Месяцем ранее.
— Я не просил этой силы. Я не хочу причинять им боль… — Айдан накинул плащ на голову, прикрывая тканью свои доспехи из мифрила и рукоять меча в виде головы грифона. Он врал. Врал всем и самому себе, и именно от этого он так сильно устал.***
— Улетай! — Кричал он в яростном гневе, но Альва только махала головой и злобно толкала его орлиной головой в знак протеста. — Да давай уже! Лети! Лети же! На кой тебе черт такой ездок как я? Лучше бы ты ещё по Вингхайяром мне глотку перегрызла, чем нашла во мне ездока! — Айдан не мог держать гнев в себе и оттолкнув от себя Альву, невольно обжёг её шею лучами из света. Императорский грифон в непонимании мечется и кричит от боли. Айдан сорвал с неё седло, а затем принялся кричать, махать руками, толкать и обжигать, лишь бы она ушла… и Альва улетела. Взмахивая могучими крыльями золотистого, но обожжённого оперения, она улетела. Айдан этого не видел. Айдан этого не знал. Да, Альве было больно. Обидно. Она прекрасно понимала, почему её ездок так поступает. Она видела это в его глазах. Безумие страха охватывало его, и она хотела помочь ему всем сердцем, ведь недаром же говорят, что грифоны понимают и проникаются куда лучше людей. Но что зверь мог поделать? Что Альва могла противопоставить силе Света и драконьей крови? Только смириться с тем, что сейчас она ему не поможет, как бы она не рычала на него или как бы не была ласкова. Сейчас, она могла ему помочь, только оставив его одного, а за тем прийти в самый нужный час. Это Альва прекрасно понимала. Была боль, была и обида, но было понимание. Понимание того, что сейчас она сделать ничего не сможет, и будет вынуждена уйти, прогнана, лишь бы спасти свою жизнь и жизнь своего ездока. В ночи она летела за ним. Потому что знала и понимала, что она нужна ему. А ведь правду говорят, грифоны понимают, и проникаться болью своего ездока куда лучше людей.***
Не спать до глубокой ночи вошло в их привычку. Сейна часто болтала то о том, то о сём, перед тем как уснуть. В какой-то мере, пока они были рядом, Сейна больше не видела и не слышала Мирану, а Айдан, засыпая с нею, видел кошмары не так часто, как раньше. Но сон как будто не нёс ему отдыха. Слишком часто он просыпался в холодном поту, после чего уходил в самую рань на тренировочную площадку. Удары, выпады, финты, пируэты и приёмы боя он видел во снах, в тех битвах, участия в которых не принимал. Вновь проснувшись от кошмара, который он смутно помнил, Айдан прикрыл Сейну одеялом, и, одевшись в доспехи из мифрила, схватив с собою клинок, который он убил Балкраса Бронегрыза, ушёл к тренировочной площади. Казалось, он убил дракона недавно, неделю назад, а чувство, как будто прошёл год, не оставляло его. Солнце вставало поздно. Лишь чаны с огнём освещали площадь перед казармами. Он только хотел приняться повторение уже изученного, как тьма перед ним приняла облик. Языка пламени в чанах затряслись, когда утренний туман стал чёрным, и вихрем закрутился по спирали. Перед Айданом, черным, как ночь, силуэтом, предстал он сам. Точная его копия с красными глазами и чёрными, вздутыми венами. На поясе его покоился меч, в точности похожи на меч коим Падший, Карин Кикспаргх, оставил три ужасных шрама Айдану на груди. Тёмный Айдан встал перед самим собой. — Мы вновь встретились! — Сказал он, когда Айдан, от которого исходило свечение, встал в боевую стойку, так, чтобы щит закрывал его корпус, а клинок из адамантита застыл в удобном колющем положении. — Я уничтожил тебя! — Рычит Айдан, делая шаг по кругу. Алый адамантит сияет в руках Тёмного, а сам он хохочет. — Из света льётся тьма, а из тьмы льётся свет, Лок-Хай’Эред! — Первый удар оказался подлым, как и следовало ожидать. Резкий удар по ногам прошёл мимо, Айдан успел отскочить. — Поди прочь, отродье Лживого! — Кричит Стонн’Кассел, ударив кромкой щита, так, чтобы ошеломить противника ударом в кадык. Алое лезвие блестит в отблесках тьмы, со свистом разрывая воздух. Лезвие со звоном ударяется о щит и Тёмный отлетает от мощного толчка. Он играет с ним. Лезвием водит по воздуху, пытаясь обмануть и спровоцировать. Тьма окутывает его, выстраиваясь в доспех. Добротный, латный, с лавовым орнаментом, тьма преобразуется в каплевидный щит, и Тёмный Айдан вызывает его на поединок. Айдан принимает вызов. Адамантит, чистый как родник, соприкасается с проклятым металлом, и искры летят во все стороны. В ушах бьют боевые барабаны, кровь закипает в жилах, и страх отступает, уступая ярости и свету, питаясь силой из крови. Ловкий выпад врага был пропущен Айданом в самый последний момент. Проклятый адамантит острием скользнул по мифрила его доспеха, и сей же момент рукоять осквернённого клинка оказалась у его горла. — Один-один, друг ты мой сердечный! — Тёмный озвучил счёт. Оставался одна победа. И чья же она будет? — Зови меня Макар, мой дорогой брат, Эред. — Макар вновь встаёт в стойку, подобную айдановой. Сам же Айдан выставляет щит не как защиту, а как оружие. Адамантит пронзивший горло дракона он подносит к своему лбу плоской стороной и перед глазами мелькают битвы. Битвы, о которых он знает с самого рождения. Макар выжидает. Ждёт шага Эреда, победно ухмыляясь. Он знает, что легко победит его. Именно что победит. Он не жалеет ему смерти, он хочет его сломать, переманить на свою сторону. Не может Рассвет жить без Заката. Не может Эред без Макара. Их битва вечна. И нет её конца. Только если они будут сотрудничать, а для этого новоиспечённый царь должен понять, какими силами владеет. Пока он ими не овладеет, он будет опасен даже для Дракона-Основателя. — Лишь кровь может звать кровь — шепчет Айдан, своему тёмному аспекту. Тот недоумевает и понимает всё в последний момент. Макар бросается в атаку, намереваясь пронзить сердце противника алым адамантитовым лезвием. Он движется подобно гепарду и его выпад можно назвать идеальным, но Айдан вовремя ставит щит как защиту, сей же момент, переходя в атаку. Он бьёт Тёмного плашмя, повалив его на одно колено, затем ещё раз, на этот раз размашисто, сворачивая противнику шею и развернувшись в вихре, срубает ему голову. — Два-два, друг ты мой сердечный! — Злорадно гогочет Макар, когда голова его катиться по площадке. Только сейчас Айдан замечает торчавшее из груди лезвие. Он падет на колени, опираясь на меч, вокруг него никого нет. Этот бой происходил в его голове, и он его проиграл и выиграл одновременно. Лучи солнца, пробивающиеся через снежные облака, падают на его лицо. — В чём твоё проклятое наследие, Неран?! — Айдан срывается на крик, запрокинув голову к небесам, ответом ему была тишина. — Кровь зовёт кровь! — Голос этот ему не знаком. Парень вскакивает и осматривается.***
Времена Третьей Эры.
Война за Освобождение Кровогорья от Рок’Яндарской Гегемонии.
Второй Амхарский фронт.
Мир вокруг него преобразился. Амхара изменилась до неузнаваемости. Эта не торговый центр всей империи. Уже который год это место терпит налёты драконов? Пятый? Даже Джейстен столько не сопротивлялся, как этот форт из глубинки Зантара. Айдан стоит среди солдат, готовящихся контратаковать врага, которого возглавляют почти два десятка дракона. Люди готовятся столкнуться в неравной схватке, ведь при последнем штурме были уничтожены последние баллисты и Скорпионы, способные сбить крылатых ящеров, полыхающих огнём. Айдан стоит в первых рядах и видит их. Великого Регента, основательницу Синих Легионов — Озанну. Она восседает на серой кобыле, а в руках её покоится легендарный лук Ракорон, а по правую руку Одноглазый Ной — родоначальник всех черных легионов. Страх и отчаяние правят на их лицах. Они о чём-то говорят, но Айдан слышит их перешёптывания: — Нужно идти на поклон, иначе они спалят нас! — Озанна испуганно мечет взглядом то в Ноя, то в сторону приспешников драконов. Полководец, основавший свои легионы буквально лет десять назад, так же как и регент страшится этой силы, но отступать он не намерен. К ним, на гнедом гунтере подъезжает лорд Амхары, точная копия Терона и Корра — Клеонор Мейстланд. — Никогда прежде Амхара не сдавалась и не сдастся сейчас! — Кричит во всё горло лорд Амхары, обнажая меч. Люди поднимают свои клинки, выкрикивая боевые мантры. Драконы по ту сторону полей ревут, полыхая огнём, молнией и морозом. Две армии сходятся в битве не на жизнь, а на смерть. Драконы беспощадно изничтожают пехоту и конницу, стрелы и арбалетные болты не пробивают их чешую, мечи, копья и булавы для них как занозы. Битва в скором времени должна быть проиграна. Айдан бьётся бок-о-бок с ними, словно он безымянный имярек, тот, кто своими глазами видел всё это, но кто не смог донести этого до потомков. С горы Аркфотран, прерывая крики боя, слышен боевой рог. Человек, еле видимый с этого расстояния, прыгает со скалы и вспышка света, как жидкого огня, обвивает его и ещё двоих, пригнувших за ним. Три дракон чудовищных размеров прилетают на поле боя. Красный, кроваво-алый. Синий, как благородные ограненные сапфиры и чёрный, как самая чёрная ночь. Три дракона, расправив свои крылья в чудовищном размахе, заслоняют свободные армии Амхары своими телами. В бою, где нет места страху, три ящера обратили армии Рок’Яндара в бегство и убили пять из двадцати драконов, что вели эту армию. Жидкое пламя вновь окутывает их, и теперь они предстают перед ними как люди. Мужчина, на которого Айдан похож, как на отца, с ним и две девушки. Одна с золотистыми кудрями, другая с чёрными. Озанна. Ной и Клеонор приветствуют их с благодарностью — Кто вы? — Спрашивает великая мать-регент. — Это Дионора — мужчина указывать на обладательницу золотых локонов, за тем на хозяйку чёрных. — Это Сомтэра. — Девушки приседают в усталом реверансе. — Я — Неран, сын Генри — говорит он. Айдан смотрит на него и не может поверить своим глазам, как когда-то не могли Ной и Озанна.***
Он шёл, потому что идти было некуда. Айдан проиграл. Так позорно, так легко! Макар, Царь Заката, всё чаще побеждал его. Их клинки сверкали в редких солнечных лучах и свистели на горном ветру, но всё чаще меч из чёрного адамантита оказывался промеж его рёбер и всё чаще он слышал, как победно кричал Ненасытный: — Я вновь победил, Лок-Хай’Эред — словно звон колоколов эти слова били по его ушам и даже чудовищных завываний ветра он не мог услышать, когда голос Четвёртого Старого Бога отдавался в подсознании голосами любимых и близких. — Только не она… — молвил он хрипло и беспомощно, падая на холодный снег и обледеневшие каменные ступени. Сейна, самым дорогим и близким голос Ненасытный решил сломать его. Сколько раз он с треском проигрывал? Так нелепо и глупо? Словно он был неразумным юнцом, впервые взявшийся за меч! Почему он не мог противостоять Макару? Всё сильнее Ненасытный проникал в его разум. В самую глубокую подкорку, выкорчёвывая оттуда потаённые страхи и извращая воспоминая. — Хватит, Айдан. Смысла сопротивляться нет. Все мы падём перед ним на колени. Будь первым среди слуг. Будь Его Чемпионом…. — — НЕТ! — вопит он, сплёвывая кровь. Стонн’Кассел медленно поднимается, опираясь ободранными в кровь рукам о ледяные камни. Но тщетная попытка оборачивается тем, что легионер без сил падает, уткнувшись лицом в снег. Гора Аркинтор была пристанищем не только суровой зимы и жестоких ветров, но и домом для дракона…***
— Намного лучше, Эред! — Усмехался Макар. Черный клинок скользнул в ловком выпаде. Айдан отбил его, их клинки скрестились и засверкали искры на ступенях Аркинтора. Удар за ударом они обменивались. Макар словно играл с ним, предугадывая каждый его шаг. Вот Айдан проводил пируэт и Макар бил рукоятью в его спину, хохоча: — Защищай спину, Эред! — Айдан злобно рычал. — Я тебе не враг! Я — это ты, ты — это я! — Говорил Царь Заката. — Прочь! Пойди прочь отродье Ненасытного! — Кричал Айдан, крутясь в вихре боя как волчок, в кой-то веки, нанося порезы врагу. — Разве можешь ты служить Свету и Основателям, не склоняясь к Тьме? Позволь открыть тебе эту силу! Позволь помочь! Ты сойдёшь с ума, они погибнут! — Вопил Макар, парируя разрубающий удар сверху. Айдан сей же момент скользнул наискосок, проводя удар так же, взмахивая наискось. Макар сплёвывал тёмную, густую слюну и хохотал. Айдан полыхал, и ярость сама заискрилась в его руках чистым светом. Боевое копьё из света образовалось в его руках, подпрыгнув, вихри ветра и молний окутывали его с ног до головы. Древко из жидкого света, как из огня, вонзилось в шею Макара. — Один-ноль, друг ты мой сердечный — Гоготал он, захлёбываясь тёмной кровью.***
Настоящее.
Центральной Кровогорье.
В трёх днях пути от Врат Балдарена.
Всё это было одним кошмарным сном, на склонах горы Аркинтор, где зима продолжала царствовать. Айдан невольно посмотрел на себя в отражение огромной глыбы льда и к своему счастью он видел, что тьма отступила, пусть и на время. Он вновь был собой. Пусть и на короткое время. До вершины горы оставалось пара шагов… — Айдан! — Услышав столь знакомый голос позади, парень обернулся и увидел, по крайней мере, двух знакомых, и такой радости он никогда не испытывал. — Корр? — Непонимающе спрашивает он, устало сидя на каменных ступнях, ведущих на вершину горы. Позади Мейстланда стоит и Дориан. Гном кивает брату по оружие, и заливисто улыбается, других двух он не узнаёт, старика и совсем ещё юнца, а так же отряд латников позади всех. Мейстланд подбежал к другу и присел рядом, проверяя того на наличие ран или же видимых признаков смертельного безумия. — Я в порядке — отмахнувшись, Айдан спросил друга, что все они здесь делают. — Мы явились за тобою, Царь Рассвета! — Торжественно заявила Лия Макстар и солдаты за её спиной ударили нижней частью своих щитов о землю, подтверждая слова своего командующего. — Они явились, чтобы манипулировать тобою, а мы, чтобы помочь — презрительно фыркнул Коул Стонн’Кассел в сторону Варлоков и другой старик, правая рука гроссмейстера, одновременно с учеником Коула, Китом Лионор. — Ещё одно слово ведьмачок, и ты умрёшь! — Прорычал аст’каймен и напряжение между представителями двух орденов, уже могло электризовать воздух. Как преграда, между ними встал Дориан — Никто из нас не вправе решать за Докана-Домара-Торхорта-Хириана! Все мы поданные империи и нам не стоит понапрасну проливать кровь. Так же, Айдан? Айдан? — гном наделяся услышать слова поддержки, но увидел, как все остальные, лишь то, как Корр и Айдан мчатся к вершине. Варлоком и Ведьмаком ничего не оставалось, как побежать следом за ними.***
Вершина горы в почти весенний полдень встретила их жёстким ветром, до корочки обмораживающий обстреканные кровавые губы. Голые камни тёмно-синего цвета до сих пор были покрыты льдом и глыбами снега. Небеса в кой-то веки были чистыми и даже вдали не виднелись облака. Светло-голубой оттенок мировых океанов переливался с бледно белом цветом, становясь чуть более, невзрачным. Корр в первый раз видел небо в таком не привлекательном обличии. Вздрогнув от очередного дуновения ветра, Мейстланд окутал себя еле заметной аурой огня, чтобы не окоченеть насмерть на вершине Аркинтора, в то время как Айдан чувствовал себя вполне нормально и намёка на то, что он уже какой день бегал на холоде, не помышляя даже о теплой одежде, не было. Только Корр хотелось высказать гневное мнение на счёт всего этого безумства, как над их головами завизжал ветер под взмахами двух могучих крыльев, размах которых был способен затмить часть солнца. Белый дракон с грохотом приземлился от них в десятке метров. Чешуя его была белоснежна, подобная бриллиантам, а шипы и когти были чёрными, как самая чёрная ночь. — Мурсолькар! Мирного тебе неба, Брундайовад! Ты пришёл, тот-кто-крылат-без-крыльев! — Голос белого дракона был подобен голосу Великого Змея. Столь он был мелодичен и глубок, что касался самой души. Он был в три раза больше Балкраса Бронегрыза убитого Айданом под Амхарой и если отдельно брать участок его черепа и морды, то в него можно было поместить ещё трёх Айданов и Корров вместе взятых. Пять витых рогов украшали его голову, три из которых были обломаны чьими-то клыками…или когтями. — Нархильпаль! Славной тебе битвы, Рахварион Мудрый! — Отвечал Айдан дракону и ящер, как казалось, несвойственно для его вида… улыбался. — Долгие лета я ждал кого-то вроде тебя. Скажи, Брундайовад, знаешь ли ты, почему Ка’Джор’Вар…драконы… любят ниртурмар? Знаешь ли ты, почему я поселился на этой горе? — Подобно грому заговорил Рахварион, удобно устроившись на снежных сугробах, который по сравнению с его белоснежно чешуёй, были серой грязью. С грохотом он шагал, оставляя глубокие следы своих чудовищных лап на снегу, шоркая бритвенно острыми когтями, сопоставимыми с размерами снаряда баллисты. Корр посмотрел на Айдана, и невольно подумал, что он сейчас заговорит на драконьем языке. — Не знаю. Вы — драконы, до безумия обожаете горы. — Утвердил он и Рахварион кивнул. — Несколько месяцев тому назад пронеслась весть по всему Ортогору, что Балкрас Бронегрыз был убит тобою, и ты был провозглашён Наследником Великого Нерана. Явился ты сюда не один, сам того не зная притягивая спутников к своему пути. Ты явно пришёл сюда не для вонк’гор со старым Ка’Джор’Вар. Зачем ты здесь? — Корр почувствовал себя абсолютно лишним здесь. Замершим, уставшим, голодным, измотанным, и лишним. Оглянувшись, Мейстланд увидел отряд Варлоков и двух ведьмаков, наконец-то поднявшихся на вершину. Рахварион с интересом глянул на них, перебивая завывание ветра, громко вдыхая воздух своими исполинскими лёгкими. — Они пришли за тобою, но мне интересна твоя цель. — Ехидно выдал дракон.***
«Зачем?» спросил Айдан сам у себя. Зачем он шёл сюда? Почему держал путь и почему сейчас не может ответить на столь банальный вопрос? Зачем? Слова дракона эхом проходится по его сознанию, и парень вновь оказывается в тёмных коридорах из своих ночных кошмаров. Он идет, не разбирая дороги, плутая по закоулкам лабиринта из чёрного стекла, в котором он отряжается тысячами копий самого себя, в тех или иных обстоятельствах, с той или иной судьбой. Он видит самого себя в чёрных доспехах Уэйстека, в синих латах Джейстена, в серой робе Сайн-Ктора, красных пластинах Кинхарта и в золотом плаще Хаэфила. Он — герой, убийца, полководец, мессия, никто, безымянный, рейнджер, кто угодно, но точно, не тот, кто он есть на самом деле. Блуждая часами по стеклянным коридорам, он наблюдал за тысячами тысяч вариантов своей погибели. Он был королём и князем. Он был императором и изгоем. Люди радовались его смерти на плахе и плакали на его могиле, он любил только Сейну в каждой из своих жизней, прожив миллионы если не больше жизней в поисках Сейны по всему миру. Но каждый раз он понимал, что всё должно быт иначе, что всё должно сложить именно так, как сейчас… и лишь одно оставалось непонятным. Зачем? Зачем он шёл в бой? Зачем правил людьми? Зачем бежал от судьбы? Более важный вопрос, ответ на который мог быть и ответом на предыдущий вопрос. Кто он такой? «Кто я?» — спросил он своё отражение. Сверкнуло. Всё пропало в мгновение ока, и теперь он стоял в кромешной тьме, где-то в пустоте. Резонирующий гул исходил позади него. Обернувшись, он увидел яркий луч, или же горящую чистым светом верёвку. Взяв её в руки, он почувствовал тепло и холод. Страх и храбрость. Любовь и ненависть. Словно он родился вновь тысячу раз подряд, пережив всё те жизни в долю секунды. Он шёл по верёвке, сначала шагал, а за тем бежал, пока не нашёл в бескрайней пустоте озеро или же уступ, прямо в низ. В Свет. — Опять прыгать…– Айдан шепчет, шагая в сверкающие низины. Теперь он был в самом светлом и ослепительно месте, которое могло существовать в мире. Свет был огнём и водой. Воздухом и потоками ветра. Свет был кровью. Жизнью и смертью. — Я — Грифон Рок’Яндара — отвечает Айдан сам себе. И свет начинает гудеть, подтверждая его слова. — Я — Наследник Нерана — молвит Стонн’Кассел. — Я — Айдан Стонн’Кассел! — Кричит он, разрушая очередной барьер насланный неведомыми силами.***
Хотелось бы Айдану дать прямой ответ, но когда он услышал крики людей, умирающих в агонии Скверного Огня, он велел огню окутать лезвия клинка. Из его спины выросли крылья дракона, подобные пламени самого Келтрика, а молнии украсили голову короной из мечей. Дориан и Корр встали по разные стороны от него, а Рахварион поднялся на лапы, и чешуя зверя, казалось, дрожит, выстраиваясь в стену щитов. Коул и его ученик медленно шагали назад, как леди Макстар со своим оруженосцем Златаном. Отряды варлоков разлетались со склонов горы, покрытые чёрным огнём. Поднимая за собой вихри сорных и чумных ветров, шли двое. Не Падшие, Не Губители, их звали: Лорды Тьмы. Айдан знал их. Харгодор Первый Предатель и Алгирнор Молчавший. Первый Предатель не скрывал своего лица. Ни молодой и ни старый, он имел изуродованное квадратное лицо, вместо глаз и рта зияли лавовые впадины и он вечно хохотал, в отличии от Молчавшего. Алгирнору стоило только дернуть рукой, как больше пятнадцати варлоков взлетали вверх, и разбивались на смерть, стоило ему сжать кулак. Его лицо прятал чёрный капюшон с золотым покроем. Лишь виднелось очертание отсутствующей нижней челюсти и иссохшей трупной кожи. Предатель хохотал: — Господин считал тебя умнее, Айдан. Простите Алгирнора, он не говорит. Больше не говорит. Впрочем, вы тоже вскоре замолчите. Все вы. Слишком поздно. Ты избрал путь, Лок-Хай’Эред. Ты умрёшь, до того как Рассвет настанет и твоя крылатая ящерка тебе не поможет! Как силой ты мог обладать? Всего лишь превращать себя в жалкое обличие эксперимента! Ты избрал Свет и Кровь! Так утони во Тьме и Слезах! — Скверный огонь из рук Лордов Тьмы понёсся на них, гонимый ветром чумы. Айдан вонзил клинок в промёрзшую землю, и золотой ореол окутал выживших, собирая их в единый круг. В его голове вопил Лок-Хай’Макар, пытаясь перехватить контроль.«Глупец! Ты глупый идиот! Как ты смеешь! Твоя судьба там! Я — это ты! Я — Царь Рассвета! Я — хозяин этого тела!»
«Я сам выбираю свою судьбу! Пойди прочь, отродье Прародителя Лжи!» - Рычал Айдан в ответ. Хватит с него безумия. Хватит глупых попыток сделать его марионеткой. Хватит унижения и смертей. Хватит! Больше он не причинит боли тем, кого любит, больше не позволит себя контролировать. Он тот, кто он есть. Айдан Анкит умер, убив Балкраса Бронегрыза. Он позволил появиться на свет Айдану Стонн’Касселу. Он возродил его как Наследника Нерана и Царя Рассвета, коим сам Неран никогда не был! Больше он не позволит Ненасытному искажать его жизнь и воспоминания. Не позволит Миране лишить его возлюбленной. Он — Красный Легионер Кинхарта! Все свои силы Лорды Тьмы потратил на Скверный огонь. Как бы они не старались, всё было тщетно. Даже Макар, пытавшийся убить Айдана, сгорел в огне, лишаясь контроля над его разумом и телом. Орел из света заполыхал. Сама гора затряслась, и снег на ней стал вскипать и испаряться. Огонь принял дух дракона. Яростного и разгневанного, чьи крылья искрило молниями, а дыхание было самой зимой. Лорды Тьмы ничего и понять-то не успели. Взревев как дикий вепрь, Айдан вынул меч из горячих камней и взмахну им, выпустил дракон на волю. Огненный дух крылатого зверя со скоростью Алкира вонзился в тела Харгорда и Алгирнора, сжигая даже их пепел. Небеса стали неимоверно чистыми, и солнце наконец-то ярко сияло. Битва закончилась, даже не начавшись… Лия Макстар и Златан Кар вернули мечи в ножны и с лицами, глаза которых выйдут из орбит, произнесли в один голос: — Так ты и вправду Царь Рассвета… — — Следовало ожидать! — Гордо заявил Коул. Айдан же, словно никого рядом не было, обратился к Рахвариону. — Я — сержант Пятнадцатого Красного Легиона Кинхарта и Кровогорья! Я явился на твою ниртурмар, Рахварион Мудрый чтобы как некогда Нерана и его сёстры, обучиться силе крови Ка’Джор’Вар! Я желаю научиться обращаться в дракона! — Корр чуть не умер, поперхнувшись воздухом, пока Дориан не хлопнул его своей лапищей, так, что он аж прозрел! Дракон улыбнулся и указал своей змеиной мордой в сторону уступа у самого края Аркинтора. Издалека послышался звон рога. До боли знакомого Рога. — Терон! Он вновь использовал Рог! Айдан, времени мало! — Протараторил Корр. — Брундайовад, я дарую знание того, как обуздать кровь Ка’Джор’Вар. Тебе нужно лишь полететь за мной! — расхохотавшись, Рахварион грациозно спрыснул с горы и, расправив могучие крылья, спикировал вниз, и взлетел так легко и плавно. Айдан встал у самого края уступа. Ему вспомнился день, когда он стал грифоньим наездником. Точно так же, в Вингрхайяре, он спрыгнул вниз, с обрыва, оседлав императорского грифона в полёте. Ему до жути было страшно вновь сигать вниз, не зная, сможет ли он повторить трюк Нерана. Сердце вот-вот должно было выпрыгнуть из груди, а кровь испарится в венах. Его живот так скрутило, словно он слопал просроченный стейк, а виски стучали, как церковные колокола. — Айдан, это идиотский план! — Кричал ему Корр. — Ты забыл? Я же ведь полон идиотских планов! — Отвечал Айдан и еле слышно добавляя, расправив руки в стороны: — Прыжок веры!