Восемь лет прошлого

      Мо Жань был зол на учителя и уже которую неделю не заходил к нему. С самого начала зная, что учитель первый никогда не придет и не сдастся, он все равно упорно игнорировал его.       Поставив свою печать на приказ, он недовольно отодвинул бумагу, которую сразу же начал сворачивать секретарь.       — Отправь приказ о помиловании и скажи казначею выделить деньги.              Долго думая над уговорами Чу Ваньнина, Мо Жань все же пришел к выводу, что тот был прав относительно вдов и сирот. Хотя жалости к ним он не испытывал, должен был признать, что для облика Великого Императора ему нужно иногда проявлять рассудительность и милосердие. Поэтому он велел выделить деньги на восстановление жилья и помиловать тех, кого ранее обрек на рудники и заключение.       Как бы ни было досадно, но иногда учитель говорит что-то дельное.       Ему не хватало Ваньнина. Иногда хотелось просто сесть в тишине, обнять его теплое тело и расслабиться, вдыхая аромат яблони, играть с шелковистыми черными прядями волос учителя… Достопочтенный начинал злиться на себя. Но за эти годы он привык, что в любом плохом настроении можно явиться в Павильон, прижать к себе Ваньнина и… как-то становилось проще.       Не говоря уже о том, что он скучал по телу учителя.       Желая утолить огонь похоти, он вызывал к себе девушек и юношей, устраивая настоящие оргии. Но после ночи плотских утех, он чувствовал только раздражение. Тот, кого он хотел, проводил одинокие ночи в Павильоне Алого Лотоса и даже не собирался навестить Императора!       Сегодня в ночь он специально выбрал хрупкого юношу с длинными черными волосами, стараясь таким образом отвлечь свои мысли.       — О… Да, Ваше Величество, умоляю даа…! Ооо…       Тасянь-Цзюнь уложил парня лицом в подушку, чтобы не видеть, и вбивался в его тело. Чисто механическое действие, почти лишенное всякой страсти. Парень стонал, извивался и подставлял зад, чем постоянно бесил Императора. Ему хотелось, чтобы тот лежал более сдержанно. А голос так вообще был противен, и эти стоны. И еще пахло от него едкими духами, совсем не тот запах.       Сумев в него кончить, он встал и накинул парчовый халат.       — Выметайся.       Юноша наигранно сладко потянулся в постели и всячески изображал, как ему было хорошо, как он устал, давая четко понять — он ждет, когда Император разрешит остаться.       — Ты не понял Достопочтенного? Пошел вон!       Парню пришлось проглотить досаду, быстро накинуть одежду и, кланяясь, убраться прочь. Мо Жань в который раз вытер рукавом свои губы. Этот наглец осмелился поцеловать его, за что сразу получил пощечину.       Он смотрел, как дождь стекает по стеклу, и разглядывал свое отражение. Почему он так хочет увидеть Ваньнина? Почему ему нужно, чтобы эти мягкие руки обвили его шею? И поцелуи с Ваньнином были, напротив, приятны, его губы сладки на вкус, а если зарыться руками в волосы, учитель обычно выгибается навстречу…       От злости он ударил кулаком по стене. Твою мать, да сколько можно! Он не пойдет в Павильон. Это уже слишком!       Достопочтенный распахнул дверь.       — Позовите… Кого-нибудь… Мне плохо спится.

      ***

      Император приказал накрыть следующий ужин в саду и пригласить танцовщиц и музыку. Это было его любимое место, где он не раз засиживался вместе с Ваньнином. С одной стороны открывался прекрасный вид на пруд, с другой — цветущий сад, полный глициний и ивы.       Когда-то это место носило громкое название «Беседка Кристальной Воды», но еще в первый год на Пике Сышэн, когда он гулял с Ваньнином, тот обронил фразу «Тонкие иглы ивы». Тасянь-Цзюнь с тех пор называл это место не иначе как «Беседкой Игл», несколько намекая на строптивый характер учителя, который часто тут сидел по вечерам. И все же для своего отдыха он выбрал именно это место, желая вытравить из себя бесконечные мысли о Чу Ваньнине. Заглушить воспоминания о нем… чужими телами.       По бокам от него сидели две девушки в откровенных шелковых платьях. Мо Жань не знал их имен и впервые видел эти лица. Возможно, он уже пробовал этих девушек, просто забыл. Одна из них игриво кормила императора спелым инжиром, вкладывая лакомые кусочки прямо ему в рот. Третья девушка, самая красивая из них, сидела у ног Мо Жаня, словно невзначай касаясь бедром Достопочтенного. Она расположилась так специально, чтобы Император мог любоваться ее красотой, ее покорностью и изящностью.       В конце лета темнело рано, поэтому ярко освещенная беседка превратилась в отдельный мирок посреди ночного сада. Тасянь-Цзюнь выпил достаточно вина, чтобы расслабиться и, наконец, ощутить себя вполне довольным жизнью.       Почему он переживает по пустякам? Он уничтожил всех бунтовщиков, причем легко, как только можно разбить людей благородных, не ожидающих от противника удара в спину. Сейчас к услугам Императора весь мир. Он получил все, о чем мечтал в детстве: богатство, роскошь. Совершенно не думая, он покупает себе самые дорогие одежды, ест из золотых блюд, может позволить купить себе шелка, парчу, меха…       Перед глазами предстала картина: обнаженный Ваньнин на белом мехе, вздрагивающий от пронзающей его плоти, приоткрытые губы…       Проклятье. Он протянул бокал, и девица охотно наполнила его вином. Мо Жань быстро выпил его до дна, пытаясь снова думать о другом.       Все, от наместника провинции, глав орденов и служителей храма, все были в его распоряжении, ловили каждое его слово. Единственный человек, который смел его отталкивать, спорить с ним… он был никем. А Мо Жань не мог не думать о нем.       — Ваше Величество, ваша служанка Шун так скучала по вам. — Красавица положила ладонь на колено императора, прижавшись ближе. Теперь Достопочтенный легко мог разглядеть ее грудь в глубоком декольте. — Вы ведь позволите вашей покорной рабыне сегодня доставить вам удовольствие?       Тасянь-Цзюнь наклонился и пощекотал ее подбородок.       — И чем же красавица согласна порадовать Достопочтенного?       — Все мое тело и душа в вашем распоряжении. Однако, служанка Шун отлично помнит, как именно любит проводить время ее Повелитель. — Девушка наигранно скромно опустила ресницы.       Мо Жань тоже знал, как именно он любит проводить свое время с Шун. У девушки была определенная потрясающая техника. Этим она уже не раз радовала своего Императора. Впрочем, ее тело, нежное, как лепесток розы, ему тоже нравилось.       Тут же в темноте на мосту мелькнул белый силуэт. Мо Жань физически ощутил… словно по нему ударили проклятой Тяньвэнью. Он приподнялся, чтобы убедиться…       Юйхэн этим вечером засиделся в библиотеке, затем пошел в Арсенал, чтобы взять меч для утренних тренировок. Возвращаясь, он увидел, что беседка у моста ярко освещена и в ней сидит Тасянь-Цзюнь с девицами, музыкантами и слугами. Пройти в Павильон Алого Лотоса из этой половины в Пика Сышэн можно было только через этот проклятый мост. Два часа Юйхэн бродил по парку, надеясь, что ученик уйдет, и можно будет незаметно проскользнуть к себе. Когда Чу Ваньнин понял, что Достопочтенный планирует остаться здесь на всю ночь, учитель решил быстро пройти, надеясь, что Мо Жань его не заметит…       — Чу Ваньнин. Иди сюда!       Юйхэн ускорил шаг, стараясь быстрее скрыться из вида.       — Приведите его… — Император махнул слугам.       Чу Ваньнину ничего не оставалось, кроме как стряхнуть с себя руки назойливой прислуги, отдать им меч и с ледяным выражением лица пройти в беседку. Первое, на что упал его взгляд, — девица, которая сидела у раздвинутых ног ученика и еще две, облепившие его с двух сторон.       Как бесстыдно! Кровь застучала в висках. Юйхэн побелел настолько, что даже его одежды казались темными. Глаза метали молнии. Он встал напротив Достопочтенного, смеряя его гневным взглядом, и сжал губы. На девушек он смотреть не хотел и не решался.       — Учитель, садись поужинай. — Достопочтенный изображал гостеприимного хозяина, ликуя в душе. Ему выпал отличный шанс поквитаться с Чу Ваньнином за то, что тот в который раз отказал ему.       Мо Жань усмехнулся, увидев, как передернуло учителя от его предложения. Императору очень хотелось проучить строптивца. Раз тот сам спровадил его насладиться другими, что ж, пусть смотрит. Развалившись в кресле, он торжествующе смотрел на Ваньнина, показательно ловя губами виноградинки, которыми потчевали его девушки. А то, как учитель провожал взглядом руки наложницы, еще больше позабавило Тасянь-Цзюна. Тогда он намеренно отвернулся от Юйхэна, делая вид, что не замечает его, схватил девушку за запястье, притянул ее руку к себе и, стараясь сделать это наиболее красочно, пощекотал ее пальцы языком. Девушка хихикнула.       Чу Ваньнина как молния ударила, а на висках выступил холодный пот. На его глазах Мо Жань обнимался с распутной девкой, ласкал ее!       Мо Жань же потешался. Пусть учитель смотрит. Пусть знает, что он не тоскует в одиночестве. Достопочтенный кинул ягоду прямо в разрез платья девушки, сидящей перед ним, наклонился и подхватил ее губами, оставляя на сладких грудках свой поцелуй. Ему начало доставлять удовольствие это маленькое представление. Дождавшись, когда Ваньнин, белый как смерть, сядет в сторонке, Достопочтенный склонился к Шун.       — Твоему Господину очень нравятся твои ручки… И твои губки. Не обращай ни на кого внимание… Ты можешь начать прямо сейчас.       Ободренная похвалой, девушка засияла и потянулась к ремню своего Господина, специально выставляя грудь вперед, принимаясь расстегивать одежду Императора. Ваньнин сидел, сосредоточенно глядя на свои руки и опасаясь отвести взгляд. Опущенные ресницы трепетали, внутри него горел пожар. Его трясло от гнева, унижения и ревности. Он не хотел смотреть на них, пытался не слушать их. Эти грязные девки облепили Мо Жаня со всех сторон, а он обнимал их… А еще на лице ученика сияла такая соблазнительно-сексуальная улыбка, когда он обращался к ним. Как он мягко двигался, словно изнеженный хищник. Притягательно, возбуждающе…       У Ваньнина пересохло во рту. Все тело отреагировало на увиденное, но это предназначалось не ему. Более того, Мо Жань никогда не вел себя с ним так. Никогда так не улыбался ему, с этой томной страстью и притягательностью, не игрался, смеясь и шутя. Ваньнину вдруг отчаянно захотелось, чтобы… Нет. Он встряхнул с головой. Он не эта распущенная девица, которая так извивается в руках Императора. Но как же до отчаяния тоже хотелось урывать кусочек подобной ласки.       — Ммм, хорошая девочка.       Протяжный вздох Мо Жаня, полный похоти, вырвал учителя из его мыслей и заставил обернуться. Девушка расстегнула штаны императора и сейчас во всю орудовала ртом, очень умело ублажая его. Чу Ваньнин распахнул глаза, сперва даже не осмеливаясь поверить в увиденное.       Тасянь-Цзюнь откинулся в кресле, раздвинув ноги, и прикрыл глаза от удовольствия. Шун сидела между его ног, совершенно не стесняясь остальных. Она обхватывала губами плоть Императора и выделывала такое, что у Юйхэна щеки вспыхнули как на пожаре, его просто затрясло от бешенства.       Две другие гарпии тоже прижались к Мо Жаню, начиная целовать его в шею и ласкать пальцами обнаженную грудь в расстегнутом вороте одежды. Ваньнин с трудом сглотнул, он просто застыл, не в силах даже вздохнуть от потрясения. Он… смотрел на это и не мог поверить в реальность происходящего. Мысли путались.       — Вот так… глубже… Умница. — Этот томный голос был до боли знаком Чу Ваньнину. Мо Жань выгнулся, слегка приподнимая бедра.       Внутри все вспыхнуло, ни огонь, ни меч не могли причинить такую боль. Чу Ваньнин вообще забыл обо всем… Он вскочил:       — Праздник закончен! — и ногой резко оттолкнул от себя стол с едой и посудой, которая со звоном разлетелась по деревянному полу.       Юйхэн был совершенно белым, губы тряслись от гнева. Сейчас он не имел права оттащить этих девиц от Мо Жаня, но смотреть на оргию было… до невозможного больно обидно, ужасающе. Его трясло, как от холода, во рту пересохло.       Мо Жань расплылся в улыбке, облизал сухие губы. Ему сейчас было чертовски хорошо… Он не спешил даже открывать глаза, желая насладиться моментом и бешенством учителя. Он питался его яростью, почти физически ощущая ее.       — Ваше Величество, может, этот человек присоединится к нам? — шепнула одна из девушек.       Ваньнин вздрогнул всем телом, сжал кулаки и быстро пошел из беседки прочь, не давая слугам опомниться и остановить его.       — Ты ум потеряла, женщина? — одернул Мо Жань.       Стоило Ваньнину уйти, как все представление потеряло свою привлекательность, и Император разом оттолкнул всех девушек, поправляя одежду. Учитель так быстро исчез за деревьями, словно за ним гнались демоны из ада. Мо Жань вздохнул с досадой. Он не мог оторвать глаз от тропинки, по которой убежал Чу Ваньнин.       — Все, праздник закончен.       Он встал, расправляя одежду и пошел прочь, к Павильону Алого Лотоса.       Ваньнин не помнил себя, когда добежал до дома. Он хлопнул дверью и хотел было закрыть ее, но вспомнил, что все замки сбили еще несколько лет назад.       — Испорченный мальчишка! Эгоист! — он метался по комнате и почти рычал от гнева и обиды. — Развратник!.. Скотина!       Несколько раз бессильно взмахнув руками, он опустился за зеркало на стул. На него смотрело белое лицо, и глаза полные слез и бездонной боли. Его распирало от дикой ярости.       — Гнусный мальчишка! — прошептал он, чувствуя, как невыносимо горит в груди от обиды.       Эти две недели он и так боролся как мог с ревностью после услышанного. С ревностью и болью. Мысль, что его тело все еще противно и… Почему же Мо Жаню все это надо, если он противен? Почему он требовал близости столько раз, чтобы сейчас сказать все это? В глубине души Чу Ваньнин надеялся, что… может, хоть сколько-то… нравится Мо Жаню. Ну хоть немного… А сейчас, увидя своими глазами, как Мо Жань обнимает других… Это было ожившим кошмаром. Он много раз слышал от ученика, понимал, что о верности говорить невозможно, но все равно увидеть это своими глазами, было чудовищно больно.       — Скверный… — не договорил, на глазах постыдно мелькнула влага. Но тут дверь снова открылась.       — Ваньнин…?       Нет, не поддаться снова на эту уловку.       — Убирайся… — он быстро вытер лицо рукавами и постарался придать себе безразличный вид.       Достопочтенный подошел к нему и положил ладони на плечи учителю, но тот сразу их скинул. Мысль, что этими руками он только что ласкал других была омерзительна. Тасянь-Цзюнь понял, что шутка явно приобрела несколько иной характер. Вот только никак не мог понять, что именно оскорбило учителя. Вряд ли Ваньнин его и вправду ревнует. Скорее всего даже испытывает облегчение, когда Достопочтенный не посещает его спальню. Тогда откуда столько возмущения?       — Объясни Достопочтенному, что тебя обидело?       — Ничего. Все в порядке.       В принципе, зная, как бережет свою чистоту старейшина Бэйдоу, можно предположить, что эротические сцены имели на него явно неприятное воздействие. И все-таки Мо Жань не ожидал, что его шалость вызовет такую эмоциональную реакцию.       — Чу Фэй, обними Достопочтенного…       — Да ты совсем совесть потерял! — Чу Ваньнин вскочил и одну за одной залепил ему две хлесткие пощечины. — Совсем стыда нет?! Да как ты смеешь вообще показываться здесь?!       Тасянь-Цзюнь занес руку, чтобы со всей силы влепить Чу Фэй оплеуху за такую неслыханную наглость, но остановился, медленно выдыхая и пытаясь сдержать гнев. Избивать учителя не хотелось, и он одернул себя. Но Юйхэн такое себе позволяет! Да кто может поднять руку на Императора мира бессмертных?!       Он встретился взглядами с Ваньнином. Тот трясся от гнева, кончики губ опущены, ресницы мокрые от слез. Что с Ваньнином? Почему он так дрожит? Он плакал? Достопочтенный опустил руку.       — Ваньнин?       Тот замотал головой и сделал несколько шагов назад. Тяжелый выдох, как от боли… Этот звук, как признание слабости… Внутри загорелось желание. Император уже много дней ждал, чтобы увидеть эти суровые глаза и прижаться с поцелуем к этим упрямо сжатым губам. Огонь страсти вспыхнул с новой силой.       — Не вздумай сопротивляться мне, Чу Фэй…. Ты принадлежишь мне.       Он попытался обнять его, но Ваньнин снова вывернулся из его рук, пытаясь отойти в сторону. В конце концов, Тасянь-Цзюнь схватил его в охапку и брыкающегося отнес на кровать, опрокидывая словно мешок, наваливаясь сверху и насильно целуя в губы. Ваньнин сопротивлялся как мог, пытаясь пнуть Достопочтенного, но тот сразу опытно лег между ног, и отбиваться было сложнее, а скинуть с себя не получалось.       — Отпусти! Немедленно отпусти меня!       Но Тасянь-Цзюнь лишь вжимал его в кровать, начиная сдирать одежду. Несмотря на то, что учитель извивался под ним, стараясь сбросить ученика с себя, Достопочтенный лишь потратил больше времени, чем обычно, на то, чтобы сорвать с него часть одежды. Ровно ту часть, чтобы обнажить бедра и услышать возмущенный крик. Схватить увивающегося Юйхэна в охапку снова и за колени притянуть рывком к себе, получив пару пощечин при этом, грубо вжать в кровать и заставить бьющегося Ваньнина снова расставить ноги. Сегодня получилась настоящая борьба, которая разожгла желание Достопочтенного до предела.       — Мо Вэйюй, ты мерзавец, отпусти меня! Ненавижу тебя! — Чу Ваньнин понял, что ученик, сейчас удерживая его, справляется со своей одеждой, и этот бой снова проигран. Его глушила боль и обида, которая совершенно лишала рассудка, и он снова забился в руках ученика. С одной стороны его душила ревность, с другой — ему хотелось обнять Мо Жаня крепче и не отпускать. Но он не мог позволить себе последнее, это было бы слишком унизительно.       — Да прекрати же! Отпусти! — и в этот момент ощутил, как напряженная плоть прижимается к его телу.       Этот гнев Ваньнина заводил Императора больше. Мо Жань вдавил его весом в кровать и резко вошел в тело Ваньнина. Когда он проник в тело учителя, он ощутил, как долго ждал этого момента. Все эти дни, которые он проводил с другими, ни разу он не испытывал такого исключительного наслаждения. Его окутывал запах яблони, кожа учителя была сладкой на вкус, а его тело дарило успокаивающее тепло.       — Аах. — Ваньнин выгнулся в его руках, прикусывая губу.       Тасянь-Цзюнь ощутил, как пульсирует плоть, обхватывающая его член. Ваньнин тоже желал этого, даже если сопротивлялся. Юйхэн затих, понимая, что сопротивление снова сломлено. Сердце бешено стучало в ушах. Он обмяк, немного вздрагивая от напряжения внутри.       — Ваньнин… — Мо Жань с удовольствием смотрел на это раскрасневшееся лицо, к которому прилипло в схватке несколько черных прядей. Как учитель кусает губы, и с каким отчаянием пораженного смотрят его прежде суровые глаза. Он слегка двинулся бедрами, качнувшись в его теле.       — Аах… — Ваньнин вздрогнул и прикрыл ресницы. Его теплая ладонь легла на спину Императора.       Этот легкий томный вздох огнем отозвался во всем зверином нутре Тасянь-Цзюня. Как же он ждал именно этого момента. Именно этих губ, этого запаха… Он хотел именно его, учителя. Он просто растворился в этом звуке, прерывистом сладком дыхании. Сердце бешено билось. Целовать его, овладеть им. Только рядом с Ваньнином он испытывал такое упоение, такое желание, страсть и… радость.       — Ваньнин… Достопочтенный скучал по тебе. — Чу Ваньнин вдруг уперся руками ему в грудь, в тщетной попытке отстраниться, отвернуться, но его защита таяла, как весенний снег. — Посмотри на меня, Ваньнин… — Тот обернулся. В глазах желание смешалось с гневом. — А ты скучал по мне? Ты так смотришь, словно я тебе неприятен…       Ваньнин понимал, как тщетно его сопротивление. Его тело сгорало от желания, а бедра сами против воли выгнулись навстречу. Он желал его, любил его, сгорал от ревности и злости… Обида еще комом стояла в горле. Губы вздрогнули. Он не знал, что сказать… Признание очередного поражения, ревность, страсть, желание, любовь. И полное бесправие, невозможность уйти и решать за себя. И снова ревность. Мо Жань никогда не будет до конца его, никогда не полюбит учителя. Но сейчас очень хотелось урвать хотя бы иллюзию того, чего не существует.       Тасянь-Цзюнь с упоением прижался к теплым нежным губами учителя. По телу начало разливаться тепло, когда руки Ваньнина обвили его шею.       Последняя грань отчаяния. Смириться с поражением, унижением. Оставалось одно — снова отдать себя в чужую власть, покориться Императору. Однако, поражение приносило небольшое утешение, — объятия того, кого он любит.       Сегодня Мо Жаню хотелось как можно крепче прижать его к себе, насладиться теплом его кожи, его телом, запахом волос. Он так скучал по этому вкусу губ, по этим редким вздохам наслаждения. Он полностью погрузился в дурман страсти, понимая, что учитель отвечает на его ласки. Полная безумия любовная жажда, которую можно было утолить только в объятиях Ваньнина.       — Ваньнин, тебе хорошо со мной…?       — …       — Ответь? — он слегка сжал губами его мочку уха.       — Ахх, я не… — тихо, неуверенно.       — Действительно хорошо?       — Мо Жань… — еще тише, почти шепотом. Щеки учителя загорелись огнем от смущения.       Мо Вейюю совершенно не хотелось отпускать его от себя ни на секунду, беспорядочно целуя зардевшееся румянцем лицо. Как же сладок вкус его кожи на губах. Это отличалось от секса с другими. Самое острое желание, самое сладкое… Не сравнимое с другими. Нежных запах яблонь сводил с ума. Прижать его к своему телу и не отпускать, раствориться в этих объятиях. Только сейчас он мог прийти в равновесие сам с собой, почувствовать умиротворение и покой. Именно в этих объятиях он мог спать всю ночь.       Когда Мо Жань заснул, Чу Ваньнин только крепче сжал руки вокруг его шеи. Достопочтенный положил голову ему на грудь и, надо сказать, не совсем удобно придавил своим весом. Но Юйхэн и не думал его стряхивать с себя. Пусть его сердце и так разорвано в клочья, но в эти короткие минуты на рассвете Мо Жань принадлежал только ему. Он мог тешить себя любыми мыслями, мечтать о чем угодно только в эти рассветные часы. Когда Мо Жань довольный засыпал рядом с ним. Эти несколько часов он только его… Он сколько угодно мог осуждать себя за слабость, но стоило Мо Жаню коснуться его, как учитель терял себя. Он любил, желал, сгорал от ревности. Иногда он едва сдерживался, чтобы не сказать лишнее, о чем сильно пожалеет, но порой эти слова было так трудно удержать. В некоторые моменты, когда Мо Жань был нежен, Ваньнина терзал соблазн сказать то, что было в душе и сердце. Но разве это могло быть принято без насмешки Тасянь-Цзюнем?       Учитель попытался устроиться чуть удобней на подушках. Уже почти рассвело, а он еще не спал. Мо Жань так придавил своим весом, что все же пришлось слегка передвинуть его голову, которая уже казалась каменной. Ученик лишь потянулся и крепче сомкнул свои объятия. Ваньнин прикрыл глаза, улыбаясь, погружаясь в легкий сон.       — Ваше Величество…       — Мммм. — раздраженно засопел Мо Жань над самым ухом.       — Ваше Величество?..       Ваньнин распахнул глаза и попытался соскочить с кровати. Он не терпел, когда кто-то заставал их в таком виде. И если Мо Жань совершенно не стеснялся окружающих, для учителя такое вторжение было немыслимо. Только Тасянь-Цзюнь отреагировал быстрее, и его стальная хватка прижала учителя обратно к простыням.       — Тссс… — шепнул он нежно на ухо Ваньнину, и затем громче. — Ну что там?       Юйхэн возмущенно оглянулся и понял, что ученик даже не удосужился открыть глаза.       — Ваше Величество, уже полдень, вы обещали позавтракать с Императрицей, она очень вас ждет.       — Достопочтенный спит. Она может есть одна.       — Что-то передать ей, когда вы придете?       — Достопочтенный придет, когда будет надо. Все… Оставь нас, когда мы захотим позавтракать, тебя позовут.       Чу Ваньнин замер. Впервые он услышал от Мо Жаня «нас», «мы». Это внезапно оказалось очень приятно. Император тем временем сладко ворочался в постели, неизменно прижимая к себе учителя.       — Полдень? — его голос был сонный.       Достопочтенный приподнял голову, как раз в это время на улице раздался раскатистый гром. Дождь лил стеной. Мо Жань поцеловал лежащего рядом Ваньнина. Император редко засыпал рядом с кем-то еще. Совсем в юности, когда он был более романтичен и неопытен, он допускал в свою постель почти всех, не гнушаясь спать в их объятиях. Сейчас только Сун Цутюн время от времени могла добиться, чтобы муж остался до утра. Но ее во сне Мо Жань никогда не стремился обнять. Что до остальных… Если они и задерживались, то только из-за того, что Император иногда был пьян и засыпал раньше. Но стоило ему проснуться, Достопочтенный выгонял их прочь. Сейчас учитель был таким теплым, приятным на ощупь, а его губы слегка дернулись в улыбке. Он не хмурился и не отстранялся, стараясь сбежать из кровати побыстрее.       — Иди ко мне. — и последовали теплые поцелуи.       Спустя пару часов они все же выбрались из постели. Тасянь-Цзюнь надел на легкие домашние штаны халат и сейчас сидел на крыльце Павильона Алого Лотоса, прижимая к себе Ваньнина, который устроился между его ног. Учитель тоже накинул халат, но Достопочтенный так же сверху накрыл его теплым одеялом, чтобы тот не простудился.       Дождь временами слегка стихал, но затем начинал лить с новой силой. Император пригубил вино и передал Ваньнину. Юйхэн сделал пару глотков, вкусное, его любимые «Белые цветы Груши», и поставил бутылку на пол рядом с ними. Снова раздался раскат грома. Тасянь-Цзюнь задумчиво гладил учителя по волосам. Сегодня ночью, дорвавшись до тела учителя, он испытал такое облегчение, словно до этого он шел по пустыне и вдруг испил свежей воды. Ему совершенно не хотелось терять это чувство, напротив, — хотелось продлить его как можно дольше.       Тут он почувствовал, как Чу Ваньнин слегка напрягся и подавил вздох, потирая левую часть груди. Достопочтенный положил руку поверх ладони учителя. Пульс такой частый, сбивчивый, да и лицо учителя напряглось, словно от боли. Главное, чтобы не заболел.       — Прижмись ко мне, расслабься.       Чу Ваньнин положил голову ему на обнаженную грудь и прикрыл глаза. На самом деле в последние месяцы его и вправду мучила боль в груди. Внутри что-то сдавливало, становилось трудно дышать, пульс учащался. Но постепенно боль уходила. Он попытался выровнять свое дыхание и расслабиться, окутанный теплом и запахом Мо Жаня.       — Ваньнин… Если бы я прямо сейчас освободил тебя, вернул тебе уничтоженное духовное ядро… Ты бы ведь ушел?       Юйхэна слегка передернуло от вопроса. Ушел бы, но не один. Если бы у него было духовное ядро, он силой всех своих божественных орудий вырвал бы ученика из этой трясины. Увез бы в самое дальнее место, сделав недоступным манипулятору, а тем временем, располагая свободно своим перемещением, наверняка бы нашел того, кто знает о таких проклятиях и вырвет яд из груди ученика. А потом… А потом бы Мо Жань отвернулся от него. Но это было бы уже не важно, он был бы исцелен. Но гордость снова вонзила в сердце свои когти. Ему было стыдно сказать и признаться Мо Жаню, что он и так без остатка принадлежит ему.       — Молчишь?.. — Тасянь-Цзюнь вздохнул. Его руки на талии Ваньнина немного разжались.       Ваньнин серьезно и с удивлением посмотрел на него. Мо Жань… Огорчен? Он не решался в это поверить. Он ему… немного дорог? Сердце забилось чаще.       — Мо Жань…       Мысли метались в разные стороны.       — Не надо, Достопочтенный и так все знает. — лицо Тасянь-Цзюня стало холоднее, напряжённое.       — Дурак. — Он потянулся. Его губы осторожно коснулись Мо Жаня в поцелуе. Неуверенно, словно опробовав почву, он начал целовать его. Сам.       Одно дело, когда тебя целуют, другое дело — целовать самому. Юйхэн был очень не уверен в себе и сейчас пытался понять, каково это — проявлять инициативу. Он боялся показаться слишком развратным или сделать что-то не так. Когда он прервал поцелуй, его лицо горело огнем от смущения.