Восемь лет прошлого

      Тасянь-Цзюнь прогуливался по припорошенному снегом парку с императрицей. Красавица счастливо прижалась к его руке, стараясь раствориться в тепле мужа. Только что Император осыпал ее самыми роскошными мехами, тканями и украшениями, поэтому Сун Цютун, получив очередное доказательство расположения супруга как вещественное, так и физическое в постели, пользовалась моментом. А сейчас Достопочтенному приходилось слушать ее бесконечные планы на будущее. Начиналась зима, и она, конечно, пошьет себе новые наряды. А еще А-Жаню следует пошить…       Сун Цютун со свойственной ей игривой натуре рассуждала о том, как следует Императору встретить новый год и провозгласить новый девиз. Как следует украсить дворец. Все это нужно изготовить заранее. Хотя еще несколько месяцев впереди, подготовку следует начать сейчас. Тасянь-Цзюнь скучающе смотрел в небо и понял, что слишком много всего, чего он не очень хочет знать.       — Ваше Величество, посмею вам предложить сделать цвет этого года белым! Ваша скромная раба наденет белое платье с золотыми фениксами, а вы, Император, будете в золотом одеянии с белым мехом, оно подчеркнет вашу красоту… — Она снова погрузилась в рассуждения, к которым Достопочтенный не стал прислушиваться.       Тасянь-Цзюнь ухмыльнулся. Перед тем, как отправить сундуки Сун Цутюн, несколько связок самого лучшего меха были отправлены в Павильон Алого Лотоса. Ему нравилось обнимать учителя, закутанного в белые пушистые шкуры. Только Юйхэн, в отличие от Сун Цутюн, не поблагодарит.       Достопочтенный нахмурился. Старейшина Юйхэн до сих пор считает, что ему все должны, и даже самые лучшие условия плена, все подарки Императора ему безразличны. Учитель снизошел, чтобы принять их… Достопочтенный осыпал его дарами и видел в ответ лишь легкую улыбку и кивок головы. И слишком редко звучало «Спасибо».       Чем больше Сун Цютун сияла от предвкушения и рассуждала о празднике, тем мрачнее были мысли Достопочтенного. Другие благодарят его, другие проявляют расположение. А что же учитель? Стоит ему зайти в Павильон, тот воротит нос от Достопочтенного? И это после всей заботы, что Достопочтенный осыпал его?!       — Ооо! Ваше Величество, а вот этот несносный человек! — Нефритовый пальчик девушки указал вперед.       Чу Ваньнин гулял по парку, прикрывшись от снега белым зонтом. По сравнению с вышитыми золотом нарядами подошедшей Императорской четы, скромное белое одеяние учителя смотрелось слишком аскетично. Ему совершенно не хотелось с ними сталкиваться, но когда его заметили, убегать было неуместно. Он остановился и сложил зонт.       Девушки, сопровождавшие императрицу, стали шептаться и хихикать. Одни отметили ледяную красоту молодого мужчины, другие шептали о его никчемности и дурном характере.       Юйхэн хмуро молчал, опустив глаза. Ему совершенно не нравилось оказаться в такой позорной ситуации и быть предметом насмешек.       — Ваше Величество, он снова не поклонился. Не только мне, но и Вам! Перед всеми!       — Ваньнин…? — Тасянь-Цзюнь вскинул бровь. Сейчас ему не хотелось ни с кем спорить.       Чу Ваньнин хотел развернуться и уйти, но увидел, как Достопочтенный сурово смотрит на него. Он был в замешательстве.       — Слуги, помогите этому учителю согнуть ноги… — Сун Цютун торжествовала. Теперь, когда рядом с ней Император, этот старейшина не посмеет ей грубить!       Прислуга было бросилась схватить опешившего Юйхэна, но Тасянь-Цзюнь вскинул руку.       — Назад! — голос не терпел возражений. — Ваньнин, Достопочтенный дает тебе возможность решить ситуацию более благоприятно. Приклони колени перед Императрицей.       Чу Ваньнин содрогнулся. Он опустил ресницы, на лице смешались эмоции. Во рту пересохло. Молчание. Учитель вскинул глаза и увидел торжествующую улыбку императрицы и почерневший взгляд Мо Жаня. Губы стиснуты, сейчас он не терпел возражений.       Чу Ваньнин прикрыл глаза. Сколько еще позора ему дано вытерпеть? Медленно старейшина Юйхэн опустился на землю, склоняя голову. Сун Цютун мило захихикала, словно зазвенели маленькие колокольчики. Услышав ее смех, Чу Ваньнин лишь сильней сжал губы. Унижаться перед этой девчонкой?       — Этот человек не должен кидать вызов Императору. Кроме того, ваша покорная раба уже говорила, — он что-то скрывает! Враг всегда останется врагом. Оставим его… — она потянула Императора за рукав прочь.       Тасянь-Цзюнь мягко высвободился из ее рук.       — Ты ступай.       Девушка нахмурилась и хотела что-то сказать. Потом, увидя ледяное и полное гнева выражение лица мужа, не стала спорить. Лишь улыбнулась Мо Жаню и пошла в сторону дворца, мягко шурша гравием при каждом шаге, надеясь, что супруг сурово накажет неугодного пленника.       Ваньнин все также сидел на земле, опустив голову.       — Вставай, твоя простуда только прошла.       Также медленно учитель встал, не поднимая взгляда на Императора.       — Она утверждает, что ты что-то скрываешь.       Молчание. Это уже совершенно слишком. Что он может скрывать, когда он целыми днями который год сидит в одиночестве?       — Ладно, идем. — Достопочтенный развернулся, заложив руки за спину, и направился к Павильону Алого Лотоса.       Здесь, как всегда, было тепло, уютно… В юности он не переносил это место, а сейчас все чаще стремился задержаться здесь. Ваньнин поставил зонтик в сторону и снял плащ. Он избегал сталкиваться взглядом с Мо Жанем.       — Покажи, что у тебя в ящиках…       Юйхэн обернулся с негодованием, это было уже слишком оскорбительно! Сколько можно продолжать этот фарс?       Достопочтенный сам находил смехотворными предположения Императрицы, однако, хотел попугать учителя, чтобы тот не слишком расслаблялся и не забывал свое место. Мо Жань подошел и начал наугад вытаскивать ящики из тумбы, вытряхивая их на пол… С грохотом полетели на пол пустые чернильницы, целый ящик украшений, дощечки, которые вырезал учитель, набор свечей, ароматические палочки, бруски мыла…       Вдруг он услышал, как за спиной Ваньнин ахнул, словно от ужаса. Зверь Тасянь-Цзюня ощутил запах страха учителя и оскалился. Достопочтенному показалось, что его ударили Тяньвэнью. Он оглянулся на Ваньнина, который напряженно в растерянности и страхе смотрел под ноги Достопочтенного на весь этот хлам, а потом перевел глаза на Тасянь-Цзюня. Его губы дрогнули в попытке что-то объяснить. Кровь отлила от лица учителя.       Все сознание Мо Жаня наполнилось яростью. Неукротимым бушующим потоком в воздухе разлилась его удушающая сила.       — Так она права?! — его голос наполнился желчью. — Ты как был мразью, так и остался?!       Он мыском сапога раскидал вещи, что высыпал… Какие-то побрякушки, которые дарил учителю, пара флаконов масел… Шкатулка! Когда Достопочтенный поднял шкатулку. Ваньнин застыл, словно мраморная статуя. Словно пойманный вор, он с отчаянием наблюдал, как Достопочтенный выудил самое страшное… И он немного вытянул руку вперед, пытаясь подобрать слова.       — Не надо… Не трогай. — прошептал почти с мольбой. Он хотел сказать что-то еще и замолчал.       Тасянь-Цзюнь расцвел улыбкой. Он поймал учителя! Этот Юйхэн, который всегда был ему врагом, который ненавидел его, который стремится его уничтожить! Император резко распахнул шкатулку, вытряхнул на ладонь. Красный мешочек и засохший лист дерева. Когда он раскрыл мешок… Волосы? И все? Тут его сознание прояснилось. Это же был их свадебный мешок! Их волосы!       Ваньнин с отчаянием отвел взгляд. Он выглядел крайне потерянным, почти на грани отчаяния.       А листок? Мо Жань понюхал…       — Лист персикового дерева? Ты снова хочешь персиков?       Его брови, которые до этого сошлись вместе как мечи, расслабились. Гнев на лице сменился мягкостью. Это и все? С некоторой досадой на самого же себя, Достопочтенный завязал ленты мешочка обратно в узел. Конечно, смешно предположить, что пленный учитель, отрезанный от всего мира, плетет интриги.       Губы Ваньнина снова дрогнули, глаза застыли с невыплаканными слезами. Ему хотелось сбежать и от стыда утопиться в озере. Каким он был глупцом, когда решился хранить это! Это была его тайна. Единственное, самое личное, что он берег. Что решился сохранить, несмотря на свои же предубеждения…       — Чу Фэй, хорошо, что ты хранишь воспоминания о нашей свадьбе, так и нужно верной жене. А если ты хочешь персиков, просто скажи, Достопочтенный достанет тебе их в любое время года.       Тасянь-Цзюнь полностью успокоился, закрыл шкатулку и вручил ее в безжизненные ледяные руки учителя. Когда Достопочтенный отошел, тонкие пальцы учителя сильней сжались на красной ткани.       — Пойдем, пусть принесут горячий чай. — Император сел за столик и снял головной убор.       Разве умирая, столько раз можно умереть еще раз?       Ваньнин понимал, как, найдя самое откровенное признание его чувства, Мо Жань, не думая, растоптал его и повернулся к нему спиной. Только что он ворвался в самую душу учителя, в самые отдаленные сокровенные уголки и просто этого не заметил. Ему было безразлично. Безразличны чувства и эмоции, безразличны мысли учителя.       Чу Ваньнин закрыл глаза. Каким же надо быть слепцом и глупцом, Мо Вэйюй? Это было больно. Очень больно. Больно на грани отчаяния. Сердце болело с каждым ударом. Зачем оно вообще еще бьется? Но он быстро одернул себя. Нет, так даже лучше. Даже лучше, что он ничего не понял…       — Чу Фэй…?       Юйхен вздрогнул. Не желая пока смотреть в лицо ученика, Ваньнин присел и сделал вид, что собирает содержимое ящиков обратно. Но пальцы не слушались.       Когда он присел напротив Достопочтенного, он все еще был бледным и старался вести себя крайне сдержанно. Две сокровенные вещи. Брачный мешочек и лист с тех персиков, что прислал ему ученик, как напоминание, что в Мо Жане еще есть доброта… А теперь это уничтожено и испачкано безразличием. Словно растоптано в прах. Если бы Мо Жань был прежним, его душа не была отравлена проклятьем, смог бы он тогда увидеть самое очевидное?       — Ваньнин?..       Юйхэн поднял глаза и понял, что уже несколько минут сидит, молча потупив взгляд и держа перед собой чашку.       — Достопочтенный подарил тебе мех. Он тебе понравился?       Юйхэн смотрел на ученика, пытаясь найти осмысление своим чувствам. Вся боль выплеснулась в одну единственную уверенность. Пусть Мо Жань не понимает. Пусть не видит. Он все равно любит его. Мо Жань, каким бы ты не был, твой учитель любит тебя. Даже если он тебе не нужен, ты нужен учителю. В душе немного потеплело. Мо Жань, его Мо Жань…       Ваньнин встал, пересаживаясь ближе к Императору, неуверенно кладя ладонь ему на лицо.       — Мо Жань… — в глазах учителя была тоска, смешанная с нежностью. — Мо Жань. — он мягко смотрел в глаза ученика, и вдруг Тасянь-Цзюнь ощутил, как по телу разливается приятное тепло. — Ты поцелуешь меня? — последнее было сказано почти шепотом.       Достопочтенный распахнул глаза от удивления. Ладони учителя холодные, бледное лицо, губы чуть приоткрыты, словно в ожидании поцелуя, о котором тот просил. Юйхэн сейчас выглядел словно цветок яблони, брошенный в белоснежный снег. Тепло, объятое холодом.       Достопочтенный бережно обнял его и поцеловал, чувствуя, как любовник всем телом прижался к нему. Ваньнин пальцами зарылся в мех на плаще Императора, нежно отвечая на поцелуй. Губы учителя всегда были такими мягкими, теплыми. Поцелуи с ним всегда особенно сладострастны, особенно когда тот отвечает на них. Запах яблони просто сводил с ума, как и мягкое, гибкое тело в руках, которое так податливо устремилось к нему сейчас.       — Еще немного и Достопочтенный отсюда вообще не уйдет…       Ваньнин не стал отвечать, он потянулся и снова поцеловал его.