Восемь лет прошлого

      Настроение Императора в последнее время было невыносимым, неизменно вызывая тревогу и волнение придворных. Утром он менял решение, принятое вчера, а к обеду мог снова передумать.       Сиятельная Императрица торжественно вручила супругу редчайшие рукописи, на поиски которых ушли многие годы. Но уже на следующий день, Император объявил, что желает уединиться в  отдаленном павильоне дворца со своей второй наложницей. А еще через день, оставил обоих  и принялся устраивать совершенно безудержные оргии, предаваясь разврату с любым, кто придется ему по вкусу.       После продолжительной засухи этим летом, главы великих школ и простые наместники провинций были встревожены. Во дворец Ушань день за днем стекались посыльные с донесениями о состоянии складов, росте цен на зерно и недовольстве крестьян. В деревнях начинался настоящий мор.       Умнейшие и достойнейшие ученые мужи всех школ устремились в залы библиотек, стараясь перещеголять друг друга знаниями, как призвать дождь, вырастить урожай. Свитки и талисманы заполонили города и деревни, а крестьяне жаловались на фальшивки, которые не стоили и гроша.       Этот Достопочтенный только весной подавил последние бунты и рассчитывал теперь насладиться всеми прелестями своего правления. Неужели эти никчемные жалкие бездари сами не могут справиться? А главы школ, неужели они настолько глупы, что раз за разом им нужно тревожить покой Императора Бессмертных?       Направив свою многочисленную армию в поля, Тасянь-Цзюнь не зная пощады, уничтожал любое возмущение, обагряя землю кровью.       Единственный, кто имеет право властвовать в этом мире и иметь свое мнение - Этот Достопочтенный. Первому Императору, наступающему на Бессмертных не пристало выслушать тысячи слуг, завывающих как плешивые псы у его дверей. Если они не могут справиться со своими проблемами и смеют роптать - их ждет смерть.       Императрица в ужасе затаилась в своих покоях, боясь попадаться на глаза супругу, не осмеливаясь даже на прогулку.       А Император развлекался, пил, слушал музыку, смотрел танцы, а затем овладевал новыми юношами и девицами. Их жаркие тела были лишь кусками мяса, никчемными, омерзительными. Их лица не запоминались, стираясь в одно размытое и гадливое пятно. Похотливые, вонючие, их кожа лоснилась от масел и пота. Он не желал касаться этих тел губами, просто насаживая желаемое на свой член.       Пропитанный запахом алкоголя, потом любовников, их страстью, каждый день он удалялся в Павильон Алого Лотоса, куда перенес  опоенного наркотиком  Чу Ваньнина.       Вот уже почти неделю как Достопочтенный опаивал его и, едва учитель начинал ворочаться, приходя в себя, как в его глотку вливали новую порцию снотворного, и гордец снова забывался сном.       Этот Достопочтенный не хотел признаваться, что помимо отвращения к больному и измученному телу, он испытывал острое желание вновь  овладеть учителем, трахать до тех пор, пока Ваньнин не начнет скулить и просить пощады.       Раны от кнута на спине  воспалились, не смотря на снадобья. Кроме того, Ваньнин сильно ворочался и постоянно на бинтах виднелись пятна крови. Его слабое истощенное тело пытало огнем, а мышцы сводила дрожь. Он целыми днями метался в лихорадке, не приходя в себя.       Император Бессмертных мог раздавить бывшего Старейшину Бэйдоу с той же легкостью, как муравья.       Но Мо Вэйюй терпеливо менял бинты, промывал раны, вливал между сухих губ Ваньнина наркотик и укладывал в постель, ложась подле него. Вот бы оттрахать его побыстрее, но учитель сейчас был слишком слаб для постельных утех. Император раздраженно кривился, слушая хриплое тяжелое дыханье и бессвязное бормотание у самого уха.       Сегодня музыка звучала до середины ночи. Перед глазами все еще мелькали яркие ленты, с которыми танцевали девушки, полуобнаженные тела извивались в самых откровенных позах, стараясь привлечь внимание Императора.       Один юноша, особенно выделялся. Бесстыдная уверенная улыбка так и говорила о намерениях полных бесстыдства, каждый взгляд пропитан неприкрытым развратом и похотью. Из этого упругого тела сочилось самое распутное блядство, как из переспелого фрукта. Тасянь-Цзюнь кинул парня животом на стол, трахая, пока тот отвратительно пошло вопил на весь зал, наслаждаясь членом Императора в своей заднице, подмахивая ему и упиваясь моментом триумфа. Достопочтенный кончил в это раскрасневшееся потное тело и вытащил член, вытирая его куском скатерти.       Ему понравилось. Но на этом его интерес иссяк. Император откинул от себя вино и попытался встать, хотя после выпитого голова шла кругом. Он раздраженно отмахнулся от навязчивых рук, который пытались поддержать.       Выйдя в сад, он опорожнил свой кишечник прямо под куст, а над ухом зудел старик Лю, что-то скрипуче и беспокойно повторяя, пока слуги неуверенно толпились в стороне.       Тасянь-Цзюнь вытер рукавом губы и перевел дыхание. Все еще держалась ужасная жара, даже ночью глоток свежего воздуха был редкостью. - Достопочтенный желает уединиться. Держи фонарь выше.       Спустя несколько минут, Император громко распахнул дверь в темноте Павильона. Благодаря заклинаниям, здесь стояла приятная прохлада. Кроме прочего, уставший от грохота музыки и людских голосов разум Императора отдыхал в этой тишине.       Именно поэтому, едва переступив порог, Мо Жань услышал тяжелое дыхание учителя и шорох ткани, когда тот метался в бреду по кровати. Опьянение как рукой сняло, и мужчина быстро кинулся в темноту комнаты. Ваньнин, не смотря на раны, умудрился перевернуться на спину, его волосы рассыпались по подушке. Он снова скинул с себя одеяло, не смотря на жар, и теперь в исподнем метался по подушке, словно от боли. - Мо Вэйюй….– видимо, наркотик успел раствориться в крови и Ваньнин приходил в себя. Он узнал вошедшего ученика. - Ваньнин, я ненадолго отлучился. Достопочтенный снова здесь, - он аккуратно приподнял его. Нет, раны не открылись, они уже хорошо затянулись благодаря самым лучшим мазям, что выписал своей наложнице Император. Он не желал оставлять на теле Ваньнина уродливые рубцы.       Тело учителя все еще горячее как раскаленная печка. Почему он так сильно заболел? Что случилось с этим человеком? Где Император не досмотрел за своей любимой игрушкой? Тасянь-Цзюнь прикрыл его одеялом, подтыкая края. - Мо Вэйюй… в Цайде, ты видел не меня, верно?       Это был все еще бред, но уже более осмысленный. Действие наркотика ослабевало, нужна была новая порция.  Император потянулся было к столику за склянкой с жидкостью.       Учитель  затуманенным взглядом все еще смотрел на него и рука Мо Жаня застыла. - Ваньнин? Ты меня слышишь? Когда Достопочтенный не видел тебя? - Тогда, - он прервался, чтобы перевести дыхание и набрать воздух, - В Цайде.       Слова давались ему особенно тяжело. - Тогда ты видел не меня. Я знаю. Но я видел тебя….-Губы Чу Ваньнина сжались, словно от боли. - Ничего, я понимаю.       Тасянь-Цзюнь перебирал в голове, что ж было в Цайде тогда? Они несколько раз были в этом городе. Но даже сейчас, в бреду этот холодный бездушный человек попрекает ученика в том, что видимо тот не внимательно слушал его науку?!       Мо Вэйюй пересилил свое желание отбросить слабое тело Ваньнина, словно мерзкую гнилую тварь от себя, он сдержался, иначе это могло навредить ранам учителя. Тот снова погрузился в наркотический сон и его тело, словно мертвое, безвольно обмякло в руках повелителя. Жалкое, слабое, беспомощное, исхудавшее. Больное и омерзительное, если бы не этот сладкий запах, так притягивающий к нему. - Ваньнин, как же сильно ты меня ненавидишь в своей черной душе.       Достопочтенный вернул его обратно на кровать, раздеваясь и ложась рядом. Сейчас он был очень зол на учителя, но все равно улегся так, чтобы дыхание учителя обжигало его обнаженную грудь, перебирая  волосы своего врага, вдыхая дурманящий аромат его кожи. - Хотя ты сейчас не слышишь меня, не важно. –погладил пальцем бледную впалую щеку,- Все равно ты мой. Твое тело мое, а душа накрепко связана со мной. Ты не сможешь сбежать от Достопочтенного ни в жизни, ни в смерти, я везде найду тебя. Ты можешь ненавидеть меня и дальше. Что ж, так тебе будет только больнее принадлежать мне. ~       Прошло больше месяца, прежде чем, Чу Ваньнин смог полностью восстановиться после наказания.       Тасянь-Цзюнь принял решение больше не опаивать учителя, давая тому восстановить силы самостоятельно. Когда Старейшина Юйхэн открыл глаза, на улице стучал по листьям долгожданный дождь.       Император почти каждую неделю требовал наложницу к себе, но получал неизменный отказ. Учитель ссылался на болезнь и отказывался исполнять свой долг и делить ложе с Императором Бессмертных. Ваньнин, полностью лишенный сил, с трудом мог говорить, не то, чтобы услаждать тело повелителя. Он кутался в одеяло и первые недели почти не вставал с кровати, молча глядя в одну точку пустым отрешенным взглядом.       Дожди усиливались. Были они вызваны тем, что заклинатели переборщили с амулетами или сами Небеса призвали их? Император клял провидение за дурную погоду и скучал в своих покоях, не желая видеть окружающих, постоянно требуя острые пельмешки к обеду. Иногда вечерами он пытался развеять дурное настроение с любовниками, или Императрицей, но затем выгонял их прочь в раздражении. ~ - Достопочтенный лично явился к тебе в павильон, что же учитель не желает даже подняться с кровати?       Источая яд, Тасянь-Цзюнь бросился к кровати учителя, едва переступив порог павильона. - Повелитель и супруг, которую неделю зовет тебя к себе.  И сегодня  ты снова прислал Достопочтенному свой отказ!  Разве твои раны не зажили? Разве не должна была боль отступить? Ты снова хочешь разгневать меня?       Ваньнин даже не шелохнулся, все также глядя перед собой пустым взглядом. - Может, уважаемый наставник забыл свое обещание ублажать меня? Тогда что стоит слово Старейшины Юйхэня, раз он никогда его не держит! Ты обещал заботиться о своих учениках - и предал слово. Обещал ублажать меня и снова отступаешься от обещания!       Чу Ваньнин, замер, не выдыхая воздух, и сделал над собой усилие, медленно поднимаясь на кровати и  откидывая с себя одеяло. По коже побежали мурашки от прохладного ветра, гулявшего по Павильону. Его знобило от холода даже под теплыми одеялами, а сейчас ему стоило большого труда не показывать дрожь. Щеки горели от жара, а пальцы не слушались, когда он пытался поправить на себе одежду. - Разве твой супруг не заботится о тебе? Хватит изображать жалкий кусок дерьма. Тебе самому не отвратительно, насколько ты стал жалок?       Черные брови старейшины Бэйдоу нахмурились, и он более решительно заставил себя встать, выпрямляя спину.       Тасянь-Цзюнь оскалился в усмешке, забавляясь с учителем.       Тот уже натягивал на себя темно-серый халат. - Чего желает Достопочтенный?       Император, довольный очередным подчинением, развалился на кушетке в разнузданной позе. - Достопочтенный желает горячий чай.       Расстояние от кровати до жаровни сейчас казалось непреодолимой чередой препятствий. Подбросить дрова, насыпать чай. От слабости руки дрожали, но Ваньнин, сжав губы, упорно продолжал.       Спустя несколько минут перед Императором стояла чашка горячего чая, от которой поднимался пар в холодном помещении.       Чу Ваньнин сел напротив, покрываясь ледяным потом от слабости. Все свои силы он потратил на это незначительное дело, а сейчас предстояло выслушивать ученика, стараясь сохранить остатки достоинства.       Мо Жань даже не пригубил горячий напиток. - Ты и вправду так болен? – Черные бездонные глаза Императора следили за каждым неловким движением своего наставника. - Нет. - Почему ты мне врешь? – в голосе звучало раздражение. - А разве мой ответ что-то изменит? - Ты снова решил спорить со мной? - Если у Достопочтенного еще остался разум, он заметит, что я не спорю с ним. - Оденься теплее. Ты простудишься еще больше.       Император встал, скидывая со своих плеч плащ и накинул его на плечи учителя, в ту же секунду ощутив, как тот вздрогнул от этого незначительного прикосновения. Такой малости хватило, чтобы тело Достопочтенного отреагировало, ведь они так давно не занимались любовью!       Последний раз это было месяц назад и тогда уже Ваньнин бредил от лихорадки. До этого - где-то весной? А на дворе осень. Да. Он много месяцев пытал Ваньнина и потешался над ним, тот усердно сосал член Императора, но разве такое может заменить полноценный трах?       Тасянь-Цзюнь не удержался и заключил его в свои объятия, желая лично согреть непокорную наложницу своим телом. Он совсем не ожидал, что учитель вдруг согласится на это!         Когда Император обнял его, тело Ваньнина вдруг обмякло  и учитель позволил прижать себя к горячей груди Достопочтенного. - Что с тобой?       На самом деле, Ваньнин и вправду чувствовал себя слишком плохо. Его силы были практически полностью уничтожены физической болью, переживанием, насилием. Он отрешился от всего мира и не мог ничего ждать от своей судьбы. Отстранившись от всего он оставлял себе лишь тело, управлять которым не был в силах.       Каждое движение давалось с болью, а душа кровоточила.       Слабость и болезнь пересилили. Он совершенно не желал касаться ученика, но головокружение и плохое самочувствие не оставили выбора, кроме как греться в его объятиях, слушая стук сердца Мо Жаня и даже сквозь дремоту пытаясь найти в этом стуке шорох и искажение от проклятого цветка.       Император же держал учителя до тех пор, пока дыхание того не стало спокойней и тело перестало трясти от холода, а потом отнес на кровать, укладываясь рядом. ~       Из разных провинций на Пик Сышень стекались новые толпы просителей с докладами о неурожае, повышении цен на зерно. Дохода беднейших семей не хватало и на миску риса. Император, наступающий на Бессмертных в ответ ставил на столы изысканные  и разливал самое дорогое вино.       После долгих утомительных попоек, он удалялся в свои покои и требовал привести учителя, заставляя Ваньнина услаждать слух чтением книг, а потом принуждал снова и снова ложиться под него.       Долгая болезнь слишком истощила бывшего старейшину Юйхэн. Молчаливый и хмурый, словно не живой, сейчас он, не пререкаясь, разделял постель с Достопочтенным. Отстраненный и не откликающийся на ласки. Император выходил из себя каждый раз, когда учитель отворачивался от него в моменты соития, отказываясь обнимать и целовать своего повелителя.       Но уже после двух или даже одного раза, уставший старейшина Бэйдоу забывался крепким сном, отворачиваясь от Императора. Он мог бить его по щекам, мог кричать, но Ваньнин был непреклонен и холоден.       Бесспорно, это тело принадлежало Достопочтенному и он мог делать с ним все, что угодно. Но Тасянь-Цзюнь пообещал себе поберечь Ваньнина. А тот бессовестно пользовался милостью Императора.       Первый раз, когда Император овладел им после болезни, Ваньнин почти сразу упал без сил, не смотря на все упреки ученика. - Учитель совсем стал жалок. Посмотри на себя, уже не в силах свести ноги, хотя Достопочтенный трахнул тебя всего один раз. Ты совсем ничтожен, Старейшина Бэйдоу. Я был глуп, выбрав тебя в учителя. Чему ты мог научить меня? - Убирайся. - Это и все, что ты скажешь? Может, сперва сведешь свои ноги? Ты все еще лежишь под Достопочтенным. - Оставь меня, - и оттолкнул его.       Никакие насмешки и упреки не могли заставить Ваньнина быть более исполнительным.       Кроме прочего, упрямец почти не разговаривал с ним. Ранее Ваньнин не стеснялся выразить протест, хотя бы жестом, взглядом. Но после болезни, Ваньнин замкнулся в себе, не вел с ним бесед, отстраняясь от повелителя даже в кровати и поворачиваясь к нему спиной!       Неслыханная милость Императора - прогулка в карете за пределы Пика Сышень, даже за это Тасянь-Цзюнь не услышал слов благодарности!  Да и всю поездку Ваньнин молчал. Они слишком стали чужие друг другу, не в силах найти слов для беседы ни днем, ни ночью.         Всякий раз, наслаждаясь гибким станом своего наставника, Император пытался воззвать к его гордости, разжечь в нем гнев. Но разве может умершая душа бунтовать? Ваньнину и в самом деле казалось, что он давно уже мертв. Похоронен заживо в Павильоне с Алыми Лотосами за сотней заклинаний, связывающих его душу и плоть.       Свое тело от отдавал животному в обличие любимого человека, который удовлетворял свою похоть, стараясь смешать все чувства учителя с грязью, изорвать тело в кровь, связать, вырвать крик боли и снова посмеяться над своей победой и чужим поражением.       Непрекращающееся безумие, с которым вряд ли сравнятся круги Ада.       Он умер, продолжая жить, украдкой глядя на Мо Жаня и стараясь уловить остатки личности своего ученика. Но этот статный мужчина в черных одеждах, вышитых золотыми драконами ни сколько не напоминал чистого и доброго юношу, которым был раньше.       В ту ночь император не мог остановиться в своем гневе.  - В чем дело, образцовый наставник, неужели я вложил в тебя шашку Чжэньлун и не заметил?       Ваньнин замер, все еще сидя обнаженным верхом на бедрах Достопочтенного и услужливо предоставляя свое тело для его удовольствия. Он смотрел в угол кровати, не желая встречаться взглядом с Императором. - Смотри на меня! –мужчина схватил его за подбородок и повернул к себе. Сперва, глаза Ваньнина бегали, не желая заглянуть в глаза ученика. Но затем он все же посмотрел.       Это был почти мертвый взгляд и при этом полный странного неведомого смысла. Взгляд, полный внезапного тепла, боли, обиды, пустоты и отрешенности. Почему вдруг Императору стало так больно в груди?       Тасянь-Цзюнь в бешенстве скинул с себя обнаженное тело и быстро встал, запахивая халат. Любовный пыл погас от омерзения и досады. Не этого он ждал от своей наложницы.       За столько лет он так и не сумел добиться признания от этого несносного человека. В этой схватке он проигрывал и это безмерно раздражало дикого зверя, который жил внутри. Хищная натура требовала уничтожить преграду, а разум подсказывал иное. - Оденься и приведи себя в порядок. Я не трону тебя сегодня больше. Ты вывел Достопочтенного из себя.       Так или иначе, но Ваньнин делил с ним кровать. Выполнял все приказы.       Но за последнее время он даже ни разу не отчитал Достопочтенного за то, что тот являлся к нему в пьяном виде, ни разу не пытался заговорить о голоде и страждущих.       Что же творится с учителем?       Ваньнин терпел молча, даже когда Император засыпал, прижимая любимую игрушку к себе, не желая выходить из его тела после любовных утех, Чу Ваньнин ни разу по утру не обмолвился о распущенности и неуместном поведении.       Все это лишь угнетало Мо Вэйюя.       В чем дело?       Наложница разве больна? Разве он не позволил Лю описать все симптомы болезни и отправить это лекарю? Разве Достопочтенный лично не следит, чтобы учитель ежедневно принимал микстуры? Разве Император не направляет ему лучшие угощения со своего стола?       Достопочтенный даже проявляет милость и не использует любовные средства, стараясь сам не проявлять особый пыл и за несколько месяцев не причинил учителю боли, а их сношения происходят только на постели, а не в коридорах, на столе или полу. Все как хотел Ваньнин.       Так почему после такого внимания и терпения, учитель отворачивается, прячет взгляд и даже ни разу не прижался к нему в кровати? ~       С осенью, вместе с дождями, на дворец Ушань опустилась мрачная давящая тишина.       В этом году было решено не устраивать Праздника в честь сбора, чтобы не вызвать еще большего недовольства подданных.       Почти каждый вечер Император требовал к себе учителя. Тот, тихий, отстраненный сидел рядом с ним, пока повелителя извергал из себя проклятия на все поколениях бессмертных подданных.        В редкие просветы сознания, Мо Вэйюй упорно садился за бумаги, изучал книги, истощал свою безграничную силу, все пытаясь овладеть в совершенстве всеми запрещенными техниками.       Все его мысли сосредоточились только для одной цели- Вернуть Ши Мэя.       Казалось, в тот момент, когда этот юноша коснется земли дворца Ушань снова зацветут цветы, снова будет светить солнце, а Император сможет улыбнуться. Мо Жань не переставлял умиротворенную улыбку любимого, теплые касания его рук.       Ради этого стоило жить. Ради этого стоило уничтожить всех.       Когда Ваньнин очередной раз навестил ученика в его покоях, тот был в слишком хорошем расположении духа, чтобы не поиздеваться очередной раз над своим наставником.       Достопочтенный был почти уверен, что близок к разгадке этой тайны. - Зачем ты изучаешь первую запрещенную технику? - Вернуться в прошлое. – Тасянь-Цзюнь, скривив губы в звериный оскал, наблюдал. Как бледнее лицо любовника. - А потом?- строго, но уже тише выдавил Чу Ваньнин. - Вернуть его.       Это стоило сказать, чтобы увидеть, как дрогнет лицо старейшины Юйхэня. Но вместо того, чтобы удивиться способностями ученика, Ваньнин начал читать обычные для себя нравоучения. - Если ты внимательно изучал книги, то никто из тех, кто пытался овладеть этой техникой, не встретил хорошего конца! Последний мастер, который пытался вернуть умершую дочь, встретился с самим собой в прошлом. Они пытались убить друг друга.       Мо Жань отмахнулся и перевернул листы на столе, чтобы Ваньнин не сверлил их глазами. - Достопочтенный не знает такого. - Никто не преуспел. - Тогда этот Достопочтенный станет первым, кто это сделает,- он сжал зубы, от гнева, особенно когда Ваньнин, словно проявляя заботу о своих учениках, начал громко рассуждать о том, что Ши Мэй может быть раздавлен во временном разломе. Словно судьба ученика когда-то беспокоила наставника?       Ваньнин, бледный как мел, уже не обращал внимания на выражение лица Императора и продолжал отчитывать его, словно бы он все еще был учителем, а Достопочтенный - его слабым и беззащитным учеником. - Грязная тварь!- Мо Вэйюй резко откинул от себя стол. Тарелка с фруктами и бумаги рассыпались по полу. В пол шага Достопочтенный достиг своей жертвы и схватил учителя за шиворот. - Я знаю, как ты его ненавидел, как презирал и проклинал…! - Я никогда… - Так вот, если этот Достопочтенный даже и встретит себе подобного, ему ничего не стоит убить меня другого в прошлом, чтобы забрать Ши Мэя себе! А если ты….       Он взглянул в лицо Ваньнина. Бледное.       Чем еще он может угрожать этому человеку? Он лишил его золотого ядра, лишил чистоты и заставил стать своим супругом. Этот человек против воли делит с ним кровать и на самом деле беспомощней кошки, ему только и остается, что возмущаться своим положением.       Тасянь-Цзюнь швырнул учителя в сторону со всей силы. Ему отчаянно хотелось, чтобы тот был раздавлен, словно мешок с костями. В эту ночь он не пожелал видеть свою наложницу. Ваньнин же, взяв бумажный фонарик, просидел всю ночь в библиотеке, наедине с книгами.       Бледные мотыльки летали вокруг огня, пламя охватывало их хрупкие крылья и они падали у края фонаря на пол.       Ваньнин замер, сидя с книгой в руках в тишине.       Что он мог сделать? Как остановить и переубедить Мо Жаня, который сейчас вообще вряд ли уже способен слушать кого-бы то ни было.       Мо Жань даже не интересовался последствиями того, что может сделать. Убить самого себя в прошлом?       Сердце учителя сжалось от этой мысли.       Схватить ни в чем не повинного Ши Мэя и кинуть его в разлом, возможно, тем самым уничтожив его тело и душу?       Ваньнин, какой ты ничтожный учитель.       Ты уже потерял своих учеников в этой жизни, можешь потерять их и в других!       Сердце кровоточило.       Если бы Тасянь-Цзюнь мог его услышать?       Так что же сделать? Как остановить?       Ваньнин замер, затаив дыхание. Выход был лишь один? Убить.       Убить? Убить того, кто и без этого страдает. Снова предать своего ученика, потому что ты ни на что не способен, старейшина Бэйдоу?       Ваньнин вспомнил, как Мо Жань вжимался в него прошлой ночью. Император засыпал, даже не желая выходить из тела любовника. Императору был важен учитель, был нужен учитель.       Он захлопнул книгу.       Убить?       Тогда никто не пострадает. Просто… умрет всего один человек.       Перед глазами снова промелькнули картины. Как Мо Жань пытался спасти земляных червяков, как вышил платок, как принес вино…       Император, ненавидящий своего пленника, стоящий бледный, с ужасом в глазах, когда подумал, что учитель проглотил плод линчи и может умереть.       Разве Мо Жань тогда не кинулся спасать его жизнь? Разве это не говорит о том, что жизнь пленника…       Нет.       Ваньнин одернул себя. Он запрещал себе думать, даже пытаться представить!       В глубине души он понимал, осознавал, что привязанность Императора была очень странной.       И убить того, кто… ~       Ночью Ваньнин не мог заснуть под стук дождя.       Он лежал на боку, молча глядя в одну точку, слушая, как капли падают на деревянный помост павильона, стучат по воде и стекаются на размокшие жухлые листья в саду.       Уже который месяц как он замкнулся в себе, наедине со своими мыслями, не впуская в них никого. Вся ненависть Императора сейчас были безразличны Старейшине Юйхэну.       Все существо в нем словно умерло, а огонь в душе погас.       Даже в тот первый раз, когда Мо Жань преисполненный ненавистью и похотью овладел им, в учителе оставалась жизнь. Ваньнин все вспомнила тот ужасающий жестокий взгляд и горькие насмешки, которыми осыпал его Император. Как отвратительно ему это тело, как мерзок ему учитель, но все равно со странной настойчивостью Мо Жань приходил к нему, ночь за ночью. Осыпал его лицо поцелуями, заставил заключить брак, лечил, ревновал, терзая тело учителя животной страстью.       С каждым новым унижением Ваньнин гневался на него, но находил в себе силы простить.       Когда ученик спал подле него, он все равно испытывал желание коснуться черных волос Мо Жаня, его белого точеного лица, которое во сне приобретавшего мягкие черты.       Но годы шли. Как червь точит спелый плод, так и боль точит сердце.       Ты ничего не смог, Старейшина Юйхэн. За все эти годы ты не справился ни с чем. Ты можешь ублажать его, успокаивать его дурное настроение и утешать боль, рвущую его душу. Но Мо Жань безумен, опасен для других и для самого себя.       И все эти грехи, вся кровь, которую пролил его ученик, до самой последней капли - на твоих руках, Чу Ваньнин. Ни в одной из этих смертей не виноват ученик, а только ты, никчемнейший из учителей.       Разве в этом мире существовали более ничтожные люди, чем Чу Ваньнин?       Разве кто-то из них послужил причиной смерти стольких людей, послужил причиной гибели своих же учеников?       Половицы заскрипели под тяжелыми сапогами и дверь распахнулась. Первое что ударило в нос - сильный запах алкоголя.       Мо Жань ввалился в Павильон, скидывая по пути мокрую от дождя одежду и, словно дикий зверь, кинулся на кровать, на тело учителя. - Иди сюда, жалкая блядь, я желаю, чтобы ты вновь подставил мне свою похотливую задницу.       Ваньнин и не думал сопротивляться, когда его перевернули на живот, заставляя встать на четвереньки и взяли резко, без всякой подготовки.       Он лишь закусил губу и схватился за простынь, когда член Императора ворвался в его тело, мгновенно причиняя боль. Тасянь-Цзюнь так грубо начал трахать его, что пришлось держаться за край кровати, чтобы не ездить на ней туда сюда, когда Император так жадно врывался в его тело, стараясь каждый раз войти глубже и больнее.       Животная, грубая страсть, не имеющая ничего человеческого.       От Императора пахло чужими духами, пряностями и вином. - Твою мать, стой прямо! – он грубо толкнул внутрь свой член, даже не думая, что именно испытывает человек под ним, и со всей силы шлепнул по заднице, оставляя темно алое пятно.       Горячее тяжелое тело сверху. Грубые руки, стальной хваткой сжимающие бедра, обновляя вчерашние синяки. Ночь, темнота, тяжелое дыхание сзади и болезненные толчки, когда в твое тело проникает чужой человек. Ты не принадлежишь себе, Ваньнин. Ты и вправду - вещь.       Мо Жань быстро кончил. Чу Ваньнин с облегчением вздохнул, услышав довольный хрип Императора и ощутив сперму внутри себя. Вдруг теплые ладони обняли его талию, начиная гладить и массировать живот, надавливая на мышцы. - Ты ощущаешь мое семя внутри себя, учитель? – Снова этот магнетический сексуальный голос, - Это всегда было твоим. Почему ты еще не понес от меня? Едва я увидел тебя стоящего под деревом, залитого лучами света, я сразу возжелал тебя и решил, что ты будешь мой. - ….!- Ваньнин резко выдохнул и не мог больше дышать.       Еще сегодня днем Мо Жань вообще не мог ничего вспомнить из ученических лет, кроме Ши Мэя, а сейчас…. Он сейчас вспомнил их первую встречу? - Ты был так красив тогда.       Кто говорит из них? Мо Вэйюй или Император? - Я хотел тебя учитель. Только сейчас я смог согнуть тебя и ты мой. Я никогда не отпущу тебя. Ты мой. С того первого дня, как Достопочтенный увидел тебя, ты стал моим человеком. Я даже сейчас помню твои белые одежды в лучах солнца…       Тасянь-Цзюнь свалился с его спины и растянулся пьяный на кровати, откидывая голову назад. Выпитого вина хватило с лихвой и Император наступающий на Бессмертных закрыл глаза, забываясь сном, в то время как Ваньнин застыл, не в силах двинуться и дышать.       Кровь застучала в висках, а мысли смешались.       Чу Ваньнин поджал под себя ноги, одергивая рубашку вниз и сел рядом с телом спящего ученика, начиная трясти того за плечи. - Мо Вэйюй, ответь учителю. Скажи еще раз! Я приказываю тебе, как учитель! Ответь мне!       Но мужчина лишь вздохнул и отмахнулся от него. - Ваньнин, оставь меня. Достопочтенный хочет спать… - Ответь мне, ты помнишь нашу встречу, что еще ты помнишь?       Ответом была тишина и шум дождя.       Накинув халат, Ваньнин вышел из павильона на крыльцо, ступая босыми ногами по мокрому дереву.       Мо Жань.       О чем были эти слова? Неужели в теле этого животного еще живет частичка Мо Жаня? Неужели не вся его душа почернела от проклятья цветка?       Шум дождя смешался с мыслями, а небо разрывали звуки грома.   - Чу Ваньнин, ты потерял все. Собственными руками ты уничтожил  все, что имел…       Застыв, он еще долго стоял на крыльце, не смахивая с лица редких капель, что долетали до него и смешивались со слезами.       Потом он вернулся в комнату и закрыл за собой дверь, забираясь на кровать и прижимаясь к горячему телу ученика, обнимая его впервые за долгое время и целуя в губы, пока тот спит. - Прости учителя, Мо Жань. ~       Когда на следующий вечер Император снова потребовал Ваньнина к себе прислуживать за столом, не пререкаясь, тот согласился, захватив зонтик. Он уверенно ступал по грязным лужам, крепко сжимая бамбуковую палку в руках.       У него не оставалось ничего, что бы еще не получил ученик. Все, что было у учителя, тот кинул к ногам Императора.       Кроме одного.       Когда Тасянь-Цзюнь крепко заснул, Ваньнин вылез из кровати, подходя к столу и уколов палец иглой, капая кровь на талисман. - Перенеси меня в то время, когда цветок только зародился в его душе …       Я отдал тебе все, Мо Жань.       Но у учителя есть душа. Единственная сила, которой он может еще воспользоваться, чтобы помочь тебе.       Если есть хоть малейший шанс спасти тебя, учитель обязан отдать и это… ~       Утром Чу Ваньнин поспешил покинуть покои Императора пока тот спит.       В груди все еще болела пустота. Он уничтожил часть души, чтобы вырвать в прошлом из сердца ученика Черный цветок. Может ли это повлиять на нынешние события?       Что если, проснувшись утром, Мо Жань станет собой и осознает все, что произошло и то, как низко пал учитель, предаваясь с ним разврату каждую ночь?       Как тогда ему смотреть в глаза ученику после всего, что между ними было?       Среди дня Тасянь-Цзюнь вызвал его к себе. Император сидел в беседке, поросшей глициями. Он усадил учителя на колени, заставляя того поцеловать себя в краешек губ.         Его задумчивое выражение лица заставляло сердце учителя биться чаще в томительном ожидании. - Я вспомнил, как ты учил меня писать. Ты показался мне тогда таким красивым. – и сразу одернул себя, - Хотя какая глупость…       Ваньнин опустил взгляд, поджимая губы.       Все пошло прахом? - Идем, Достопочтенный желает, чтобы ты снова почитал для него.