Лабиринты лжи

Ночь заявила свои права на город, укутав его в объятия непроглядной тьмы. Звездный свет уже давно не пробивался сквозь смог, всюду сопровождающий армию Мальбонте. Дым и пепел плотным удушающим облаком тянулись к Саду Создателя. Совет сдал город. Очередная фигурка вылетела с доски, приближая заветную цель. Мальбонте, после разговора с «отцом» всего сущего, выгнал всех из Зала Совета, решив самостоятельно определить судьбу оставшихся там ангелов. Судя по раздававшимся оттуда воплям, они молили его смерти. Расправа над Советом вызывала много вопросов, которые вскоре сошли на нет в возбужденном обсуждении близости следующего города. Но я не разделяла радостного предвкушения. Сидела поодаль от гомонящих у костра демонов. Круг теплого дрожащего света выглядел жутко из-за танцующих в нем теней. Солдаты Мальбонте громко ржали, глумясь над отнятыми жизнями, травили байки о собственных достижениях в бою, хвастались трофеями. Я лишь отрешенно смотрела на танцующие языки пламени, сражаясь со странным предчувствием. Что-то было не так. Хотя, что вообще могло быть «так» на войне. Все это время мне по-прежнему не давали покоя мысли о Книге. Последние воспоминания Андраса лежали грузом вопросов, оставшихся без ответа. И уже даже захват Сада так не манил мои мысли, как желание понять, что же такого узнал цербер, чего не успела понять я. Но еще больше бередили душу мысли о Дино. Я непроизвольно облизнула губы, вспоминая привкус цитруса. Всего одно прикосновение вышибло почву из-под ног. В секунду осознания, что он может погибнуть в зубах субантры, уже ничего в этом мире не имело значения. Ни эта война. Ни моя личная месть ангелам. Ничего. И это страшно бесило меня. Я была уверена, что месяцы кровопролитий давно смыли с меня глупую увлеченность ангелом. Он просто подвернулся под руку в секунду слабости и стал моим временным анестетиком от окружающего дерьма. Но это не меняло факта, что он все еще ангел. А я вдоволь насмотрелась на что они способны. И в прошлом, глазами Андраса. И в настоящем, когда мы находили целые поселения демонов, отказавшихся воевать, вырезанными, как скот. Мальбонте, несомненно, жесток. Но война показала кто истинный монстр. Он не убивал ради развлечения или дешевого авторитета. Он был уверен в своем могуществе и в цели, к которой вел нас, а значит не должен был ничего доказывать на невинной крови. До войны он позволил уйти всем, кто не был готов бороться за новый мир. В то время, как ангелы занялись самым натуральным геноцидом. Это ли не показатель трусости? Исподтишка убивать слабых, надеясь сократить численность противника. Даже детей, которых прятали среди древних скал, чтобы скрыть энергию. От воспоминания мороз прошел по коже. Да, Дино не был виноват в том, что творилось. И как бы мне не хотелось, я никак не могла заставить себя ненавидеть его просто за то, кто он есть. Уж мне ли не знать каково это. От злости на саму себя, я до крови прокусила губу, смывая послевкусие поцелуя и пытаясь отвлечься на происходящее вокруг. Взгляд тут же зацепился за сидящую у огня Мими. Беглянка, примкнувшая к войне после того, как Уокер приказала вырезать всех демонов в академии, всегда старалась держаться рядом, хоть и не докучала лишний раз своим присутствием. Хотя я была совершенно уверена в том, что она не простила мне убийства Люцифера, пару раз все же спасла мою шкуру от лишних дыр. Но чувство благодарности никак не нивелировало стойкое ощущение того, что она может подбираться ко мне. В лобовом столкновении демонесса никогда не справится со мной. А вот при очень большом желании и определенном запасе терпения, вполне могла бы предпринять успешную попытку отомстить. Вот и в этот момент она сидела у костра, как всегда, кокетливо хихикая в компании демонов. Иногда морщась от боли в раненой ноге и крыле. Крылья, кстати, больше никто не менял. Война отнимала столько энергии, что все боялись банально не найти сил отрастить новые. Лишь самые отчаянные решались. Не всегда успешно. В большинстве случаев те, кому не повезло, вскоре были убиты. Ангелами или чаще оголодавшими суккубами. Ведь пользы они больше не несли, а значит лишались защиты и поддержки. Поэтому крылья берегли, как собственную жизнь. Ведь в сложившихся условиях каждое опаленное перо к ней практически приравнивалось. Впервые за последние месяцы, проведенные по горло в крови и пепле, я опустила защиту в сознании, оставив в тени лишь мысли. Мне вдруг захотелось почувствовать чье-то присутствие. Хотя вокруг меня двадцать четыре часа в сутки бесновались толпы демонов всех мастей. Возможно дремлющие инстинкты волка вдруг просочились во тьму, занявшую все пространство, которое когда-то занимала душа, вызывая желание почувствовать себя частью стаи. Я закрыла глаза и принялась ощупывать пространство чужими глазами. Каждый из моей первоначальной стаи, те, что выбрали покинуть обитель Войны и последовать за мной, был чем-то занят. Нурай отрабатывала боевые приемы на кучке примкнувших гончих и демонстративно проигнорировала мое присутствие в сознании. Ноа и Кларенс помогали раненым, чисто механически отметив, что чувствуют альфу. Все остальные… Нет, не все… Я еще раз проследовала по незримым цепям, связывающим стаю неразрывными узами. — Корвус, — сказала я вслух, что привлекло внимание демона рядом. Внутренний голос гонгом прокатился внутри стаи. Я не чувствовала ее присутствия, хотя ясно ощущала энергию. Словно она находилась за бронированным, звуконепроницаемым стеклом. Когда гончие умирали, их связь со стаей обрывалась полностью, и спутать эту чувство с чем-либо было невозможно. Словно душу сжимали раскаленные до бела цепи. Коснуться сознания погибшего уже было нельзя. Но в этом случае все было иначе. Корвус абсолютно точно была жива. Но отрезана от меня, без возможности ответить. Остальные настороженно зашуршали предположениями превращая ясность коллективного сознания в засоренный эфир. Каждый пытался связаться с Корвус, но тщетно. Подошедший Малфас, которому я не далее, чем час назад зашивала боевые раны, несколько раз похлопал меня по плечу, прежде чем я смогла осознать его присутствие. Размытый силуэт демона неприятно рябил в глазах, пока я остервенело пыталась достучаться до Корвус. Не сказав ни слова, я встала и ушла в поисках максимально тихого места для того, чтобы отгородиться от всех отвлекающих элементов. Малфас проводил меня обеспокоенным взглядом, но следом не пошел. — Корвус, — звала я, слушая эхо собственного голоса в пустоте нашей с ней связи. Я чувствовала ее жизненную силу. Она ранена. Слаба. Но жива. И находится неизвестно где. Вероятнее всего без сознания. Может поэтому мне не удавалось ее найти. — Найдите ее, — дала я четкую, излишне резкую команду, от которой у каждой гончей наверняка пробежался ток по коже. Стая мгновенно бросила все, чем была занята, повинуясь приказу альфы. Несколько часов к ряду мы шерудили в темноте обыскивая поле боя. Горы еще не остывших трупов источали запах войны. Кровь, гарь, смерть. Угасающие искры энергий метались в воздухе с хлопьями оседающего пепла. Шансы найти ее по запаху были ничтожно малы. — Ищите, — теряя надежду чеканила я минимум в пятнадцатый раз, как вдруг ее сознание дрогнуло. Я замерла, всматриваясь во тьму, которую Корвус видела сквозь приоткрытые глаза. — Где ты? — спросила я, судорожно пытаясь выхватить подсказку о ее местонахождении. Пахло кровью. Ее собственной. Корвус была серьезно ранена и нуждалась в помощи. Ее ощущения глухой болью отзывались в моем собственном теле. Я чувствовала, как ее энергия едва справляется с тем, чтобы удержаться в сознании, ни о какой регенерации речи не шло. — Черт, где ты, Корвус?! — нетерпеливо и обеспокоенно рявкнула я. Сетчатку обожгло вспышкой яркого света. Кто-то зажег факел. Маленькое сырое помещение. Судя по углу зрения, Корвус была прикована к стене. — Твою мать, — ругнулась я сквозь зубы, понимая, что одна из моих гончих в плену. — Очнулась, — прозвучал до омерзения знакомый голос за мгновение до того, как не привыкшие к режущему свету глаза смогли разглядеть полы белого платья. Рык поднялся откуда-то из недр и пронесся по телу нарастающей вибрации ярости. — Уокер, — не своим голосом прорычала я, заметив, что ярость застилает глаза красной пеленой. Желтое свечение глаз Корвус сменилось моим красным, когда я нагло вторглась в ее ослабленное сознание, перехватывая контроль. Алые блики упали на складки белой ткани, когда Ребекка присела рядом, заглядывая мне в глаза. — Стефани, — с ледяной улыбкой на лице она приветственно кивнула, узнав меня в глазах гончей, — значит не врут легенды о том, что свора Войны связана единым разумом стаи. — В чем дело, Уокер? — съязвила я голосом Корвус. — До меня добраться зубов не хватит, решила в обход через моих гончих попробовать? Глаза Ребекки зло сверкнули в отсвете факела. Даже огонь не согрел ледяное нутро этой суки. — Досадно признавать, но так вышло, что прикончить трехголовую хтоническую тварь, которой оказалась мелкорослая перебежчица не такое уж простое дело. Но, как тебе известно, средствами достижения целей я не брезгую. В голосе Уокер была слышна кристально чистая угроза. Она достала узкий стальной кинжал из рукава и почти ласково прошлась кончиком острия по лицу Корвус. Меня передернуло. — Не смей прикасаться к ней, — мой голос стал ниже и вибрировал от сдерживаемой злобы, а кровавое пламя глаз ярче. Но, как бы не хотелось это признавать, мои угрозы не весили ровным счетом ничего. Я не могла найти Корвус. Не могла спасти ее. И сама она знала, что ее жизнь не перевесит ничего из того, что захочет получить Ребекка. Ядовитый смех серафима вонзился в мою голову. — Ты можешь спасти ее. Тебе всего лишь нужно вернуть то, что ты украла. Теперь была моя очередь смеяться. — Серьезно? Думаешь я бы так просто отдала тебе кристалл? Даже будь он у меня? А хотелка не порвется? — Мальбонте все равно не пережить боя с Шепфа, Стефани. Ты всегда умела выбирать сторону, на которой тебя меньше зацепит рикошетом. Так с чего вдруг такая деланная преданность? Я могу гарантировать, что несмотря на твои прошлые деяния, тебе сохранят жизнь. Если пойдешь на условия Небес, разумеется, — Ребекка выдержала долгую паузу, оценивая, действует ли приманка. — Ты сможешь уйти и волочить дальше свое существование, не подчиняясь ни одной из сторон. Со стороны ангелов обещаю — преследовать тебя не будут. Ты же этого хотела? Свободы? Я молчала, чувствуя, как гудит тишина вокруг меня. Все гончие стихли внимательно, отслеживая пульсацию моей энергии. Вмешиваться никто не решался, но напряженное молчание нагнетало. Все хотели знать, готова ли я отказаться от цели, ради члена стаи. — Я пришлю тебе кусок от одного из твоих бойцов, на котором я вертела все твои обещания, Уокер, — зло плюнула я. Энергия стаи, включая и саму беднягу Корвус, одобрительно завибрировала. Вот только меня это ничуть не радовало. Ведь я знала Уокер. И знала на что она готова пойти, чтобы получить то, что хочет. Глаза Ребекки метали искры по тесному сырому помещению. — Боюсь, мне придется настаивать, — со сдерживаемым гневом в голосе процедила она, поднимаясь на ноги. Одарив меня не по-ангельски жестким взглядом, Ребекка вышла из камеры. Сразу после нее вошел ангел с мешком, в котором устрашающе звякало что-то металлическое. Понимая, что будет происходить, я отгородила нас с Корвус от остальных. — Уходи, — прошептала она вслух, но адресовано это было мне. Я отрицательно покачала головой, понимая, что она не видит, но чувствует отказ. Я ничего не могла сделать для Корвус, но считала себя обязанной разделить с ней уготованную участь. Моим наказанием станет решение беспомощно наблюдать. А Корвус, возможно, будет легче справиться. Ну и надежда на то, что для гончей самой Великой Матери не смогли найти достойного мучителя, теплилась на задворках сознания. Но, дьявол, как же я ошибалась. Подручный Уокер педантично разложил содержимое мешка у ног гончей. Пока он возился со своим арсеналом, мы видели лишь светлую макушку и слабые крылья. По всей видимости, полеты ему давались с большим трудом, и он предпочел изучать другие науки. — Мне нравится, когда инструмент чистый, — пробормотал ангел вслух. — Серебро блестит, словно нимб Шепфа. Яркий свет отражает все вокруг, — он поднялся на ноги и с интересом взглянул в наши глаза, — до тех пор, пока грязная кровь преступников и предателей не окропляет священный металл. Корвус гордо встретилась с голубым свечением ангельских глаз. Мне хотелось плюнуть в его бесстрастное лицо, но я была заперта в голове гончей, без возможности взять контроль над телом, лишь над голосом. Все глубже в мозг въедалось осознание, что ангелы чертовы зомби Шепфа. Тупые марионетки, не видящие дальше носа. Неспособные сострадать, не заслуживающие хранить равновесие. — Хотя, грязь можно потерпеть во имя великих дел, — продолжил ангел с тенью злорадства в голосе. От приторного запаха нарциссов, что исходил от крылатого ублюдка, меня затошнило. Вонь притупляла рецепторы, раздражая инстинкты Корвус, ограниченные цепями. Дверь открылась и в камеру вернулась Ребекка. Белое платье сменилось на светлый брючный костюм, скроенный в обтяжку. Ее руки скрывали иронично белоснежные перчатки — совершенно не тот аксессуар, что ожидаешь увидеть на руках кровожадной беспринципной падали. Она приблизилась к Корвус и вытянула раскрытую ладонь. — Нужно что-то острое и маленькое, Клермонт. — Думаю, этот резец вполне подойдет, — он нагнулся и подал Уокер тонкий серебряный инструмент, напоминающий уменьшенный кинжал. — Благодарю. Она приблизилась лицом к лицу к Корвус и старательно вгляделась в ее глаза. — Ты все еще здесь, Стефани? — Она ушла, — опередила меня Корвус. — Здесь только я. — Какая жалость. Крошка Стефани вновь дала деру, стоило встретиться с ответственностью за кого-то другого? Если нынче вселенная порождает таких церберов для исполнения пророчества, бояться нам нечего. Хотя, если ты будешь достаточно громко кричать, она услышит. Моя ярость диким зверем металась в клетке из собственной плоти, требуя крови Уокер. В этот момент я отчаянно пожалела о том, что отпустила Вики. У меня не было уверенности в том, что жизнь дочери что-то стоит для суки-серафима, но хотелось верить в то, что, рискуя ее жизнью, Ребекка была бы осторожнее в угрозах. Но сейчас ничего ее не ограничивало. И это было плохо для Корвус. — Молчишь? Ничего, — холодная улыбка и блеск в глазах не обещали ничего хорошего, — я развяжу твои голосовые связки. В следующий миг рука Уокер взметнулась вверх и с хирургической точностью полоснула по лицу Корвус. От неожиданности гончая вскрикнула. Тонкое острое лезвие повредило правый глаз. Брызнула кровь, заливая лицо. — Стефани, — пропела ангельская стерва, — я знаю, что ты подглядываешь. Свободной рукой Уокер обхватила лицо Корвус и вынудила гончую посмотреть на нее уцелевшим глазом. Боль выжигала наши глазницы, ненависть кипела в груди. — Выйди на мой зов, жалкая трусливая тварь, — процедила Уокер, — и, может быть, я оставлю ей второй глаз. — Здесь только мы с тобой, сумасшедшая стерва, — ухмыльнулась Корвус, игнорируя боль и отчаянно взывая к регенерации. Уокер закатила глаза. Я чувствовала ее злость, накопленную за все время, и совершенно точно знала, что одним ударом все не закончится. Она нервно повела плечами и скользнула инструментом вдоль шеи гончей вниз — к животу. Обвела границы брюшной полости, будто вырисовывала карту внутренних органов, и оскалилась. — Я вспорю брюхо твоей шавке, Стефани. Вытащу все ее внутренности и запихну в горло. Заставлю ее выть от боли так громко, что каждая псина из твоей стаи ощутит эти страдания. Начну с когтей, — она вытянула испачканную в крови Корвус руку и Клермонт подал ей щипцы, — уж очень они у вас острые. Корвус заерзала, пытаясь освободить руки, но цепи были беспристрастны. Крепко схватив за мизинец, Ребекка сжала край ногтя новым инструментом пыток, отбросившими серебряный блик на лицо. — Ты все еще можешь остановить меня, Стефани. Пока я не вошла в кураж. Голос Уокер вызывал во мне дрожь, сравнимую с девятибалльным землетрясением. От подробностей, в которых я представляла то, что сделала бы с ней в этот момент самой становилось дурно. Я молчала. И приказала молчать Корвус, в надежде на то, что Ребекка сочтет бессмысленным это показательное выступление, если не сможет получить то, что хочет. — Жаль, — наигранно обронила Уокер, поджав нижнюю губу и сжала щипцы. С влажным хрустом Корвус лишилась ногтя вместе с фалангой. Воздух разорвался на ошметки от крика гончей. Изящными движениями, будто не пытает пленницу, а подрезает розы в Эдемском саду, Уокер наслаждалась экзекуцией, откусывая волчице фалангу за фалангой. Я с трудом оставалась в сознании Корвус — настолько ей было больно. Каждый щелчок щипцов отзывался вспышкой в голове. Боль обжигала руки, задевала нервные окончания и вызывала щенячью дрожь по всему телу. Меня трясло вместе с ней. Корвус держалась до последних когтей. Она стойко вынесла потерю каждого. Чего нельзя было сказать обо мне. Я упала на колени, увязнув в жиже из грязи и крови, и едва ли сохраняла здравомыслие. — Стефаниии, — почти ласково пропела Уокер, обтирая инструмент о белоснежное полотенце, — я всё ещё верю, что ты можешь быть смелой девочкой. — Её здесь нет, сумасшедшая, — сдавленным голосом отозвалась Корвус. — Возьми пример с моей дочери, Стефани, — отозвалась Уокер, игнорируя Корвус, — наберись смелости и прими мои условия. Поступи правильно и сохранишь свою жалкую жизнь. Корвус прорычала сквозь зубы. Выпустив клыки, гончая схватила серафима за плечо. Теперь я знала какова на вкус старшая Уокер и до конца дней буду жаждать ее плоти. Ребекка отпрянула, вскрикнув от боли и наотмашь ударила Корвус по лицу. Гончая злорадно рассмеялась. Я чувствовала, как она радуется тому, что смогла хотя бы отхватить кусок от этой дряни. Зная, что ее ждет, это служило, хоть и слабым, но утешением. — Жаль, что всю эту мразь в свое время не вырезали, — выругалась Ребекка, перетягивая рану куском оторванной с рукава ткани. — Что ж, значит я смогу развлечься, как следует. Снова сжав щипцы в кулаке, другой рукой Ребекка схватила Корвус за лицо, больно сжимая челюстной сустав. Гончая сопротивлялась, но все же открыла рот. Тогда серафим одним отточенным движением вырвала ей верхний клык, а окровавленные щипцы с размаху воткнула в поврежденный глаз. Корвус взвыла. Громко и отчаянно. И от ее крика по коже пронесся табун огромных муравьев. Мышцы сковало от ее боли, которая вонзалась в мой мозг раскаленными шурупами. Хотелось кричать вместе с ней. Хотелось убивать все, что попадется под руку, лишь бы прекратить это. Когда Корвус слегка стихла, Ребекка снова присела на корточки, напротив нее и, взяв пригоршню испачканных в крови светлых волос заставила запрокинуть голову, всматриваясь в затуманенный от боли глаз. — Надеюсь ты не потеряешь сознание, — почти мурлыкала серафим, — У меня еще много игрушек для тебя и твоей альфы. Как думаешь, как долго она сможет терпеть твои страдания? Искренне надеюсь, что ей хватит мужества отдать то, что мне нужно и подарить тебе возможность умереть быстро и безболезненно. Корвус попыталась улыбнуться сквозь боль и смачно плюнула Уокер в лицо. Я восхищалась стойкостью Корвус, хотя до этого никогда не считала ее сильным звеном стаи. Рядовая гончая. Хамоватая, дерзкая, любящая раж охоты. Но в тот момент я увидела ее абсолютно с другой стороны. И от этого еще больше ненавидела себя за неспособность ей помочь. Кровавая слюна заставила Уокер поморщиться, но не отпрянуть. Плотоядно улыбнувшись, она вновь схватилась за рукоять щипцов и вкрутила их глубже в глазницу. Влажный чвякающий звук перекрыл новый крик Корвус. Она теряла силы и уже не могла так стоически сдерживаться и скрывать свои страдания. И я это отчетливо чувствовала. Хотелось отгородить ее. Отключить от собственного тела, но я могла лишь забрать часть ее боли, что лишь оттянуло бы неизбежное. — Нужно было убить твою шлюху-дочь, когда была такая возможность и выслать тебе ее ошметки, — прорычала я, старательно выстраивая вокруг сознания Корвус стеклянную стену. Я отчаянно надеялась отключить ее. — Может и стоило, — с пугающим равнодушием выдала Уокер, продолжая крутить щипцы, затем резко выдернула вместе с тем, что осталось от глаза. Горячее месиво из крови и глазного сока хлынуло по лицу с новой силой. — Я клянусь тебе, она не переживет следующей встречи со мной. — Неужели? Расскажи, что ты сделаешь с ней. Может быть, какие-то из твоих грязных мыслишек я отработаю на этой бедной дворняжке. Широко улыбнувшись, Ребекка протянула окровавленную руку своему прихвостню. — Клермонт, мне нужно что-то, что положительно влияет на слух. Стефани, кажется, не расслышала моих требований. Ангел протянул ей очередной инструмент. Выпрямившись, Ребекка подошла к факелу и сунула его в объятия пламени. Металл быстро вбирал жар, раскаляясь добела. Я наблюдала за этим, уцелевшим глазом Корвус. Изощренная, больная фантазия Уокер говорила о том, что она пытает кого-то далеко не впервые. Она однозначно пребывала в немой ярости, потому что знала, что жизнь Корвус не стоит победы демонов в этой войне. И хотела, чтобы я прочувствовала эту ярость во всех оттенках. Когда новое орудие пыток раскалилось, Уокер взяла его чистыми щипцами, и перевела на меня взгляд. Во взгляде раненой гончей она искала именно меня. — Я повторюсь, — начала Ребекка, медленно приближаясь, — я хочу, чтобы ты вернула сердце Тьмы, которое нагло украла, предав тех, кто прятал тебя от Мальбонте. Уокер говорила медленно. Растягивая слова. Растягивая ожидание новой порции боли. Корвус требовала уходить, но я знала, что это не тот случай, в котором ее просто убьют и упрямо продолжала возводить барьеры, чтобы перенаправить на себя часть ее мучений. Адская злость выжигала изнутри за то, что в свое время я не уделила должного времени тренировкам ментальных способностей альфы. Это было моей обязанностью. Защита и контроль стаи. Во всех смыслах. — Я больше тебе скажу, Уокер, все было подстроено с самого начала. С той минуты, как я ступила на территорию академии. Мне нужен был только его высочество перебежчик. Поэтому пришлось втереться в доверие. Кристалл с самого начала был нашим. Ребекка хмыкнула, скрывая тень разочарования, что легла на лицо, острее очертив сжатую челюсть. Не церемонясь на этот раз, чертова сука воткнула раскаленную железку в ухо Корвус. Даже ее вопли не заглушили шипение плоти под раскаленным металлом. Разум гончей угасал, уступая место ее внутреннему зверю, запертому в изувеченном теле, отчаявшемуся выжить. Взгляд застилали вспышки ослепляющей боли. Пытаться отгородить Корвус становилось все сложнее. А Ребекка теряла терпение. Она вынула остывший инструмент из плоти Корвус, которая прикипела к металлу и теперь вырывалась ошметками, и швырнула на каменный пол. — Я могла бы пытать тебя бесконечно, — вдруг она обратилась к Корвус напрямую. Я могла бы выколоть тебе второй глаз и дробить кости одну за другой, пока твоя трусливая сучка лицемерно страдает рядом, во тьме. О, я бы сделала эти ощущения максимально яркими, — Уокер почти соблазнительно, с непередаваемым удовольствием принялась перечислять, — Я бы вскрыла тебе грудину, выламывая ребра, и сжимала бы твое несчастное сердечко в кулаке, пока оно не должно было бы остановиться, и отпускала. Я бы вогнала по раскаленной игле в каждый пучок нервов, наслаждаясь тем, как ты исходишься от боли. А в момент, когда ты уже почти отправилась бы в Небытие, я бы скормила тебе одного из ваших же пленников, — Корвус излишне резко подняла голову, чтобы посмотреть в лицо серафима, от чего в виски вонзилась острая ослепляющая боль, — Я дала бы тебе достаточно, чтобы регенерировать, но недостаточно, чтобы трансформироваться. И все началось бы сначала. От улыбки Уокер мороз прошел по телу. Я чувствовала, как Корвус начала терять рассудок, представляя все перечисленное ангелом. Ангелом, черт меня раздери?! Еще никогда я не сталкивалась с кем-то, кто с таким удовольствием описывал бы истязания. Да, в Аду и в Чистилище мне приходилось сталкиваться со многим, но еще никогда я не была так уверена в том, что истинное вселенское зло носит гребаные белые перчатки. — Но в тебе и впрямь нет никакого смысла, — с тенью грусти в голосе, Ребекка почти с материнской нежностью погладила Корвус по волосам, а через секунду вскрыла ей горло. От неожиданности гончая собиралась вскрикнуть, но голос застрял в районе раны, вырываясь с хрипом и бульканьем. Я истерично металась в разуме Корвус, на мгновение потеряв контроль над барьером, что, разумеется, не осталось незамеченным. Да и плевать. Я отчаянно искала возможность дать ей регенерировать. Но было поздно. Меньше, чем через минуту, меня вышвырнуло из ее сознания, оставив лишь боль сжимающихся тисков. Не физическая боль. Ментальная. Но несравнимая ни с чем иным. Боль от потери члена стаи могла сравниться лишь с давлением океана на глубине пары десятков километров. Я нашла себя все в той же жиже. Лицо было мокрым от слез, когти вгрызались в раскисшую почву, лишь усиливая желание вогнать их в ангельскую плоть. Корвус не была мне ни близким другом, ни даже приятелем, но то, как именно она погибла, разбудило во мне нечто поистине черное. Барьеры рухнули, когда я закричала. И с этим первородным криком рвалась наружу вся ненависть, на которую я еще была способна. Шквалистый ветер швырял трупы падших в бою из стороны в сторону. Стая силилась приблизиться. Не без труда. Первым подоспел Кларенс и в этот момент я узнала о его способности. Он положил ладони мне на виски и голову пронзила леденящая душу тишина. Я как будто ослепла, оглохла и лишилась контроля над телом одновременно. Ветер почти мгновенно стих, но пьянящая слабость еще слегка гудела в голове даже когда Кларенс отпустил меня. К этому моменту уже подоспели Ноа и Энзо. Ноа перекинул меня через плечо, как тряпичную куклу и направился обратно в сторону города, где благополучно продержал меня в холодном пустом зале пока я не пришла в себя. Если это можно было так назвать. Сначала я некоторое время просто бродила из угла в угол, не находя себе места. Ноа просто молча наблюдал. Но вскоре мной овладело бессилие. Словно я оставила кусок души там, на залитом кровью полу. Я сползла по колонне на пол и уронила голову на колени. От отсутствия реальной физической боли никак не становилось легче принять, что Корвус погибла в муках. И я прекрасно осознавала, что на войне это неизбежно. Демоны гибли ежедневно. Десятками. Сотнями. И их место занимали другие. Гибли и гончие. Но я чувствовала за собой гораздо более глубокую ответственность перед первым составом стаи. Я не принуждала их. Они выбрали меня. И я их подвела. Как минимум, чертовски подвела Корвус. Я не плакала. Но внутри меня что-то рушилось. Ноа вдруг решил, что наигрался в неподвижного стража входной двери и приблизился с тяжелым вздохом усталости. Крепкий скуластый волк молча сел рядом, не докучая к хренам никому не нужной философией о том, что наша цель требует платы. И хорошо. Ведь мог оказаться нашпигованным всем, что попадется под руку. Но я чувствовала, что подошел он не за тем, чтобы утешить меня. Я была закрыта от стаи, а значит, то, что он хотел сказать не будет услышано никем, кроме меня. — Тебе стоит быть осторожной с Нурай, — начал Ноа без прелюдий. Я повернула голову в немом вопросе. — Еще во владениях Войны она хотела занять место альфы. Но Великая Матерь выбрала Кларенса. Она была в ярости, но не осмелилась возразить. И поводов подсидеть его она не находила очень долго. — Дай угадаю, теперь она подсиживает меня, а поводов хоть отбавляй? Взгляд Ноа потемнел словно он был крайне обеспокоен происходящим, а я вела себя почти беспечно, а значит была легкой целью. Как бы не так. Даже в раздрае я заставлю любого заглотнуть собственную кишку. — Она видела, как ты спасла ангела. И тут меня осенило. — Дьявол, — прошипела я сквозь зубы. Моя и без того дрянная репутация среди демонов и так каждый день скользила по лезвию бритвы. Несложно будет подать новость о том, как я спасла ангела, но беспомощно наблюдала как пытают члена моей стаи под нужным соусом. И все. Даже снисхождение Мальбонте может не спасти меня. Положение было хрупким. Построенным лишь на страхе перед Малем и тремя наборами острейших зубов. Но война — это стратегия. — Почему ты решил предостеречь меня? Ноя задумчиво пожал широкими плечами. — С одной стороны ты — это полтора метра сплошных нескончаемых проблем для этого мира. Ведь сам факт твоего рождения стал причиной многому из того, что происходит. — Ты просто божество утешений. Мотивационные тренинги не думал вести? — фыркнула я, тихо признавая правду. — Но ты по крайней мере борешься за справедливость. Я вижу это, когда ты забываешь закрыться. Когда ты вспоминаешь о Максе, например, смог рассеивается и становится видно кто ты без своего панциря наглой язвы и вестницы смерти. А Нурай верна лишь своим амбициям. Она слепа, как щенок, хотя чертовски умна. Умна и беспощадна. А это опасная смесь. Остерегайся ее снисходительности. Она обманчива. — Разве могу я сейчас мечтать о большем, чем потенциальная революция внутри собственной стаи, — устало съязвила я, пнув камешек под ногами. — Не переживай. У тебя есть голоса гвардии. Ноа ободряюще подмигнул мне и, легонько толкнул плечом. — Тебе лучше? Я прислушалась к ощущениям. Раны, полученные в бою, затягивались, хотя и дольше, чем хотелось бы, а значит, пришла пора задуматься б охоте. Эхо от способностей Кларенса улеглось, оставив после себя уголок звенящей тишины на задворках разума, как будто «на всякий случай». Тело, как будто помнило каждое ранение, нанесенное Корвус, но боли не было. Что скребло по стенкам черепа раздражающим диссонансом. — Черт, мне нужно выпить, — ругнулась я, поднявшись на ноги, направилась туда, где шансы встрять были высоки, как никогда.