Восемь лет прошлого

      — Мех Северной белой лисы, прикажу сшить тебе новый теплый плащ, чтобы не мерз зимой. — Тасянь-Цзюнь обнимал Ваньнина сзади, пока тот перебирал удивительной красоты шелковистый мех.       Едва император выздоровел и покинул свои покои, Чу Ваньнин поспешил к себе, не желая задерживаться ни на минуту. Он снова чувствовал себя униженным, украдкой пробираясь самыми дальними дорогами в Павильон Алого Лотоса. Уже как год он заложник прихотей Императора, но так и не смог привыкнуть к унижениям.       Сейчас, гладя мех, он испытывал смешанные чувства. Мо Жань с легкой руки дарил ему невероятно дорогие вещи, но они не несли в себе душевного тепла. Еще лежа в своих покоях во время болезни, Тасянь-Цзюнь приказывал привести к себе любимого пса. Это был еще небольшой щенок, волей небес названный Императором «Сукин сын». Пес крутился у ног Мо Жаня, лаял, а тот кидал ему самые вкусные куски, а когда лай начинал раздражать — щенка уводили. Сегодня очередь забавлять Достопочтенного досталась Чу Ваньнину?       Отложив мех, он повернулся к Тасянь-Цзюню и привычно коснулся его лба, чтобы проверить жар. Сегодня утром он волновался, что после любовных утех поднимется температура, но ученик чувствовал себя прекрасно. Более того, Чу Ваньнин был прижат достаточно близко к телу мужчины, чтобы не ощутить его возбуждение.       С того самого момента, как он переступил порог покоев императора, чтобы следить за ним в болезни, тот ни разу не повысил на него голос и даже не вдавался в обычные оскорбления. С одной стороны, отлично зная ученика, Юйхэн видел, как сильно он подавлен. Снова столкнувшись с открытой ненавистью, Тасянь-Цзюнь приходил в ярость при всех, каждый раз терзаясь внутри. Нет, его не огорчала эта ненависть, он не искал любви, Мо Жань просто искренне не понимал, почему его не любят, хотя и не собирался никак заслуживать эту любовь. Куда проще было просто обвинить людей в ненависти и несправедливости.       Так или иначе, но всю неделю он, если вымещал злость, то не на учителе. Чу Ваньнин если и хотел верить в лучшее, в этом оставался реалистом. Характер Тасянь-Цзюня не изменился, как и его отношение к учителю. И даже сейчас, когда Мо Жань обнимал его, прижимая к себе, Ваньнин был настороже, в любой момент готовый к вспышке гнева Достопочтенного.       Тасянь-Цзюнь взял его за подбородок и повернул к себе лицом. Ему показалось странным выражение глаз учителя.       — Что?       Чу Ваньнин лишь покачал головой.        — Все хорошо.       — Почему ты отвернулся?       — Просто.       Император снова притянул его за подбородок и поцеловал, подталкивая к столу и сажая прямо на груды расстеленного меха. Фиолетовые глаза без злости смотрели на учителя.       — Тебя совсем не порадовал подарок Достопочтенного?       Молчание.       — Ваньнин, что случилось?       — Я просто устал.       Этот год для Чу Ваньнина напрочь был лишен даже малейшего счастья, радости. За весь год он не ощущал себя счастливым ни разу, одна лишь пустота и одиночество, бесправность и унижения. И все это было от человека, которым он дорожил больше своей жизни.       — Как ты себя чувствуешь? Ты принял обезболивающее? — Ваньнин старался казаться отстраненным и холодным, чтобы не выглядеть жалким и несчастным.       Мо Жань погладил его пальцем по щеке. Не отвечая на вопрос, он принялся снова целовать в губы и вдруг осознал — Чу Ваньнин целует в ответ. Единственный раз, когда учитель сам целовал его — это ночь, когда он накормил его афродизиаком. А сейчас Ваньнин сам подставлял губы, сам отвечал на поцелуй и, в конце концов, обнял его за шею. Тасянь-Цзюня обдало жаром. Они уже давно были близки, но получить, наконец, признание в ответ… Почему-то это было ошеломляюще прекрасно, дурманяще. Он просто упивался этими губами и красивым телом, которое прижалось к нему. Стоило Ваньнину проявить ответную ласку, и Достопочтенный просто потерял голову.       — Мой Ваньнин… — прошептал он, глядя в затуманенные глаза учителя. Алые и припухшие губы Юйхэна были приоткрыты, словно в ожидании нового поцелуя. — Мой Ваньнин… — Он прижался к нему крепче, заставляя обхватить его талию ногами, и толкнул спиной на покрытый белым мехом стол.       В эту ночь Тасянь-Цзюнь все никак не мог насладиться обладанием. Ему казалось, он никогда не сможет утолить свою страсть и желание. Больше всего подстегивал факт, что Ваньнин тоже старался по-своему отвечать на страсть. Хоть он не проявлял инициативы, но не отворачивался, иногда почти целовал в ответ и меньше скрывал желание и наслаждение. Тасянь-Цзюнь брал верх над изможденным телом учителя раз за разом, пока тот не обессилел настолько, что не мог даже двинуться.       Он лежал рядом, доверчиво уткнувшись в бинты на его груди. Чу Ваньнин во сне выглядел беззащитным, трогательным. Это совсем не вязалось с грозным ледяным старейшиной Юйхэн, который мог забить людей до полусмерти. Мо Жаню хотелось уничтожить того учителя, раздавить, но сейчас желание уничтожить совсем не вязалось с человеком, который спал рядом. Он был уверен, что не любит его, но не мог не наслаждаться близостью с ним и его теплом. Именно в такие минуты он обретал некий странный покой. Почему именно Ваньнин дарит ему покой? Почему именно с ним его меньше мучают кошмары? Тасянь-Цзюнь был слишком толстокожий, он не всегда мог понять даже свои стремления и чувства, не то что чувства других. Решив, что это не имеет значение, он закрыл глаза, погружаясь в сон.       Чу Ваньнин встал раньше. За весь год ученик лишь один или два раза вылезал из кровати раньше него. Мо Жань в юности не особо любил режим, а сейчас и вовсе мог позволить себе валяться в постели до полудня.       Заварив горячий чай с медом, Чу Ваньнин рассматривал снег за окном, который пушистым настилом закрывал землю. Закрыв глаза, он ощутил некий уют. Странное подобие счастья. Тишина, покой. Мо Жань мирно спал на постели, и он втайне улыбнулся ему, подошел и, склонившись, поцеловал в лоб. Если бы можно было остановить этот момент умиротворения, когда они наедине, отрезаны от всего мира пеленой снега. Нет Императора, поправшего пятой бессмертных, нет Старейшины Бэйдоу, есть просто два человека вместе. Совсем в юности он осмеливался мечтать о подобных чувствах, подобном комфорте и уюте, но все проходили мимо, не желая заглянуть в его душу. Мо Жань тоже не старался понять его мысли, но сейчас, спящий, он принадлежал только ему.       Тасянь-Цзюнь ощутил теплое дыхание на щеке и открыл глаза. Чу Ваньнин поспешно спрятал улыбку и подал ему свою чашку.       — Который час?       — Почти полдень, я не хотел будить тебя.       Кивнув, Мо Жань накинул верхние одежды и вышел к столу. Единение нарушили слуги, накрывающие на стол. Тасянь-Цзюнь после нескольких дней на каше теперь желал наслаждаться лучшими блюдами. Ваньнин выбрал тушеный шпинат с тофу и немного риса.       — Почему ты вчера убежал из моей спальни? Я не отпускал тебя. Достопочтенный вчера вернулся, а тебя нет.       — Я уже говорил, когда ты уехал, мне пришлось, как преступнику, пробираться, чтобы не столкнуться с императрицей. Это … — он прервался и начал быстро жевать рисовый шарик.       — Кто находится в моих покоях мне решать, я даю право, я его отнимаю.       — Но я не имею права! — Чу Ваньнин поднял на него взгляд. — Кто я здесь? Пленник? Учитель Достопочтенного? Кто я здесь, какое у меня положение?       — А тебе так нужно положение?       — Каждому человеку нужно знать, кто он…       — Хорошо, я дам тебе положение.       Чу Ваньнин остановился. Мо Жань освободит его? Сердце быстро забилось.       — Я женюсь на тебе.       Юйхэн подавился и уставился на совершенно серьезное лицо Мо Жаня.       — У тебя бред. Ешь молча.       — Нет, Достопочтенный желает взять тебя в жены. В конце концов, я, так скажем, сорвал этот цветок и, как приличный мужчина, теперь обязан жениться.       — Мо Вэйюй, ты в своем уме?! — Чу Ваньнин отложил палочки. — Эти шутки уже слишком. Я не желаю об этом больше слушать.       — Думаю, месяца на подготовку хватит. — вслух начал рассуждать Достопочтенный. — Платье для невесты, отослать приглашения, мой учитель получит все самое лучшее… И положение, с которым он может находиться в моих покоях. Моя вторая жена!       — Мо Вэйюй! Шутка зашла слишком далеко…. Ты не можешь жениться на мне, это …       — Но иметь-то я тебя могу каждую ночь, верно?       Чу Ваньнин потерял дар речи от гнева.       — Если бы ты был женщиной, в тебе бы уже зрело мое семя, и ты принес бы мне детей. Ни одна женщина на Пике Сышэн столько раз не получала внимания от Достопочтенного, как ты… Моя наложница Чу.       Юйхэн захлебнулся воздухом. Он вскочил, отталкивая от себя стол и опрокидывая его.       — Не смей…       — Наложница Чу, ты будешь прекрасной новобрачной.       — Не смей… Я убью тебя… Себя. — Чу Ваньнин сжал кулаки.       Ему и вправду сейчас хотелось убить Мо Жаня. Как можно говорить подобные вещи? Ученик совсем потерял совесть. Привычным движением он хотел призвать Тяньвэнь, но остановился, внутри кольнуло болью. Юйхэн, ты забыл, что лишен духовных сил?       — Что, ты не можешь больше наказать меня? — Тасянь-Цзюнь встал и подошел ближе, хотя Ваньнин отпрянул от него, как от огня.       — Убирайся вон!       — У меня еще горят шрамы на спине от твоей плети, я помню все. Но через месяц наступит ночь, когда даже перед глазами Небес ты будешь принадлежать мне… Да, я женюсь на тебе, и ты станешь полностью моим, на небе и на земле. Даже после смерти ты останешься связанным со мной душой. Вот моя месть тебе, учитель, вот приговор. Ты навсегда будешь связан со мной. Ты будешь моей женой… Ты ею и так был весь этот год. И, надо признать, мне это очень нравится.       Он схватил его, чтобы поцеловать, но Ваньнин с необычайной яростью начал вырываться, пока он не опрокинул его на пол, придавив своим весом.       — Моя Наложница Чу…       — Пошел к черту!       Когда император схватил его за подбородок, пытаясь поцеловать, он замер, но лишь затем, чтобы сильнейше, до крови, укусить за губу и вцепиться ногтями в щеку. Мо Жань ощутил горячее тепло на коже — Чу Ваньнин разодрал его лицо в кровь. Он выпустил взбешенного и ощетинившегося Чу Ваньнина. Тот побелел от гнева, его трясло. В помятой одежде, взлохмаченный, с горящими гневом глазами он смотрелся невероятно соблазнительно.       — А ты разве не счастлив? — Тасянь-Цзюнь поднялся и расправил свою одежду. — Достопочтенный делает тебе предложение. Другие не смеют мечтать о такой чести. Достопочтенный желает тебя. Можешь подумать над своим поведением. Если вздумаешь снова драться, я закую тебя цепями на кровати и тебе останется просто принимать мои ласки. Достопочтенный вернется вечером…