Крутое пике в затопленные улицы

Память возвращалась к Паучку медленно и натужно, рваными ошметками и несвязными фрагментами. Ослепительными вспышками посреди густой, страшной тьмы забытья. Предположение Старка себя оправдало — отсутствие воздействия Гидры плюс постепенное восстановление суперспособностей позитивно влияло на воспоминания Питера. За две недели тщательного наблюдения ни разу не случилось того, чего все они так боялись и чего боялся Питер в первую очередь — новых провалов в памяти и дезориентации во времени. Каждый божий день Паучок, как по будильнику, вскакивал в несусветную рань и тщательно, скрупулезно задавал самому себе вопросы из заранее подготовленной шпаргалки. Питер попросил ПЯТНИЦУ выводить текст на голографический экран напротив кровати и исправлять в том случае, если его ответ окажется неполным или странным. Насколько Уэйд мог судить — ответами ПЯТНИЦА была удовлетворена, потому что ни разу Питера не исправляла. Целеустремленность Паучка поразила говорящий компуктер в самую материнскую плату. Он был полон воодушевления и плохо скрываемой радости, потому что уже не чувствовал себя бестолковым и бесполезным пацаном, с которым все вынуждены возиться. Несмотря на то, что его постоянно убеждали, что это никому не в тягость и что задача восстановления его памяти — основная и это действительно важно, Питер упрямился. Как обычно. Уэйд с его ослиным упрямством был знаком очень хорошо. Старк тоже, поэтому за тем, как они цапались, несмотря на то, что Питер едва помнил, кто такой Железяка, было очень забавно наблюдать. Паучка смущала и раздражала собственная беспомощность. Он хотел все вспомнить и прекратить полагаться на то, что ему говорят знакомые-незнакомые люди, представлявшиеся его друзьями. Он собирался вернуть отобранную у него жизнь или, по крайней мере, максимально полно восстановить то, что удастся. Уэйд не спускал с него глаз и знал, что старания Питера постепенно вознаграждались. Он начинал задавать вопросы. Уэйд подметил, что он долго думал над формулировками, дабы не показаться Старку или Барнсу совсем уж глупым. Уточнял у Старка насчет своих способностей и того, когда они впервые встретились. Зашел, используя врученный ему планшет, на школьный сайт и пересмотрел все фотографии, безошибочно указав на своих прежних друзей — Неда и Мишель, — но так и не сказал, почему именно их он выбрал среди десятков старшеклассников. Дружбу с ними он пока что не вспомнил. Фотография тети Мэй, которую Старк ненавязчиво пронес в лабораторный бокс и поставил на прикроватный столик, Питера не впечатлила. Он ее не узнал, просто кивнул в ответ на информацию о том, что это его тетя и единственный родственник. Барнс авторитетно заявил, что это нормально, пускай восстановление его собственной памяти осуществлялось по другому сценарию. Он-то сразу вспомнил близких людей и Кэпа, вспомнил то, что творил, будучи агентом Гидры. Вполне может быть, что на нем применяли одни способы подчинения, а на Питере — кардинально другие. Гидра же тоже не стояла на месте, развивалась, проходила всякие курсы для ублюдских террористических организаций и регулярно обновляла набор психологических издевательств. Паучок расстроился — тут и к гадалке ходить не нужно. Уэйд заметил, как горестно поджались его губы и как врезалась глубже в лоб морщинка меж бровей. Фотография тети будто смотрела на него с немым укором и разочарованием из-за бестолковости, поэтому Уэйд настоял на том, чтобы Старк унес снимок из бокса до лучших времен. Нечего давить на Паучка настолько сильно. Он и так почему-то чувствовал себя виноватым в своей же амнезии, хотя, на самом деле, в ней были виновны как раз Мстители и Дэдпул, а уж никак не он сам. Тем не менее, логичные доводы на Питера вообще не действовали. Старк, споря с ним, чуть не выдрал из шевелюры клок волос, но Паучок остался непреклонным. Победить его в соревновании на самое раздражающее и восхищающее упрямство вряд ли сумел бы хоть кто-то во всех изведанных Вселенных. — Дайте ему разобраться самому, — просто сказал Уэйд в один из вечеров-планерок на кухне Башни. — Паучок знает, что умен, поэтому не разрешает ездить себе по ушам и отбрыкивается от твоих увещеваний, Железяка. Он поймет, что и как, если вы ему это позволите, а не опять начнете душить заботой. Заботиться о нем надо было раньше, до его годового турне боли и пыток. С Уэйдом не все согласились, но признали, что звучало здравомысляще. Дэдпул и здравый смысл. Кроссовер, который все заслужили, ага. Питер достаточно легко принял то, что в мире существовали мутанты, чародеи, пришельцы, воскресшие трупы, роботы, оборотни, суперсолдаты и прочая херня, из-за которой Нью-Йорк и весь остальной мир регулярно лихорадило. Должно быть, знание об этом Гидре не удалось вытравить никак. Он с интересом отмечал то, как каждый день его тело крепло и набиралось сил, как просыпались загнанные гидромудаками фиг пойми куда паучьи способности. Однажды утром Уэйд обнаружил его, прилипшего к потолку и свалившегося потом на кровать с восторженным, полузадушенным смешком и сам не удержался от улыбки. Питер вспомнил, что был Человеком-Пауком, но с очень большим трудом воссоздавал в памяти фрагменты того, что именно делало его им. Уэйд подсказал ему, что в их современном мире интернет все помнит гораздо лучше любого супер-пупер мозга, поэтому нашел для Паучка ролики на ютубе с миллионами просмотров, какие и сам в свое время затирал до дыр, пока не познакомился с героем своих розовых фантазий лично. Просмотрев их, Питер изумился. Даже больше — в его глазах загорелся тот самый огонек, который был хорошо знаком Уэйду. Огонек, который выделял маленькую сине-красную паучью жопку среди всех остальных супергероев и делал его таким крутым и очаровательным. Питер не только чувствовал огромнейшую ответственность из-за того, на что был способен, но и открыто кайфовал от того, что мог принести кому-то пользу. Что мог запросто взять и спасти тысячи простых людей от смертельной опасности. Что должен был грамотно распорядиться полученной силой и помочь всем тем, на кого обычно никто не обращал внимания. Желание вернуться в строй побыстрее пылало в нем таким сильным пламенем, что Уэйд даже на расстоянии, сквозь стеклянную стенку бокса, ощущал эту сумасшедшую энергию. Паучок медленно, но верно приходил в норму. Уэйд радовался скромно и про себя, не собираясь пугать Питера странными порывами. Да, между ними происходило что-то уже который день, но Уэйд всякий раз останавливался, когда наступал очередной подходящий момент. Когда рядом никого не было, они оставались вдвоем, пространство между ними электризовалось, а карие глаза Питера смотрели на него тепло и пронзительно одновременно. Смотрели так, будто Уэйд пока что был единственным настоящим человеком из всех, какие Питеру встретились после пробуждения. Будто вот этот убогий старпер-наемник значил для Паучка так много всего, что… Уэйд не уставал напоминать самому себе, что как только Питер придет в себя, это странное что-то испарится без следа, а на место вернется их привычная дружба с плэй стэйшн, периодическими патрулями и беседами ни о чем и обо всем на крышах ночного города. Поэтому лучше бы ему не расслабляться, держать ухо востро и не позволять собственным чувствам заходить дальше положенного. Он когда-то давно решил, что Питер о его влюбленности не узнает. Он от своего решения отказываться не собирался. Логан, которому Уэйд за неимением других друзей докладывал о том, как проходит реабилитация Паучка, почему-то настаивал на том, чтобы он прекратил ломать комедию и признался тому во всем. Уэйд парировал тем, что признаваться потерявшему память в любви было приблизительно на том же уровне пиздецовости, как и признаваться кому-то, будучи смертельно больным. Логан по-логановски логично утверждал, что ничего хуже уже не случится, а Уэйд наконец-то закроет мучительный вопрос. Уэйд по-уэйдовски саркастично советовал Логану приложить к перегревшейся голове капустный компресс. После ютуба Паучок решил наведаться в твиттер, а Уэйд не успел его остановить прежде, чем он нашел посты о годовщине гибели Человека-Паука. Сотни постов с горькими и грустными словами сожаления. Истории очевидцев, пересказывавшие, насколько Человек-Паук был крутым и храбрым. Комментарии от тех, кого он спас лично. Лицо Питера сделалось очень странным. Он в общих чертах уже знал, что с ним случилось, но не был в курсе того, что его считали погибшим не только друзья и тетя, но и весь остальной мир. Уэйд сидел возле него, звенящий от напряжения и готовый в любую секунду выхватить из его рук планшет, если для Паучка всей этой скорби станет слишком много. Тот читал посты медленно и вдумчиво, крутил комментарии, открывал сэлфи и рассматривал собственные фотографии. Должно быть, он не понимал, что чувствовать, раз весь мир считал, что он год как мертв. — Ты в порядке, малыш? Питер вскинул взгляд и стеснительно улыбнулся — Уэйду ужасно нравилась его реакция на это прозвище. Старый Паучок долго ему сопротивлялся, пока не смирился и не позволил великодушно себя так величать. Дэдпула все равно не переубедить никакими аргументами, хрен с ним, проще игнорировать. Новый Паучок, казалось, не был против того, чтобы его называли малышом. В этом ничего такого не было, просто незначительный факт, но на сердце Уэйда потеплело. — Я думаю, что в порядке. Если читать про свою смерть считается чем-то, не выходящим за рамки порядка, — хмыкнул Питер, мазнув пальцем по экрану планшета. Твиттер закрылся, с рабочего стола на них смотрело фото щенка корги. — У меня и могила где-то есть? — Да. Железяка и твоя тетя долго выбирали для тебя место, потому что хотели, чтобы ты был повыше, знаешь, — комок камнем скрутился в горле, несмотря на то, что живой и дышащий Паучок сидел рядом с ним. — Как ты любил. — Прости, — Питер обеспокоенно подался ближе и коснулся пальцами чужого предплечья. Тело Уэйда прострелило электричеством. — Тебе неприятно вспоминать об этом? Какой, черт побери, странный этот пацан. Парится из-за чувств стремного чувака в маске, хотя сам буквально вчера воскрес из мертвых и нихрена не помнил. — Я похоронил тебя, малыш. Это… знаешь, это не то, о чем я хотел бы говорить хоть когда-нибудь. Питер взволнованно заерзал на месте, но касаться Уэйда не перестал. От его ладони по всей руке расходилось обжигающее тепло, согревая ноющее от любви сердце. Захотелось прижать Паучка к себе поближе, усадить на колени и обнять так крепко, насколько он бы позволил. Голос в голове настойчиво вопил, умоляя сделать это сию же секунду. Уэйд, конечно же, не стал так поступать и приказал голосу заткнуться и сгинуть нахрен. Он даже не сомневался, что Паучка всего распирало спросить о чем-то, что связано с ними двумя, но он тоже почему-то сдерживался. С Уэйдом вся его прямолинейность и ирония превращались в осторожность девяностого уровня. Он подсознательно чувствовал, что может неаккуратным вопросом узнать что-то, о чем, возможно, не хотел бы ничего слышать. Или возьмет и приоткроет завесу некой тайны, какая нарушит дружеские отношения между ним и болтливым чувачком, которого помнил лучше всех в этом старом-новом для него мире. Этот разговор, как и многие другие, закончился на неловкой ноте — Уэйд вскочил и заявил, что ему нужно срочно отлить, потому что моча уже в горле плещется. А когда вернулся, Питер упомянул о Германии и разговор закрутился совсем в другом направлении. Тайна осталась неприкосновенной. Все было хорошо. Точнее, все могло бы быть хорошо, если бы не плохие сны. Питер не жаловался и не упоминал о них, но Уэйд, днюя и ночуя возле лабораторного бокса, все отлично видел. Скорее всего, именно поэтому Питер до сих пор не соглашался на предложение Старка переехать из лабораторий в обычную комнату. Непрозрачные стенки бокса его каким-то странным образом успокаивали, а потом он звал ПЯТНИЦУ и они могли пару часов болтать ни о чем, пока Паучка опять не клонило в сон. Питер не догадывался, что Уэйд постоянно наблюдал за ним, сидя по ту сторону, а Уэйд ни разу не выдал себя и не нарушил невидимых границ, какие сам придумал. Он помнил, как раньше Паучка раздражала и выводила из себя чрезмерная, душная опека, поэтому держался в сторонке до тех пор, пока приходящие к Питеру сны не превратятся в невыносимый кошмар. С кошмарами бороться сложнее. Уэйд знал это, исходя из собственного опыта. Тут ехидно говорящий компьютер точно не помощник.

* * *

Ночь была отличной, пускай и трындец какой холодной. Уэйду в лаборатории не спалось вообще никак — раскладушка давила в бока, жужжащая старковская херня громко жужжала над ухом, под одеялом было жарко, а без него становилось как-то не так. В конце концов, Уэйд перестал бороться с самим собой — встал, бросил на мирно сопящего Паучка долгий взгляд и вышел вон за дверь. Поднялся в лифте на крышу, отбрехался от ПЯТНИЦЫ, которая настойчиво пыталась узнать, что мистеру Уилсону не так и не нужно ли что-нибудь еще. Черт побери, о нем даже родная мать в детстве так не пеклась, как этот компешник. Наверху ветра не было, но холод чувствовался оголенной кожей лица все равно. При Питере он маску не снимал, боялся, что испугает, а вот наедине с самим собой мог немного расслабиться. Ночной Нью-Йорк подмигивал огнями и мерно шумел где-то вдалеке. Телефон, торчащий в кармане на бедре, без конца вибрировал, реагируя на сообщения от тех, кому хотелось воспользоваться услугами Дэдпула, но Уэйд никак не смог бы сосредоточиться на заказах, пока не будет уверен в том, что с Паучком все в порядке. Денег у него и так вагон и маленькая тележка, репутация самого опасного наемника никоим образом не пошатнется из-за того, что он месяцок-другой попинает балду. Дэдпул ушел в тень и великодушно давал возможность разжиться баблишком тем придуркам, которые торчали в баре Уизела каждый божий день в ожидании какого-нибудь крохотного заказика. Самая важная задача сейчас — поставить Человека-Паука на ноги. Все остальное подождет. Минут тридцать и пару язвительных сообщений на полумертвом форуме по спайдипулам (да, местные верующие были уверены, что Паучок рано или поздно воскреснет — и оказались правы) спустя Уэйд вернулся в лабораторию и напрягся, интуитивно почувствовав изменения. Что-то было не так. Питер бродил вокруг кровати, нервно передергивал плечами и едва не споткнулся, зацепившись за свою же ногу. Он не говорил с ПЯТНИЦЕЙ, но косился на лежащие неподалеку веб-шутеры. Просто смотрел, не трогал. Темные испуганные глазища заняли половину его лица, Питер кусал губы и выглядел так, будто боялся всего сразу. Будто вот-вот потеряет сознание и свалится на пол из-за страха. Уэйд не собирался ждать, когда это случится. Что могло нагнать на него такой жути? — Малыш, что не так? — он открыл дверь бокса и остановился на пороге, не планируя пугать Паучка своим внезапным появлением. Питер затравленно посмотрел на него, сделал пару шагов в направлении Уэйда, а потом неуверенно остановился. Глаза бегали из стороны в сторону. Зубы впились в губу так, что, того гляди, скоро Паучок прокусит ее насквозь. Он был смертельно напуган. Пальцы, дрожа, вцепились в шов штанов, но его тело все равно трясло от ужаса. — Ты помнишь меня? — выдохнув, громко спросил Уэйд, выдергивая Питера из оцепенения. — Да. У-уэйд, — заикаясь, ответил тот. — Верно. Что произошло? — У мистера Паркера паническая атака, мистер Уилсон, — вклинилась в разговор вездесущая ПЯТНИЦА, подумав, видимо, что вопрос предназначался ей. Питер дернулся в сторону, не ожидая услышать холодный голос искусственного интеллекта. — Я это и без тебя понял, ПОНЕДЕЛЬНИК, — ворчливо отозвался Уэйд. — Будь добра, пока что помолчи в тряпочку. ПЯТНИЦА ничего не ответила. То ли решила мгновенно выполнить просьбу, то ли обиделась на то, что Уэйд назвал ее другим именем. Нужно будет потом перед ней извиниться и задушить в объятиях сервера в глубинах Башни. Но сперва необходимо разобраться с Паучком. — Кошмар приснился? — сделал попытку достучаться до Питера Уэйд, уже составив в голове примерный план того, как он поступит. В ответ он получил неуверенный кивок. Кошмар, значит. Хреново, но вполне поправимо. — Ты сможешь одеться, Питти? — Уэйд махнул рукой в сторону аккуратно сложенной на стуле одежды. — Я захвачу для тебя куртку и отпрошу у строгого папашки. — Мы куда-то пойдем? — дребезжащим голосом пробормотал Паучок, но все равно безропотно потянулся рукой к одежде. Уэйд поспешно отвернулся, дабы его не смущать, хотя мерзкий голос в голове завопил, чтобы он рассмотрел всего Паучка в деталях — когда еще такой шанс им представится, а? — Немного развеемся. Погодка на улице просто идеальная для ночного рандеву! Полуночник Старк, ковырявшийся в каком-то из своих костюмов в мастерской, спокойно отпустил Питера под Уэйдову ответственность, но все равно уточнил, знает ли тот, что делает. Уэйд не то, чтобы знал — инстинктивно чувствовал, что от прогулки Паучку хуже точно не станет. От пары-тройки вкусных тако — уж тем более. Тако вообще лучшее средство против ночных кошмаров! Спустя двадцать минут они оба покинули Башню через черный ход, перешли дорогу и направились вдоль улицы закрытых магазинов. Электронное табло, нависшее над вывеской парикмахерской, показывало два тридцать — вокруг царила глубокая ночь, но Нью-Йорк это все равно волновало мало. Этот город не успокаивался никогда. Быть может, именно в этом и заключалось его очарование. Уэйд бы точно не задержался надолго в местечке, где было бы тихо настолько, что получалось бы слышать исключительно собственные мысли. Он бы тогда свихнулся еще больше, чем успел свихнуться до этого. Паучок шел рядышком, старательно упакованный Уэйдом в теплую куртку. Лицо он спрятал в капюшоне и под козырьком бейсболки, несмотря на то, что прятаться было особо не от кого — ни одного прохожего они пока не встретили. Он все еще был напряжен, но зато от смертельного, безысходного страха, исказившего его лицо, не осталось и следа. Уэйд оказался прав — полуночная прогулка за тако волшебным образом справлялась со всеми ночными кошмарами. Когда его самого одолевали воспоминания об Оружии Икс, он брал и шел хрен пойми куда до тех пор, пока в боку начинало колоть от бесконечной ходьбы, а мудаки-голоса переставали визжать, назло припоминая самые стремные части приснившегося ублюдского сна. Они не разговаривали, но пока что этого и не требовалось — Питер потихоньку приходил в себя, с интересом глядя по сторонам, а Уэйд просто наслаждался его присутствием рядом. А в какой-то момент сердце екнуло и застучало прямиком в горле — Паучок будто бы невзначай зацепил его руку своей. Уэйд бросил на него осторожный взгляд и едва не дернулся от неожиданности — встретился глазами с внимательными чужими. Паучок наконец-то одержал победу над страхами и вернулся окончательно — его взгляд больше не был мутным и пустым. Он постарался улыбнуться, показывая этим, что Уэйд мог не волноваться. Хотя, конечно, не волноваться о Питере никак не получилось бы. — Ты как, малыш? — Уже лучше. Спасибо, Уэйд. — Сейчас мы съедим парочку тако и все вообще как рукой снимет! Питер весело хмыкнул, но не стал спорить. Еще бы, такотерапию следует сперва испытать на себе, чтобы выразить объективно положительное мнение! Естественно, в половине третьего было сложно наткнуться на работающую палатку с мексиканской едой — Уэйд это учел, но все равно шепотом извинился перед золотыми руками дедули Веласкеса, покупая приготовленные тако в круглосуточном супермаркете. Настоящими тако эти бездушные штукенции не являлись абсолютно, но на безрыбье и рак — рыба. Питер держался позади, за спиной Уэйда, чтобы ни с кем случайно не встретиться взглядом. Когда они рассчитывались на кассе, он вцепился пальцами в карман Уэйдовой толстовки, будто боялся потеряться, хотя толпы в маркете не было от слова совсем — полтретьего ночи, в самом-то деле. Но Уэйд, собственно, не против того, чтобы Питер держался за его толстовку до конца этой ночи и всей жизни. Увы, никакая еда на крыше им не светила — Паучок в раздрае чувств и суперсил, а у Уэйда вряд ли получилось бы красиво и изящно поднять их обоих при помощи набора юного альпиниста или присосок, какие иногда использовал. Но он все равно придумал, куда можно было бы пойти, чтобы не заморозить Питера на этой холодрыге до самых костей. Одна из его явочных квартир встретила их тишиной, покоем и спертым воздухом — уезжая в Европу, Уэйд отвалил кучу бабла хозяйке этой халупы, чтобы она даже не задавалась вопросом, куда он уехал и когда вернется. Квартира была маленькой, уютной и относительно чистой — Уэйд снял ее однажды в порыве чувств и собирался как-то привести Паучка сюда на первое свидание, потому что она была лучшей из всех остальных его жилищ, а Питер заслуживал только самого лучшего. Ха-ха-ха. Смешно, просто охуеть как смешно, что он действительно когда-то считал это осуществимым. И, кажется, у него тут завалялось кое-что, что он припас для того самого свидания. Питер доверчиво шел за ним туда, куда Уэйд его тянул и особо не задавал вопросов. Судя по всему, его сильно приложило той страшной приснившейся херней и он пока что предпочел доверить себя знакомому чувачку в маске, нежели думать самостоятельно. Свет Уэйд включать не собирался. Полной луны, заглядывавшей прямо в окно на кухне вполне хватало, чтобы ориентироваться среди скудного набора мебели. Он сдернул шуршащий чехол с дивана и приказал Питеру устраивать свою попку туда, где будет удобно. Тот фыркнул, но подчинился. Уэйд услышал, как вжикнула молния куртки, что-то прошуршало, а затем скрипнули пружины старого дивана. Электричество, слава богам, имелось, поэтому Уэйд быстренько сунул тако в микроволновку и заглянул в кладовку — кажется, ту штуку он спрятал где-то здесь. Ага! — Уэйд? — обеспокоенно позвал Питер из гостиной. — Тебе помочь? — Все в порядке, малыш, — прокряхтел он, доставая из коробки проектор. — Одну секунду, порфавор. Передав тарелку с подогретыми тако Паучку, Уэйд наощупь отыскал ближайшую розетку, ткнул туда вилку и клацнул парой кнопок. На сайте, где он заказывал эту фиговину, говорилось про волшебное звездное небо на потолке собственного дома и ему подумалось, что Паучок, как все милые ботаны, придет в восторг от сияющих звезд, прыгающих по стенам. Оказалось, что в восторг пришел не только Питер, но и он сам. Золотистые и серебряные точки плавно двигались по кругу, периодически подмигивая и собираясь в блестящие скопления, и выглядело все просто охренительно, космически круто. И умиротворяюще, чего как раз этой ночью с кошмарами не хватало Паучку. Все же иногда ему в голову приходит не только хренотень, но и вполне неплохие идеи. — Это… Очень красиво, Уэйд. Спасибо, — выдохнул Питер, сидя справа от него. Уэйд не мог отчетливо увидеть выражение его лица, но по голосу услышал, что тот улыбался. В груди что-то щелкнуло и заполнилось невыносимой нежностью. Он приподнял маску до носа, пользуясь тем, что темнота квартиры прятала от Паучка его уродскую рожу. — Да, кгхм, получилось неплохо, — прочистив горло, произнес Уэйд, лишь бы заполнить паузу. — И тако вполне съедобные, — неловко добавил, хотя из-за вдруг накатившего волнения вообще не различал их вкуса, будто солому жевал. Почему это все так похоже на свидание, если это НЕ свидание? Он планировал просто позаботиться о Паучке, чтобы ему стало лучше, так почему же чужая острая коленка (откуда она тут взялась?!) упиралась в его бедро и это очень, очень, очень нехорошо, потому что… — Не хочешь поговорить о том, что тебе приснилось? — Уэйд Уилсон, эксперт по резкому переходу на неприятные темы для разговора, обращайтесь. Питер немного помолчал, а затем, вздохнув, ответил: — Не хочу. Но, наверное, нужно? — Я не мозгоправ, но как-то целый месяц круглосуточно смотрел подростковые ток-шоу и там приглашенные психологи постоянно талдычат о том, что нужно делиться с кем-то всем, что тебя беспокоит, — невпопад тараторя, выдал Уэйд. — Тебе вроде как должно стать легче. Питер негромко рассмеялся. Зашуршала упаковка — видимо, он отложил тако в сторону. — Мистер Старк говорил, что меня похитила Гидра. Верно? — Да. По сравнению с ними Волдеморт — неистовый человеколюб. — Вы так и не сказали мне, что они сделали со мной… — Никто не знает, что именно произошло там, малыш- — …но сон частично показал мне, что случилось, — все-таки договорил фразу Питер, слегка повысив голос. Уэйд сглотнул. Он не был уверен, что хотел прямо сейчас, в компании звезд из проектора и сносного тако слушать о том, как мучили Паучка. Он и так с трудом сдерживал полыхающую ярость внутри и терпеливо дожидался результатов расследования Кэпа, а не шел и не отрезал не особо нужные части тела у всех тех, кто мог быть так или иначе причастен к похищению Паучка. У Уэйда хватило бы ума и патронов обыскать весь долбаный Нью-Йорк сверху донизу и нащупать ниточку, какая привела бы его прямиком в гости к Гидре. Но Мстюны настойчиво просили отложить вендетту, хотели наказать ублюдков, не нарушая половины законов штата. — Я не мог пошевелиться, — негромко начал Питер. — Меня привязали к стулу. Кажется, я пытался вытащить руку, но веревка почти до кости разрезала запястье. Я сидел на стуле в пустой темной комнате. Было холодно и я ничего не видел, кроме странных зеленых вспышек. Кто-то… — он судорожно сглотнул, собираясь с силами. — Чей-то голос постоянно повторял, что меня больше нет. Моргала зеленая точка и голос твердил это без конца, не останавливаясь. И я… Наверное, я собирался поверить, но пошевелил рукой и разрезанное запястье заболело так сильно, что я закричал. А голос… этот голос сказал, что опять не получилось. И что нужно пробовать заново. И потребовал от кого-то подготовить меня к очистке. Уэйд тяжело сглотнул. Сердце провалилось куда-то в желудок, а в груди вскипела настолько неистовая, неконтролируемая злость, что она, наверное, могла бы испепелить его самого и весь Нью-Йорк вместе с ним. Должно быть, Питер ждал какой-то реакции, после того, как затих. Уэйд с трудом отвлекся от сердито ноющих в голове голосов, уговаривавших его взять и залить весь город кровью, и разлепил пересохшие губы: — Я не смогу сделать так, чтобы ты забыл об этом, малыш… Ты пережил то, что обычно забывается с трудом или не проходит вообще. Такая херня когда-то произошла и со мной — я до сих пор вижу радостные сны с единорожками и расчлененкой. Но… Я могу пообещать тебе, что больше ни за что не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Веришь мне? С трудом, сквозь неровные серебристые и золотые всполохи звездного проектора, Уэйд разглядел черты лица Питера. Тот смотрел вверх, уставившись на скрученное в водоворот космическое созвездие. — Мне хочется тебе поверить, — наконец-то шепнул он ломко. Уэйд чувствовал, что Питер с трудом сдерживается, чтобы не зарыдать. У него самого нос и глаза нещадно щипало, волнами накатывало и грудь распирало из-за всего, что хотелось высказать, но он держался из последних сил. Гидра ломала Питера целый год. Беспощадно, жестоко, хладнокровно делала с ним все, что вздумается, чтобы в итоге получить послушного солдатика. Никто и не рассчитывал, что реабилитация пройдет легко и что не будет вот таких моментов, не будет страшных снов или панических атак. И все же слышать об этом от него тихим, отстраненным голосом… Невыносимо. Этого не должно было с ним случиться. — Я всегда буду рядом, Питер, клянусь, — выдавил Уэйд неровным тоном, а потом нащупал чужую похолодевшую ладонь и сжал в своей. Паучок совсем тихонько всхлипнул, а его пальцы переплелись с пальцами Уэйда. Сердце закоротило. Они так долго сидели, держась за руки — молча, неподвижно, всматриваясь в движущуюся искусственную галактику над головами, — что Уэйд решил, будто Паучка сморил сон. — Ты всегда ходишь в маске, Уэйд. Почему? — а нет, не сморил. Голос Питера уже не дрожал от слез. Уэйд догадывался, что тот рано или поздно об этом спросит, но надеялся на далекое «поздно». — Мое личико, малыш, не то, что ты хотел бы видеть рядом с собой сейчас, уж поверь. Ты насмотрелся кошмаров на жизнь вперед. — Разве мы не были раньше друзьями? — Были. — Тот, прежний я, не видел тебя без маски? Уэйд чувствовал, к чему все идет, но не нашел сил сопротивляться. — Видел. — И как отреагировал? — Блеванул. А потом сказал, что если с ним вдруг приключится амнезия, чтобы я ни за что снова не снимал маску. Питер скептически хмыкнул и, судя по звуку и ощущениям, придвинулся чуть ближе. Теперь его ноги касалась не только коленка, но и кусочек твердого бедра. — Ты мне врешь. — Может быть совсем чуточку, но это для твоего же блага, Паучок! — Прежний я видел тебя и принял таким, какой ты есть, Уэйд. Чего ты боишься? — Я?! Уэйд Уилсон ничего не боится в этой жизни, если хочешь знать! Я прямо сейчас могу… Стоп-стоп, — Уэйд обвинительно ткнул в Питера пальцем, попав в его худенькое плечо. — Ты меня на слабо решил взять? — Ну… Может быть? — Паучок совсем не раскаивался из-за того, что затеял этот дурацкий спор. — Я просто чувствую, что видел тебя, Уэйд. И хочу увидеть опять. Ты позволишь мне?.. Уэйд закрыл глаза и выдохнул, смирившись с неизбежным. Если упрямый Паук так настаивал на том, чтобы познакомиться с его неаппетитной мордой в эту ночь кошмаров — ради бога. Или стоило попробовать оттянуть момент? — Сейчас ты ничего не увидишь, малыш — темно, хоть глаз выколи. — Можно включить свет и… — Никакого света, у нас тут галактический миксер со сверкающими бисеринками танцуют ламбаду. Будь уважительней к ним! Но, — Уэйд выдержал театральную паузу, — я снял маску и, если тебе так хочется, Паучок, можешь меня потрогать. Питер замер, а потом осторожно вытащил пальцы из чужой ладони. Ну вот, конечно же, он разрушил весь момент, хотя ему понравилось держать Питера за руку. Он бы просидел так целую вечность под этими звездами, если бы не… Робкое прикосновение к подбородку Уэйд чуть не пропустил, проклиная самого себя за тупорылую идею. Одеревенел, задержал дыхание и ждал, что же предпримет Паучок дальше. Сердце бухало под кадыком, а пульс барабанил по вискам практически в перкуссионном ритме. — Извини, — несмело сказал Питер. — Я думал, что у тебя там щека. Прохладные кончики его пальцев медленно повели выше, вдоль челюсти, обводя все неровности и рытвины на искалеченной коже. Мерцающие на стенах звезды слиплись на глазах Уэйда в один ослепительный, пульсирующий комок. Или это так его кожа пульсировала под прикосновением? Питер добрался до скулы, провел по виску, затем мазнул по надбровной дуге и спустился вниз к кончику носа. Он касался так осторожно и так ласково, что Уэйд почти представил себе, что это было не обычным прикосновением, а тем, после какого следует поцелуй. Или как там у нормальных людей без внешности пережеванной пиццы называются романтические моменты? В груди щемило от боли и нежности одновременно. Боли, забирающей дыхание, было больше, но черта с два он попросит Паучка прекратить. Он так сильно соскучился по нему и его сводящей с ума близости. — Это… — Что? — опьяневшим голосом спросил Уэйд. — Стремно? Противно? Мерзко? Хочется блевануть? — Прекрати, — недовольно буркнул Питер. — Это не больно? — Больно. Но не там. Питер замешкался, но руку не убрал. Прижал горячую ладонь к щеке, а Уэйд, повинуясь внезапному порыву, поластился к ней, поддел носом большой палец, пощекотал горячим дыханием запястье. А потом слегка повернул голову и коснулся легким поцелуем центра ладони. Питер шумно выдохнул. Сердце взорвалось, а ненастоящая галактика над их головами отозвалась на это золотистой вспышкой.