Yandere!Genshin x Reader

I. «Дорогая т/и, Я могу лишь представить, как меняется выражение твоего лица, пока ты вчитываешься в каждую из строк. Прошу, смилуйся надо мной за такие слова, но не проходит и дня, чтобы я не подумал о тебе. А теперь, будь любезна, перестань прожигать взглядом мое письмо. Какой в этом толк, ведь это всего лишь бумага! Мне было бы крайне грустно вернуться домой и увидеть морщинки на твоем прелестном личике, причиной которых послужил всего-то хмурый взгляд на сей пергамент. Знаешь, вставая по утрам, я иногда не сразу замечаю, что нахожусь сейчас в Иназуме, а не в Снежной. Да, местные пейзажи несколько отличаются от привычных нам, но только когда я понимаю, что тебя нет рядом со мной, я осознаю это в полной мере. Пишу тебе, понимая, что твое суждение о моей откровенности, проявляющейся сугубо в письмах, и напрочь отсутствующей в жизни, на самом деле является правдой. У тебя всегда получалось удерживать меня в ежовых рукавицах, не так ли? Что ж, не могу тебя винить. Полагаю, ты будешь рада узнать, что я задержался здесь всего лишь из-за ряда недоразумений. Увы, низшие чины не замышляют государственного переворота, поэтому, по сути, меня больше ничего здесь не держит, и я просто зря потратил время. С другой стороны, это также означает, что совсем скоро я отправлюсь домой. Тоня передала мне весть о том, что у вас все в порядке, и я был крайне рад это слышать. Знаю, твои родители не сильно меня жалуют, и с учетом сложившихся обстоятельств их вполне можно понять. Однако, смею надеяться, они оба находятся в добром здравии. Если вдруг им понадобится помощь по бизнесу, дай мне знать. Только не говори, что это от меня, а то, боюсь, реакция не заставит себя долго ждать. Интересно, застану ли я твое личико среди толпы встречающих на этот раз? По крайней мере… Давай ты не будешь выкидывать это письмо, как сделала это с остальными? Иногда я думаю, кто же из нас больший упрямец — ты или я. Навеки твой, Тарталья.» Как он и сказал, это — первое письмо, которое ты все-таки решилась прочитать. Сложно сказать, какой отклик вызвал у тебя знакомый почерк и характерный стиль написания — не то раздражение, не то облегчение. Ему хватает наглости вести себя так, словно ничего не произошло, хотя он весьма долгое время игнорировал тебя, отказываясь от личных встреч. Стоя с письмом в руке, ты пытаешься вспомнить: в какой момент все пошло не так? В памяти воскресают слова, сказанные им в тот судьбоносный зимний вечер. Его тембр — уверенный и звонкий, будто колокольчик — звучит в твоей голове с ужасающей ясностью, не желая испаряться из памяти даже спустя все прожитые годы. Интересно, задумывался ли он когда-нибудь об этом? Сложно сказать. — Однажды, — говорил тебе Аякс, или Тарталья — его новое амплуа, — я собираюсь завоевать этот мир. Пока он говорил, слова обращались белыми дымчатыми струями, легко выскальзывающими у него изо рта. И все-таки есть в этом холодном сезоне своя особенная магия — куда более сокровенная, чем крио глаз бога, закрепленный в виде ожерелья у тебя на шее. Тебе хотелось сказать ему пару ласковых, но вместо этого ты поспешила направить энергию в более полезное русло. Твоя облаченная в перчатку рука легонько коснулась его рассеченной губы. Конечно, ты нахмурилась, обнаружив настолько свежий порез. Вероятно, ты была одной из немногих людей, кого это действительно расстроило. Живительная энергия пульсирует в артефакте, и, повинуясь твоей команде, она загорается матовым голубым сиянием. Синяки на его губах рассасываются, бугорки рассеченной плоти сходятся воедино, пока от раны не остаются одни только воспоминания. Тарталья аккуратно касается этого места, не обнаружив и намека на былой порез. Разобравшись с этой проблемой, ты упираешь руки в бока и смеряешь его строгим взглядом. — Я бы хотела, чтобы ты перестал говорить о таких вещах. Это может привести к весьма плачевным последствиям в будущем. Усмехнувшись, он вальяжно отмахнулся от твоего беспокойства. — Если бы. Знаешь, в последнее время меня съедает такая скука, что я был бы не прочь организовать маленькую шалость, — проворчал в ответ Тарталья, вызывая у тебя грустный вздох. Тот факт, что этот мальчик явно пошел по скользкой дорожке, уже давно не являлся секретом для жителей причудливой деревеньки Морепесок. Твои родители уже не раз упоминали об этом, призывая прекратить любые отношения с Аяксом. «Так не годится!» — думала ты. — Ой! Отвесив ему щелбан, ты посмотрела на него самым устрашающим взглядом из возможных. — О, так ты все же чувствуешь боль? Отлично. А давай я больше не буду тебя лечить? Авось дважды подумаешь, прежде чем в драку лезть. Тарталья чуть потер место ушиба и застенчиво улыбнулся. — Ты можешь говорить все, что угодно. Но, знаешь, я уверен, увидев меня — избитого и окровавленного, ты бы тут же передумала. Такой уж ты человек. Он замолк, погрузившись в раздумья, ты же чуть приподняла бровь и одарила его вызывающим взглядом. — Ну, и какой же я человек, Аякс? Ты легонько ущипнула его за щеку, и озорной блеск искрой промелькнул в твоих глазах, вызывая у него легкий приступ разочарования. — Скажи это еще раз, только громче! — Ты — та, кто заботится о других, даже если они этого не заслуживают. Твои руки безвольно опустились по швам. Твое сердце билось так отчаянно, как никогда ранее. Этот момент шел в сравнение лишь с тем далеким событием, когда Аякс наконец вернулся домой после тех долгих трех дней блуждания не пойми где. Ты до сих пор не уверена, правильно ли его расслышала. Глаза цвета полуночного нефрита расширились, словно парень был поражен не меньше твоего — и он тут же ринулся спасаться. Алые пятна румянца, украсившие его лицо, возникли явно не от холода. Подскочив, Тарталья в миг оказался у двери. — Я пообещал своему старику, что вернусь домой к вечеру. Думаю, он там уже весь извелся от беспокойства. Так что я, пожалуй, побегу… До скорого! Ты хотела было что-то сказать ему в опровержение, вот только твой язык словно к небу примерз. Помахав тебе через плечо, Тарталья упорхнул по делам, оставляя тебя наедине со своими сумбурными мыслями. Что он имел в виду? Почему его взгляд смягчился, а голос — и без того громкий — поднялся еще на пол октавы? Размышления осели в твоем разуме, заполонив его вопросами, ответов на которые не было в течение долгих лет. II. Из всей территории деревеньки Морепесок, именно это место всегда казалось тебе наиболее мирным. Здесь редко можно застать шумные компании людей, болтающих о том и сем, а еще этот квартал весьма непопулярен и у продавцов, рыскающих в поисках своего утреннего улова. Зачастую этот уютный уголок дарит пришедшим лишь тишину и покой. В летнюю пору здесь можно услышать шум текущей неподалеку речки, которая сейчас замерзла, и мерное жужжание насекомых. Ты спокойно сидишь на одиноком пеньке, когда неподалеку шелестят опавшие листья, сигнализируя о приближении гостя. — Я знал, что найду тебя здесь. Тарталья опускается на траву рядом с тобой, но ты не спешишь поднимать взгляда, предпочитая вместо этого сконцентрироваться на собственных ногтях. Да на чем угодно, кроме его самодовольного, ухмыляющегося лица. Тебе не хотелось видеть эту маску фальши, носимую им ежедневно, понимая, что это лишь подлило бы масла в бушующее внутри пламя. Только когда атмосфера между вами двумя накаляется до предела, а пауза начинает казаться слишком длинной, твои губы приоткрываются. — Так ты теперь Предвестник, а? — Кажется, тебя это не сильно радует, — подмечает он, и его манера речи кажется куда более осторожной, чем обычно. Даже так — он словно пронзает твое сердце, прорываясь сквозь слои плоти и крови. Твои пальцы с силой сжимаются, впиваясь ногтями в собственные ладони. Если он и заметил это, то решил не подавать виду. Тарталья дает тебе время усмирить всепоглощающий поток мыслей, как будто это и в самом деле сможет помочь. — Как я могу радоваться такому? Ты хватаешься за голову, понимая, что, кажется, тебе все же удалось застать его врасплох. Но его эмоции скрываются за непроницаемым куполом также быстро, как и обнажились до этого. — Это… станет твоей гибелью, Аякс. А знаешь, что хуже всего? Я могу говорить что угодно, но это не будет иметь никакого значения, ведь эта смерть станет для тебя грандиозным результатом долгой и упорной борьбы. Твое дыхание сбивается, вынуждая тебя замолчать, чтобы привести в порядок свои чувства. Он же молчит, не осмеливаясь произнести ни единого слова, с несвойственной ему педантичностью наблюдая за каждым твоим движением. Он кажется слишком тихим. Тебе требуется море усилий, чтобы сдержать буйствующий внутри поток эмоций. Ты не хочешь показывать ему слабину, и делаешь все, лишь бы он не сумел разглядеть все еще сохранившуюся хрупкую сторону. Вот почему ты надеялась избежать этой встречи, даже понимая, что он наверняка попробует тебя разыскать. — А если я не умру? Разве это изменит твои чувства? — говорит он, словно бросая тебе вызов. Он придвигается ближе, и громкость его голоса возрастает с каждым сказанным словом. — Ты можешь быть откровенна со мной, т/и. Дело не только в том, что ты расстроена. Нет, есть еще кое-что. Черт, он слишком хорошо тебя знает, и в настоящий момент это лишь усугубляет сложившуюся ситуацию. Твои взгляды и жесты могут быть загадкой для окружающих, но не для Тартальи. Он считывает язык твоего тела с поразительной легкостью, подмечая все детали и нюансы. Твои губы дрожат, когда ты все же открываешь ему правду. — Я ненавижу то, чем ты стал. — Вот и все. Тарталья кивает головой, принимая твои слова. И создается такое впечатление, будто он знал об этом на протяжении всего этого времени. — На самом деле я так и думал, но услышать это от тебя… тебе самой твои слова не показались, ну, слишком грубыми? Прижав колени к груди, ты искренне стараешься не позволить беспечным словам проникнуть в твое сознание, понимая, что такая манера поведения — это его личный способ сгладить углы и урегулировать возможные конфликты, дабы жить беззаботно, и это глубоко поражает тебя. Что, если это вовсе не фасад, а реальный он? Тот мальчик, которого ты знала, в чьем обществе провела большую часть своего детства — Аякс, твой лучший друг — может сидеть рядом с тобой, но то — лишь тело, а душа давно уже покинула свой прежний дом. Что бы не случилось в те проклятущие три дня, это изменило его навсегда. Теперь его плоть и кровь — лишь сосуд, ведомый жаждой крови. Как же иронично, думаешь ты, ведь твой глаз бога способен излечить практически любые физические повреждения, но не в силах залатать раны душевные, что простираются куда глубже телесных увечий, сколь бы опасными они не являлись. Наверное, ты просто была дурочкой, наивно полагая, будто сможешь «починить» его, вернув того Аякса, которого знала в далеком детстве. Вероятно, он просто хотел проводить с тобой как можно больше времени. Ведь понимал — стоит ему обнажить свою истинную натуру, как ты исчезнешь, отправившись туда, где он никогда не сможет тебя разыскать. И лишь сейчас в этой тихой глуши на окраине вашей родной деревушки к тебе пришло осознание. Не только ты потеряешь его, но и он тебя — тоже. Значит, вот почему он пришел сюда? Неужели так хочет оттянуть неизбежное? — Знаешь… всякий раз, когда я смотрю тебе в глаза… — ты прочищаешь горло, чтобы не позволить пролиться горьким слезам, — они кажутся пустыми. В них… нет света, нет человечности, и ты знаешь это. Наверное, именно поэтому ты так стремишься набить морду всем подряд. Это позволяет тебе почувствовать себя живым, пускай и ненадолго. Я права? Тарталья позволяет тебе хаотично шататься по полю, и все те чувства, что гноились в тебе так давно, наконец срываются в горький плач. Когда, набравшись смелости, ты поднимаешь глаза, то видишь его нахмурившимся. Тарталья смотрит вдаль, но взгляд кобальтовых глаз расфокусирован. Получается, даже он может терять дар речи? Он делает протяжный вдох через нос; морозный воздух заполняет его легкие. — В одном ты ошиблась. Следует еще одна пауза. Он долго размышляет, прежде чем произнести. — Я сражаюсь не только ради выброса адреналина, хотя, признаюсь, это действительно заводит меня, — он неловко чешет затылок, а с его губ слетает напряженный смешок, — Каждая битва приближает меня к пику возможностей. Разве я не говорил тебе раньше? Одним прекрасным днем я хочу покорить этот мир. И раз так — я должен стать очень могущественным, чтобы сдержать это обещание. Нахмурив брови, ты открываешь рот, чтобы донести ему все свои мысли о сказанном, но тут он прикладывает палец к твоим губам. Кожа его перчатки очень холодная на ощупь, и только сейчас ты понимаешь, насколько близко он подошел. Поглощенная своими мыслями, ты совсем не заметила его перемещений, и теперь вы оба стояли совсем рядом, соприкасаясь плечами. Твое сердце ускорило свой бег, совсем как в тот далекий день. — В день, когда весь мир ляжет у моих ног, покоренный, я хочу видеть тебя на своей стороне. Ну, а до тех пор, пока моя мечта не исполнится, мне придется расстраивать тебя еще больше. Но теперь ты знаешь, что у этого есть причина. Помедлив еще с несколько секунд, Тарталья убирает руку, наконец позволяя тебе вставить свое слово. Ты же чувствуешь себя мотыльком, которого так и тянет к пламени его безжизненных глаз, видавших столько крови, сколько ты в жизни не сможешь вообразить. Кое-как ты находишь в себе силы ответить ему. Твой голос кажется настолько тихим, что парню приходится податься вперед, чтобы расслышать его. — Даже если у тебя и получится… Кто сказал, что я захочу остаться с тобой? Быть на стороне убийцы? — Хм? Разве я когда-либо упоминал, что у тебя будет выбор? — он смело отвечает тебе вопросом на вопрос, содержание которого заставляет тебя отшатнуться в сильном удивлении. И лишь убедившись, что его слова определенно дошли до своего адресата, он позволяет себе расхохотаться. Ты же скрещиваешь руки на груди, показывая ему все свое недовольство. — Что, уже и пошутить нельзя? Не смотри на меня так, — притворно защищается он, — ой, кажется, похолодало. Ты же сделала это специально, не так ли? А я и подумать не мог, что т/и — скромная дочурка городского аптекаря — решится заморозить меня до смерти! Ты чувствуешь щекотку в носу, и едва сдерживаешь смех, похлопывая его по плечу. — Ага, как же. Будто у меня могут быть шансы одолеть тебя в бою. — Ты, конечно, удивишься, но я все еще могу сделать из тебя воина. Подумай об этом. Все же ее Величество Царица сочла нужным даровать тебе глаз бога, не так ли? Говоря это, он кивает на твою шею, где ты предпочитаешь хранить этот дар. Твоя рука непроизвольно тянется и чуть сжимает ледяной камень в нежной хватке. — Я не такая, как ты, — качаешь ты головой, отвечая на его шутку, — Причинять боль другим — это последнее в списке моих желаний, уж поверь. Он приглушенно мычит. Кажется, твои слова немного возвращают его в прошлое; воспоминания яркими лентами вырисовываются в его разуме. — Знаю. Вот почему я всегда делал это вместо тебя. — И как детские потасовки с деревянным мечом смогли привести тебя в ряды Фатуи? Если бы не последние слова, это вполне можно было бы счесть за одно из самых милейших совместных воспоминаний. Но, как бы тебе того не хотелось, лед вокруг твоего сердца тает от сладости этих моментов, хотя ты и стараешься быть в твердом разуме. Это лишний раз говорит о том, как я дорожила этим, — думаешь ты. Твои уста изгибаются в улыбке, когда ты подаешься вперед, укладывая свою голову ему на плечо. Его мускулы напрягаются, а тело словно бы и не реагирует на эту привязанность. Ведь в последний раз ты проявляла ее так давно, что он уже успел позабыть об излучаемом тобою тепле — ярком и благоговейном, как будто ты была воплощением Солнца. Помнится, как-то раз он признался, что совсем не ожидал, что пользователь крио может быть таким теплым. — Может, я всегда был так ужасен, а ты просто этого не замечала? — предполагает он, а затем слышит твое недовольное фырканье. — Не думаю. На самом деле я не так плохо разбираюсь в людях, как тебе могло показаться. Одна эта идея кажется тебе издевательской. Нет, маленький Аякс определенно был очень мил. Он повсюду следовал за тобой с таким рвением, будто от этого зависела его жизнь. И ситуации, при которых вас можно было бы застать порознь, были крайне редки. — Ну, тут я ничего тебе не скажу. Тарталья опускает свою голову поверх твоей — в точности так же, как делал это в детстве. Конечно, с тех пор многое изменилось, но как же приятно было отвлечься от ненавистных обстоятельств хотя бы на несколько минут. — Слушай, ты же помнишь, как мы сбегали и встречались здесь, верно? — Как я могла забыть? Тарталья согласно кивает. — Да, помнится, я частенько втягивал тебя в неприятности. Даже тогда. Я определенно не из тех, кто имеет привычку зацикливаться на прошлом, но теперь, когда мы вернулись сюда, я невольно вспоминаю о нем. Теперь, когда он упомянул об этом, ты задумываешься: а ведь действительно — все поразившие его изменения не имели внезапный характер. Этот «спуск» был постепенным. Ты могла бы заметить неладное, глядя на то, как часто он забегал к тебе, желая похвастаться всевозможными травмами. На каждую из них у него имелось отрепетированное объяснение, чтобы тебе не пришлось беспокоиться. Однако, к сожалению для него, в малой деревне вроде вашей слухи всегда распространяются быстро, а потому ты наскоро узнавала всю правду о его ранах. Да, возможно, ты в самом деле знала об этом всегда, но до сих пор отказывалась смотреть правде в глаза. — Один раз особенно запомнился мне, — он прикрыл глаза, размышляя. — Тогда я пообещал, что женюсь на тебе, когда вырасту или когда ты сама этого захочешь. Тебе остается лишь поражаться тому, как Тарталья спокойно, четко и без запинки рассказывает тебе о воспоминаниях, содержание которых вызывает сильное смущение вплоть до головокружения. Ваше детство было весьма богато на впечатления и это — именно то, которое так запомнилось ему? Он что, решил шутки шутить? — Я-я-я думала, мы поклялись никогда больше об этом не упоминать! — бормочешь ты, ощущая, как кровь приливает к щекам. Он моргает, когда ты отстраняешься от него в смущении, одаряя тебя недоуменным взглядом кобальтовых глаз. — Не помню, чтобы соглашался с этим. Это тебе почему-то захотелось дать обет молчания. Я же всегда находил это милым. Ты тогда так искренне хотела принять мое предложение. Вздохнув, ты провела рукой по своим волосам. Эта кокетливая манера — еще один его недостаток, что сейчас всплыл наравне с прочими. Ты знала, единственный способ бороться с ним — поддерживать разговор. Иначе это может не очень-то и хорошо закончиться. — Значит, следующая остановка — Ли Юэ, да? Ты все еще помнишь подслушанные на рынке сплетни. Некоторые из местных оказались весьма взволнованными новостью о том, что Одиннадцатого Предвестника Фатуи отправляют работать заграницу. Восторженные шепотки бродили по деревне: люди поражались тому, как мальчик из приморского края смог так высоко подняться по карьере. А ты все еще помнила, как несколько лет назад эти же люди сетовали на жестокость Аякса. Но теперь, когда это стало им выгодно, они, похоже, переобулись. — Интересно, каким окажется этот город? — размышляет он. — По каким-то причинам Антон все еще продолжает считать, что тамошние люди питаются камнями. — Детям не нужны причины для безумств. Кажется, он вполне солидарен с твоими словами. В течение некоторого времени никто из вас не произносит ни слова. Вы оба поглощены мыслями о прошлом и будущем. Сидеть в таком положении неудобно, но никто из вас не жалуется. Несколько долгих, блаженных секунд проходят в тишине, и в воздухе повисает иллюзия того, что все снова стало нормальным. — Эй, т/и. Ты оборачиваешься к нему с вопросом в глазах. Кадык Тартальи покачивается, когда он сглатывает, а брови сводятся к переносице. Сейчас он кажется очень задумчивым. Атмосфера внезапно поменялась, вызывая легкую дрожь по телу, а твои волосы вмиг встали дыбом. Ты могла бы поклясться, что услышала тихий треск электричества в воцарившейся меж вами тиши. — Я не отказываюсь от своих слов. Когда-нибудь ты присоединишься ко мне. Неважно, что для этого потребуется. Я сделаю все, что будет в моих силах, даже если ты возненавидишь меня. — Потому что, дав слово однажды… Я намерен держать его до самого конца. И он намеревался сделать это.