***
Питер и Тони неторопливо спускаются по улице вниз. Вялый взгляд скользит по домам и блеклым вывескам — если честно, Паркеру уже надоедает видеть однотонную бесцветную картину городка Вествью, пусть он и привык, что этот мир не имеет красок. Тони, кажется, вообще все равно, что происходит вокруг — он глядит лишь на Питера, болтая о том, чем он занимался в городской лаборатории и попутно распинаясь о выведенных формулах. Его речь навевает сладкое чувство ностальгии: Паркер вспоминает старые добрые времена, когда они работали с Тони вместе, и от этих умных словечек у него кипел мозг, хотя работа приносила удовольствие. — О, а вот и Герберт! — внезапно отвлекается Старк. Его руки покидают талию Питера, когда он, насвистывая незамысловатую мелодию, шагает к смуглому мужчине, подстригающему газон у забора. — Он работает со мной в лаборатории. Эй, Герберт! Герберт! Как жизнь? Чем занимаешься? Питер осторожно подходит к мужчинам. Герберт почему-то игнорирует Старка, продолжая подстригать траву и опираться на невысокий заборчик. В его отрывистых действиях присутствует странная резкость: рука медленно двигается вперед, пальцы сжимают ножницы, делающие надрез, а затем ладонь за секунду отдергивается назад, оказавшись в прежнем положении. Кажется, эту странность замечает и Тони, поэтому его приподнятые брови озадаченно сходятся на переносице. — Герберт? — Рука тянется к мужчине и легонько толкает его в плечо. От прикосновения тот мгновенно вздрагивает, выпрямляясь и неестественно улыбаясь, и Питер едва ли не шарахается назад, испугавшись этого движения. — Тони! — Мужчина хлопает ресницами и продолжает улыбаться. — Да вот, решил избавиться от травы рядом с забором, чтобы потом его переделать. — Ла-а-адно, — все еще напряженно выдавливает в ответ Старк. — Помощь не нужна? — Что ты, что ты! Сам вполне управлюсь! — Он отмахивается, зловеще щелкнув изогнутыми большими ножницами. — Давно затеял небольшой ремонт. — Ох, понимаю, все берешь в свои руки, — кивает Старк. — Но если что — я всегда рядом. Мой старый знакомый Стив и молоток не мог сам поднять, так что я привык помогать по дому. Герберт снова не отвечает, отвернувшись и наклонившись к траве. Вновь эти отрывочные, странные движения Питер терпеть не намерен — это все слишком действует на нервы — поэтому он осторожно зовет: — Тони? Мы опаздываем, помнишь? Еще успеешь поболтать со своим коллегой позже. — Конечно, — неуверенно протягивает тот, позволяя Паркеру схватить себя за локоть и повести дальше. — Потом еще пойму… что с ним не так. «Не надо тебе понимать» хочет сказать Питер, но с губ срывается лишь протяжный вздох. «Нужно просто не обращать на это внимания…» Но как это сделать? Как игнорировать очевидное? Ванда не дала ответ на самый важный вопрос… Присутствие Тони успокаивает Паркера, но даже оно сейчас не помогает избавиться от колючего раздражения, струящегося по венам. Все кажется таким фальшивым, ненастоящим, нереальным… Дорога до главной площади этого небольшого городка не занимает много времени, поэтому очень скоро Питеру приходится вновь скрывать свои чувства за широкой улыбкой, когда он вежливо здоровается со всеми и пытается отыскать глазами Наташу и Ванду. К счастью, столик, подготовленный специально для них с Тони, оказывается как раз по соседству со столиком для влюбленных девушек, поэтому Паркер испытывает некоторое облегчение, наконец-то обнимая Наташу. Ее вид кардинально поменялся — сейчас они с Вандой обе носят схожие купальники-боди, прикрытые плащами, вот только на Романофф еще и надета пышная пачка, как у балерины. Ее светлые, как будто белые волосы острижены под каре, а на лице минимум макияжа — Ванда тоже поменяла стиль, сделав прическу менее кудрявой, но именно имидж Романофф приковывает к себе внимание. — Как же я все-таки рада, что вы пришли нас поддержать! — весело щебечет она, привычно взъерошивая волосы Паркера. — Мы так волнуемся перед выступлением, не хотим упасть в грязь лицом перед Дотти… — Иначе она нас просто загрызет, — заканчивает за нее Ванда, приложив палец к губам. На ее голове красуется шляпа прямо как у фокусника. — Только тс-с-с! Ей об этом ни слова! Тони и Питер хихикают, понимающе кивнув. Где-то вдали Агнес танцует с мистером Хартом, который пытается повторить твист звездного артиста Чабби Чекера, но не попадает под размеренную мелодию Биттлз, в эту эпоху стремительно набирающих свою популярность. Ванда улыбается, сделав пару пассов руками, словно поддерживая их забавный танец и всеобщее праздное настроение. — Питер, не поможешь мне разобраться с реквизитом? — обращается к нему Максимофф после недолгого танца. — Исчезательный шкаф не под силу поднять обычной девушке. — Конечно. — Паркер слегка удивляется такой просьбе, но с готовностью кивает. — Рад помочь. — Он у меня силач, — делится Старк, подмигнув Наташе, которая закатывает глаза на это восхваление. — Может даже остановить машину на скорости семьдесят километров в час. «Он… помнит это?» проносится в голове вздрогнувшего Питера. — Откуда тебе это известно? — срывается с губ прежде, чем он успевает себя остановить. Прикусанный язык отдает металлическим привкусом. — Не помню, чтобы я останавливал здесь машину… ну знаешь… Повисает напряженная тишина. Ванда и Питер растерянно смотрят друг на друга. — Конечно. — Паркер слегка удивляется такой просьбе, но с готовностью кивает. — Рад помочь. И замолкает, недоуменно хлопнув глазами. — Я ведь… я это уже говорил? — Смятение сменяется тревогой, потому что чувство дежа вю накрывает с головой. Что-то не так. Это уже было? Не было? Что только что произошло? Ванда все еще выглядит потрясенной, но под тяжелым взглядом Паркера ее лицо расплывается в улыбке. — Конечно нет! Пойдем, поможешь мне. — Холодная рука требовательно цепляет локоть Паркера и ведет его за собой, не дав сказать ни слова. Питер в какой-то панике оборачивается к Старку и Наташе, но они, кажется, вообще не обратили внимание ни на какие странности, продолжая что-то увлеченно обсуждать между собой. «Ты сам хотел этого. Хотел перестать подмечать детали», напоминает себе, хмурясь и обходя столики вместе с Вандой. Вот только изменившееся восприятие реальности явно намекает на то, что сделать ему это не удастся.***
Наташа легонько покачивает головой в такт веселой мелодии, улыбаясь и полностью пребывая к себе. Тони любуется ей без лишней пошлости или желания, просто сияющая улыбка довольной девушки не позволяет ему прерывать безграничное счастье и задать нужный вопрос. — Как думаешь, у нас получится не упасть в грязь лицом? — Нат начинает разговор первой. Ее ловкие пальчики расправляют и разглаживают пачку на бедрах. — Я что-то волнуюсь выступать. Давно не упражнялась в балете. — Ты занимаешься балетом? Как давно? — Удачная фраза Романофф позволяет направить разговор в нужное русло. Тони распахивает свой пиджак, чтобы подвинуться к девушке чуть ближе. Наташа хмурится, явно задумавшись над его вопросом. — Я… не знаю? Не помню, — тут же исправляется, — Ванда сказала, что я всегда умела танцевать на пуантах, я попробовала — и у меня действительно получилось. — Вот именно. Ты тоже не помнишь, что было до Вествью, правда? Нат переводит свой взгляд на него. Размышляет. Думает. Потом осторожно кивает. — Ванда расстраивается, когда я спрашиваю ее о прошлом, поэтому я старалась не думать о чем-то подобном, но… ты прав. В этом городе иногда происходят странные вещи. Она на секунду замолкает, быстро оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Делает это незаметно, лишь наклонив голову на бок и хищно осматривая пространство перед собой. — Питер тоже пытается делать вид, что все нормально, — добавляет Старк, почесав бородку. — Но я вижу, что его беспокоит происходящее не меньше, чем нас, однако уезжать отсюда он не хочет. Взгляд Романофф поддергивается пеленой печали, и она нервно ведет плечами, словно хочет избавиться от лишних сантиментов. — Значит, Ванда и Питер нам не помогут. Все остальные тоже. Остаемся только мы? Два человека против всего мира? — Да ты у нас оратор, — усмехается Старк, но тут же становится серьезней. — Получается, да. Нам придется разбираться во всем самостоятельно, и мы можем в этом друг другу помочь. Некоторое время они смотрят на сцену, где сейчас выступает другая молодая пара. — Все, чего я хочу — счастья для Ванды, — твердо говорит Наташа. — И если происходящее в городе ему помешает, я просто обязана это остановить. — Значит, договорились, — с неким облегчением кивает Тони, сжав ее плечо. — Только… Питер и Ванда не узнают о нашем маленьком секрете, правда? Иначе они не позволят нам помочь им. Оба слишком гордые для этого. Наташа улыбается, соглашаясь со всем сказанным. Питер и Ванда действительно похожи… и сейчас Паркер уже возвращается к ним, активно жестикулируя Романофф и пытаясь сообщить ей, что все готово для их выступления. Тони с удовольствием принимает мужа в свои объятья, когда тот устраивается рядом с ним на стуле и трется щекой о его грудь, при этом пытаясь одновременно следить за Наташей на сцене, которая изящно делает пируэты, кружась на жестких белых пуантах, и за Вандой, которая радостно стоит рядом, готовая продолжать их выступление и прибегнуть к магическим трюкам миссис «Иллюзии». Волосы Питера приятно щекочут губы Старка при осторожном поцелуе в макушку. Тони прикрывает глаза, отдаваясь моменту, и клянется, что разберется со всеми странностями, только чтобы его Питер был всегда счастлив.***
— Милая, будь немного веселее, пожалуйста. — Ванда ставит серебристый кубок, выигранный на этом конкурсе, на стол и хочет взять руки Нат в свои ладони, но та уклоняется в сторону, покачав головой и нервно присев на диван. — У нас все получилось! Ты просто блистала на сцене, и я бесконечно тобой горжусь! — Но Дотти все еще будто меня ненавидит, — отзывается та, скрестив руки на груди и кутаясь в свою темную кофту. — Все они, все это «высшее общество»… они никогда меня не примут. Я просто не вписываюсь. — Какие глупости! — Ванда обеспокоенно садится рядом, с любовью разглаживая на Наташе ее кофту. — Конечно вписываешься! Мы почти стали им как родные, и всем понравилось наше шоу, леди «Загадка», — чуть усмехается. — Я пришла в их клуб змей и гадюк в штанах! — Романофф протирает глаза. — Ты видела их лица! Ты знаешь, как я ненавижу юбки, поэтому я просто не могу быть такими, как они! — И не нужно! — Ванде все же удается погладить возмущенную девушку по щеке, привлекая ее внимание. — Я люблю тебя такой, какая ты есть, понимаешь? Мне не нужно, чтобы ты полностью менялась. И тебе даже необязательно нравиться Дотти. Наплюй на нее. — Личико Максимофф мрачнеет. — Она нас больше не потревожит, обещаю. Хотя я никому не хочу причинить вреда. Нат покорно кивает, явно не желая сердиться на Ванду. — И все-таки в этом городе что-то происходит, — еле слышно шепчет, однако Ванда прекрасно ее слышит, поэтому вздрагивает. — О чем ты? — И еще эта Агнес… она проводит с тобой больше времени, чем провожу я, занятая работой на мистера Харта. — Глаза Нат становятся грустными, а сердце Ванды сжимается от боли. — Перестань, Нат, прошу, — качает головой, терпеливо вздыхая, — она ведь помогает нам освоиться в этом мире, как дружелюбная соседка, на вес золота… — Зачем нам такой мир? Зачем здесь жить? — Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы — Ванда закрывает глаза, пытаясь справиться с этим напором, но неприятный холод раздражения разливается в груди, накапливая эмоции для удара. — Мы же можем просто уехать, верно? — Я стараюсь ради нас! Крик звучит слишком резко, грубо и нетерпяще возражений. Нат удивленно моргает, когда Ванда касается ее лба нежно и осторожно, в контраст своему голосу. Ей не хотелось делать это, не хотелось манипулировать своей любимой Наташей, но… сохранить это хрупкое призрачное счастье слишком без ее вмешательства. Лицо Романофф разглаживается, становится любезным, а губы расползаются в очаровательной игривой улыбке. Любимой улыбке. — Хотя бы не ради детей, да? — Смех, как звонкие колокольчики, становится усладой для ушей. Наташа корчит рожицу, пародируя Дотти. — «Все для детей», бе-бе-бе… И Ванда поддерживает ее, высунув язык и тем самым с помощью активной мимики показывая все свои эмоции, которые бы хотела выплеснуть на эту самую Дотти. «Все для детей?» — Ванда… — Взгляд Наташи неожиданно ползет по ее лицу вниз и останавливается на округлом выделяющемся животе. Максимофф, подавив удивленный вздох, осторожно оглаживает свое тело, и ей кажется, будто она может услышать тихий стук детского сердечка, которое сейчас находится в ней… В детстве она всегда мечтала о ребенке. Смотрела на родителей, видела их счастье и мечтала стать такой же — беззаботно влюбленной, имеющей пару детишек, о которых сможет заботиться до конца своих дней… Наташа аккуратно касается ее живота, будто бы с опаской проверяя, настоящий ли он, а ее глаза расширяются. — Это правда происходит? — отчего-то испуганно шепчет Ванда, преданно вглядываясь в ее потрясенное лицо. Будто бы если Наташа скажет да, можно будет действительно забыть о том, насколько все вокруг фальшиво-нереальное. Если бы Ванда могла, она бы забыла и не вспоминала. Нат хочет что-то сказать, но стук за окном их прерывает.***
— Старк, прошу тебя, — Питер хихикает, когда Старк подливает ему еще больше вина в бокал, — мне уже хватит! Я понимаю, что разговоры с Агнес трудно выдержать трезвым, но сегодня мы ее больше не увидим, можно выдохнуть! Тони только усерднее, наклоняет бутылку, чтобы жидкость лилась нестройной струей, а потом подталкивает бокал ко рту Паркера. Губ касается холодное стекло, а на языке почти сразу чувствуется терпкий привкус винограда. — Просто хочу отметить удачный вечер, проведенный со своим мужем. Ну или победу Нат и Ванды на конкурсе. — От улыбки на его щеках появляются озорные ямочки. Питер хихикает, расслабляясь в его объятьях. — Впрочем, мне никогда не нужен повод выпить. — Тоже верно, — выдыхает, но затем замолкает, тяжело вздохнув. Тони помнит какие-то подробности своей жизни, своего характера, своего прошлого, и это чертовски напрягает. Паркер пытался понять, как же строится эта реальность слишком долго, но так и не смог это сделать. Потом хотел отказаться от своих попыток, забыть, как страшный сон, но… тоже не смог. «Никчемный, бесполезный, никуда не годный, не стоящий и мизинца ноги…» Питер смыкает губы, пытаясь удержать потоки самобичевания в голове. Он не вернется к этому этапу. Сейчас Тони жив — и можно не корить себя, топя в мыслях о своем ничтожестве, можно не думать о том, что, будь он настоящим героем, Старк наверняка бы не был мертв… Однако Паркер понимает: больше игнорировать все ниточки, выбивающиеся из общей картины, он не сможет. Дьявол кроется в деталях. А может, не только там. — П-Питер? — Ошеломленность и растерянность в голосе Старка заставляет от неожиданности подавиться вином и прийти в себя. Тони смотрит на него озадаченно — вернее, не на него, а на бокал с темно-красным вином, который Питер сжимает в руках. — Что такое? До Паркера не сразу доходит, почему вино буквально приковывает взгляд своей насыщенностью бордового оттенка. Рука внезапно разжимает стакан, который падает на пол и разбивается со звоном, разливая цветную жидкость по полу. Питер встает с дивана, отчаянно моргая, словно это поможет избавиться от кричащего красного цвета на полу, но вместо этого краска ползет от вина дальше — пол их домика стремительно теряет серый оттенок, окрашиваясь в нежный карамельный цвет. — Что происходит? — Паркер не чувствует ужас или страх — лишь недопонимание, пока невидимый человек не вталкивает ему в голову простую истинную идею: приходит новое десятилетие. Тони вместе с ним напряженно глядит, как тонкая красная полоска пробегается по стенам, возвращая им прежний натуральный цвет, словно ластик, который наконец-то стирает контур от карандаша и после черновика являет зрителям настоящий рисунок. Черно-белый фильтр стремительно бледнеет, уступая дорогу настоящим краскам этого мира и являя свету целую гамму теплых оттенков: оказывается, стены дома имеют светло-коричневый цвет, та картина почти под потолком больше синяя, чем красная, а их диван вообще бежевый… Магия Ванды доходит и до них самих, ползет по ногам Питера, убирая остатки нуарного освещения; Паркер смотрит на свои руки, приобретающие нормальный цвет человеческой кожи, и с его губ срывается вздох, полный то ли облегчения, то ли восхищения тем, что он наконец-то видит всю красоту окружающей среды. — Не знал, что твой пиджак красного цвета, — прерывает его идиллию хрипловатый голос Старка. Питер заканчивает вертеться по сторонам и оборачивается к Тони, мечтая поделиться своими ощущениями, но слова застревают в горле. Он выглядит так… обычно. Вот теперь совсем по-родному. Теперь Паркер видит его легкий загар, подходящий черным, как смоль, волосам с проблеском седины, его розоватые губы, морщинки вокруг их уголков, его серый, все-таки смятый пиджак, который так хочется непременно разгладить… А еще его глаза. Темно-карие, как горький растопленный шоколад, безумно дорогие, желанные, любимые, в них всегда так хотелось утонуть, смотреть бесконечно долго, потому что они выражают столько эмоций, столько любви, столько боли, от которой они старались избавиться вместе… Пока Питер оглядывал весь мир вокруг, блестящие глаза Тони смотрел только на него, потому Питер и был для него целым миром. — А я… я всегда знал, что ты такой красивый, Старк, — шепчет Паркер, с лучезарной улыбкой и ликованием подходя ближе. Ему кажется, что пальцы Тони даже стали немного теплее, и что все его тело отдает солнечным теплом, которым блещет его широкая улыбка перед жарким поцелуем. Желанное наслаждение теплыми искорками крутится в желудке, когда руки сами обвиваются вокруг шеи Старка, чтобы целоваться было удобнее, нежнее, приятнее. Питер позволяет себе забыться на это мгновение. Сейчас он все еще будет с упоением целовать Тони и не думать ни о чем. Он не даст себе избавиться от редкой сладкой неги во всем теле, потому что поразмышлять о всех тонкостях мира он сможет завтра. Ведь завтра будет новый день. И новая реальность.