Восемь лет прошлого

      Повисла угрожающая тишина. Шум от дождя казался невыносимым грохотом, разрезающим ножом томительное безмолвие в покоях Императора Поднебесной.       - О мой супруг!...- Женщина всхлипнула и разразилась плачем.       Руки Императрицы задрожали, колени подвернулись и она упала на пол, трясясь от ужаса и панического страха, который охватил ее. Сун Цютун не могла не заметить несколько капель, упавших на рукав Тасянь-Цзюна.       Она прекрасно знала, что и за меньший поступок ее благословенный муж способен содрать с человека кожу и переломать ему кости.       Она боялась поднять глаза, даже затылком ощущая на себе суровый взгляд черно-фиолетовых глаз Достопочтенного.       - О мой супруг! А-Жань! Я виновата, виновата! Прости меня! – она захлебывалась плачем, заламывая руки от ужаса. Молчание супруга пугало ее, но еще страшнее могли быть его слова, даже одно слово, которое стоило бы ее жизни!       - Молчи!....       Император раздраженно вырвал из ее пальцев край своей одежды и отступил назад.       Он убьет ее? Неужели она умрет сейчас? Нет! Зачем она согласилась выйти замуж за этого тирана? Польстилась на звание Императрицы, золото и серебро. Зачем она навлекла на себя эту беду?       - А-Жань…- чуть слышно шептали ее губы. – Возлюбленный мой!...       Как избежать жестокой участи? Почему она позволила себе такую неосмотрительность!?       - Что случилось с той, которую Этот Достопочтенный взял в свои жены? Жена Императора покорна, учтива, приятна в беседе.       Он смеется над ней?       Рыдания застыли в ее груди и она изумленно подняла лицо на своего повелителя. Нет, в лице Тасянь-Цзюна не было и тени насмешливой улыбки, с которой он глумился над жертвами, прежде чем отправить их на смерть. Его прекрасное лицо казалось еще более суровым, серьезным, она, как ни старалась, не в силах была понять его намерений.       - Супруга этого Достопочтенного - воплощение праведности, справедливости во дворце. Так ли это?       - …       - Этот Достопочтенный знает, зачем супруга явилась к нему без доклада, нарушив порядки Дворца. Достопочтенный очень рассержен, что его пытались обмануть. Его супруга-Императрица явилась сюда, когда ее беспутные слуги доложили о приеме послов, на котором Этого Достопочтенного сопровождала его наложница. Этот Достопочтенный правильно все сказал, он не ошибся в чем-то?       Сун Цютун ахнула и кусала пальцы, завороженно слушая его, боясь хотя бы словом навлечь на себя еще больший гнев.       - Эти же дурные слуги доложили моей любезной Императрице, что Достопочтенный принимал в личных покоях сына своего советника, после чего этого пса и изменника вынесли отсюда мертвым. Верно?       Она быстро закивала, а потом застыла, не зная, что лучше - соглашаться или опровергать?       - Эти дряни сообщили моей любезной супруге и то, что тело было переломано, а все внутренности этот паршивец изверг на кровать Этого Достопочтенного, после чего изволил сдохнуть?       Императрица закусила губу, лишь бы не закричать от ужаса.       Еще одно слово и он казнит ее.       - Этого Достопочтенного пытаются обмануть под крышей его собственного дома. Даже здесь есть измена. – Достопочтенный с наслаждением наблюдал за ее отчаянием. - Не отвечай. Императрица потеряла достоинство и вызвала гнев Этого Достопочтенного.       Мужчина подошел к ней и протянул руку, помогая подняться с колен. Растерянная и покрасневшая от рыданий, женщина едва держалась на ногах.       - Сейчас моя Императрица вернется к себе и прикажет евнуху Ляну забить до смерти всех служанок и евнухов, которые были у нее в услужении, а также всех слуг, приставленных к покоям Этого Достопочтенного.       Тасянь-Цзюна забавлял ее испуг, как и наслаждение от того, какой ужас он внушает ей, как она преклоняется перед его властью. Заставляя ее убить более сотни слуг, Тасянь-Цзюнь испытывал почти сексуальное возбуждение, предвкушая бурю чувств, ужас и то, как эта женщина беспрекословно и уверенно переступит через кровь, лишь бы выжить самой. Стравливать псов в своем дворце было одной из любых его забав. Пусть грызнуться, никто из них не в силах сопротивляться его воле.       - После того, как казнь будет закончена, Императрица прикажет забить палками евнуха Ляна.       -…!       - Не смотри так на этого Достопочтенного. Император знает больше, чем ты думаешь. Если супруга нарушит его приказ- Этот Достопочтенный велит ее саму забить палками. Ты поняла меня?       Сун Цютун быстро закивала в ответ, хватаясь за руку своего супруга. Но Тасянь- Цзюнь снова отступил назад, не давая ей коснуться себя. Он презирал истерики и омерзительные сцены с жалостливыми стонами.       - Слушай дальше. Не вздумай перебивать этого Достопочтенного.       Хотя голос Императора звучал ласково и почти заботливо, девушка не обманывала себя в ожиданиях. Император был сердит на нее.       - Этот человек - моя вещь. Собственность этого Достопочтенного. Неужели Императрица вздумает ломать вещи, принадлежащие супругу, раз они ей не угодны? Разве Достопочтенный взял в жены женщину, которая склонна спорить с ним? Этот человек, такая же моя собственность, как и этот дворец, и все вещи в нем. Моя Императрица обязана примириться с этим, иначе она не может быть моей Императрицей. Высказывая неодобрение о чем-то, ты прежде всего оскорбляешь выбор Достопочтенного. И не важно: пленник это или разбитый фарфор.       Сун Цютун начинала понимать.       - Теперь ступай. После того, как будет выполнен приказ, моей супруге до самого праздника Нового Года запрещено покидать свои покои. Ей следует читать книги о достоинстве и благоразумии жены, а также предаваться размышлениям о своем неподобающем поведении.       Это было самое мягкое наказание, которое можно ожидать от Достопочтенного. Поклон Императрицы был исполнен с безукоризненной грацией и изяществом. Словно актриса на сцене она играла роль доброй и любящей супруги, с нежной улыбкой глядя в лицо мужу, не смея сейчас даже словом зародить в нем сомнения в том, что его приказ будет беспрекословно исполнен.       Ее взгляд мимоходом упал на пленника, о котором говорил Император. Чтож, придется на время смириться с ним, раз этот человек забавляет А-Жаня. Но тут зоркий глаз выцепил деталь вышивки, украшавший пояс наставника. Поспешно покинув покои, Сун Цютун на секунду застыла в коридоре, пытаясь обдумать увиденное.       Изящно вышитое перо феникса. Может ей привиделось и это была деталь другого узора? Пристало ли мужчине и наставнику императора украшать себя перьями феникса, который считался символом Императрицы, супруги Императора?       От сомнений ее отвлек евнух Лян, который немедленно склонился перед своей госпожой, ожидая нового витка сплетен.       - Прикажи собрать всех моих слуг и слуг императора во дворе. Императрица желает сделать объявление.       С холодным лицом она прошествовала вперед, небрежно слушая, как евнух Лян настойчиво и угодливо засыпал ее вопросами, пытаясь выяснить, что же стряслось в покоях Императора. ~       Когда двери покоев затворились, Достопочтенный наступил на разбитый чайник. Красивый костяной фарфор, пропускающий дневной свет и искусно украшенный весенними узорами. Ему подарили этот сервиз к празднованию дня рождения. Сейчас у чайника отломался край и использовать его было уже нельзя. Достопочтенный накрыл его сапогом, растирая в порошок.       Сзади послышалось чье-то тяжелое и частое дыхание.       Тасянь-Цзюнь обернулся.       - Теперь ты.       Чу Ваньнин, хмурясь, стоял немного позади, прижимая к груди правую руку, мокрый рукав он придерживал левой, словно нечто очень дорогое.       - Подойди. Еще ближе.       Учитель хмурился. Что-то в голосе Тасянь-Цзюня заставляло его насторожиться. Но Чу Ваньнин уверенно шагнул вперед, как вдруг упал оглушенный на пол, почти теряя сознание.       До этого Тасянь-Цзюнь не желал марать свои руки, опускаясь до серьезных телесных наказаний. У него были другие способы сломать когти Ваньнину. Если же Достопочтенный выходил из себя, можно было привлечь палача. Хотя это был крайний способ и после него учитель неизменно болел.       Самое лучшее - лишить его книг, чернил и оставить в тишине, тогда кот начинал ласкаться к хозяину. Или самое простое- использовать афродизиак и наблюдать, как возмущенный и смущенный донельзя Ваньнин пытается сопротивляться желаниям своего тела. Учитель до того стыдился их, что угроза использовать это средство – было едва ли не самым эффективным.       Рукоприкладство - было чем-то новым. Даже не используя половину своей силы, он сбил учителя с ног, оглушая и почти лишая сознания. Ваньнин растянулся на полу, как вдруг Император придавил его ногой.       - Чу Ваньнин, Юйхэн ночного неба, – Голос Мо Вэйюя по прежнему был медово-сладкий и почтительный, способный внушить животный ужас тому, кто видел взгляд безумных глаз Достопочтенного. Красивое лицо Мо Вэйюя исказилось гримасой ненависти и презрения.       - Достопочтенный осмелится сообщить этому человеку, что тот снова забылся. Тасянь-Цзюнь склонился ниже. Только гордость и достоинство удерживали животное чувство Ваньнина от попытки бежать прочь от этого беспощадного дракона, готового выпустить свои когти.       Неужели это его Мо Вэйюй, его маленький ученик? Неужели это он такое чудовище?       Сердце учителя пронзила невыносимая боль, словно его собственное сердце пожирал чудовищный цветок восьми страданий.       Он ничего не может сделать. Бедный Мо Жань.       Чу Ваньнин прикрыл глаза, ожидая гнева Достопочтенного. Он не хотел видеть лицо любимого человека в этот момент. Слишком мало этот безумец походил на юного Мо Вэйюя.       - Скажи, Ваньнин, может ли называться богачом тот, кто просит милостыню на рынке? Если даже десять лет назад у него был дом полный слуг, если в его кладовой лежали ящики полные серебра? Но сейчас он сидит в грязной придорожной жиже протягивая пустую деревянную чашку проходящим покупателям, будет ли этот человек богачом?       Его улыбка больше напоминала оскал, а глаза затуманились от гнева.       - Полагается ли моей наложнице… дай вспомнить, пятого ранга!- не кланяться императрице?!       Ваньнин не хотел открывать глаза, пока Император не схватил его за подбородок и не встряхнул.       - Смотри на Достопочтенного! Ты был старейшиной Бэйдоу. Старейшине Бэйдоу не пристало кланяться своему ученику и его жене. Но сейчас все поменялось! Подумай сам, если бы ты десять лет назад увидел такую дерзкую наложницу, ты бы не осудил ее? Вправе ли ты все еще мерить и судить с высот старейшины Бэйдоу? Ваньнин, ты - наложница. Ты мой человек, моя плоть и кровь, моя собственность! И ты должен принять права и обязанности, которые налагает этот статус. Разве Достопочтенный не заботится о тебе, разве твои шкатулки не полны золота и серебра? Но ты слишком привык думать о себе иначе. Будучи учителем ты требовал, чтобы все беспрекословно исполняли правила. Учитель не хочет соблюдать свои же принципы? Или ты настолько прогнил внутри, что готов поменять их под себя?       Он рывком заставил Ваньнина встать с пола и притянул к себе, обнимая, словно в интимной ласке. Взгляд Императора был смешанный, трудно понять, о чем он думает. Его палец коснулся искусанных сухих губ учителя и чуть надавил. Достопочтенному очень хотелось, увидеть искушенного и распутного Ваньнина. Но упрямец лишь поджал губы, не давая Императору вложить пальцы в свой рот.       - Если этот Достопочтенный еще раз увидит, что ты не приветствуешь его и Императрицу, он перережет сухожилия на твоих ногах и ты вовсе не сможешь стоять, зато продолжишь исполнять свои обязанности. Ты понял этого Достопочтенного?       Снова молчание.       Молчание. Это единственный протест, который все еще мог позволить себе пленник.       Тасянь-Цзюнь хмыкнул.       - Достопочтенный желает, чтобы его супруга и наложница выполнила свои обязанности. Ступай в спальню раздевайся и ложись на кровать.       Он разжал объятия и толкнул Ваньнина в сторону спальни. Но тот застыл, опустил лицо, все еще пытаясь закрыть глаза, чтобы отгородиться от мира.       - Этот Достопочтенный устал, в жизни не видел никого с более дурным характером!       Он нетерпеливо схватил Ваньнина за руку и потащил к кровати, - Раздевайся. Немедленно и ложись.       Сам отошел в сторону и принялся снимать с себя парадные одежды.       Ваньнин оцепенел. Если бы не очередной оклик от Императора, он бы так и стоял у кровати, прижимая к себе правую руку.       Он должен преодолеть себя, он должен вытерпеть, не ссориться с Мо Жанем.       - Что ты там возишься? Сколько можно?       Учитель судорожно принялся пытаться левой рукой распутать пояс.       - Этот Достопочтенный будет не доволен. Ты заставляешь его снова ждать.       Кусая губы Ваньнин пытался подхватить пальцами узел, но он был завязан слишком туго. Еще одна попытка, вторая. Нервно дергая ленты, он лишь туже затягивал их. Левой рукой совершенно не удавалось развязать узел.       Почему ему так больно? Он же любит Мо Вэйюя.       Нет, нельзя проявлять слабость. Он должен стерпеть боль и унижение.       Какой же шлюхой он ощущал себя в этот момент.       - Ну и? …       Жилка на виске Императора напряглась. Ему хотелось броситься на учителя и с размаха войти в его тугое тело, овладеть, снова ощутить это упоение, прижимая к себе обнаженное тело Ваньнина, начиная грубо трахать его. Довести до слез, до крика, чтобы Ваньнин цеплялся за его плечи и жалобно плакал.       Но тот все еще возился с поясом!       - Достопочтенному еще долго ждать тебя?!       - Тебе надо, ты и снимай! – не выдержал Ваньнин, судорожно пытаясь разобраться со своей одеждой.       Руки Ваньнина тряслись и совершенно ничего не выходило, в конце концов, он резко рванул пояс и просто закрыл лицо здоровой ладонью.       Глаза Императора залились кровью. Рывком он опрокинул учителя на кровать, срывая с него и пояс и верхние дорогие наряды, чтобы распахнуть нательное белье и добраться до его горячей кожи.       Только Ваньнин так послушно замер в его руках, что эта безмятежная покорность немного удивила Достопочтенного. Что-то было не правильным, неверным в этих упрямо сжатых губах, уголки которых вновь опустились вниз.       Чу Ваньнин закрыл глаза и отвернулся от Тасянь-Цзюна, не смея даже сопротивляться темной страсти ученика. Правая рука безвольно поднята вверх, замотанная мокрым рукавом нарядного ханьфу. На нежном светлом шелке остались желтоватые пятна от чая. Придется выкинуть этот наряд.       - Что с тобой не так? – Император обеспокоенно коснулся лба наставника. Горячий, обжигающе горячий, чуть влажный от пота.       - Ты разве не хочешь снова принять в себя Достопочтенного?       Молчание.       - Достопочтенный требует ответа. Ты хочешь меня?       Чу Ваньнин открыл глаза и посмотрел на этого деспота над ним. Хотел ли он? Возможно да, в глубине души он испытывал страсть и наслаждался их близостью. Но та боль и унижения, что сопровождали ее в последнее время напрочь заставили, Чу Ваньнина забыть упоение, которое могло принести единение тел. Он лишился чувственности, опустошенный, обессиленный.       Желал ли он этого человека? Ваньнин был крайне испорченным человеком, в самом деле не раз наслаждаясь их близостью с учеником. Но слишком долгий пусть ему пришлось пройти.       Вдвойне сложно отдаваться тому, кто ненавидит тебя, пусть и не осознанно.       Нельзя изменить свою природу. Душой, телом и сердцем он давно принадлежал Мо Вэйюю.       Мо Жань не виновен в этой черной страсти. Эту роковую ошибку совершил ты, Чу Ваньнин.       - Как пожелает Достопочтенный. – безжизненным голосом он вновь повторил заученную фразу.       В душе Тасянь-Цзюня заскребли кошки. Конечно, Император не рассчитывал на любовь учителя, скорее, она была бы даже омерзительна ему. Но странным образом все его существо желало этого человека, с неутомимой яростью ему хотелось растворить Ваньнина в себе, пропитать его своими соками, заставить прогнуться под себя. Но Ваньнин упрямо молчал, снова взирая на Достопочтенного с таким хмурым и странным взглядом, который так и не удалось разгадать. Его правая рука все еще безвольно видела в стороне.       – Что у тебя в рукаве? Учитель принес с собой кинжал, чтобы напасть на этого Достопочтенного?       Мо Вэйюй отбросил ткань и застыл, не в силах вздохнуть или выдохнуть.       Всю изящную руку наставника вплоть до локтя покрывали огромные уродливые волдыри и красные пятна. Пальцы почти вдвое увеличились в размерах и скрючились от этих водянистых, наполненных светло-желтой жидкостью шишек, выступивших на всех пальцах после ожога.       Тасянь-Цзюнь все смотрел на изуродованную руку. Смотрел, смотрел и к горлу подкатил странный смех.       Сперва тихо, потом громче и громче. Он все смеялся оглушительным безудержным смехом. До боли в груди, почти криком, не имея возможности остановиться.       - Ну что ты? Что ты? Ты как маленький!       Тасянь-Цзюнь снова и снова смотрел на ожог учителя, закидывая лицо назад и заливаясь смехом, пока на глазах не выступили слезы.       Этот смех сам рвался из его груди с неудержимой силой, стоило лишь ему взглянуть на учителя. Смех рвался из самого темного нутра с болью, как вскрытый нарыв.       - Мо Вэйюй, ты снова как маленький!       Мелькали образы. Красные простыни, балдахин. Суровое лицо учителя перед ним. Ваньнин стирал его слезы знакомым старым платком. Достопочтенный хотел сказать, что купить ему платок получше, чтобы Ваньнин выбросил наконец это старье, но почему-то не смог.       Смех Императора сотрясал воздух. Совершенно безумный, лишенный всего человеческого.       - Прекрати немедленно! – холодно и резко. Такой нежный мелодичный голос у Ваньнина, когда он злится.       Чу Ваньнин не мог его остановить, до тех пор, пока Достопочтенный без сил не уткнулся в живот учителю, обнимая того за талию. А Ваньнин не принялся гладить безумца по волосам.       - Не сходи с ума, Мо Вэйюй. Учитель с тобой. Ну что ты?       Его голос то становился мягче, то наоборот, обдавал холодом.       - Перестань смеяться, так нельзя.       Тасянь-Цзюнь не мог понять, сколько времени он так лежал, успокаиваясь в тепле объятий своей наложницы. Только спустя какое-то время он смог взять себя в руки и сесть на кровати.       Чу Ваньнин напряженно следил за ним.        Откинув правый рукав, Мо Вэйюй еще раз с интересом смотрел на волдыри, которые оставил кипяток и, повинуясь какому-то своему извращенному желанию, Тасянь-Цзюнь поднес больную руку учителя к губам и поцеловал, кончики опухших пальцев.       - У бывшего наставника этого Достопочтенного…. – Он прервался, задумчиво разглядывая ожог. – Не важно… ты мой человек. Только мой. ~       Уже было совсем поздно, когда Тасянь-Цзюнь закончил обрабатывать рану своей наложницы, наложил бинты и, закутав пылающего жаром Ваньнина в одеяла и вышел на свежий воздух. В покоях было слишком жарко. Чтобы учитель согрелся, он велел разжечь все жаровни, какие были в спальне Императора.       Ваньнин не здоров.       Достопочтенному удалось рассмотреть учителя и оценить серьезность ситуации. Ваньнин был крайне истощен. Он и раньше часто худел, отказываясь от пищи, но сейчас упрямец выглядел по –настоящему болезненно и истощенно, ему с огромными усилиями давались даже самые простые задачи. Просто сидя за столом он, казалось, был готов упасть, и лишь неимоверная гордость заставляла его держаться прямо.       Кроме того, Ваньнин не мог съесть и половины своей порции в тарелке, не смотря на все уговоры Императора, отказался даже от сладкого.       На улице стояли заморозки. Там, где раньше были лужи, теперь красовалась тонкая корочка льда.       Безмятежная красота и тишина.       Достопочтенный вернулся в покои и залез в кровать, вжимая в себя пылающее тело учителя. Очень горячий.       Ваньнин протестующе заворчал, когда ледяная глыба в лице Достопочтенного решила забраться к нему под одеяло.       Мо Вэйюй настойчиво уложил Ваньнина на свою грудь и играл его шелковыми волосами. Он задумчиво смотрел в темноту своей комнаты, пытаясь понять свои желания и намерения.       Без всякого сомнения, если Император и дальше хочет наслаждаться обществом Ваньнина, на какое-то время наказание надо прекратить. Кроме того, строго следить за тем, чтобы Ваньнин принимал все лекарства, ведь учитель ненавидит все горькое. Старейшина Юйхэн совсем не умеет заботиться о себе. Или есть другие причины его дурному самочувствию?       Достопочтенный намотал тонкую прядь волос любовника на палец и понюхал дурманящий сладкий аромат.       Ему нужно, чтобы Ваньнин был рядом. Сотни других тел не могут усладить его так, как этот любовник. Кроме того… Тасянь-Цзюнь сам не желал пытаться найти ответа на этот вопрос.       Ведь ни с кем другим он не желал бы лежать вот так, прижавшись друг к другу. Он хочет ненавидеть этого человека. И не хочет ненавидеть одновременно.       Дыхание учителя было ровным. Он доверчиво прижался щекой к мускулистой груди мужчины и дремал, согревшись в его объятиях.       Сломать и убить? Достаточно нажать вот так сильнее и позвонки хрустнут. Некогда великий и беспощадный человек, или сбившийся в комочек и уставший, такой теплый и беспомощный?       Нет. Никогда… до самого конца в этой и в следующих жизнях этот человек обязан принадлежать только Достопочтенному.       Чего бы ему сейчас хотелось? Наверное, полного обладания. Полной власти, чтобы сейчас достичь самого большого удовольствия.       - Ваньнин?       Учитель тихо вздохнул и пошевелился.       - Ваньнин, этот Достопочтенный хочет тебя.       Учитель поднял на него изумленные глаза. Если честно, он и вправду еле мог двигаться от слабости. Сейчас ему трудно пошевелить рукой, а Император желает плотских утех? Но что-то жалостливое в лице Мо Жаня заставило его сменить свое решение.       - Для тебя это и вправду важно?       Тасянь-Цзюнь только пождал губы.       Ваньнин смотрел неотрывно на него, а потом словно смущаясь отвел глаза.       - Что такое? – Достопочтенный коснулся щеки любовника.       - Что смущает моего наставника?       Молчание.       - Ваньнин, этот Достопочтенный не хочет обижать тебя.       - Мо Вэйюй, мы оба знаем, чем это обычно заканчивается. Но если ты хочешь, можешь делать все что … вздумается.- он тяжело выдохнул, а тело против воли напряглось, готовясь выдерживать атаку страсти и новую боль.       - Этому Достопочтенному вздумалось сделать тебе приятно. Не шевелись, твой супруг сам справится…       Иногда Достопочтенный мог быть человеком слова. Сегодня он в самом деле настойчиво решил быть более внимательным к потребностям наложницы. Он понимал, как слаб Ваньнин. И еще отлично помнил, как холоден был с ним учитель в постели за этот год. Последнее сейчас еще больше разжигало интерес Императора.       Ваньнин был болен, сознание дурманил сильный жар. Самоконтроль ослаб и весьма скоро Мо Вэйюй заметил, что тело учителя откликается на ласки. Император уложил Ваньнина себе на грудь, приспуская с него нижнее белье и разведя стройные ноги. Чу Ваньнин был крайне смущен своим положением. Не имея сил на сопротивление, он просто с ужасом смотрел в лицо ученику, не понимая, почему именно сегодня Император выбрал день, чтобы проявить нежность и внимание.       По мере того, как ласки Императора становились все более бесстыдными, выражение лица Чу Ваньнина менялось от напряженного, до испуганного и растерянного.       Человек, который боится собственного удовольствия. Который дрожит от осознания того, что дозволил себе лишнее, но не может от этого отказаться.       - Не надо…       Какой слабый и жалкий аргумент. Достопочтенный прикусил его мочку уха, приставляя к отверстию учителя свой напряженный член. Ваньнин мог просто лежать пластом, Мо Жаня возбуждало даже это.       - Не… надо.       Еще более неуверенно. От жара и слабости у него не было сил на сопротивление желаниям собственного тела.       - Достопочтенный хочет услышать, что-то иное…       - Мо Жань…- тихо прошептал Ваньнин и выгнулся, когда плоть любовника толкнулась в его тело, медленно заполняя все внутри.       Раньше Мо Жань не щадил его и входил сразу, с размаха. Но когда Тасянь-Цзюнь брал на себя труд был более аккуратным, Ваньнин понимал, что терпит крах. Все его существо откликалось на ласки любимого человека, а внутри все кричало и обливалось кровью.       Если бы это могло быть полное единение, не только тел, но и разума. Согласился бы его ученик делать такие непристойности со старым и развратным учителем? Ваньнин никогда бы не осмелился даже намекнуть Мо Жаню из прошлого о таких непристойностях.       - Не кусай руку, расслабься. Вот так.       Еще толчок и учитель тихо ахнул, застыв, не смея дышать, а налитой и восставший орган Императора вторгся в его тело на всю длину. Размер Императора был чудовищно большой и даже Ваньнин, который не первый год делил с ним постель, не в силах был до конца к нему привыкнуть. Хотя редко когда у него была такая возможность. Чаще это орудие беспощадно рвало его плоть, доводя до безумной боли.       - Вот так… не нужно затаивать дыхание. Расслабься. Сейчас я начну двигаться. Обопрись о мою грудь.       Обычно он трахал Ваньнина грубо, быстро, резко.       Но сейчас ослабленное тело не выдержит такой марафон. Он гладил лежащего у себя на груди Ваньнина по спине, пока не убедился, что тот восстановил дыхание и его мышцы больше не сведены спазмом.       Толчок, мягкий и слабый. Еще, более уверенный.       Учитель выгнулся в спине и хрипло выдохнул почти в лицо Императору.       Какой приятный вздох, наполненный желанием. За столько времени Этот Достопочтенный сегодня самыми сложными путями сумел разбить лед в их отношениях. Ваньнин после довольно жалких попыток проявить инициативу, просто отдался воле и желаниям любовника. И хотя его наслаждение в этом акте не оставляло сомнений, он был слишком слаб, чтобы хоть сколько-то самому угождать Императору.       Будет ли сердит Тасянь-Цзюнь на его нерадивость и неловкость?       Достопочтенный ликовал. Пусть этот человек сейчас и вправду был окончательным калекой, только он мог полностью удовлетворить темную страсть своего повелителя.       Внутри Чу Ваньнина было так горячо, а его тело на редкость податливо. Ваньнин не отталкивал его, не отворачивался. Когда Тасянь-Цзюнь кончил в его тело, он услышал тихий и такой соблазнительный звук, похожий на стон и тихий выдох. Ваньнин тоже достигал пика наслаждения и Достопочтенный позволил ему излиться себе на живот.       Липкие, горячие и сплетенные воедино тела. Как привычно напрягаются ноги учителя во время оргазма.       - Ты этого хотел?...- голос учителя был крайне хриплым.       Мо Вэйюй не ответил, отводя глаза а сторону. Из приоткрытых ставней падал тонкий луч лунного света.       Этого утешения он хотел? Почему ему так хочется ответить «да»? Разве не лучше было бы откинуть от себя грязную похотливую тварь? Его старший брат, его единственный возлюбленный, разве это не единственное, чего должно желать сердце Императора?       Ваньнин нахмурился. Только что он отдался этому человеку, а Мо Вэйюй думает о другом? Их тела еще едины.       Ревность вцепилась в сердце учителя острыми иглами. Год за годом он видел, как ученик теряет к нему интерес и крутится вокруг такого красивого и нежного Ши Минцзина.       Но сейчас…       - Нет, смотри на меня. – Чу Ваньнин собрал все свои силы, приподнялся и властно поцеловал Императора бессмертных.       Да, он его человек, его наложница пятого ранга, как сегодня изволил напомнить Достопочтенный.       Но Ваньнин не мог смириться, не мог стать этой наложницей до конца. По своей природе он, как и Мо Жань был собственником, не желающим ни с кем делиться.       Если через день, даже час судьба улыбнется им и учитель найдет способ вырвать проклятый цветок из груди ученика, если Мо Жань свернет на верную тропу, Чу Ваньнин будет рядом, чтобы помочь, поддержать и защитить. А потом? Потом, сгорая от стыда, как учитель будет смотреть в глаза ученика, вспоминая все непристойности, что говорил и делал?       Но это потом.       А сейчас, Чу Ваньнин желал, чтобы этот мужчина тоже принадлежал только ему одному.