая зубы, я пыталась унять жажду, что пускала волны испепеляющей боли по венам. — Докажи, что готова, и я покажу тебе мир бескрайней свободы и удовлетворения всех твоих желаний, — Голод продолжал свою песнь соблазна. — Как? — мое самообладание все больше походило на ситцевую занавеску, которую использовали, чтобы спастись от шторма.       Голод утробно засмеялся, обесценивая мои титанические усилия, и щелкнул пальцами. Как по сигналу, демонесса с высокой прической повернулась к соседу во фраке и вцепилась ему в горло. Алая кровь мгновенно залила его жабо, пропитав белоснежную ткань воротника насквозь. Я наблюдала за происходящим будто во сне, балансируя между бездной, затягивающей меня, и остатками разума. Мне отчаянно хотелось отбросить старомодную дамочку и самой допить все без остатка. — Все, что сдерживает тебя и ограничивает — это всего лишь бесполезные барьеры собственного разума. Скинь оковы и позволь себе насладиться свободой. Твое животное естество, которое ты запираешь, просится наружу, жаждет вырваться и утолить жажду. Цербер голоден, — слова пульсировали в моей голове, ударяясь о стенки напряженных из последних сил сосудов, — этот щемящий сердце скрежет уйдет, цепи разоврутся и слетят, — обещал сладкий голос, пробираясь все глубже и глубже в нейронные связи моей головы. — Просто отпусти контроль, Стефани. Дай волю хтонической твари, рвущейся наружу. Выпусти свою тень и прими ее.       Я перевела взгляд на Люцифера, что с явным упоением нежился во внимании девушек, больше напоминавших сирен. На секунду мне показалось, что я хотела бы оказаться на его месте. Хотела бы быть тем, кому не нужно ничего доказывать. Не нужно бороться за право быть кем-то. Ведь он по праву рождения уже кто-то. Кислотный комок зависти поднялся к горлу, вызывая неприятный зуд в и так полыхающей гортани. — Нет, — прохрипела я, вложив в голос все, что осталось от моей уверенности в важности нашей миссии.       Голод хищно удовлетворенно улыбнулся и, подняв руку, щелкнул пальцами. Там, где была подиум-сцена, заклубился густой черно синий дым, за которым проявились силуэты некогда белых крыльев. Я увидела истерзанных и связанных, стоящих на коленях в окружении Мара, Дино, Лилу, Кемуэля и Рагуила: последние выжившие из отряда Мирабел. Их имена я лишь краем уха слышала пару раз, когда он к ним обращался. Даже странно, что они вообще запомнились. Из всей их шайки я помнила лишь Ханиэля, разорванного субантрами в гроте. Собственно, и самого Мирабел волоком притащили туда же, швырнув ангела на пол, как ненужный мусор. Я было дернулась в сторону сцены, но голод больно сжал мое предплечье в неозвученном приказе оставаться на месте. Дино поднял голову и отыскав мой взгляд в толпе, как будто расслабился на мгновение, но увидев рядом стоящего всадника, в его глазах полыхнул лед разочарования. — Позволь рассказать тебе маленькую предысторию происходящего. Много тысячелетий назад, аккурат после окончания первой небесной войны между всадниками и архангелами было заключено соглашение: мы не вмешиваемся в их грызню за власть в мире живых, а они не оскверняют наши земли своим присутствием. Даже на заре рождения пророчества о падении, Шепфа не решился спускаться в Чистилище чтобы спрятать сердце в Колыбели. Он вверил кристаллы старейшим на то время ангелу и демону, дабы их общая мощь не стала его погибелью. — Эрагон и Сатана? — Верно, — Голод улыбнулся, как наставник гордый за своего ученика. — Поэтому тебе нужен Люцифер, — догадалась я.       Лицо Голода вдруг стало непроницаемым, желваки напряглись, выдавая совершенно новую для меня эмоцию всадника. Я продолжила: — Ты не хочешь исполнения пророчества. Чтобы открыть Колыбель нужна кровь заклинателя. А поскольку Сатана мертв, получив Люцифера, ты разрушишь саму возможность его исполнения, — по глубокой тени, легшей на лицо всадника, я поняла, что была права в своих предположениях все это время. Это сильно повышало ценность Люцифера в нашей миссии. Знала ли об этом Ребекка, отправляя нас сюда, практически на стопроцентную погибель. — Что ты обещал ему? Власть? Его драгоценный Ад? — я бросила наигранно разочарованный взгляд на его чертово высочество, хватаясь за спасительную соломинку в этом диалоге. — Жалкое зрелище: принц мертвого королевства, все еще хочет верить в то, что будет иметь голос в мире, где уже давно не правят демоны.       Голод демонстративно пропустил мимо ушей то, что я сказала. — У тебя есть выбор, Стефани, присягнуть к своей тьме и остаться здесь, — Голод кивнул в сторону подиум-сцены, давая понять какова должна быть цена этой присяги. — Либо ты будешь наблюдать за их кончиной, после чего разделишь эту печальную участь.       Голос всадника стал ниже на последней фразе, прозвенев оглушающей сталью где-то в стенках моего черепа, заглушая все происходящие в нем стенания. Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони. Я почти не видела, ослепленная мороком, и все же продолжала цепляться за скудные остатки своего самоконтроля, как летящий с двухсотметровой скалы альпинист, хватающийся за крошащиеся редкие выступы. Soundtrack: Blind Channel — Gun       Голод решил воспринять отсутствие ответа, как отказ. Низкий грудной смех, приятный на слух, но несущий в себе прямую угрозу моей жизни, въедался в кожу, как кислотный аэрозоль. Снова вернув наигранное дружелюбие и легкость, Голод сделал несколько шагов в сторону подиум-сцены и обернулся через плечо. — Не тронь их, — остановила я его безрассудно грубым выпадом, но тут же стушевалась. — Прошу... — Я не привык отказывать себе в удовольствиях и откладывать десерт на потом, — лицо Голода вдруг исказилось, принимая поистине жуткое выражение. Кровожадная улыбка растянула кожу, которую словно в одно мгновение сожрали трупные бактерии. Кривые коричневые зубы показались из-под иссохших почерневших губ. Глаза впали, а вокруг разбежалась паутинка из болезненных фиолетовых сосудов. За устрашающими метаморфозами всадника принялось меняться и помещение. Буквально в одно мгновение картина исказилась дрожью черной магии. Темная вибрация в воздухе словно прокатилась смерчем, сметая все, как дешевые декорации. Фарс увеселительного заведения, тонущего в похоти, алкоголе, жажде наживы и запахе всевозможных психотропов, превращалась в бал живых мертвецов. Лоскуты кожи сползали с лиц демонов, словно те разлагались прямо на глазах. Оголенная плоть сморщивалась и чернела, наполняя зал удушающим смрадом.       Трущиеся вокруг Люцифера и Энди дамочки тоже в пару мгновений превратились в уродливых тварей, словно собранных из останков всей чистилищной мрази. Покрытые волдырями и какой-то слизью, они напоминали полуразложившихся русалок, если бы хвосты у тех были похожи на здоровенных червей.       Взгляд Люцифера тут же прояснился, вспыхнув осознанием происходящего. Растерянный и даже напуганный, он едва вырвался из удушающих объятий, чуть не кувыркнувшись через спинку дивана. Сидящий рядом непризнанный тоже вскочил, быстро ретировавшись к Мими и Донни. — Это Мормо, — констатировала Мими, пятясь ко мне с узким клинком, который до побелевших костяшек сжимала обеими руками. — Охренеть от счастья можно, — отчеканила я, невероятно злая на ситуацию. Мы в дерьме по самые ноздри и можем не выбраться отсюда живьем. Уродливые ручищи обвивались вокруг и так выжатых, как лимоны, ангелов, не смея навредить закуске хозяина, лишь жадно облизываясь. Они стояли на коленях, в потрепанных крыльях едва ли осталась хотя бы треть перьев, а те, что все же остались были измазаны в какой-то мерзости и крови. Каждая попытка приблизиться к ангелам отрезалась еще на этапе ее планирования. Прихвостни голода послушно защищали жертвенный подиум, отгоняя нас, как насекомых. Я чувствовала, как силы неумолимо тают. Каждый выпад в сторону мельтешащих упырей иссушал меня изнутри, но те лишь мерзко хохоча, продолжали виться вокруг, как рой шершней. Они не нападали, иначе бы нас уже наверняка разорвали в шматки. Видимо, Голод собирался расправиться с нами лично, но сперва мы должны были увидеть, как он расправится с ангелами. Мими и Донни тоже пытались пробиться, тоже безуспешно. Голод лишь издевательски хохотал, глядя на происходящую вакханалию. Гудение голосов в голове не давало ясно мыслить. Но, благо, обжигающая горло раскаленным металлом жажда притупилась от тошнотворной вони. Мы уставали с каждым мгновением все больше. Миг нашей смерти приближался с каждым бессмысленным взмахом оружия. Голод поднялся на две ступени, оказавшись позади ангелов. Он вальяжно расхаживал за их спинами, словно выбирая того, кто окажется первым. Всадник накрутил на палец прядь пшеничных волос Лилу. Блондинка брезгливо отшатнулась, вызвав лишь очередную улыбку. Дальше Голод подошел к Мирабел. Потянув за волосы, он вынудил ангела высоко задрать голову и зашипеть сквозь зубы, а после вырвал клок. Ангел вскрикнул. Лицо исказила гримаса боли. Голод поднес волосы к носу, жадно втягивая запах. Каждое движение всадника казалось замедленным. Тягучим на фоне окружающего хаоса. Части мебели летали, разбиваясь о стены, крошево из стекла и обломков оставляло на коже множество мелких порезов. Мельтешащие вокруг Мормо, смазывали целостность картины, как помехи на большом старом киноэкране. — Вы еще можете согласиться с моим предложением, — слащавый голос абсолютно не соответствовал уродливой роже Голода. Словно объеденная червями плоть сокращалась, приводя челюсть в движение, но все равно казалось, что голос раздается откуда-то извне. Я бросила вопросительный взгляд на Люцифера. В красных глазах бушевал шторм гнева. На себя или всадника? Не важно. Я была удовлетворена фактом того, что он очухался. Поочередно встретившись глазами с каждым, кто на данный момент не был связан, я поняла, что желающих переметнуться среди нас не было. — Засунь свое предложение в зарю своих времен, — прорычала я, давая тьме часть контроля над собой. Голод рассмеялся. Громко и заливисто. Запрокинув назад голову. И от смеха этого кровь остыла в жилах, превратившись в густой сироп, с которым едва справлялось сердце. Волоски на теле встали дыбом, ощущая звенящую в густом воздухе перспективу нашей скоропостижной кончины. Кишащие вокруг твари вдруг ощетинились, приковав к нам голодные взгляды. — Черт, — только и успела рыкнуть я за мгновение до того, как все они одновременно ринулись на нас. В полном хаосе нам приходилось бить наотмашь и практически вслепую. Шквал когтей, зубов, отсеченных конечностей и режущих уши воплей. Металлический свист в воздухе. Веер кровавых брызг. Крик. Повторяющийся алгоритм битвы на смерть. И на кону наши жизни. — Тебе никто не говорил, что твой же язык тебя и убьет? — нотки неприкрытого сарказма в голосе Люцифера почему-то вселяли веру в то, что у нас есть шанс выбраться. — Ты столько не живешь, сколько раз я это слышала, — отшутилась я, снося голову очередной твари, которая решила, что сможет урвать от меня кусок. Soundtrack: Three Days Grace — Time of dying Я отгоняла нападающую на нас нечисть порывами ветра, что слабели с каждой новой попыткой воззвать к своим способностям. Донни тоже пытался, но не позволял себе бороться в полную силу, ведь в ограниченном пространстве мог попросту схоронить нас в ледяной глазури. Да и сил у него кажется тоже оставалось мало. По этой же причине сдерживался и Люцифер, ограничиваясь небольшими вспышками пламени. Мормо и Мара наседали все сильнее, оттесняя нас к стене. Одна лишилась головы четким ударом узкого клинка Мими, успев разорвать Донни плечо. Одна рука непризнанного безвольно болталась вдоль тела. Крик боли вонзился в голову. Энди быстро занял место раненого друга, размахивая парными клинками в попытке отвоевать хоть немного пространства. — Мы долго не выдержим! — кричала Мими, заглушаемая шумом вокруг. — Нужно добраться до остальных и уносить отсюда задницы! — ответила я. Еще один рывок к подиум-сцене. Удар. Хруст. Из легких вырвался крик. Напавшая Мормо, сломала мне ногу. Я металась по полу, залитому кровью и зловонной жижей, уворачиваясь от ног, лап, хвостов, зубов и прочих потенциальных орудий смерти, не имея возможности подняться. Не все маневры оказывались удачными. Оглушающая боль вспыхивала и гасла в разных частях тела. Кожу пронзали зубы и когти. Ломались очередные кости. Я почти обезумела от боли, в агонии махала клинком, пытаясь разогнать роящихся прихвостней Голода. Силы были на исходе. И он знал об этом. — Вы не первые, кто пытался добраться до колыбели, — прозвучал голос в моей голове. — Передавайте им привет в небытии. Насмешка в голосе Голода распаляла во мне тлеющие угли ярости. Сквозь боль, я поднялась на дрожащих ногах. Кости срастались неправильно. Тело сходило с ума, пытаясь спастись. Тягучая как магма ненависть медленно растекалась по моим венам. Тьма заполняла собой последние подконтрольные участки сознания. К черту печати! К черту пророчество! Едва поднявшись, я схватила за волосы первую попавшуюся Мормо и вцепилась зубами в горло. Она трепыхалась в моих руках, пытаясь высвободиться. Но внутренний монстр уже не разожмет тиски. Горькая, вязкая кровь хлынула в горло, обволакивая гортань и разгоняя морок. Я делала большие жадные глотки, пока не выпила ее до последней капли. После чего, оторвав голову, отшвырнула труп. Тьма застелила глаза. Почувствовав слабый прилив сил, я выпустила небольшой вихрь. Запертый в ограниченном пространстве ветер зло расшвырял монстров по углам, практически не навредив. — Кровь этой шушеры никогда не насытит Цербера, лишь отравит сознание, — торжествующий хохот Голода прокатился по залу, заглушая шум. — То ли дело, кто-то из твоих друзей. Слова всадника вонзились в мое сознание, как раскаленное копье. Мгновение отчаяния стоило мне пропущенного удара в грудь, отбросившего на несколько метров. Грудина хрустнула. Сломанное ребро вонзилось в легкое. Отравленная кровь наполнила рот. Новая попытка подняться успехом не увенчалась. — На редкость хреновый способ умереть! —подоспевший Донни закинул мою руку себе на плечо и поднял с пола, словно я ничего не весила. Он опустил меня за опрокинутым диваном, за спинами сражающихся Мими и Люцифера. Рука непризнанного поочередно опускалась на места, где предположительно были переломы, озаряясь голубоватым свечением. Каждый раз блаженная прохлада приглушала боль, помогая мыслить более ясно. — Тебе нужна кровь? — неожиданно спросил Донни. Вопрос обрушился на меня, как обух. — Что? — Если ты получишь кровь, ты вытащишь их отсюда? — Донни быстро хлопотал над моими ранами, избегая смотреть мне в глаза. За общей какофонией я едва смогла различить вибрацию его энергии. Горечь. Отчаяние. Уверенность. — Их? Ты что, спятил? Забудь! — я старалась звучать убедительно, но последние силы уходили на то, чтобы не отключиться. — У вас будет шанс! — продолжал Донни, уверенно и четко, словно вокруг нас не разворачивалась бойня. — Нет, — рыкнула я, отталкивая от себя непризнанного. На дрожащих ногах я поднялась с пола, чуть покачиваясь и твердо, повторила: — Нет! Периферическое зрение выхватывало образы Люцифера и Мими. Они быстро сдавали позиции и нуждались в помощи. Донни встал прямо передо мной, отгораживая путь. Он вытянул вперед руку и сделал глубокий разрез от запястья до локтя. Запах крови ударил в нос. Голова закружилась. Рот наполнился слюной. Увидевшая это Мими испуганно вскрикнула и попыталась вмешаться, но твари наседали, не давая пространства для полноценного вдоха, не то, что на продуктивную беседу. — Просто сделай это! — Донни рявкнул на меня так, что на мгновение даже дрогнуло нутро. Он был преисполнен яростной решительности, но я не могла поверить, что он правда понимает, о чем просит. — Нет! — крикнула я в ответ. Глаза Донни потемнели. Он впился в меня взглядом. Тяжелым. Острым. Требовательным. Пробираясь сквозь черную пелену, он вторгся в мое сознание, срывая с петель последние преграды. Он погрузил меня в свои воспоминания, как под лед. Его эмоции вонзались под кожу, как в игольницу. Из-за отсутствия внутренней гармонии, они тяжелым прессом обрушились на меня, как тонны ледяной воды. И среди них только одно выделялось теплым мягким светом, захватив все внимание. Отрезвленная хотя бы в подсознании, я зачарованно наблюдала за калейдоскопом искренних чувств таких разных и одновременно таких похожих бессмертных. Он любил Монику, как не любил никого в обеих своих жизнях. Трепет его энергии в моменты, когда мыслями овладевала пылкая мулатка не был похож ни на что. Даже мои чувства к Шону не шли ни в какое сравнение с тем, что Донни чувствовал к своей любимой. Он вел меня чертогами своего подсознания, заставляя прочувствовать каждую эмоцию, которую когда-либо испытывал рядом с ней. От трепета первой встречи, до рвущей на куски боли от осознания ее смерти. Он целовал ее в лоб, когда она спала. Наслаждался запахом ее волос перебирая в пальцах непослушные кудряшки. Лелеял каждый миллиметр бронзовой кожи в минуты уединения. Донни отказался от планов ступить на путь демона ради любви к Монике, ведь она мечтала стать ангелом и тоже преподавать в академии. Эта любовь была подобна подпитывающему его душу горному источнику. И он иссяк. Я чувствовала это все его сердцем. Никто и никогда уже не утолит его жажды в близости. Донни ждала вечность в одиночестве. И он не хотел проживать ее. Без любимой вечность ему была не нужна. Медленно я возвращалась в реальность, выныривая из ледяного омута. Глаза защипало от чужих эмоций. Точно ли от чужих? Донни все еще не отпускал моего взгляда. — Пожалуйста, не вынуждай меня, я не хочу, — голос дрогнул. Бойня вокруг, как будто увязла в вакууме. — Непризнанный, какого дьявола ты творишь?! — рявкнул Люцифер, явно теряющий силы и терпение, отгоняя мерзко хохочущих Мормо. Донни улыбнулся мне, проигнорировав демона. Легко и непринужденно. — Что ты выберешь, — спросил он, отступая на два шага, и поднес окровавленный нож к своему горлу, — принципы или шанс на хэппи энд? — Донни, нет! — крикнул Энди, надеясь вразумить товарища, но не смог. Не дав мне мгновения на реакцию, Донни полосонул кинжалом по горлу. Вырываясь пульсирующим потоком, кровь быстро пропитывала одежду. Секунды, такие долгие и такие мимолетные застыли в запыленном воздухе. Я быстро переводила взгляд. Донни. Ошарашенные Мими и Люцифер. Донни. Дино. Лилу. Мирабел. Мими. Люцифер. Голод, кажется тоже удивленный произошедшим. Снова Донни. Искра жизни в его глазах быстро таяла, мерцая отблесками воспоминаний о Монике. Он не должен умереть зря, мелькнула мысль в необъятном хаосе, запертом в моем черепе. Из горла вырвался сокрушенный, отчаянный крик. Я схватила Донни за грудки и припала губами к ране. Словно боясь, не желая потерять хоть каплю напрасно, я жадно пила, оглушенная собственным сердцебиением. Язык пощипывало от соли. По телу проносились волны наслаждения, вызывающие едкое отвращение к самой себе. Тело Донни становилось все более податливым и обмякшим по мере того, как я вбирала его жизненные силы. Его боль. Его надежды. Его смирение. Когда непризнанный испустил свой последний вдох, я отстранилась. Оставив после себя обжигающую дорожку, по щеке сбежала непрошенная слеза и, сорвавшись, разбилась о застывшее лицо Донни. Я бережно положила тело, мысленно попрощавшись, впервые за свое существование надеясь, что там, по ту сторону бытия что-то есть. Что Моника встретит его там. Так по-человечески. И так глупо. Весь спектр звуков лавиной обрушился на меня, полностью возвращая в реальность. Я подняла на Голод полный ненависти взгляд, игнорируя полные ужаса лица остальных. В глазах всадника горело пламя противоречий. Злоба. Неверие. Ненависть.       Руки горели, словно я окунула их в кислоту, но лед угасающей во мне энергии Донни нивелировал боль. Трансформировал ее в нечто совершенно иное. Что-то, что рвалось из меня, выворачивая ребра наизнанку. Я выпрямилась, твердо встав на ноги, словно могла врасти в пол, чтобы стоять еще крепче и закричала. С криком на свободу вырвалась вся мощь, заключенная в оковах отчаяния, страха и боли. А следом за ним ледяной смерч, разметающий все, как жухлые листья. Энди, Мими и Люцифер, в этот момент находящиеся ближе всего ко мне, хватаясь друг за друга, успели укрыться в стенной нише. Мара и Мормо с воплями летали по помещению, как мухи в пылесосе. Шквал ледяных осколков оставлял тысячи мелких порезов на моей коже, которые затягивались, едва успев появиться. Связанных ангелов разбросало по подиум-сцене, а Голод оказался прижатым мощным потоком ледяного воздуха к стене. Буря, запертая в зале, лютовала, покрывая все и всех ледяной коркой. Свет моргал, словно вспышки молний. Летающие под потолком твари превращались в ледяные глыбы, разбиваясь в крошево о стены. А я продолжала кричать и будоражить своим криком сокрытую где-то за пределами восприятия энергию. Когда силы все-таки иссякли, я смолкла и, упав на колени, мутным взглядом осмотрела плод своей ярости. Клуб, который буквально только что был наполнен эфирами греховных удовольствий, в которых утопали богемные перевертыши — Мормо, сейчас стал похож на мертвую ледяную пещеру. Голод все еще стоял у стены. Вновь приняв человеческое обличие, он опустил руку, которой прикрывал глаза от осколков и с досадой в глазах посмотрел на меня. Отряхнув, как ни в чем не бывало, свой костюм он устало выдохнул, пробормотав что-то себе под нос. Ангелы под его ногами стонали от боли и пытались подняться. Голод медленно, театрально спустился с подиум-сцены, сунув руки в карманы. Вид у него был скучающий и как будто немного разочарованный. В то время, как я была уверена, что все потуги были напрасны. Нам не справиться с всадником апокалипсиса, а значит — нам конец. Голод слегка рассмеялся с иронией в голосе и обратился как будто к самому себе. — Видимо все-таки твоя взяла, — сказал всадник и, одарив меня многозначительным взглядом, щелкнул пальцами. Яркая вспышка ослепила меня. Полностью потеряв ощущение окружающего пространства, я почувствовала мощный энергетический толчок. Меня словно сбил грузовик, после чего свет погас. Распластавшись на холодной земле, я стонала от боли. Где-то рядом слышались еще стоны. Перед глазами плясали вспышки, вынуждая часто моргать, чтобы прояснить взгляд. Через минуту зрение вернулось. Вся наша убогая братия оказалась на темной поляне вокруг догорающего костра. Я не без труда поднялась с земли и присоединилась к освобождению все еще связанных ангелов. — Не прикасайся ко мне, монстр! — рявкнул на меня Кемуэль, отшатнувшись, как от прокаженной. Аура ангела гудела, пропитанная почти осязаемым презрением. Неожиданно для меня самой, его слова оказались болезненными. Словно хлыстом прошлись по самомнению, оставив горькое послевкусие. Энергия Донни почти растворилась, но солоноватый привкус его крови все еще ощущался на губах. Отвращение к самой себе прокатилось волной неприятного покалывания на коже. Я сглотнула подступивший к горлу ком и молча скрылась во тьме деревьев под молчаливыми взглядами остальных. Спектр их эмоций походил на бензиновое пятно на воде. Пестрые, противоречивые чувства наполнили воздух статическим электричеством. Мое присутствие тяготило каждого, и я прекрасно понимала причину. Я брела по лесу, не боясь снова встретить перевоплощенных диких Мара. Да и вообще кого бы то ни было. Чутье подсказывало мне, что если Голод отпустил нас, то не снизойдет до подлости подловить снова. Сухие ветки раздражающе трещали под подошвами, словно я снова оказалась на кладбище костей из своего первого видения. В попытках прогнать из мыслей образ непризнанного, я нанизывала мысли и догадки, как бусины на нить чередующихся обстоятельств. Но лицо Донни продолжало проявляться. Снова и снова он резал себя. Снова и снова отдавал жизнь за тех, кому на него скорее всего всегда было наплевать. Вспышка ярости ослепила меня от этой мысли. Зло крикнув, я ударила по первому попавшемуся дереву. Древесина разлетелась веером щепок. Несколько вонзились меж костяшек руки. Дерево накренилось, но все же упрямо продолжило стоять. Я оперлась на него, лбом коснувшись прохладной сырой коры. В носу щипало. Осознание собственного бессилия против происходящего доводило меня до исступления. — Убирайся, — прошипела я, стоило энергии Дино коснуться границ моего восприятия. — Я просто хотел поговорить, — с сожалением в голосе произнес ангел.       И почему он всегда появляется в самое неподходящее время? Слуха коснулся звук нескольких осторожных шагов в мою сторону. Медленно, словно к загнанному зверю. — Стефани, — его ладонь мягко легла на мое плечо, и я почувствовала ангельскую энергию. Сукин сын пытался повлиять на мое настроение. Снова. Я резко смахнула его руку, отступив на несколько шагов и рассмеялась. Нотки истерики звенели в голосе, когда я повернулась к Дино лицом. — Поговорить?! О чем?! О том, что Донни перерезал себе глотку и заставил меня выпить его до последней капли? — я с вызовом посмотрела на ангела, задрав подбородок. — О том, что нас только что чуть не сожрали? О том, что по милости высокопоставленных ублюдков мы все идем на верную гибель? Может быть, о том, что мы все сдохнем? Или о том, что ты переспал с монстром?! Хочешь обсудить это? Или пришел сказать, что все будет хорошо? Дино выглядел усталым и потрепанным. Грязная форма нелепо висела лоскутами разорванной ткани, под голубыми глазами легли глубокие тени, а плечи словно осунулись под тяжестью пережитого. Казалось, что он постарел. — Не будет все хорошо, Дино, — добавила я, чувствуя вибрацию подступивших слез отчаяния. — Я действительно настолько тебе противен? Или ты отталкиваешь меня, потому что боишься, что там в пещере дело было не только в голоде? — Да, ты мне противен, — я уже едва была в состоянии контролировать себя и свой голос. Слова понеслись неудержимым потоком: — А знаешь почему? Ты можешь вернуться в свою гребаную академию, и никто не осудит тебя за это. Напротив. Тебя похлопают по плечу и скажут спасибо за то, что сделал все что смог. Хотела бы я быть тем, кому можно ошибаться. Меня убьют, понимаешь?! Либо разорвут какие-нибудь твари здесь. Либо Уокер прикажет отрубить мне голову. Либо прихвостни Мальбонте доберутся до меня рано или поздно. Я ничего не обрела, решив, что могу довериться вам. Всю дорогу я только теряю. И знаешь, что будет в конце? Мы все равно все сдохнем. И обо мне, в отличие от вас, никто скорбеть не будет. — Ты не монстр, — сказал Дино, дождавшись пока я выговорюсь. — Что? — голос надломился новым истеричным смешком. — Монстры не дают воду пленным, — Дино изо всех сил старался звучать спокойно, не выдавая внутренней сломленности. — Не рискуют собой ради других. И монстры не скорбят. Эти слова впились в мое сознание стальными клешнями, сражаясь с укоренившейся верой в то, что мне никогда не найдется места ни в старом мире, ни в новом. Дино напоминал человека, который пытается проникнуть сквозь бетонную стену, имея в арсенале только алюминиевую вилку. Это выглядело бессмысленно, но, как ни странно, брешь все росла. Взгляд помутнел от подступившей к ним соли. Я сжала челюсти, дабы не дать эмоциям взять над собой верх, но под ребрами нутро сжалось в тугой узел. И дело было не в срастающихся набекрень ребрах. — Убирайся, — прошипела я и развернувшись быстро зашагала вглубь чащи. Я бродила по лесу, не приближаясь к лагерю ближе, чем на пол мили, пока кровавый рассвет не прополз меж деревьев, оставляя ломанный рисунок черных теней. Когда я вышла на поляну, и так гнетущая тишина стала осязаемой; в воздухе можно было топор повесить. Каждый из присутствующих знал, что ни у кого из нас нет выбора, кроме как попытаться вернуться живыми из этого похода. И как бы им не хотелось это отрицать, но без меня это было невозможно. Упорно игнорируя желчные перешептывания ангелов Мирабел, я молча шла чуть в стороне от остальных, пока мы не вышли из леса. Чаща оканчивалась у обрыва. Далеко внизу клубился густой желтый туман, лишающий возможности определить, насколько далеко земля. Как желтое море тяжелых газов, он лениво колыхался, поглощая свет. — Может просто перелетим? — подала голос Мими, наклонившись над обрывом. — Сомневаюсь, что сработает, — ответил Энди.       Непризнанный пнул небольшой камень, и тот исчез в тумане, предсказуемо не одарив нас заветным звуком удара о дно. — Нам не хватит сил лететь слишком долго, — добавил Мирабел, непроизвольно взъерошив потрепанные крылья. Я предполагала, что никто не осмелился попытаться сменить крылья в сложившихся обстоятельствах. Слишком велика вероятность того, что жизненных сил, которые еще не успело вытянуть Чистилище, не хватит на то, чтобы отрастить новые. Слабоумием и отвагой в этот раз никто не отличился. — Как бы там ни было, нам придется спуститься на дно долины, — сказал Дино не то сам себе, не то всем нам. Я неосознанно опустила ниже рукава кофты, пряча от света выжигающие меня изнутри руны. Глядя на плывущую поверхность желтого тумана, я размышляла над тем, как долго смогу игнорировать и скрывать голоса в голове. Те, что зародились из неразборчивого гудения и с каждым шагом по Чистилищу, с каждой новой печатью и с каждой новой смертью становились все более отчетливыми. Им было плевать, что я не хотела их слышать. Что бы они не хотели мне сказать, они захватят для этого все мое сознание, даже если придется вытеснить оттуда меня саму. А что все-таки они пытаются мне сказать? Может они ведут меня теми путями, на которых не останется места живым и всех нас ждет прощальный оркестр в конце пути? Эти мысли сжимались холодными путами на горле, пока меня медленно накрывало осознание, что мы на пороге владений Чумы.